Книга: Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U-505. 1941–1945
Назад: Глава 2 Мой первый боевой поход
Дальше: Глава 4 Карибский поход

Глава 3
Лорьян

Эскорт из гавани Лорьяна встретил нас в условленной точке как раз в тот момент, когда рассвет забрезжил над горизонтом. Утреннее солнце согревало лучами наши счастливые лица, когда мы следовали за нашим эскортом к своему хорошо защищенному причалу. Наше нетерпение становилось совершенно невыносимым, когда мы проделывали эти несколько миль, ведущие к нашему причалу. Наши души едва не запрыгали отдельно от наших тел, когда мы увидели прием, ожидающий нас.
На пирсе нас ожидали сотни встречающих, все они громко приветствовали нас и размахивали руками. Был здесь и военно-морской оркестр, маршевые мелодии, которые они исполняли, добавляли торжественности происходящему. Мы получили команду выстроиться за ограждением, которым был обнесен док, на его верхней палубе. После трех месяцев, проведенных в море без нормальной бани или бритья, мы представляли для встречающих то еще зрелище (к счастью, мы стояли достаточно далеко от них, чтобы они могли ощущать наше «благоухание»). Мы старались стоять по стойке «смирно», но большинство из нас были не в состоянии сдерживать широкие улыбки, когда мы перехватывали завистливые взгляды на четыре победных вымпела, реющие над нашим мостиком.
Со стороны дока мы услышали:
– Трижды «ура» U-505 и ее отважному и успешному экипажу!.. Ура!.. Ура!.. Ура!
Мы испытали редкое чувство быть приветствуемыми толпой, особенно когда замечали в этой толпе симпатичных санитарок и женщин-служащих.
Весь командный состав 2-й флотилии подводных лодок поднялся на борт, чтобы пожать руки нашим офицерам. Капитан-лейтенант Виктор Шютце, командующий флотилией и кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, произнес трогательную речь, восхваляя наши достижения. Вторая флотилия подводных лодок была самым успешным подразделением во всем германском военно-морском флоте, и ее сотрудники воистину знали, как следует приветствовать своих коллег, вернувшихся из похода. Боже мой, как трепетали от гордости наши сердца при словах командира флотилии! Стоя в строю прямо перед ним, глядя на яркий орден, висящий у него на шее, я уже начинал мечтать о возвращении в море, чтобы заслужить такую же награду для нашего командира. Но в глубине сознания теплилась мысль о том, что я снова нахожусь в безопасности, защищенный от вражеских воздушных атак крышей массивного напряженного железобетона бункера для субмарин.
Ритуал встречи продолжался еще полчаса, и все это время мы мечтали только о четырех вещах: горячей бане, хорошей еде, письмах из дома и… да, именно об удовлетворении человеческого желания женского общества, которое испытывает каждый моряк после долгого морского путешествия.
К сожалению, нам не позволили выбирать последовательность наших желаний. Поначалу нас всех провели в большой банкетный зал, где мы обнаружили почтальона, ждущего нас. Мы чувствовали себя детьми, которых на Рождество посетил Дед Мороз, когда почтальон открыл большую папку с почтой и начал раздавать письма и посылки. Выкрикивая наши имена, он неизменно получал ответ: «Здесь!» и, открыв свой большой ящик, выдавал счастливчику письма и посылки. То, что последовало за этим, было практически неописуемо: все чувства, сжатые в человеческих душах в течение трех месяцев, полились вдруг открытой рекой… У этого моего товарища родился сын… Брат другого коллеги погиб в России… Любая из представимых реакций витала в громадном холле. Некоторые улыбались, других трясло от ярости. Но большинство из нас сидели, примостившись где-нибудь в уголке, читая и перечитывая письма родных повлажневшими от слез глазами.
Затем нас расселили в казарме. После невыразимо приятного горячего и долгого душа мы прилегли на кровати, чтобы немного вздремнуть перед вечерним торжеством. Банкет, организованный этим вечером, запомнился воистину всем. В качестве награды за наши усилия нас угощали всеми видами деликатесов, давно уже не виданными для всех других бойцов вермахта. Сочные сосиски, белый хлеб, свежие овощи, зрелые фрукты и французские сладости на десерт украшали наши столы. И все это великолепие венчало пиво! Не та ужасная бурда – эрзац-пиво, которым снабжали другие роды войск, но настоящие бутылки Becks и Falstaff. Некоторые парни, непривычные к богатой еде и хорошему алкоголю, вскоре уже не вязали лыка. Но до последней возможности они сидели вместе с нами за столом, наслаждаясь тем, что, как мы все знали, может оказаться нашим последним шансом побывать на таком пиршестве.
