Часть 2. Советская история

1917 год стал переломным не только в истории России, но и всего мира. Страна была расколота на два противостоящих лагеря. Как и другие слои населения, профессионалы-криптологи оказались «по разные стороны баррикад». Однако основная их часть после революции перешла на сторону противников советской власти.

Поэтому, невзирая на то, что в распоряжение советской власти попали почти все шифродокументы «цифирных» подразделений царской России, они были хорошо известны криптологам царской России, работавшим на «белых». А специалисты-криптологи, которые перешли на сторону советской власти, во время гражданской войны были разбросаны по всей стране.

Продолжение использования «царских» и «подпольных» шифров не могло служить надежным средством защиты секретной информации Советской республики. Руководители республики понимали, что необходимо крайне «архиважно и достаточно срочно» создавать свои собственные шифровально-секретные службы.

Уже в декабре 1917 года в структуре народного комиссариата иностранных дел (далее — НКИД) Советской республики появился «Отдел шифровальный и печатный». А 29 апреля 1918 года он был реорганизован в самостоятельный Шифровальный отдел. После реорганизации наркомата в августе 1918 года, когда Канцелярия НКИД по делам Запада была переименована в Отдел Запада, в него вошло также и шифровальное отделение.

В структуре Рабоче-крестьянской Красной армии (далее — РККА) в начале мая 1918 года обязанности по шифрованию и дешифровке телеграмм были возложены на Общее отделение Военно-статистического отдела Оперативного управления Всероссийского главного штаба (далее — ВГШ) РККА.

Вместе с этими структурами активно использовать средства криптологии начали и органы Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями (далее — ВЧК). Так, в принятом 11 июня 1918 года «Положении о чрезвычайных комиссиях на местах» был 36-й пункт, в котором говорилось о том, что «для секретных сношений губернских комиссий, чрезвычайных комиссаров с ВЧК, вырабатывается определенный шифр, путем которого и происходят секретные сношения».

При этом структуры местных органов ВЧК на то время еще не предусматривали ни отдельного шифровального подразделения, ни должность шифровальщика. Шифры должны были храниться у руководителя местного органа ВЧК или его заместителя. Именно он персонально отвечал за секретность шифров.

Кроме того, в функции ВЧК входило проведение контроля за иностранной перепиской. Органы ВЧК организовали, по примеру соответствующих служб царской России, службу перлюстрации шифрованной корреспонденции аккредитованных в Москве представителей некоторых иностранных государств. Известно, что уже в начале 1920-х годов в Москве находились дипломатические и торговые посольства и миссии Германии, Англии, Турции, Италии, Финляндии, Польши, Ирана, Афганистана и прибалтийских государств.

Кроме телеграмм, которые поступали с телеграфа, часть шифрованной иностранной переписки и переписки «белой гвардии» по заданиям ВЧК и военных органов перехватывалась на Серпуховской приемной радиостанции Революционного Военного Совета Республики (далее — РВСР) и Шаболовской радиостанции Наркомата почт и телеграфов. Эти сообщения вместе с перехватом открытых сообщений иностранной прессы направлялись в так называемый «отдел обработки материалов» Особого отдела (далее — ОО) ВЧК.

В отделе обработки материалов делались попытки расшифровать перехваченные радиограммы, полученные при обысках и арестах членов контрреволюционных организаций шифрованные документы. В отдельных случаях это удавалось сделать. Однако большинство шифродокументов, поступавших в отдел, оставалось нерасшифрованными. Что касается дипломатической шифрованной переписки, то она совсем не читалась.

Нуждалась в своих шифровально-дешифровальных подразделениях также и военная разведка. Поэтому 8 ноября 1918 года приказом Полевого штаба (далее — ПШ) РВСР № 46 в соответствии с приказом РВСР № 197/27 от 5 ноября в составе образованного Регистрационного (разведывательного) Управления (сокращенно — Региструпр), в его Агентурном отделении, были введены должности «заведующего шифром» и его помощника (Владимир Александрович Панин и Петр Борисович Озолин соответственно). А 13 ноября того же года приказом РВСР № 217 было создано шифровальное отделение Отчетно-организационного отдела Организационного управления ВГШ РККА со штатом 14 человек.

21 июня 1919 года в утвержденном приказом РВСР № 1018/186 новом штате Региструпра ПШ РВСР появилась «шифровальная часть» (начальник — В. А. Панин, его заместитель — П. Б. Озолин). А 20 сентября 1920 года в утвержденном приказом РВСР № 1951/364 новом штате Региструпра появились шифровальное отделение (начальник — П. Б. Озолин) и отделение связи (начальник — Вольдемар Янович Закис).

