34

На рассвете Орлов собрал людей. Разделил на три рейдовые группы. В прикрытии оставили группу Шульгина. Она получила необычный приказ: спокойно копать окопы, выбрасывая подальше пласты свежей земли, читать мокрые газеты, разворачивая обтрепанные поля на самом ветру, развешивать на шомполах подменное белье, чинить носки и делать все, что заблагорассудится, лишь бы скрыть намерение роты уйти с высоты. Другие группы после спуска должны были стремительно форсировать реку и уйти вверх на штурм новых высот. Орлов коротко разъяснил сигналы и скрытую систему связи. Все радиостанции роты перешли на запасную частоту. Наконец, приготовления были закончены.

Первым резиновый плащ оседлал лейтенант Алешин. Пропустил зеленый капюшон между ног. Покачался из стороны в сторону. Оглянулся с улыбкой. Черные глаза Алешина сверкнули азартом. Веселая забава.

Алешин оттолкнулся ногами от сугроба, погреб грязными сапожищами, как веслами, и медленно покатился вниз.

Сначала его тело проседало в снегу, но вскоре лейтенанта вытолкнуло на твердый наст и понесло вниз, швыряя из стороны в сторону.

Алешин выбросил руку и показал оставшимся большой палец. Отличный спуск!

Тут же следом за ним плюхнулись в проторенную колею другие солдаты, перехватывая скользкие рукава плащей между ногами, и тоже покатились вниз. Тяжелые вещмешки колотили по спинам. Трепыхались, приколотые к бронежилетам, подушечки санитарных пакетов. Прыгнул в накатанную борозду и сам Орлов.

А Шульгин развернул пошире газету, будто хотел прикрыть дырявыми на сгибах листами исчезающую роту. Остальные его солдаты нарочито старательно принялись разбрасывать саперными лопатками землю в разные стороны. Матиевский же для пущей убедительности отошел в сторонку, снял штаны и присел по нужде, обратившись голым задом в сторону гор.

Сержант Богунов собрал со всех шапки и выставил их качаться на суках над бруствером окопа.

Осенев разобрал на разостланной палатке ротный пулемет и принялся спокойно протирать вороненые части масляной ветошью. Самый низкорослый, последний по ранжиру солдат орловской роты владел самым тяжелым длинноствольным оружием, не подходящим ему ни по росту, ни по весу. Дело было в упрямой осеневской воле. Когда прибывшему новичку хотели записать в личное оружие автомат Калашникова, Осенев неожиданно возразил. И потребовал пулемет. На дружные насмешки он вдруг подхватил стоявший возле пирамиды пулемет и начал крутить его вокруг оси словно в цирке, а потом поставил пулемет свечой дулом на лоб и держал вертикально до тех пор, пока старшина Булочка не снял оружие аккуратным уважительным движением. В маленьком, хрупком на вид теле таился сильный характер.

Орлов вышел на связь. Сообщил об удачном спуске обеих групп.

Попросил обождать еще немного.

Богунов тут же начал устраивать сюрпризы для «гостей». Он вырывал в глине ямки величиною с кулак, укладывал в них гранаты планкой вверх, осторожно вынимал чеку. Сверху, на готовые выпрыгнуть планки, Богунов клал пачки с патронами. Затем, придерживая гранаты, засыпал ямки землей. Так делались в Афганистане самодельные взрывные ловушки. Стоило только сдвинуть в сторону лакомую приманку, и земля поднималась дыбом, рассеивая вместе со щебнем смертоносные осколки.

Богунов подбрасывал в руках пачки с патронами:

— Ох, и рады будут гости моему подарочку. Посмотрят, подумают, что за дурни, эти русские, вечно все теряют, забывают. А для душман это железное «печенье», — он кивнул на патроны, — слаще меда. Помните, товарищ лейтенант, душмана поймали в засаде. Весь боеприпас — всего семь патронов. А тут собирай подарки — не хочу… — Богунов забросил в снег колечки с железными усиками. — Я же от природы щедрый: люблю так дарить, чтобы потом больше не просили.

Шульгин напоследок сделал шалаш из старой палатки. Не пожалел дырявое имущество. Шалаш тоже служил для отвода глаз.

— У нас все готово, товарищ лейтенант, — Богунов скомкал газету и подложил ее под небольшой костерчик, собранный из сырых сучьев. — Вот еще маленькая дымовушка. Потлеет немного, пока спускаться будем. Будто мы завтракать собрались. Осталось только решить, — сержант обернулся в сторону, — что нам делать с Гюльчатай?

Ослица дремала стоя, полузакрыв глаза возле окопа Осенева. Все эти дни она ходила за пулеметчиком, как привязанная. Правда во время боя она исчезала с глаз. Но стоило стихнуть свисту пуль, как негромкий рев Гюльчатай извещал, что ослица отправилась на поиски. Она успокаивалась только когда находила Осенева и прятала свою голову у него под мышкой. Вот и сейчас она сонно перебирала копытами возле ротного пулемета, уверенная в близости своего любимца.

— Придется ее оставить, — вздохнул Шульгин. — Что же мы ее волоком потащим? — Шульгин покачал головой. — Как вы себе представляете отход с ослицей на шее? Что это будет? Зоопарк…

— Товарищ лейтенант, — шепотом сказал Матиевский. — Тише, пожалуйста… Не разбудите ее. Пусть она маскирует позиции.

— Точно, — отозвался Богунов. — Пусть будет живой ориентир для душманов. Подумают, что мы еще спим.

— Осенев, — негромко сказал Шульгин. — Слушай приказ. Гюльчатай оставляем на позициях. Для маскировки. Пусть спит по-мирному.

