Северная дорога

Когда они выехали из города, Имоджин погнала грузовик безо всякой жалости. Автомобиля, который, как показалось ей днём раньше, следовал за ними, видно не было. В то утро она научила Моха, как заправить машину дизтопливом ручным насосом на территории зоопарка. Сама же, пока он занимался исполнением этого поручения, заполонила весь кузов ненужным, но убедительным исследовательским оборудованием и очень нужными принадлежностями для разбивки лагеря. Научное оборудование было призвано подтвердить их легенду на тот случай, если их остановят: мол, они совершают выезд в поле для исследования щелевых разновидностей крабов в приливных зонах к северу от города. Когда приготовления были закончены, она подошла к нему, проверявшему все шкафы и буфеты в павильоне носорогов на предмет наличия в них хоть чего-то съестного.

– Не теряй время, – сказала Имоджин, протягивая бутерброд и крышку от фляжки, наполненную кофе.

– Ого! – воскликнул он, приятно удивлённый. – Ты где это взяла?

– Мох, это не первый мой выезд на изучение щелевых видов. Я уложила это в грузовик ещё до того, как с рынка уехала. Ну разве я не величайшая из всех коллег в поле?

– Насколько позволяет судить мой ограниченный опыт, так и есть. Не думаю, что когда-нибудь ел бутерброд вкуснее этого. – Мох затолкал в рот остатки хлеба.

Имоджин улыбнулась:

– Мог бы сначала хоть руки помыть. Пойдём. Хочу показать тебе кое-что.

Мох пошёл за нею по широкому кирпичному коридору, увешанному мёртвыми светляками и высохшими полосками липучек для мух. Она толкнула тяжёлую дверь. За ней находилось большое помещение, освещаемое через покрытые водорослями слуховые окна.

Имоджин, пританцовывая, отдалилась от него и, раскинув руки, повернулась в центре комнаты.

– Что скажешь? – Голос её отдавался эхом.

– Похоже на ванную комнату Оливера, – скептически заметил Мох.

Голый бетонный пол шёл под уклон к большому сливу. Зелёные полосы покрывали стены. Воздух в комнате стоял тёплый и влажный.

– Как представляется, местечко это хлебнуло свою порцию требований по обеспечению здоровья и безопасности, – произнёс Мох, запрокидывая голову, чтобы рассмотреть слуховые окна.

– Так здесь же отмывали носорогов! – За спиной Имоджин пушкой стояла металлическая труба с натянутым на неё потрескавшимся резиновым шлангом и большой душевой лейкой на конце.

– Прелестно.

– Под павильоном природный термальный источник. Потому здесь так жарко. До того как зоопарк построили, здесь были городские бани. – Внезапно она встала прямо перед ним. – Я думала, мы могли бы душ принять, прежде чем отправиться в дорогу. Как тебе это?

Мох опешил.

– Хм, не уверен. – Имоджин откинула назад голову, храня улыбку на лице. – Ещё и подцепим чего-нибудь, – рассуждал Мох.

– Говори-говори, – отозвалась она. – Я слушаю.

– Какая-нибудь ужасная носорожья болезнь сидит в трещинах на полу. В местах вроде этого бактерии вечность жить способны.

– Угу.

– Можно и поскользнуться. Ногу можно тут сломать.

– Тогда, полагаю, тебе достанется лишь роль зрителя. – Имоджин принялась раздеваться. Потащила снизу вверх футболку.

– Ну-ка, дай я тебе помогу, – сказал Мох, растягивая футболку у неё над головой.

– В целях безопасности, – выговорила Имоджин из-под ткани.

– Не совсем, – отозвался Мох.

Позже, чистые, одетые, согретые, они распрощались с павильоном носорогов. Получив согласие Имоджин, он уложил странички вахтенного журнала к себе в сумку вместе с «Певчими птицами острова Козодоя». Мох надеялся поделиться этими страничками с Радужником, если он встретится им по дороге. Теперь они держали путь на север, катя по двухполосной дороге, что следовала всем извивам побережья с несколько большей точностью, чем то было по нраву Моху, помнившему про обрывистые скалы.

