ВТОРОЙ ФРОНТ

Конференция в Тегеране дала ответ на мучительный вопрос как наших воинов, так и всех советских граждан, участвующих в тяжелейших баталиях на полях сражений и не менее сложных делах в промышленности и сельском хозяйстве, работающих не покладая рук для фронта. Всем было тяжело.

Вопрос задавался многими военными и политиками совсем не риторический, а конкретный: страна воюет вместе с союзниками третий год, а прямого участия в боевых действиях с их стороны не видно.

Союзники обещали открыть его уже на второй год войны. Но за двухлетний период откладывания высадки в Северной Франции — с мая 1942 до июня 1944 годов — только безвозвратные потери советских вооруженных сил (убитыми, пленными и пропавшими без вести) составили более 5 миллионов человек.

Почему? Может, боятся немцев? Тогда мы и сами справимся с германскими пришельцами!

И вот пришел час ответить на этот злободневный вопрос трем руководителям стран, участвующих в войне против Гитлера.

К концу 1943 года, несмотря на огромные потери Красной армии, Советскому Союзу удалось почти немыслимое: не только устоять в тяжелейших сражениях, но и нанести гитлеровцам сокрушительные удары. Становились все более реальными перспективы форсирования Вислы, Одера и Рейна, а может быть, даже Сены!

Газеты на Западе зашумели о том, что «полчища большевиков» в лице Красной армии могут пройти по всей Западной Европе и остановиться на берегах Атлантики. В этих условиях бросок через Ла-Манш, с которым тянули англичане и американцы, мог оказаться запоздавшим. Высказывалось даже мнение, что этот бросок могут осуществить, только в обратном направлении, советские воины.

Такое положение вещей наконец осознали все участники коалиции. Правда, Черчилль по-прежнему настаивал на балканском варианте, но Рузвельт склонялся к целесообразности, конечно же, в интересах США, удовлетворить настояния Сталина. Речь шла прежде всего о необходимости застолбить за собой Западную Европу и заручиться весомой поддержкой СССР в битвах за Тихий океан.

То ли гений Сталина, то ли мудрость и решительность его оруженосцев подсказали ему, что настал момент истины — использовать элементы, сотканные из противоречий и взаимопониманий между союзниками. Ему предстояло убедить Рузвельта: Советский Союз — не просто надежный союзник в войне, но и полезный партнер «на период после победы» в качестве противовеса британским глобальным колониальным амбициям…

События, связанные с открытием второго фронта в Европе, начались весьма трагично. В мае 1943 года американский генерал Эндрюс и его начальник штаба пролетали над южной оконечностью Исландии, которую окутал густой туман. Автор был в этой стране и четко представляет, что такое исландские молочно-дымчатые туманы, когда не видно ни зги в десяти метрах. Машины не едут, а медленно ползут, как огромные черепахи, с золотистым маревом света спереди и кровавым — сзади.

Американский пилот ошибся в ориентации, и самолет, врезавшись в неожиданно возникшую перед ним скалу, разбился. В лице генерала Эндрюса и его начальника штаба погибло верховное командование вооруженных сил США на европейском театре военных действий. Как писал американский журналист Ральф Ингерсолл, это случилось ровно за восемь дней до того, как в Вашингтоне на совещании с начальниками английского и американского генеральных штабов Черчилль и Рузвельт окончательно решили, что вторжение для соприкосновения с германскими войсками через северо-западную Европу будет происходить с Британских островов. После чего английскому и американскому командованию был отдан приказ — составить план и провести подготовку к этой операции, срок которой был намечен на весну 1944 года.