— Товарищ лейтенант, — жалобно прошептал Осенев. — Может, не надо оставлять. Может, не надо такой маскировки. Нельзя же та-ак…

У Осенева задрожали губы.

— Она же не выдержит, товарищ лейтенант. Сердце же у нее…

— Чего сердце? — зло прошипел Матиевский. — Какое у ослицы сердце? Дурак ты, Осенев…

— Сердце у нее не выдержит, — жалобно сказал Осенев.

— Во-о, дает, — сдавленно хохотнул Матиевский. — Сердце у ослицы не выдержит. Да это же животное… Иа-а-а… Во-о, дает…

Осенев растерянно вытянул шею. Лицо у него залилось краской.

— Товарищ лейтенант…

— Разговорчики, — сердито отрезал Шульгин. — Вы не представляете, Осенев, о чем просите! Вы видели это ущелье?

— Только ноги ломать, — убежденно сказал Богунов.

— Вот-вот, — кивнул головой Шульгин, — и ноги можно сломать, и головы не сносить. А нам нельзя будет даже оглянуться. Вы еще пожалеете, что нет крыльев за спиной. Даже и не просите…

Осенев опустил плечи, со слезами на глазах посмотрел на спящую Гюльчатай. Тяжелый вздох вырвался у него из груди.

— Во-от, это любовь, — опять хохотнул Матиевский.

Заскрипела радиостанция. Шульгин щелкнул тангентой.

— Все, орлы. Дождались. Получен приказ на отход. Теперь или грудь в крестах…

— Или голова в кустах, — добавил Богунов. — Только бы Гюльчатай не разбудить.

Звонкая тишина повисла над ущельем. Штурмовая группа лейтенанта Алешина успешно прошла по отмелям горную реку, проваливаясь в речные вымоины, выныривая, прижимаясь локоть к локтю, и с ходу врезалась в расщелины отвесных склонов. Стремительно поднялся в горы алешинский взвод, трясясь в лихорадочном ознобе от ледяной воды, вскарабкались солдаты по отвесным скалам, протерли горные кручи животами и, наконец, зацепились за горный хребет.

За взводом Алешина поднялись на вершину другие группы. Обложились вещевыми мешками. Обнажили черные лезвия саперных лопаток. Взятая без боя высота оскалилась стволами русского оружия.

И началась самая страшная часть операции. Отход группы прикрытия. На боевых операциях именно эти, прикрывающие отход группы, чаще всего поливали своей кровью скаты высот. Их расстреливали в затылок. Косили очередями сверху вниз. Укладывали огнем навзничь, беспомощных, неспособных ответить на удар в спину. И если душманы точно угадывали время отхода прикрытия, то выходили из такой передряги живыми редкие счастливцы.

Поэтому шульгинские солдаты подавили нервные вздохи.

Угрюмо поглядывали в душманскую сторону.

Залегли. Осторожно, один за другим спустились в снежную щель.

Осенев отходил последним.

Медленно вылез он из окопа.

Тихо взялся за ручку ротного пулемета.

Беззвучно перевалил за сугроб, прикрывающий снежную расщелину.

Но только он расстелил резиновый плащ на снежной дорожке, как дикий ослиный рев прорезал горный воздух.

Богунов схватился за голову. Матиевский покатился лицом в снег. Шульгин машинально снял автомат с предохранителя.

Обиженный рев ослицы повис на самой высокой ноте.

Шульгин замахал руками.

— Вот же зар-раза! — зашипел он сердито. — Ну, что вы сидите?.. Давайте ее сюда… Эту дурищу…

— Гюльчатай, — взмахнул руками Осенев и обрадованно присвистнул.

И тут же, разбивая снежный занос, в расщелину ворвалась Гюльчатай. Она с размаху ударилась о сидящего Богунова, свалила сержанта на бок, колени у нее подкосились, и ослица рухнула ничком прямо на расстеленный плащ.

— Вали ее, ребята, вали-и-и, — вскричал Богунов, — не давайте ей встать. Тяни ее, тяни-и-и…

— Живо-живо, орлы, — взвизгнул Матиевский.

— Вперед, молодцы! — скомандовал Шульгин.

— Мы не молодцы, мы трупы, — захохотал Богунов и прыгнул на свой плащ.

Тут же следом за сержантом тронулся настоящий снежный поезд.

Гюльчатай понеслась вниз на скользкой резине плаща, взбрыкивая коленками. Осенев прижимал ей голову, ухватившись за хрящи серых ушей.

Шульгин прыгнул на свой плащ и уже на ходу завертелся, устроиваясь удобней.

Матиевский отталкивался от налетающих сугробов руками и яростно жмурил залепленные снегом глаза.

На их счастье снежная колея, разъезженная ротой, стала достаточно глубокой и скользкой. Серые фигуры солдат вместе с взбрыкивающей ослицей неслись по ней, как вода в сточной трубе.

Лица обжигало студеным ветром.

Все в глазах размывалось, кружилось и опрокидывалось.

Шульгин отпустил тангенту радиостанции и безуспешно ловил ее, взлетающую перед глазами. Матиевский нервно скалил зубы и лупил по снегу свободной рукой. Кисточка ослиного хвоста взлетала у него перед глазами. Осенев прижимался к морде ревущей Гюльчатай, прятал в короткой шерсти блаженную улыбку. Богунов ухмылялся.

И чем ниже спускались они по снежной колее, тем ярче разливался румянец на солдатских щеках. Все-таки в сущности своей они были еще мальчишками. И совсем недавно, наверное, скатывались с ледяных русских горок на затертых дощечках.

«Метель», русская «Метель» неслась по снежному откосу афганских гор.