Северное Радужное море было бурным и грязным. Дождь прошёл, но упрямый ветер по-прежнему напирал в борт машины, требуя от Имоджин полного внимания. Первые несколько часов вся дорога была в их распоряжении, если не считать редких грузовиков, с рёвом проносившихся в обратную сторону. К середине дня стали попадаться небольшие группки людей, шедшие по обочине с причиндалами для разбивки лагеря. Ещё несколько миль – и продвижение замедлилось едва ли не до скорости пешехода из-за пробки, созданной другими средствами передвижения: грузовиками с оборудованием, мотоциклами и даже каретами, запряжёнными лошадьми. Люди и животные передвигались по дороге взад-вперёд и поперёк. Казалось, они попали в самую гущу передвижного карнавала. Выхода не было, оставалось следовать за всеми, пока было светло, и чем гуще становилась толпа, тем сильнее росло ощущение беспомощности. Когда дневной свет угас на западе, появились звёзды и зажглись факелы.

В сумерках объявились гуляки в карнавальных костюмах. Группа в тёмных плащах и с высокими белыми воротниками носила маски птицы авдотки с длинным загнутым книзу клювом. Имоджин замерла, когда мимо прошла фигура ростом никак не меньше восьми футов, голова которой была усыпана золотыми чешуйками. Красные усики свисали с широкого брюха под бумажной маской сазана. Маска раздавала всем, казалось, самые настоящие глаза, но когда насильно всучила один в окошко Моху, то глаз оказался сахаристой конфеткой. Только когда маска прошла, они увидели, что к её спине была привязана девочка-альбинос, игравшая с посохом в виде гигантского насекомого. Карлики в конических чёрных бархатных колпаках с нарисованными выше лиц черепами прокладывали себе дорогу через толпу на ходулях, бросаясь в других странников связками шутих-хлопушек.

– Радужника в такой толпе и не заметно было бы, – сказал Мох.

На особенно крутом участке какой-то пьяный странник запрыгнул на подножку грузовика и, вопя во всё горло, размахивал ревущим факелом, расчищая дорогу. Мох привстал было на сиденье, но почувствовал на своём плече руку Имоджин. В конце концов мужик спрыгнул или свалился. Мох плюхнулся обратно, потирая ладонями колени. На вершине холма двигаться дальше стало невозможно. Машины стояли в пробке, а люди кучками рассаживались по полотну дороги. Земля в стороне превратилась в большой бивуак, полный палаток и трещащих костров, сыпавших облаками искр в холодный вечерний воздух. Как ни устал Мох, а желудок его призывно заворчал на запах обжариваемого мяса.

– Мне здесь в темноте податься некуда, – пожаловалась Имоджин. – Я или вывезу нас прямиком со скалы в океан, или перееду кого-нибудь.

– Попробуй тут. – Мох указал в сторону от дороги. – В ту сторону огней меньше.

Имоджин повернула руль и повела грузовик по пастбищу. Трясло неимоверно, когда они ползли вперёд. Мох выскочил из кабины, когда машина была ещё на ходу. Освещаемый фарами, он привёл Имоджин к раскидистому буку в довольно тихом уголке поля с ровной землёй.

– Можем тут остановиться, – крикнул он.

Имоджин вылезла из грузовика. Вместе они хорошенько осмотрели огни и костры близ дороги.

– Здесь нас никто не побеспокоит, будем надеяться, – сказала она.

– Хотел бы я знать, что тут происходит.

– До той поры, пока люди остаются там, я слишком устала и голодна, чтоб об этом заботиться. – Зевнув, Имоджин опять подалась в кабину и выключила двигатель. Вдалеке слышались крики и улюлюканье. Имоджин полезла через лаз и исчезла в кузове. Вскоре появилась вновь с рулоном брезента. – Мог бы вполне костёр разжечь и расслабиться.

Мох собрал хворост и устроил маленький костерок, пока Имоджин выбрала место для подстилки и принесла корзинку с едой. Сидя на свёрнутых спальных мешках, они ели бутерброды и по очереди прикладывались к бутылке красного вина. Сырое дерево стреляло в пламени. Когда с едой было покончено, Имоджин пинком раскатала спальник и растянулась на нём. Свернула себе косяк с гашишем, но не закурила. Мох вслушивался в шум ветра в деревьях и ёрзал. Бутерброды мало помогли утолить его аппетит, а ничего другого до следующего города быть не могло. Мох, изучая старую карту из бардачка грузовика, высчитал, что это будет где-то к обеду.