Название плана «Оверлорд» — (англ. — «сюзерен», «верховный властитель». — Авт.) дал Уинстон Черчилль. Но даже и этот горячий по срокам проект вторжения оговаривался определенными условиями, при которых, как считали авторы плана операции, вторжение могло быть осуществлено. В число этих условий входили следующие моменты:

— если ветер не будет слишком сильным;

— если прилив будет как раз такой, какой нужно;

— если луна будет именно в той фазе, какая требуется;

— если немецкая оборона за это время — между написанием плана и его выполнением — не будет усовершенствована;

— если у немцев к тому времени окажется в северо-западной Европе не более двенадцати подвижных дивизий резерва — и при условии, что немцы не смогут перебросить с русского фронта более пятнадцати дивизий за первые два месяца, и так далее.

Реализация плана кроме этих условий зависела, разумеется, и от наличия войск, десантных судов и необходимого снаряжения, которые долгое время поступали не в Англию, откуда должно было начаться вторжение, а на второстепенные фронты.

Как известно, второй фронт был открыт лишь тогда, когда Советская армия вступила на территорию вражеских государств и когда стало ясно, что она одна способна оккупировать всю Германию и освободить Западную Европу от фашистских захватчиков.

Таким образом, основной причиной, задержавшей открытие второго фронта, была политика, которую проводили Черчилль и его единомышленники в Англии и Соединенных Штатах.

Как писал упоминаемый выше Ральф Ингерсолл в своей книге «Совершенно секретно», кампания, начавшаяся прорывом на Брестский полуостров, была достаточно сумбурна — то есть отличалась непоследовательностью, резкими разногласиями между верховными главнокомандующими относительно дальнейших действий и быстрой сменой крупных событий.

Война одинакова для любой армии. О просчетах в Красной армии мы читали и читаем сегодня особенно часто в связи с открытием многих архивов, но аналогичные случаи были и у американцев, и у британцев.

Начиная с того момента, когда во время перехода из Америки в Африку в ноябре 1943 года по линкору «Айова», на котором находился президент США Ф. Рузвельт, направляющемуся в Тегеран на конференцию, эсминцем эскорта была случайно выпущена торпеда, прошедшая в двухстах метрах от флагманского корабля. Можно только представить, что могло случиться, если бы произошло это трагическое недоразумение.

А что касается десантирования и проведения операций на территории Франции, отмечались случаи, когда офицеры, игнорируя режим секретности в переговорах, матерились, послав к черту коды и военную фразеологию, на терпком и едком американском языке. Вот несколько примеров:

«Нет ни бензина, ни боеприпасов, ни продовольствия! Последнее можем достать на месте, (ясно, путем мародерства. — Авт.), но просим дать указания, как нам наладить здесь производство бензина и боеприпасов»

Или такой пассаж:

«Нахожусь в предместье, имея перед собой целую немецкую армию, которую нечем обстреливать. До сих пор совершал невозможное. Но как быть дальше?»

Разногласие между английским и американским командованием возникло из-за того, что для смыкания армейских клещей англичанам надо было пройти только тридцать миль, тогда как американцы, наступавшие с юга, должны были преодолеть огромную дугу, примерно в 125–150 миль длиною, волоча за собою тыловые обозы.

Но в конце концов американцы вышли туда, куда должны были выйти, и обрушились на то, что недавно было тылом германских оборонительных позиций, тогда как наступление англичан выдохлось в пункте к северу от населенного пункта Фалез.

Оба командующих Монтгомери и Патон действовали несогласованно, однако вслед за беспощадным истреблением немцев в фалезской горловине, за падением Парижа и форсированием Сены последовало стремительное продвижение к границам Германии. Англичане устремились вдоль побережья, цепляясь за свои коммуникации через Ла-Манш. Американцы обошли Париж с двух сторон. Когда их первая армия прорвалась через Сену на восток, резерв германских войск оказался под угрозой быть отрезанным.

До этого еще его можно было бросить против янки, чтобы сделать последнюю попытку — помешать американцам форсировать Сену. Но получилось так, что германский командующий Западным фронтом фельдмаршал Герд фон Рундштедт упустил момент и оказался вынужденным отдать приказ о поспешном отступлении. До этого германская 15-я армия, о которой идет речь, не сделала ни одного выстрела. Путь ее отступления проходил через город Моне на бельгийской территории, у самой французской границы.