Когда с едой было покончено, мы стали уделять все большее внимание бутылкам с пивом и крепким французским вином. Бокалы наполнялись и осушались, тост следовал за тостом. Зал быстро заполнился синим дымом трубок и сигарет, когда мы оставили в покое стол и занялись перевариванием превосходной пищи. Поскольку наши основные потребности были удовлетворены, разговоры начали сворачивать на другие, менее джентльменские интересы моряков, сошедших на берег. Члены экипажа с женами или подружками посмеивались над нами, но рассказы об экзотических наслаждениях, ожидающих нас в веселых районах Лорьяна, разожгли наше воображение холостых парней. Наша служба в военно-морском флоте скорее сделала из нас мужчин, чем что-либо еще!
Следующий день был посвящен подготовке U-505 для транспортировки в сухой док, расположенный в бронированном бункере. Сотни больших и малых подготовительных операций должны были быть проведены и закончены, прежде чем она могла быть переведена в док и капитально отремонтирована. Когда все эти рутинные работы были окончены, в действие вступили рабочие верфи. Наконец наши основные заботы о нашей лодке были завершены, а экипажу розданы первые проездные билеты на поезда, уходящие домой. В отпуск уходила только половина экипажа, тогда как другая половина должна была нести вахту и выполнять тренировочные обязанности на борту U-505. Через неделю в отпуск должна была уйти уже вторая половина экипажа.
Я чувствовал, что недели отпуска совершенно недостаточно, чтобы посетить своих родителей и вдоволь наговориться, поэтому я решил остаться в Лорьяне вплоть до нашего следующего боевого похода. Первую пару дней я провел, капитально очищая свое хозяйство и выполняя незначительные работы по его обслуживанию. Но как только наша лодка была поставлена в защищенный сухой док, началась настоящая работа. Мы заменяли масло, капитально ремонтировали двигатели, производили поверку контрольно-измерительных приборов, выполняли множество других работ. Проводились также тренировки, призванные держать нас в курсе последних тактических приемов и операционной рутины.
Вечерами, однако, вахты мы не несли и могли в полной мере наслаждаться честно заслуженными удовольствиями. Главной целью наших удовольствий был Дом подводников в Лорьяне, где мы могли посмотреть самые новые германские кинокартины, сыграть в карты, отправить или получить почту, купить дешевого пива и закусок, а также общаться с другими подводниками.
Несмотря на все усилия командования военно-морского флота предоставить нам полезные и здоровые развлечения, «веселый квартал» гражданских развлечений притягивал нас как магнит. Для парней вроде меня, которые провели всю свою жизнь в маленькой сельскохозяйственной деревне и ничего другого не видели, улицы Лорьяна представлялись сбывшейся мечтой. Случайный человек, увидевший оживленную ночную жизнь на здешних улицах, никогда бы не догадался, что Франция является завоеванной страной, да и вообще не сообразил бы, что где-то идет кровопролитная война.
Нашу любимую улицу мы прозвали «улицей всегдашнего движения» из-за не прекращающейся на ней жизни ни днем, ни ночью. Музыка и смех звучали почти из каждого окна. Французские любовные песни, германские морские «соленые» частушки и даже американская джазовая музыка, официально считающаяся «упаднической», сочетались в дикой мешанине звуков.
Сладкий аромат духов также царил в ночном воздухе, околдовывая своей гипнотической магией. Несколько домов по улице были отремонтированы специально для красивых девушек, которые за небольшую плату могли приласкать и развлечь одинокого моряка. Гламурные девушки в нарядных платьях и с цветами в волосах манили из дверей этих домов. Владея как французским, так и немецким языками, эти обольстительные сирены пытались завлечь нас.
– Заходи, моряк, развлечься! Хорошая музыка, много танцев, отличная выпивка, любовь…
Зашедших в это заведение лично приветствовала «мадам»:
– Привет, ребята! Как вы там поживаете? Только что пришли с моря?