Будучи заинтересованной в использовании данных шифропереписки, ВЧК направляла материалы для дешифровки в военные органы. Вот один из таких документов: «В Полевой штаб Реввоенсовета Республики. 14.IV.1920. Согласно резолюции начальника отдела обработки материалов Особого отдела ВЧК при этом сопровождаются три копии перехвата неприятельских радиограмм от 3 и 4 апреля с просьбой расшифровать в срочном порядке и вернуть в отдел обработки материалов ОО ВЧК».

Через 20 дней, 4 мая 1920 года, в ПШ РВСР был послан вторичный запрос по этому вопросу. И только в июне был получен типичный для подобной ситуации того времени ответ: «Ввиду невозможности установить ключ к этим телеграммам последние возвращаются в нерасшифрованном виде…».

В то же время были созданы аналогичные шифровальные структуры в Главном артиллерийском управлении, Управлениях связи, снабжения, военных сообщений и других. В более низовых звеньях управлений шифровальных органов, как таковых, не было, и вся работа по данному вопросу велась, как правило, по совместительству, без надлежащих норм секретности и конспирации, чаще всего необразованными и неподготовленными должным образом людьми.

На линиях связи Советской республики в основном применялись шифры простой и пропорциональной замены. В период борьбы с адмиралом Врангелем советской стороной применялся шифр «Республика», представлявший собой шифр Виженера с чередованием букв алфавита внутри квадрата в соответствии с ключом-лозунгом. Не менее широко применялись шифры «Москва» и «Секунда».

Шифр «Москва» также представлял собой шифр Виженера, где в качестве лозунга использовался тот же открытый текст, но сдвинутый на один шаг вправо, иначе процесс дешифровки был бы невозможен. При этом первая буква лозунга заранее оговаривалась и менялась по расписанию.

Шифр «Секунда» был обычным шифром замены на девять, две, тринадцать колонок. В 1919–1920 годах были разработаны и применялись более стойкие шифры «Пулемет», «Агитатор» и другие, которые лишь незначительно улучшили неблагоприятную в целом ситуацию с обеспечением секретности шифропереписки в Советской республике.

Но и эти быстрые разработки строились по старым принципам и не обеспечивали защиту секретов. Перехваченные радиосообщения РККА легко дешифровывались. Так, например, генерал-майор Лионель Денстервиль, командовавший экспедиционными войсками «Антанты» в Персии и Баку в 1918 году, в своих воспоминаниях писал, что благодаря использованию «красными» на Каспийском море старого царского кода, копия которого имелась в его штабе, английским войскам удалось получить важную информацию о действиях РККА. Эта информация существенно повлияла на ход боевых действий и позволила англичанам занять Баку и другие районы Кавказа.

Известно, что в период с 1918-го по 1920 год почти все шифрованные советские военные и дипломатические сообщения успешно читались белогвардейцами, поляками, англичанами и шведами. Так, в августе-сентябре 1919 года шифровальщики Генерального штаба польской армии «взломали» шифры РККА. В августе 1920 года они дешифровали 410 тайных телеграмм, подписанных Л. Д. Троцким (наст. фам. Бронштейн), М. Н. Тухачевским, Г. Д. Гаем и И. Э. Якиром. С августа 1919-го и до конца 1920 года польские шифровальщики дешифровали несколько тысяч радиограмм РККА, в основном приказы руководства армии по управлению войсками.

Кроме того, польские шифровальщики навязывали ошибочные приказы командирам военных соединений РККА с помощью телеграмм, зашифрованных военным шифром РККА. Им удалось перехватить и дешифровать специальную директиву Главнокомандующего Л. Б. Каменева (наст. фам. Розенфельд) о том, что Первая и Вторая Конные армии должны быть подчинены командующему Западным фронтом М. Н. Тухачевскому и наступать на Люблинском направлении. Изменив ее содержание, они составили фальшивую шифровку от Л. Б. Каменева с указанием Первой Конной армии идти в наступление на Львов.

В результате управление войсками РККА было абсолютно дезорганизовано, что привело к их полному разгрому. Если бы не этот фальшивый приказ, РККА могла бы победоносно завершить свое наступление. То, что польские разведслужбы смогли нарушить управление РККА с помощью таких приказов, подтверждается наличием огромного числа пленных красноармейцев — около ста тысяч человек, которые составляли почти половину численности «красных» войск, принимавших участие в этом сражении. Оно, названное «Чудом над Вислой», вошло в список 18 наиболее выдающихся переломных сражений в мировой истории.