Захваченные в плен у Монса немецкие офицеры были уверены, что война закончена. Даже некоторые генералы и полковники тоже так считали. Командир одного артиллерийского полка в звании полковника обратился к захватившему его американскому офицеру с просьбой отвезти письмо его жене в Берлин: «Вы будете там через неделю».

Гитлеровские генералы заявляли американцам, что германская армия просто перестала существовать, что они уже много дней не получали никаких приказов из штаба и что им известно только о решении отвести всю армию на территорию рейха и там оказать сопротивление, в первую очередь русским.

Они же сообщили заокеанским «гостям», что Западный вал, достаточно оснащенный бетонными дотами и другими сооружениями, совершенно лишен защитников и что, насколько им известно, Германия не имеет резервов, чтобы занять эти сооружения боеспособными гарнизонами.

А еще надо иметь в виду, что германское командование — и это было важным фактором в тогдашних обстоятельствах — все еще находилось в состоянии крайней подавленности в связи с карами, которые посыпались на головы высшего офицерства после покушения на фюрера 20 июля 1944 года.

Как известно в ставке «Волчье логово» возле Растенбур-га, полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг мог уничтожить Гитлера, но судьба опять проявила благоволение к фюреру. По одним данным, девяносто раз Гитлер был на волоске от гибели. Его спас сверстник в детском возрасте на реке Инн. По другим сведениям, сорок один раз судьба спасала его от смерти во время покушений, и только на сорок второй раз она вложила ему в руки пистолет, чтобы он мог выстрелить себе в голову и покинуть разгромленный вермахт, Берлин и Третий рейх, которому пророчил тысячелетнее существование.

Следует отметить, что Штауффенберг, этот смелый, мужественный, высокообразованный офицер был, по сути, не интернационалистом, а нацистом. Так, в 1939 году он писал своей жене из Польши:

Теперь немецкий генералитет и старшее офицерство варились в обстановке всеобщего недоверия друг к другу и доносительства. А еще они спешили поскорее убраться с французской чужбины в фатерлянд — на родину. Они ждали возвращения в родные места.

А в 1944 году Советская армия, преодолевая жесточайшее сопротивление немцев, теряя сотни тысяч солдат и офицеров, неумолимо приближалась к Берлину, освобождая города и села Западной Европы. О битве за Берлин сказано уже много очевидцами этого эпохального события. А пока американцы, встретившиеся с россиянами на Эльбе, отмечали этапы своего одиннадцатимесячного наступления: высадка в Нормандии, освобождение Франции, штурм Западного вала, а затем Рейна и наконец — расчленение нацистского государства.

Американцы считали, что в войне действительно полезный опыт был у них только с англичанами. С русскими не было настоящего сотрудничества. Это был сговор, по их пониманию, с целью обуздать немцев. Президент Рузвельт только дважды за время войны встречался с главой Советского государства. Так они оценивали взаимодействие с нами.

А в конце своей книги американский журналист, все тот же Ральф Ингерсолл, с присущей янки уверенностью подчеркнул:

Так было и в Советском Союзе в 1945 году. Мы тоже слагали песни нашим непобедимым героям, нашему великолепному оружию, нашим великим полководцам и становому хребту Победы — Рядовому Советскому Солдату!

Сегодня мы другие. Сорные семена общества массового потребления, залетевшие к нам с Запада и высаженные в нашу почву ловкачами от халявного бизнеса, сделали нас юзерами — user (англ, «потреблять». -Авт.), которые считают, что нужно такое состояние России, где внешнее стимулирование потребления товаров становится главным условием жизненного существования.

