БЕРИЯ И АБАКУМОВ

У двух коллег, длительное время ходивших в рангах начальника и подчиненного, вдруг с 19 апреля 1943 года, когда молодой заместитель Лаврентия Павловича Берии по НКВД СССР Виктор Семенович Абакумов стал главой самостоятельного контрразведывательного органа, нацеленного на оперативное обслуживание войск, — Главного управления контрразведки (ГУКР) Смерш НКО СССР, появились частые расхождения во мнениях. Бывший начальник ревновал к росту, причем стремительному, своего молодого подчиненного.

Берия оставался наркомом внутренних дел, а 35-летний Абакумов вдруг обрел пост заместителя наркома обороны. А как известно, вооруженными силами, тем более в военное время, заведовал сам Сталин. Он взял на себя функции наркома обороны страны — главного ведомства в государстве военного времени.

Шла война. Армия воевала. Оперативное обслуживание войск было, естественно, поручено армейской контрразведке.

Это позволяло ее руководителю часто и, может, чаще других чиновников и генералов и даже маршалов бывать с докладами у Верховного главнокомандующего, что многих завистников при больших партийных, военных и чекистских чинах и должностях сводило с ума. Такова уж природа человека.

Скажите — как говорил великий бразилец Жоржи Амаду, — кто в этом мире может уберечься от завистников? Чем выше стоит человек во мнении своих сограждан, чем важнее и почетнее пост, который он занимает, тем быстрее он становится мишенью для злобной зависти: на него изливаются целые потоки грязи, реки напраслин и океаны клеветы.

Оба были слепыми приверженцами авторитаризма вождя, его клевретами — приспешниками, подкаблучниками, не брезгующими ничем, чтобы угодить своему покровителю. Старший спал и видел себя преемником увядающего вождя, а младший свято верил в него, он был его совестью и тенью. У обоих немало осталось невинно пролитой крови на обшлагах их мундиров и пиджаков. И оба завершили свой путь трагично — оказались расстреляны в период правления Никиты Хрущева, который тоже приложился к той крови, что не течет по жилам, а вытекает из них — и на Украине, и в Москве. Это он умудрился накануне войны, буквально за несколько дней до ее начала, приволочь Сталину длиннющий список командного состава Красной армии из Киевского особого военного округа для расстрела как врагов народа. Даже Сталина, отца тезиса о разворачивании классовой борьбы в период строительства социализма, такой жест Хрущева поверг в шок, а потом бросил в ярость.

— Кто хозяин на Украине? — буквально взревел Сталин, видя очередную глупость партийного блюдолиза. — Посмотрите на часы!

Первый секретарь компартии Украины не понял сталинский подтекст, бросил взгляд на часы и только потом уразумел, что имел в виду вождь, — война стучится в дверь страны, а он с расстрелами врагов народа.

И опять же это он потом, придя к власти в результате подковерной возни, через интриги и коварства, распорядился, как мясник, расправиться со своим еще недавним другом

Лаврентием Берией в подвале штаба Московского военного округа, а генеральному прокурору Роману Руденко, поддерживавшему обвинение против Виктора Абакумова, на его вопрос — «Что делать? Как дальше быть с осужденным — суд ведь завершился?» — гаркнул в телефонную трубку: «Кончайте его!» То есть застрелите, как скотину, как зверя. Это был не суд, а судилище. Тем более смертная казнь была в то время отменена.

А начальника 4-го Управления НКГБ СССР, занимающегося разведкой, заброской в тыл к немцам нашей агентуры и диверсионными актами, генерал-лейтенанта Павла Анатольевича Судоплатова только за то, что работал в «эпоху» Берии и часто бывал у Сталина на докладах, упек на 15 (!!!) лет во Владимирскую тюрьму. Лучший руководитель разведки и диверсант Страны Советов просидел в казематах весь отведенный срок — от звонка до звонка. Там он ослеп и дважды заработал обширные инфаркты. Он словно забыл тургеневскую притчу: «Идите вперед, пока можете, а подкосятся ноги — сядьте близ дороги да глядите на прохожих без досады и зависти: ведь они недалеко уйдут».