Также перехватывалась и дешифровывалась переписка советского правительства со своей делегацией на переговорах с немцами в Брест-Литовске. Тщательным образом отбиралась и анализировалась информация о деятельности ВЧК. Благодаря радиоперехвату и дешифровке руководители «белого движения» контролировали операции РККА на Восточном и Туркестанском фронтах, следили за связью командования этих фронтов с Москвой. Весной 1919 года адмирал А. В. Колчак писал русскому послу в Греции: «Единственным источником информации нам служат перехваченные большевистские радио».

Системы шифрования, применявшиеся войсками С. М. Буденного и В. В. Куйбышева в Средней Азии, иногда «раскалывались» даже «басмачеством». Слабая профессиональная подготовка кадровых работников шифрослужбы РККА не могла обеспечить надлежащий уровень защиты передаваемой информации. Допускалось множество нарушений и послаблений при шифровании. Так, для экономии времени чаще всего шифровались только отдельные участки сообщения текста, а другая его часть передавалась открыто.

Крайне плохи были дела в Советской стране с дешифровкой иностранной и военной переписки. В РККА не было организованной дешифровальной службы, потому что главной задачей созданных при штабах шифрогрупп было создание шифров и защита ими секретной переписки. Можно сказать, что дешифровальная служба практически отсутствовала. В тот период советское государство не имело в своем распоряжении сил и средств для успешного проведения такой работы.

Вместе с тем в конце 1917 года был обнаружен архив посольства Англии, в котором имелись действующие английские шифры. В итоге советскими криптоаналитиками был дешифрован ряд телеграмм английского посла в России Джорджа Бьюкенена, а затем и дипломатического агента Англии Роберта Локхарта, который его сменил. Это помогло ВЧК раскрыть заговор последнего, направленный против «большевиков». В этом заговоре, целью которого была организация восстания в Москве и физическое устранение руководства Советской республики, принимали участие послы ряда западных стран. Интересно отметить, что все подробности раскрытия заговора Роберта Локхарта стали известны белогвардейцам из перехваченных и дешифрованных советских радиопередач.

Аналогичным способом был обнаружен шифр румынского военного атташе. В итоге был раскрыт план генерала Л. Г. Корнилова относительно сдачи Риги немцам и получены другие важные материалы.

Иногда знание шифровального дела сильно помогало внедрению агента. Во время Гражданской войны в России в «белую» армию добровольно вступил П. В. Макаров, который на самом деле был агентом разведки «красных». Макаров был шифровальщиком, о чем и сообщил белогвардейцам. Так как шифровальщиков не хватало, то в виде исключения он сразу был направлен в штаб Добровольческой армии.

Карьера Макарова быстро продвигалась, и вскоре он стал личным адъютантом одного из руководителей Добровольческой армии генерал-лейтенанта В. Май-Маевского. Эта должность открывала Макарову доступ к самой секретной информации. Именно П. В. Макаров послужил прототипом главного героя известного советского телесериала «Адъютант его превосходительства».

В 1920 году при разгроме армии П. Н. Врангеля в Крыму был захвачен начальник станции радиоперехвата поручик Иван Минович Ямченко (род. 1884), дешифровщик ВМФ. Он дал согласие сотрудничать с новой властью и рассказал о практически полной дешифровке «белыми» перехваченных сообщений. С этими данными был ознакомлен М. В. Фрунзе, главнокомандующий Южной группой РККА. Вот какую оценку состояния дел в сфере криптографической защиты информации в Советской республике он дал:

«Из представленного мне сегодня бывшим начальником врангелевской радиостанции Ямченко доклада устанавливается, что решительно все наши шифры вследствие их несложности вскрываются нашими врагами. Вся наша радиосвязь является великолепнейшим средством ориентирования противника. Благодаря тесной связи с шифровальным отделением Морфлота Врангеля Ямченко имел возможность лично читать целый ряд наших шифровок самого секретного военно-оперативного и дипломатического характера; в частности, секретнейшая переписка Наркоминдела с его представительством в Европе и в Ташкенте слово в слово известна англичанам, специально организовавшим для подслушивания наших радио целую сеть станций особого назначения. К шифрам, не поддававшимся вскрытию немедленно, присылались ключи из Лондона, где во главе шифровального отдела поставлен англичанами русскоподданный Феттерлейн, ведавший прежде этим делом в России. Общий вывод такой, что все наши враги, в частности Англия, были постоянно в курсе всей нашей военно-оперативной и дипломатической работы».