Беря у нас наши кепи и мундиры с медалями, она восхищалась только что полученными нами наградами, тогда как ее подопечные девицы спешили к нам с бутылками вина и анисовой настойки. Выпивка стоила вдвое дороже, чем в обычном баре, но кто думает об этом, когда прекрасная молодая девушка сидит у тебя на коленях? Если все девушки были заняты, мы могли в ожидании посмотреть небольшой учебный фильм о «французской» любви. Поскольку большинство из нас никогда не имели дела с девицами, эти «учебные фильмы» давали нам понять, как следует обходиться с женщинами, когда подойдет твоя очередь. Когда через несколько часов мы возвращались в свои казармы, лица наши были покрыты многочисленными следами помады и румян.
Со временем мы наладили особые личные отношения с «мадам». Когда мы приходили в ее заведение, она знала нас по именам, приветствовала как старых друзей и сообщала, когда освободится та или иная из предпочитаемых нами девушек. Через несколько недель, когда наши деньги начали иссякать, она могла заверить нас, что наша выпивка пойдет «за счет заведения».
Мы проявляли такое же отношение к нашим боевым товарищам по флоту. Сразу после нашего прибытия, когда карманы наши были полны денег, мы могли угостить выпивкой наших коллег с других лодок. Спустя несколько недель, когда мы пересчитывали последние пфенниги, а до нашего следующего выхода в боевой поход оставалось не так уж много, они могли угостить выпивкой нас. Эта взаимная щедрость создала чувство товарищества между нами, моряками. Это чувство товарищества распространилось даже между нами и армейцами, несущими службу в нашем регионе. Я, например, подружился с солдатом из расположенного неподалеку танкового полка. Я угощал его едой и выпивкой, недоступной для обычных армейцев, он взамен обещал дать мне прокатиться на своем бронированном чудовище. Позднее, ближе к концу войны, он сдержал свое обещание и прокатил меня на башне своего громадного «Тигра». Было совершенно необычно с ревом носиться по тренировочному полю, снося небольшие деревца.
Разумеется, мы не проводили все свободное время в объятиях и поцелуях, нам приходилось также участвовать в случайно завязывавшихся драках. Порой экипажи других подводных лодок, перебрав несколько бутылок пива, начинали хвастаться тем, что именно их субмарина – лучшая или что их командир – лучше всех. В подобных случаях у нас не было другого выхода, как вбить малость здравого смысла в их головы! А еще мы не любили служащих различных групп администрации, которые ухитрялись увешивать свою грудь наградами, занимаясь весь день не чем другим, как только перекладыванием бумажек. Пока мы были в боевых походах, эти «моряки-герои письменных столов» сидели в безопасности на базе, наслаждаясь всем, что им мог предложить Лорьян. Для нас не было ничего более потешного, чем немного попугать этих маленьких червяков.
Но величайшим объектом нашего презрения, однако, была Feldgendarmerie, военная полиция. Мы прозвали их «цепными псами» из-за больших металлических горжетов, которые они в качестве знака различия носили на шеях на металлической цепи. Поначалу они не обращали внимания на наши выходки и позволяли нам делать все, когда мы только что вернулись из похода. Но спустя несколько дней их терпение иссякло, и они начали прекращать наши безобразия. Каждый случай ареста человека военной полицией ложился черным пятном на его карьеру. Если мы замечали идущих «цепных псов», то издавали особый предупреждающий свист и маленькими группами разбегались в разных направлениях. Через некоторое время мы вновь встречались в нашем любимом баре и снова начинали резвиться. Обычно мы не хотели иметь никаких конфликтов с военной полицией, хотя порой и затевали с ними драки, несмотря на риск.
Я догадываюсь, что тому, кто никогда не служил на борту субмарины, трудно понять наше желание напиваться, резвиться с проститутками и затевать драки с полицией. Представители вооруженных сил нашей страны, разумеется, не имели подобной репутации. Но, проведя три месяца в тесной стальной сигаре, тяжело работая и подвергаясь постоянной, зачастую смертельной, опасности, человек должен иметь возможность выпустить пар! По счастью для нас, командование флотилии подводных сил это прекрасно понимало. Врачи военно-морских сил регулярно проверяли девиц из заведения «мадам» на наличие заразных болезней. Группа обслуживания субмарин снабжала нас самыми лучшими продуктами и напитками, которые только можно было достать, а ближе к концу войны даже посылало команды подводных лодок на лыжные курорты. Когда же мы оказывались под арестом, наши командиры прикладывали все усилия, чтобы договориться с военной полицией, выгораживая нас. Безусловно, я не могу гордиться всем, что мы проделывали в те дни на берегу, но, если вы вспомните тот факт, что из 38 000 человек, которые служили на немецких подводных лодках во время войны, погибло более 30 000 человек, наше поведение может показаться более простительным.