А ведь каждая цивилизованная страна с думающими венценосцами делает все, чтобы дома наладить свои производства — от самолетов и машин, до яблок и морковки. Сегодня, еще недавно говорили чиновники, которые и нынче при власти, нам выгодно все это покупать на Западе — дешевле получается за деньги, вырученные от продажи нефти и газа. Прошло немного времени, и россияне поняли, что их пичкают то «просроком», то «генетически модифицированными» продуктами. Дешевизна импорта вылезла нам боком. Особенно отразился этот процесс на здоровье молодого поколения.

Но нефть и газ — это кровь нашей земли. Может наступить и малокровие! Как тогда содержать будем народ?! За какие деньги — валюты не будет! И это малокровие наступило — цены на нефть грохнулись. Замаячили инфляции, дефолты, рецессии и другие бяки. Выходит, за четверть с лишним века нас кто-то разучил производить свое, чем можно было гордиться и торговать внутри и вне государства. Вступили ведь в ВТО, а торговать чем будем, кроме нефти и газа? Сетуют на то, что деньги в бюджете отсутствуют на инвестиции в отечественное производство, зато лежали полтриллиона «зеленых» в США в виде двух фондов. Они работали за океаном — на экономику дяди Сэма. Сколько там осталось от усушек и утрусок мирового кризиса, одному богу только известно. Нам не дано об этом знать, хотя народ должен знать, куда уходит каждая копейка.

Неспособность рубля зацепиться за развитие собственного производства толкает шустрых бойцов рыночной экономики вкупе с вороватым чиновничеством переплавлять «деревянные» в инвалюту и вывозить ее мешками из России, а там покупать недвижимость в виде островов, вилл, особняков, яхт, футбольных клубов, обучать своих чад, открывать счета в банках, рожать детей и внуков и прочее. С чем мы останемся, если вдруг сланцевый газ окажется правдой и станет выгодным конкурентом нашему «Газпрому», который боится раскошелиться на ренту отдельному гражданину России. А ведь это делают смело в других странах, добывающих углеводородное сырье. Наши жмоты утверждают, что при дележе ренты это составит чуть ли не по три рубля на брата.

Вранье! Почитайте книгу высокого профессионала в этом деле академика Дмитрия Львова «Вернуть народу ренту. Резерв для бедных». Там найдете конкретные ответы на этот злободневный вопрос современности.

Молодому поколению банковское чиновничество бросило конфетку — жить в кредит и упорно убеждает его в том, что цивилизованный мир уже давно живет в ипотеке, а мы, как последние крохоборы, высчитываем, сколько же будет переплаты, и ужасаемся, когда видим, какие деньги дополнительно у нас забрал банк.

Наши предки боялись долговых отношений. Берешь чужие деньги, а отдавать приходится свои. Но их надо еще где-то заработать. А если нет развитого производства, значит, покупающий что-то в кредит потом чешет репу, как расплатиться, если источники поступления денег из реки превращаются в ручеек, который в определенный момент и вовсе пересыхает. Вот она, причина суицидов, воровства, грабежей, разбоев и коррупции.

Не будет своего производства, а основным товаром останется «труба» с нефтью и газом; может, и останется усеченная и патриархальная Россия, но Отечество мы потеряем!

Без современного оружия нам не удержать Отчизну в окружении бурно развивающихся соседей, а для его производства, простите за тавтологию, тоже нужно производство. Да такое, чтобы могло конкурировать с соседями. И опять концы проблемы замкнулись в круг — нужны быстрые темпы индустриализации — коренное переустройство экономики с развитием новых технологий, иначе конец, Россию будут членить соседи. Пока мы держимся за то, что осталось от Советского Союза, дочерпаем до донышка, а оно уже видно, а дальше что?! Так можно и пробить его, и утопить страну…

Когда союзники собирались в Тегеране, была иная картина: СССР, несущий на своих могучих плечах все тяготы войны, смотрелся вместе с Верховным главнокомандующим солидным. Лидер нации был не соломенный, а стальной, победоносный, к тому же уважаемый и чтимый за гигантские стратегические успехи на фронтах и в тылу.