Недалеко ушел и Хрущев, заклеймивший тирана, но и сам оказался проклинаемый родственниками тех, у кого обманом и местью забрал жизнь. Таких людей было много, очень много, хоть он и пытался очиститься от скверны, от греха путем уничтожения своих и чужих архивов. Но, увы, — архивы не горят! Во всяком случае — не все!

А вот еще один пример конфронтации Берии с Абакумовым.

Сталинградским фронтом в июле-августе 1942 года командовал генерал-полковник Василий Николаевич Гордов, который в общении с подчиненными был груб и порою даже жесток. Кроме всего прочего от командиров разных степеней во фронтовое управление особых отделов, которым руководил генерал Николай Николаевич Селивановский, поступали жалобы об ошибках и некомпетентных решениях командующего, могущих привести к тяжелым последствиям для войск. Не раз военный контрразведчик обсуждал этот вопрос с членом Военного совета фронта Н.С. Хрущевым, но тот держал нос по ветру, уходя от обсуждения кадрового вопроса.

— Николай Николаевич, Гордов, конечно, вспыльчивый, даже злой человек и никудышный командир, но вы же должны меня понять, я его подчиненный. Мне как-то неудобно «капать» на командующего, — хитрил Никита, понимая, что командующий назначен с одобрения Сталина.

— Но, Никита Сергеевич, понятия «Гордов и боеспособность», «Гордов и жизни тысяч наших солдат и офицеров» туго связаны между собой. Судьбы людей и должность — это разные категории, — пытался втемяшить это в крупную голову члена Военного совета фронта генерал Селивановский. — Судьбы людей в настоящее время в руках командующего.

— Я понимаю, каждый бой, каждое сражение приносят нам ужасающие потери, мои политработники тоже ропщут, — крутился Хрущев, как карась на сковородке.

С другой стороны, он как бы подталкивал главного особиста фронта к судьбоносному решению — взять на себя смелость доложить в Москву самому назначенцу командующего. И вдруг 25 июля 1942 года эта смелость конкретно реализовалась. Николай Николаевич, понимая всю опасность сложившейся обстановки и боясь потерять дорогое время, совершил поступок. Он решился отправить в Москву телеграмму… самому Сталину, через головы членов Военного совета фронта, непосредственного начальника Управления особых отделов Виктора Абакумова и наркома НКВД Лаврентия Берии. Этот документ спасал Сталинград от падения, которое произошло бы в первой декаде августа, максимум — в конце месяца — обстановка способствовала тому.

Шифровку в Москву готовил его подчиненный капитан М.А. Белоусов. Михаил Александрович, впоследствии ставший генерал-майором, руководителем окружного масштаба, вспоминал, что в подготовленной шифрованной телеграмме излагалась сложившаяся критическая обстановка на фронте, давалась отрицательная характеристика Гордову как военачальнику и человеку. Сообщалось также о негативной реакции в войсках на его назначение и командование. В конце указывалось соображение, что при назначении Гордова рекомендовавшими его товарищами на высокую должность допущена серьезная ошибка, которую необходимо как можно скорее исправить.

Селивановский знал, какой опасности он себя подвергает, на какой риск идет. В кругу же своих сотрудников, посвященных в содержание шифровки, был откровенен:

«Не важно, что будет со мной, что станет с нами. Главная сегодня задача — спасти Сталинград. Спасти страну. С Гордовым мы ее не спасем, мы проиграем битву и потеряем Сталинград! А с потерей Сталинграда можем потерять и Россию. Отступать дальше некуда! После возможного падения города-твердыни на Волге японцы осмелеют на Дальнем Востоке. Это очень и очень опасно для армии и государства».

На следующий день из Москвы пришла телеграмма. Николая Селивановского вызывал нарком внутренних дел.

«В Москве, — вспоминал Селивановский, — Берия долго меня ругал, заявляя, что я сую нос не в свое дело, что назначение командующих фронтами — прерогатива Ставки и Верховного главнокомандующего».

Начальник Особого отдела фронта держался стойко и достойно. Он еще раз высказал свою озабоченность такой обстановкой и подчеркнул, что действовал не столько как чекист или коммунист, а как человек, совсем не безразличный к тому, что происходит на фронте.