Вот как охарактеризовал такую ситуацию нарком иностранных дел Г. П. Чичерин в своих письмах председателю Совета народных комиссаров (далее — СНК) В. И. Ленину от 21 августа 1920 года:

«Многоуважаемый Владимир Ильич, я всегда скептически относился к нашим шифрам, наиболее секретные вещи совсем не сообщал и несколько раз предостерегал других от сообщения таковых. Неверно мнение тов. Каменева, что трудно дешифровать. От нашего сотрудника Сабанина, сына старого дешифровщика Министерства иностранных дел, мы знаем, что положительно все иностранные шифры расшифровывались русскими расшифровщиками. В последний период существования царизма не было иностранной депеши, которая бы не расшифровывалась, при этом не вследствие предательства, а вследствие искусства русских расшифровщиков. При этом иностранные правительства имеют более сложные шифры, чем употребляемые нами. Если ключ мы постоянно меняем, то самая система известна царским чиновникам и военным, в настоящее время находящимся в стане белогвардейцев за границей. Расшифрование наших шифровок я считаю вполне допустимым. Наиболее секретные сообщения не должны делаться иначе, чем через специально отправляемых лиц».

В тот же день, 21 августа, В. И. Ленин составил срочный ответ:

«Предлагаю:

1) изменить систему тотчас;

2) менять ключ каждый день, например, согласно дате депеши или согласно дню года (1-й… 365-й день и т. д. и т. п.);

3) менять систему или подробности ее каждый день (например, для буквы пять цифр; одна система: первая цифра фиктивная; вторая система: последняя цифра фиктивная и т. д.).

Если менять хотя бы еженедельно а) ключ и б) такие подробности, то нельзя расшифровать».

Слабая стойкость советских шифров была обусловлена еще тем, что в правительственной криптологической школе Великобритании, созданной при Адмиралтействе в 1919 году, председателем секции, работавшей против России, служил русский криптолог Эрнст Карлович Феттерлейн (1873–1944), пожилой человек по прозвищу Фетти. В 1897 году он стал работать криптоаналитиком «Цифирного» комитета российского МИД и впоследствии стал личным царским криптологом. После революции он вместе с семьей переехал в Англию и там успешно «ломал» слабые советские коды и шифры.

Первые контакты с английской разведкой Э. К. Феттерлейн, вероятно, установил в 1909 году, когда вместе с русским царем Николаем II был в Англии. Анализируя факт получения английского гражданства Э. К. Феттерлейном и его братом Полем, также работавшим в криптослужбе Великобритании, можно предположить, что они получили его за выдающиеся заслуги, оказанные правительству Великобритании.

Интересно, что в 1915 году Э. К. Феттерлейн оказал существенную помощь дешифровальному бюро Радиостанции особого назначения (далее — РОН), заслуги которого перед радиоразведкой Балтийского флота в Первую мировую войну были отмечены двумя орденами.

На мысе Шпитгамн в устье Финского залива размещался один из первых в мире радиопеленгаторов, носивший в секретных документах название «Жандарм». На «Жандарме» группу Феттерлейна, который получил новую фамилию Попов, называли уважительно — «Черный кабинет» (далее — ЧК), и постепенно это название сделалось почти официальным. За несколько недель «Попов» и его сотрудники подвергли тщательному анализу тысячи перехваченных немецких радиограмм, с завидным упорством вылавливая в ворохе шифрованной «тарабарщины» крупицы закономерностей.

Наконец настал день (точнее — ночь), когда Э. К. Феттерлейн пришел в комнату дежурного и по прямой линии доложил начальнику Службы связи Балтийского флота контр-адмиралу А. И. Непенину о выполненной задаче. Так, спустя всего месяц гением российских дешифраторов был воссоздан германский шифроключ с алгоритмом его смены. С этого дня ЧК работал, как хорошо налаженный механизм. Каждые сутки в ноль часов немцы вводили в действие новый ключ, а всего лишь через час-полтора первые дешифровки уже лежали на столе начальника Службы связи.

Стоит отметить, что Николай II очень ценил Э. К. Феттерлейна как ведущего криптолога России, даже подарил ему перстень с огромным бриллиантом. Вероятно, Э. К. Феттерлейн разрабатывал для него и Александры Федоровны специальный шифр для обмена особо секретной информацией.