– Я пройдусь к одному из костров и выясню, что происходит, – сказал он. – Хочешь со мной? – Не услышав ответа, он повернулся и понял, что Имоджин уже уснула. Мох вытащил из кабины бушлат и пошагал. Он шёл по следам в траве, оставленным их же шинами, и поднимался по склону к дороге. Оттуда он увидел море, всё ещё дикое от почти недели штормов. Небо было тёмно-синее, высыпало полно звёзд, но ветер дул пронизывающий, так что Мох не долго стоял, любуясь. Он шёл мимо кучек народа, веселящегося вокруг костров, но его присутствие, похоже, никого не интересовало. Застегнув бушлат, он поплёлся сквозь грязь и траву к особенно большому костру. Человек двадцать стояли кружком, попивая вино из общих бутылок и тыкая палками в кучу горящих брёвен. Дым разносил запах готовящегося мяса и, похоже, каждые несколько секунд менял направление. В одной стороне костра лежала металлическая решётка, уложенная шкварчащими кебабами и покрупнее нарезанными кусками мяса.

– Хорошо пахнет, – сказал он юноше со свалявшимися волосами, стоявшему слева от него. Тепло костра приятно ощущалось ладонями.

– Там под углями поросёнок. Днём ребята уволокли его с фермы. – Подросток накинул на себя одеяло, как плащ. – За несколько минут стянули. Пьёшь? – Мох повёл головой, отказываясь от предложенной бутылки, в которой, судя по расширенным глазам парня, было кое-что покрепче вина. – Как хочешь. – Малый сделал долгий глоток.

– Что тут происходит? – спросил Мох.

– Происходит?

– Вот это всё. Все эти люди?

Парень заорал кому-то через костёр:

– Этот малый хочет узнать, что происходит. – В разных местах раздались смешки, но ответа не последовало: люди по другую сторону костра препирались с кем-то, кто решился попытаться походить по горящим угольям. Собеседник Моха покрутил головой и швырнул пустую бутылку сквозь пламя. Мох поморщился, когда кто-то вскрикнул: – Зяблик. – Мох пожал протянутую руку. Она была липкой.

– Лес.

– Лес, ты правда не знаешь? Это ж Чистка-протест. Каждый год происходит, чел. Все мы направляемся в городок Морских Сосен, где идёт большое празднество. Из тех людей, что тут, многие – самые настоящие предки.

– Потомки, ты хочешь сказать.

– Да всё равно, чел. Это их родичей выперли с острова Козодоя. Об этом-то ты слышал, а? Фигня, чел, полная.

– Городок этот далеко отсюда?

– Пешком ещё денёк шагать. У меня уже ноги убийственно ломит. – Перебранка по другую сторону костра приняла более серьёзный оборот, что безошибочно подтверждали удары врезавшихся в тела кулаков, которые было слышно даже сквозь громкие крики. Зяблик подбадривающе орал и пинал ногами огонь, насылая снопы искр на разошедшихся спорщиков. В пламени костра его лицо пылало огнём. Моху обращение к насилию было не по нраву, он махнул снизу рукой, прихватил пригоршню кебабов, рассудив, что они вряд ли станут возражать. Он попытался опять раствориться в темноте, но убедился лишь в том, что за это время вокруг костра собралось ещё больше народу, мешавшего ему уйти. Чья-то грубая рука схватила его за бушлат. Это был Зяблик. – Ты куда это? Веселье только начинается. – Взгляд малого метнулся на полоски ещё дымящегося мяса.

– У меня там друзья, я должен вернуться. – Мох оттолкнул руку Зяблика.

– Спокойно, чел. Ты странный какой-то. Вроде как весь на взводе. Ты что, коп или как? – От Зяблика несло вином и синиспорой. Мох отвернулся.

– Ничего подобного. Я просто учёный-исследователь. Мы… я направляюсь на север и застрял тут в пробке на дороге. – Объяснения его были избыточны, и он понял это. В толпе образовался проход, и Мох вышел из света костра. Зяблик проорал ему вслед какое-то ругательство, но Мох, не обращая на это внимания, уже двигался в сторону грузовика. Несколько минут спустя он оказался в открытом поле, а костёр мерцал лишь далёким огоньком. Ничто не говорило о том, что по его следу кто-то шёл. Он куснул мяса с кончика шампура.