— Идите, будем разбираться, — буркнул Берия и схватился за звонящую телефонную трубку…

В отличие от Берии Абакумов воспринял информацию своего подчиненного спокойно. Берия же после встречи с Селивановским вызвал Виктора Семеновича и начал орать:

— Какого хрена твой Селивановский лезет в ж…пу, суется не в свои дела? Ты что, всем своим подчиненным так разрешаешь работать? Это же настоящий бардак! Нашелся полководец! — кипятился раскрасневшийся Лаврентий Павлович, меряя быстрыми шажками коротких ног красную дорожку кабинета.

— Нет, это наши общие дела, они касаются судьбы страны, а насчет ж…пы это вы слишком неосмотрительно указали на

Кремль, — последовал дерзкий ответ набиравшего силу и авторитет начальника военной контрразведки.

Берия понял свою роковую оплошность.

— Что ты мне хреновину несешь, патриоты дешевые нашлись, как сговорились, — продолжал злиться Берия из-за того, что Селивановский вышел на Верховного напрямую. Гремел словами он недолго, а потом стал сдавать. Он действительно перепугался вылетевшего невзначай язвительно-опасного слова.

— Разрешите идти? — обратился к наркому Абакумов.

— Идите, — торопливо проговорил Берия и стал размышлять, одновременно пугая и успокаивая себя: «Вот будет выволочка, если Абакумов заложит меня Иосифу. Думаю, Хозяин не поверит ему. А может, Виктор и не скажет. Надо признаться, он порядочный в этих вещах. Так что, спокойно, Лаврентий, спокойно, не подавай вида этому молодому начальнику, что испугался. Он же еще мой заместитель в НКВД».

Абакумов знал, что Гордова назначил сам Сталин по рекомендации Тимошенко, а поэтому поначалу осторожно относился к информации своего подчиненного. И все же в конце июля 1942 года намеревался доложить о взрывоопасной обстановке в войсках. Но случилось то, что случилось. Телеграмма попала в цель. Уже на следующий день после доклада Селивановского в Ставке был издан приказ № 227 под названием «Ни шагу назад», содержание которого приведено ниже.

Сталин среагировал в своей манере:

— Товарищ Абакумов, в таком случае поезжайте с комиссией от моего имени в Сталинград и разберитесь там. Переговорите с командирами и политработниками, подключите свои возможности, хотя то, что нам доложил Селивановский, очень меня насторожило. Ставке нужна правда и только правда. Сами понимаете, как говорят, душой измерь, умом проверь, тогда и верь. Вам я поручаю установить истинную причину фронтовой грызни и есть ли опасность разрушения принципа единоначалия?

Сталин замолчал, попыхтел притушенной трубкой. Потом стал раскуривать ее, пока не показались две струйки сизого дыма из ноздрей, и добавил:

— Имейте в виду, товарищ Абакумов, операция секретная. Особенно не афишируйте, возможно, мою с Тимошенко ошибку.

— Ясно, товарищ Сталин, — отчеканил Абакумов…

Но Сталин не был бы Сталиным, если бы не перепроверял информацию. Он считал, что во всех делах полезно разумное недоверие. И в то же время вождь хорошо знал наказ Демокрита — «не относись ко всем с недоверием, но будь со всеми осторожен и тверд».

Параллельно комиссии Абакумова 12 августа 1942 года он послал на Сталинградский фронт и группу военных во главе с начальником Генштаба А.М. Василевским. И вот когда по возвращении их в Москву он свел информацию, стало ясно, — Василия Николаевича Гордова надо непременно снимать с должности, менять обстановку. От напряженной многодневной работы под огнем и недосыпаний у командующего фронтом возник нервный срыв. А в Сталинграде нужно было иметь стальные нервы или не иметь никаких. Его назначили заместителем командующего фронтом.

Новым командующим Сталинградским фронтом стал генерал-полковник А.И. Еременко при старом члене Военного совета фронта Н.С. Хрущеве. Они вызвали на беседу Чуйкова. Вспоминает В.И. Чуйков:

Это все общеизвестные факты, но мне хочется остановиться на роли Абакумова в этой поездке и беседе со многими военными — офицерами и генералами. В том числе и с генералом Гордовым. Нашлось время пообщаться и со своими подчиненными. Был разговор также и с Чуйковым, который в своей беседе привел ряд фактов, свидетельствующих о бестактности и упрямстве Гордова, а также о его частых непродуманных решениях, которые могли обернуться поражением наших войск и большой кровью.