Можно только предполагать, но нельзя исключить вероятность того, что благодаря усилиям Э. К. Феттерлейна был искажен смысл последних трех шифротелеграмм, посланных в феврале 1917 года Александрой Федоровной Николаю II, в результате чего он отрекся от престола. Неслучайно, что Э. К. Феттерлейн, уже работая в английской разведке, резко отрицательно отзывался о Николае II, что было очень странно, поскольку он имел высокое воинское звание адмирала и неоднократно им поощрялся.

Благодаря Э. К. Феттерлейну и его английским коллегам правительство Великобритании читало значительную часть важнейшей русской дипломатической переписки во время англо-советских торговых переговоров. Перехваченная информация имела чрезвычайно важное значение.

Так, в самом начале переговоров в июне 1920 года В. И. Ленин писал заместителю руководителя советской торговой делегации Л. Б. Красину: «Эта свинья Ллойд Джордж пойдет на обман без тени сомнения или стыда. Не верьте ни единому его слову и в три раза больше дурачьте его». Дэвид Ллойд Джордж, премьер-министр Великобритании, философски отнесся к подобным оскорблениям. Однако некоторые из его министров отнеслись к этому иначе. Министр иностранных дел Джордж Натаниэл Керзон и военный министр Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль, используя дешифрованную информацию о финансовой помощи газете «Дейли геральд» и английским «большевикам», а также о других формах советской «подрывной» деятельности в Великобритании и Индии, требовали выслать советскую делегацию и прекратить торговые переговоры.

Не желая «рушить» перспективу достижения торгового соглашения, Ллойд Джордж тем не менее посчитал необходимым отреагировать на праведный гнев своих министров, причина которого крылась в дешифрованных документах, свидетельствовавших о «подрывной» деятельности «большевиков». 10 сентября премьер-министр обвинил Л. Б. Каменева, прибывшего в Лондон в августе в качестве руководителя советской торговой делегации, в «грубом нарушении данных обещаний» и в использовании различных методов подрывной деятельности. Заместителю руководителя советской делегации Л. Б. Красину позволили остаться.

Л. Б. Каменеву же, который на следующий день должен был вернуться в Россию для получения новых инструкций, было объявлено, что ему не будет разрешено въехать назад в Великобританию. Ллойд Джордж заявил ему, что он имеет неопровержимые доказательства, подтверждающие выдвинутые против него обвинения, однако отказался сообщить, какие именно.

По-видимому, советская делегация все-таки поняла, что ее телеграммы были перехвачены и дешифрованы. А уже в августе Кабинет министров Великобритании дал согласие на публикацию части перехваченной информации. Восемь дешифрованных телеграмм, доказывающих, что советское правительство оказывало финансовую помощь газете «Дейли геральд», были переданы в редакции всех общенациональных газет, за исключением самой «Дейли геральд».

Для того чтобы ввести «большевиков» в заблуждение относительно источника информации и попробовать убедить их в том, что утечка произошла в Копенгагене в окружении советского дипломата М. М. Литвинова, этот материал был передан в газеты с условием ссылки на «нейтральную» страну. Однако газета «Таймс» не приняла условий игры. К крайнему недовольству Ллойд Джорджа, она начала свою статью со следующих слов: «Эти радиограммы были перехвачены британским правительством».

10 сентября 1920 года Л. Б. Красин написал из Лондона письмо В. И. Ленину:

«Еще в мае в бытность в Копенгагене по некоторым признакам я начал подозревать, что с шифрованной перепиской через Наркоминдел не все обстоит благополучно. В Англии мои подозрения укрепились, и в последующий мой приезд в Москву я обращал внимание тов. Чичерина на необходимость коренной чистки в соответствующем отделе… Дело не в провале шифра или ключа, а в том, что в Наркоминделе неблагополучие, так сказать, абсолютное и лечить его надо радикально… По-моему, поправить дело можно только созданием при Наркоминделе шифровального отделения независимо от самого Комиссариата и персонально подобранного из людей либо по партии, либо лично известных в течение десятка — полутора лет… Кроме того, надо завести особый ключ с Оргбюро или Политбюро и особо важные депеши посылать этими ключами, совершенно эпатируя К[омиссариа]т в деле их расшифрования. Не думайте, что все это излишняя мнительность, нет, дело обстоит очень серьезно…»