Мох стоял неподвижно, жевал. Возбуждённые крики доносились сквозь шум прибоя и ветра. Море было от него справа, а грузовик где-то слева, невидимый за тёмными зарослями деревьев. Земля перед ним шла наклонно к точке, где дорога виляла влево, обходя скалу. Он уже собрался уходить, как вдруг кое-что привлекло его внимание. Силуэт на фоне неба: большая карета, которую тащила по дороге неуклюжая фигура. Мох непроизвольно присел на корточки. Сомнений не было: то был Эхо.

Чудище пряталось на самом виду, поскольку его принимали всего лишь за ещё одного персонажа карнавала. Пёс с хорошо видной фигурой наездницы на спине двигался, петляя, то оказываясь на виду, то пропадая. Мох выжидал. Они вновь появились впереди кареты и продолжили путь по дороге.

Мох направился к грузовику. Ступив на небольшое возвышение, он оглянулся, но увидел лишь свет костров. Ещё несколько шагов – и что-то сильно ударило по затылку. Кебабы вылетели у него из рук, когда он упал на колени в ирригационную канаву. В нескольких шагах от него по земле покатилась бутылка и звякнула о камень. Мох зажал одной рукой затылок, отыскивая взглядом нападавшего. Он был слишком близко к земле, чтобы разглядеть как следует. Рука, отнятая от головы, была тёплой и липкой. Глядя под ноги, он побежал по другую сторону канавы, где наткнулся на штабель из деревянных ящиков. Жужжание внутри и дрожание крылышек на неприкрытой коже поведали, что он налетел на улей. Ещё несколько ульев расположились рядами. Выбрав один, поближе к середине, Мох присел за ним на корточки. Сбитые с толку пчёлы ползали по его одежде и даже по бороде, но Мох оставался недвижим.

Показались несколько мужиков с палками. Они громко переругивались и толкались, и в пьяном раже время от времени молотили палками по траве. Голос Зяблика звучал громче других. Мох, пригнув голову пониже, вслушивался, как они проходили меж ульями. Он не сомневался: ищут его. Двигаясь вперёд и наталкиваясь на ульи, мужики себе во вред опрокидывали их, а потому вынуждены были разбежаться кто куда, не добравшись до места, где прятался Мох. Крики стихли, но он выждал ещё несколько минут, прежде чем встать. Даже в темноте было видно, что ульи разорены. Он сделал, что сумел, чтобы их выправить, засадив себе в руки несколько заноз. Предоставив пасеку своей судьбе, Мох вернулся к грузовику окружным путём, избегая встречи с бандой Зяблика. Ныл затылок, чувствовалось, как за воротник стекает кровь.

Приближаясь к грузовику по осевшей земле за буком, Мох увидел в темноте точечку света. Не понимая, то ли это и правда свет, то ли оптический обман (результат удара бутылкой по голове), он шагал неспешно и разборчиво. Подойдя ближе к комлю бука, Мох разглядел припавшего к земле мужчину, наблюдавшего за грузовиком. Рука мужчины лежала на ружье, прислонённом к дереву. Мох залез в карман и извлёк шило. Подкрался к чужаку. В этот момент тот почувствовал, что кто-то крадётся к нему, и обернулся. Мох бросился вперёд, ухватил мужчину за волосы и ткнул его головой о ствол дерева. Поднёс острие шила под его левое ухо. Основанием большого пальца он почувствовал, как бьётся пульс в сонной артерии.

– Перестаньте, – прошипел мужчина. – Это я, Шторм.

Мох пинком отбросил ружьё и шагнул назад. Шторм лежал, раскинувшись, среди сухих листьев и буковых желудей и тяжело дышал.

– Вы какого чёрта тут делаете? – спросил Мох, наставляя шило на Шторма.

– Тише, ещё будет время объясниться. Я на вашей стороне. Юная леди в беде. Слушайте.

Мох расслышал голоса позади, прямо у ствола.

– Вставайте, – сказал он Шторму. Пока тот, корячась, вставал на ноги и вытряхивал листья с желудями из бороды, Мох подхватил из травы ружьё. Это было тяжёлое, большое охотничье ружьё, и он не понимал, как с ним обращаться. Пользуясь случаем, ткнул стволом Шторму в грудь. Донёсся крик Имоджин: она звала Моха. Мох поднёс шило к лицу Шторма.

– Выждите пару минут и потом идите за мной, – сказал он.