Заглянул он, естественно, и в Особый отдел фронта. Начальник отдела Николай Николаевич Селивановский доложил Виктору Семеновичу о проделанной работе за месяц. Результаты были впечатляющими. Эту справку Абакумов забрал с собой для доклада Сталину.

После образования 19 апреля 1943 года Главного Управления контрразведки — ГУКР Смерш НКО СССР во главе с генерал-лейтенантом Виктором Семеновичем Абакумовым и подразделений Главка на местах (фронтах, округах, армиях и дивизиях) армейская контрразведка стала выходить на просторы большей самостоятельности. Командиры разных степеней заговорили о том, что без разведки армия слепа, а без контрразведки — беззащитна. Виктор Абакумов стал чаще бывать на докладах у Сталина как истый и первый защитник армии. Лаврентия Берию это злило. Он часто рассуждал примерно так: «Теперь все «сливки» с фронтов будут миновать его и через молодого руководителя, выпестованного им, станут ложиться на стол Хозяину первыми. Ничего, ничего, я на него управу найду. По глиняной жиже бегает, занесет на повороте и шлепнется».

Что ж, в этих раздумьях Лаврентия Павловича были пророчества Кассандры «в штанах». Не без его «помощи» эти пророчества нашли дорогу, с которой взошел на эшафот Виктор Семенович Абакумов.

После 1943 года Берия уже не приказывал Абакумову зайти к нему в кабинет, а унизительно для своей чванливой натуры просил сделать шаги в сторону его канцелярии. Это изменение в поведении бывшего шефа Виктор Семенович почувствовал, когда перед и в период проведения Тегеранской конференцией группа сотрудников Смерш, проинформировав свое руководство, предложила командованию 131-го мотострелкового полка пограничных войск НКВД, который был задействован в охране наших объектов в иранской столице, откомандировать в СССР ряд военнослужащих по оперативным соображениям. Берия курировал этот полк, а поэтому болезненно отнесся к операции смершевцев. В беседе с Меркуловым он не раз поднимал вопрос о зазнавшемся Абакумове. Меркулов холуйски кивал в знак согласия.

Когда в 1946 году генерал-полковник В.С. Абакумов согласился возглавить Министерство государственной безопасности (МГБ), то первое, что он сделал в новом своем ведомстве, — начал глубокую и широкую чистку центрального аппарата от соглядатаев главного эмвэдэшника. Он стал изгонять бериевцев. Абакумов даже умудрился завербовать начальника личной охраны Берии полковника госбезопасности Рафаэля Семеновича Саркисова, который использовался своим шефом кроме основных функций также в качестве сводника, поставлявшего ему слабый пол для утех. А потом занимался и организацией помощи жертвам насилия своего шефа — устраивал их в клиники для проведения анонимных абортов.

У Абакумова собралась уже целая картотека женщин, изнасилованных сталинским паладином. Саркисов во второй половине 1953 года был арестован. Находясь в тюрьме, сошел с ума, но тем не менее в 1959 году по указке Хрущева был осужден на 10 лет лишения свободы по обвинению в измене Родине.

Берия, практически второе и самое приближенное лицо в государстве к телу вождя, не раз жаловался Сталину, что Абакумов не управляем. Но Сталин исповедовал одну из максим римского сената, приписываемых итальянскому мыслителю Никколо Макиавелли, — «разделяй и властвуй». Он понимал, что стратегия поддержания власти путем разделения большой концентрации той самой власти или дробления на группы, которые индивидуально имеют меньше власти, приносит успех.

Сталин хорошо усвоил типичные элементы техники такого руководства. Оно заключалось в создании или в непредот-вращении мелкой вражды и ссоры среди меньших игроков. Такие отношения в его понимании, как неприязнь, взаимная ненависть, недоброжелательные отношения, истощают ресурсы и предотвращают союзы, способные бросить ему вызов. Он считал, что надо помогать тем, кто желает сотрудничать с ним, за счет непослушных чиновников и создавать обстановку недоверия и вражды между подкаблучниками, стремящимися объединиться, и т. д.