Когда я впервые попал в Лорьян, то большую часть времени провел, гуляя взад и вперед по «улице вечного движения», знакомясь с каждой из девушек, готовой пойти со мной. Видеть на улице так много красивых и доступных женщин – было нечто такое, чего я никогда ранее не испытывал. В моем родном селении Боттендорфе большинство девушек вели себя осмотрительно, чтобы не заработать репутацию шлюхи, которая спит с разными мужчинами. Однако подобное поведение здесь, в Лорьяне, могло принести девушке лишь заслуженное уважение среди нас, моряков.
Тем не менее в этот период у меня сложились особые отношения с одной французской девушкой, которую я встретил. Ее звали Жанетта, и она работала в одном из заведений, официально одобренных командованием подводных сил для посещения их экипажами. Она была красивой девушкой, со стройной фигурой и мягкими светло-русыми волосами. Она понравилась мне с первого взгляда. Я стал все чаще и чаще навещать ее.
Однажды, после одного из наших свиданий, она спросила меня, не могу ли я проводить ее к парикмахеру. Я был удивлен ее просьбой, но тут же согласился. Должен сказать, что, несмотря на мои сомнения, я искренне наслаждался полученными впечатлениями. Мне было очень интересно сидеть, ожидая Жанетту, в окружении других французских женщин, которые живо тараторили, явно обсуждая нас.
После парикмахерской мы отправились в бистро и поужинали. Там мы провели довольно много времени, разговаривая, смеясь и все лучше и лучше узнавая друг друга. Я не знаю, как или почему это случилось, но именно после этого ужина мы почувствовали глубокую привязанность друг к другу. Мы не осмеливались назвать это любовью, потому что это было в нашей ситуации безнадежно. В конце концов, она была всего лишь женщиной ночи, питающей некоторое чувство к вражескому моряку, а я был членом экипажа подводной лодки, с крайне незначительными шансами выжить в этой войне. Возможно, мы испытывали симпатию друг к другу из-за полной неопределенности нашего будущего.
Во всяком случае, когда мы покинули бистро и возвращались в город по тротуару, она неожиданно остановилась перед витриной ювелирного магазинчика. «О боже, – подумал я, – она хочет, чтобы я купил ей кольцо!» Но вместо этого она вошла в магазинчик и быстро вышла обратно, держа в руке фигурку святого Христофора на цепочке.
– Вот, – сказала она, – я хочу, чтобы ты взял это. Святой Христофор – покровитель всех плавающих и путешествующих; он поможет тебе безопасно вернуться ко мне.
Когда она отдала мне подарок, я обнаружил, что он сделан из чистого золота. Я было запротестовал, что не могу принять от нее такой дорогой подарок, но она даже не хотела слышать об этом. В конце концов, сказала она со смущенной улыбкой, она потратила на меня мои же деньги.
После этого вечера мы стали еще ближе. Это были странные, не совсем обычные отношения. Между нами установилась глубокая эмоциональная связь, и мы по-прежнему не осмеливались назвать ее словом «любовь». Мы по-прежнему сохранили «деловой» аспект наших взаимоотношений, когда я в первый раз вернулся из похода с карманами, полными денег, которые хотел потратить. Но через несколько недель, когда в моих карманах уже ничего не оставалось, она сама платила за нас двоих. Вообще же она потратила на меня гораздо больше, чем я мог потратить на нее. Порой, лежа на своей койке в боевом походе, я осмеливался думать о будущем для нас двоих.
Последующие недели промелькнули довольно быстро, поскольку мы завершали окончательную подготовку к следующему боевому походу U-505. Во время предыдущего похода мы прошли расстояние в 13 253 морских миль (более 24 500 км), так что дизельные двигатели срочно требовали капитального ремонта. Как только ремонт был окончен, мы начали грузить на лодку торпеды и другие припасы. В отличие от нашего первого похода на этот раз никто из нас не возражал против чрезмерной загрузки продуктами. Мы все запомнили гастрономическую монотонность питания в первом походе и проблемы со здоровьем, которые мы все испытывали из-за отсутствия свежей пищи. К тому времени, когда мы закончили погрузку, наш центральный пост управления был больше похож на ресторанную кладовку.