Однако сам В. И. Ленин совсем не разделял подозрений Л. Б. Красина относительно предательства в НКИД. 25 ноября 1920 года он опять обратился к Чичерину: «Вопросу о более суровом контроле за шифрами (и внешнему, и внутреннему) нельзя давать заснуть. Обязательно черкните мне, когда все мероприятия будут приняты. Необходимо еще одно: с каждым важным послом (Красин, Литвинов, Шейнман, Иоффе и тому подобное) установить особенно суровый шифр только для личной расшифровки, то есть здесь будет шифровать особенно надежный товарищ, коммунист (возможно, лучше при ЦК), а там должен шифровать или расшифровывать лично посол (или „агент“), не имея права давать секретарям или шифровальщикам. Это обязательно (для особенно важных сообщений, 1–2 раза в месяц по 2–3 строки, не больше)».

Ответ был дан на следующий день: «Вообще вопросом о лучшей постановке шифровального дела в Республике занимается комиссия тов. Троцкого… Единственный особо строгий шифр есть книжный. Пользоваться книжными шифрами можно лишь в отдельных случаях вследствие крайней громоздкости этой системы. Требуется слишком много времени. Для отдельных наиболее секретных случаев это можно делать. В начале все наши корреспонденты имели книги, но вследствие слишком большой громоздкости этой системы постепенно отказались. Можно будет восстановить эту систему для отдельных случаев, пользуясь оказиями для извещения корреспондентов».

После этого советская торговая делегация в Лондоне получила инструкцию пересылать свою корреспонденцию по возможности курьерской почтой — до разработки новой системы шифра. Э. К. Феттерлейн и его английские коллеги в течение нескольких месяцев не могли разгадать новые советские шифры, введенные в действие в начале 1921 года. Но уже к концу апреля они вновь смогли дешифровать значительную часть советской дипломатической переписки.

Советские агентурные шифры были тогда более слабыми, чем дипломатические. Так, завербованный в парижском центре белогвардейского движения агент жаловался на слабость и неудобство используемых шифров. Больше всего пунктуального офицера русской армии раздражало то, что шифровки наносились тайнописью между строк обычных посланий, а Москва нередко забывала специальным образом отметить письмо, содержащее тайнопись, и оно уничтожалось без прочтения. Более того, проявленный плохим составом тайнописный текст исчезал порой так быстро, что не удавалось успеть его скопировать.

1 сентября 1920 года нарком иностранных дел Г. П. Чичерин написал письма наркому финансов Н. Н. Крестинскому о направлении в НКИД сотрудников для работы в шифровальном отделении: «Наши шифровальщики были и раньше перегружены работой, а теперь создалось полное несоответствие между их составом и работой. Увеличение состава наших шифровальщиков является теперь заданием первостепенной важности».

А 16 сентября 1920 года он написал письма В. И. Ленину о введении «предосторожностей по вопросу о персонале, связанном с шифровками», и предлагал ему, чтобы все сотрудники шифровального отделения или шифровальщики «были одобрены Оргбюро и Особым отделом ВЧК». По его мнению, было особенно необходимо тщательным образом подбирать «самокатчиков», которые бы развозили шифровки. В других письмах В. И. Ленину Г. П. Чичерин затронул такие вопросы, как правила рассылки шифротелеграмм, их хранения, охраны НКИД, особенно охраны шифровального отдела, для чего нарком предлагал назначить курсантов, «как это практикуется в Кремле».

В тот же месяц Политбюро российской коммунистической партии (далее — РКП) рассмотрело «предложение т. Ленина принять меры к усложнению шифров и к более строгой охране шифрованных сообщений». Политбюро постановило поручить наркому по военным и морским делам Л. Д. Троцкому, «организовать комиссию из представителей Наркомвоена, Наркоминдела, ЦК РКП и Наркомпочтеля». В. И. Ленин, досконально изучив вопрос, зная мнение НКИД и других заинтересованных ведомств, поручил найти пути наведения порядка в шифровальном деле руководству ВЧК, хотя шифровальные службы имелись и в других наркоматах.

Сразу же начала работать Государственная комиссия по вопросу «постановки шифровального дела в Республике». В связи с этим Г. П. Чичерин 25 сентября 1920 года докладывал в СНК, что «с понедельника у нас начнет работать т. Голубь, задача которого будет заключаться в превращении шифровок в официальные бумаги для рассылки их в таком совершенно измененном виде обычным получателям».

А уже в конце 1920 года в НКИД был разработан «Циркуляр о шифрах». 1 марта 1921 года заведующим шифровальной частью был назначен И. М. Михель, бывший заведующий канцелярией НКИД.