Шторм решительно кивнул, вцепившись в ружьё обеими руками. Тут Мох вышел из укрытия за раскидистым деревом и обошёл грузовик спереди.

Имоджин лежала на земле лицом вниз, а сверху на ней сидел крупный мужик. Из царапины у него на лбу лилась кровь. Зяблик и ещё один ногами раскидывали костёр.

– Убедись, чтоб ничего не осталось, – орал Зяблик своему напарнику. – Нам никакие свидетели не нужны.

Ещё один мужик, постарше и небритый, встал коленями на землю возле Имоджин. Потёр щёку, словно бы прикидывал свои возможности. Имоджин перестала бороться. Мужик вытащил фонарик на батарейках из кармана спадающих штанов и направил луч прямо ей в лицо.

– Прочь от неё, мигом! – потребовал Мох.

– Это он, – указал Зяблик. – Он коп. Долбаный коп-ворюга, самое малое.

Мужик с фонариком обратился к Моху и спросил:

– Он прав?

– Меня зовут Лес. И с вами тут моя подруга. Вели этому кретину слезть с неё, – сказал Мох. Зяблик похотливо поглядывал на Имоджин. Мох метнулся вперёд и вонзил шило ему в бедро. Зяблик, вопя, упал. Мужик с фонариком и ухом не повёл, остался где и был. Мох слышал, как силилась Имоджин дышать свободнее под тушей нападавшего. Мох пошёл к ней, оставив извивавшегося на земле Зяблика. Он рассчитывал, что, видимо, вполне может навалять мужику постарше, чтобы заставить его более тучного спутника слезть с Имоджин.

– Пошёл! – закричал он. Мужик рассмеялся и, будто сдаваясь, поднял фонарик. Прежде чем Мох смог среагировать, мужик попытался ударить Имоджин по лицу. Та дёрнулась, предвидя нападение. Фонарик ударил толстяка по колену достаточно сильно, чтобы из ручки вылетели батарейки, а лампочка с отражателем, кувыркаясь, полетела в траву. Обливаясь потом, ушибленный свалился с Имоджин. Она перекатилась и ударила его в скулу камнем величиной с кулак. Слышно было, как хрустнула кость. Мох прыгнул на мужика постарше, надеясь сбить его на землю и получить преимущество. Шило взрезало лицо мужика, как кусок мяса. Тот взвыл и в ответ ударил Моха кулаком в грудь. Мох отлетел в сторону. Шило выскользнуло из его пальцев и укатилось в траву. Зяблик поднялся на ноги и заухал, словно истеричный шимпанзе, видя, как меж его пальцев течёт кровь. Прозвучал выстрел. Сначала Мох решил, что кто-то из нападавших прибег к оружию. Толстяк с отвислой челюстью уже матерился, убегая от грузовика в темноту и поддерживая окровавленную руку.

– Что ж, по-моему, этого вполне хватит, – сказал Шторм. С богато украшенным ружьём, прижатым к плечу, он наступал на мужика, который одной рукой вцепился в ручку сломанного фонарика, а другой прижимал вспоротую на щеке кожу. – Я могу убить тебя на месте. Предлагаю тебе, прихватив своих друзей, убираться, пока я не поддался искушению. – Мужик отбросил фонарик и побежал. Зяблик – за ним следом, волоча ногу и вопя благим матом. Толстяка уже и след простыл.

Шторм опустил ружьё. Мох подбежал к Имоджин и помог ей сесть. Он обвил её руками. Она говорила ему в плечо. Позади них Шторм закурил сигару.

– Что она о себе говорит? Всё у неё в порядке? – спросил Шторм, окутанный густым дымом. Мох склонил голову к Имоджин.

– Она сказала вам спасибо, – сообщил Мох.

– Был рад помо…

– Шторм, что вы тут делаете?

– Полагаю, вы могли бы быть более признательным, – ответил Шторм.

– Отдайте мне это ружьё.

С наигранной обидой Шторм отступил назад и поднял ружьё, словно собираясь передать его. Ложе и ствол украшали золотые узоры. Спусковая скоба напоминала Моху эфес церемониальной сабли.

– Обращайтесь с ним осторожно. Довожу до вашего сведения, оно стоит целое состояние. Ружьё принадлежит чёртову Музею, – сообщил Шторм с хитрой улыбкой.

– Он следил за нами, – прошептала Имоджин.