За время предыдущего похода мы к тому же так хорошо изучили конструкцию лодки, что у каждого из нас было свое собственное секретное местечко, где мы хранили особые, наши личные вещи. Вещи эти разнились в зависимости от личных вкусов их владельцев. Небольшие запасы шоколада, сигарет, спиртного и пара-тройка сувенирных буклетов с женщинами в нескромных позах были тщательно запрятаны в различных укромных местечках U-505.
Накануне нашего отхода у нас на лодке побывал адмирал Карл Дёниц, командующий всеми подводными силами Третьего рейха. У Дёница было правило лично знакомиться со всеми командирами подводных лодок, и мы, весь экипаж, были польщены, когда адмирал прошел по настеленным мосткам на борт нашей лодки. Обсудив боевое задание с капитан-лейтенантом Лёве, адмирал Дёниц записал в бортовом журнале U-505: «Первое боевое задание командира новой подводной лодки выполнено продуманно и тщательно. Несмотря на долгое пребывание в оперативном районе, незначительная интенсивность движения вражеских судов не позволила добиться большего успеха».
Посещение высоким, уважаемым адмиралом нашей подводной лодки произвело на меня неизгладимое впечатление. Мы, подводники, питали к нему безграничное уважение за его способности и преданность долгу. Именно за эти качества мы заслуженно прозвали его Большой Лев. Многие читатели могут не знать, что в последние дни войны Карл Дёниц стал официальным главой Германского государства после смерти Гитлера. После войны, несмотря на настойчивое желание мести союзников, Дёниц (и подводные силы в целом) не были признаны виновными в совершении военных преступлений Нюрнбергским трибуналом, прежде всего в результате мужественных показаний американского адмирала Честера Нимица.
Я никогда не переставал восхищаться гросс-адмиралом (с 1943 г.) Дёницем. В 1980 году я присутствовал на праздновании 89-й годовщины его рождения в старинном доме Дёницев в деревне Аумюлле в Германии. В кратком тосте, пока мы подняли бокалы за наших павших товарищей, Большой Лев выразил свою сердечную признательность верности и жертвам, принесенным подчиненными ему подводниками. Он произвел глубокое эмоциональное впечатление на всех нас. Несколько позднее в том же году я получил подписанное им личное письмо, одно из последних писем, которые он написал. Обращаясь ко мне как к «товарищу», он сердечно приветствовал мои усилия организовать встречу ветеранов U-505. Вскоре, 6 января 1980 года, я получил грустную честь присутствовать на его похоронах. Гросс-адмирал Карл Дёниц навсегда запомнится друзьям и врагам как мастер стратегии и истинный джентльмен.
В начале июня U-505 снова была готова к выходу в новый боевой поход. На этот раз недостатка в целях не предвиделось: адмирал Дёниц решил отправить нашу подводную лодку в богатые дичью угодья Карибского моря. Разумеется, «официально нейтральные» США агрессивно атаковали наши подводные лодки с сентября 1941 года, за целых три месяца до объявления войны Германии. Мы горели жаждой мести за то, что рассматривали как недобросовестную войну Рузвельта против нас. С первых дней этой необъявленной войны американцы значительно усовершенствовали тактику своих действий против наших подводных лодок, но, даже учитывая это обстоятельство, ожидалось, что будет еще много недостаточно хорошо защищенных целей, которые мы могли бы потопить.
Что касается нас, членов экипажа, наша следующая миссия не могла начаться довольно скоро. Несмотря на различные виды развлечений, доступные для нас, мы были уже по горло сыты жизнью на базе. И несмотря на все трудности и опасности, мы заслужили возвращение в море. В наших жилах, можно сказать, уже текла морская вода. Мы также уже знали, что война вступает в решительную фазу. Сражения достигли своей наивысшей точки в Африке и России, и мы рвались вложить нашу лепту в эти военные успехи.
И вот 7 июня 1942 года U-505 вышла из гавани Лорьяна, и мы отправились в свой второй военный поход.
Назад: Глава 2 Мой первый боевой поход
Дальше: Глава 4 Карибский поход