Таким оружием политического шарлатанства владели практически все великие правители и в первую очередь-диктаторы. Сталин был одним из мастеров стравливания своих подчиненных. Когда после ареста своей жены Молотов обратился к Сталину с вопросом — кто и за что ее посадил и не может ли он посодействовать ее освобождению, вождь ухмыльнулся и сначала кивком, а потом и перстом показал в сторону Лубянки, намекая, что это сделал Абакумов.

Скажите, после этого мог бы быть союз, дружба или товарищеские отношения между Вячеславом Михайловичем и Виктором Семеновичем? Хотя команду «фас» на арест Полины Жемчужиной, жены недавнего второго лица в государстве, естественно, дал хозяин Кремля. То же самое делал со своими подчиненными в своем аппарате НКВД и верный последователь Сталина Лаврентий Берия: стравливал, сталкивал, снимал, арестовывал, сажал и расстреливал своих же коллег.

Абакумов при всей порой жесткости своего руководства этих экспериментов не проводил. Он, как правило, защищал своих подчиненных. А подвели его опять партбояре, которые боролись за теплое место под кремлевским солнцем. Не без влияния Лаврентия Берии писались пасквили-справки его выдвиженцами, заместителями в разное время — Всеволодом Меркуловым и Иваном Серовым на быстрорастущего своего коллегу Виктора Абакумова.

Но и по Берии вскоре ударил Сталин. После казни главных обвиняемых «по ленинградскому делу» в октябре 1950 года начались новые перестановки сил в органах госбезопасности и Министерстве внутренних дел. Не доверяя больше Берии, Сталин сфабриковал дело о новом «националистическом заговоре», целью которого якобы было присоединение Мингрелии, одного из районов Грузии, где родился Берия, к Турции. Берия вынужден был «принять меры» к своим землякам. Он начал «чистку» грузинской компартии: снимал, сажал, расстреливал свидетелей.

12 июля 1951 года арестовывается Абакумов как лидер и «мозговой трест» якобы еврейского националистического заговора в органах МГБ в маленковско-рюминской трактовке.

В октябре того же года Сталин нанес еще один удар по Берии, заставив его арестовать старых сотрудников прокуратуры и госбезопасности еврейской национальности. Начались аресты… Вот только несколько имен: Наум Эйтингон, Леонид Райхман, Лев Шварцман, Лев Шейнин, Иван Майский…

Со смертью Сталина прекратилось пополнение списка его жертв. Продолжил этот список уже «дорогой и любимый» Никита Сергеевич Хрущев, но это уже другая тема из другой истории, а может, и другая книга.

И все же главная причина немилости Сталина к начальнику генерала Кравченко Абакумову завязана скорее не на обвинениях Рюмина, а в неожиданно появившейся трусости министра госбезопасности войти в клинч с Берией. Как известно, в начале 50-х Сталин понимал, что могильщиком его может быть только один человек — Берия, ведь предают и продают только близкие, а поэтому дал указание Абакумову произвести аресты среди земляков Берии — выходцев из Мингрелии.

Существует версия, что во время инструктажа он намекнул однозначно на Берию, заявив:

— Ищите в заговоре «большого мингрела».

Абакумов должен был и сам понять, кого подразумевал вождь в образе «большого мингрела».

Сталин ждал, проходили дни-недели, но результатов-никаких. Дело продвигалось слишком медленно, что объясняло боязнь или жалость Виктора Семеновича подводить под расстрельную статью Лаврентия Павловича, с которым в последнее время он постоянно конфликтовал.

Когда Сталин это понял, Абакумов был обречен. Он уже не доверял и ему, несмотря на то что для Виктора Семеновича Иосиф Виссарионович был не только вождем, но и самой совестью.

«Не хочешь мне помочь, — мог так подумать вождь, — сам сядешь. Струсил, а еще министр госбезопасности! Ну тогда пеняй на себя».

Так и получилось!

Вот такой был начальник на Лубянке у Николая Григорьевича Кравченко. Конечно, многого, что сегодня нам известно о деятельности Абакумова, молодой генерал не знал…