Чарльз стоял в очереди за кофе в терминале аэропорта Хитроу. Часы показывали 8:30. Он перевел время на час назад и, решив, что еще слишком рано для похода в Национальную галерею, направился прямиком в посольство.

Место было ему знакомо. Он достаточно часто бывал там в качестве особого гостя, а несколько раз в его честь устраивали приемы. И, несмотря на все приятные воспоминания, он никак не мог отделаться от ощущения, что входит в самое уродливое здание в мире. Вполне возможно, что этот жуткий куб был спроектирован Ээро Саариненом, но Чарльз всегда говорил, что его можно с легкостью переместить в любой город в Северной Корее, и никто не посчитал бы его там инородным телом. Хуже того, казалось, будто статуи Рейгана и Эйзенхауэра пропитаны духом советской эстетики. Скорее всего, в них просто воплотилась самая суть официоза. Посольство должно было переехать в новое здание, которое начали строить в 2013 году.

Вот только Чарльз видел макет, который показался ему даже более уродливым, и это было весьма досадно. Профессор совершенно не понимал, почему его соотечественники так преисполнены решимости испортить очаровательный облик Лондона, города, который он любил так сильно, что в какой-то момент даже начал вести переговоры с агентом по продаже недвижимости, намереваясь приобрести дом в Белгрейвии, где, по забавному стечению обстоятельств, мог стать соседом Хью Гранта.

Допив кофе, он взял такси до Гросвенор-сквер, посчитав, что если справится достаточно быстро, то успеет пройтись пешком до Национальной галереи на Трафальгар-сквер. Лондонский Вест-Энд был одним из любимых мест Чарльза на планете. Он не слишком любил уединение и экзотику. В мечтах об идеальном отпуске он никогда не представлял себе бескрайнее небо, роскошные курорты или острова с пустынными пляжами и прозрачной водой. Его ритму жизни куда больше соответствовал центр большого населенного города. Кроме того, в Лондоне он всякий раз, закончив свои дела, ходил в театр. Иногда даже дважды. В старинных, словно покрытых столетней патиной лондонских театрах он чувствовал себя как дома, и это было самое главное.

Он никогда не пропускал постановки «Гамлета», «Ричарда Третьего» и, конечно же, «В ожидании Годо». Это были его любимые спектакли. В последний раз он видел «Годо» в театре «Гаймаркет», с Патриком Стюартом и Йеном Маккелленом, причем четыре вечера подряд. Что же до Шекспира, дед начал показывать ему Лоуренса Оливье в ролях Гамлета и Ричарда лет с шести.

Но сейчас он не мог думать о театре. Такси высадило его у ворот. Профессор предъявил удостоверение, и караульный нашел его в списке особых посетителей, где значилось одно только имя: Чарльз Бейкер. Его провели к дежурному атташе службы безопасности, которого он прекрасно знал. Они перекинулись парой слов, а затем атташе вручил ему дипломатический паспорт, поздравил Чарльза и сказал, что посол очень хотел бы вручить ему паспорт в более торжественной обстановке, однако в данный момент он находится в отъезде, в Глазго, и ужасно сожалеет, что Чарльз не может подождать до завтрашнего утра. Атташе знал, что посылка должна прибыть через несколько часов. Чарльз дал понять, что к первой посылке вскоре может присоединиться вторая. Его собеседник поинтересовался, не хочет ли Чарльз переночевать в посольстве, однако никакая сила в мире не могла заставить его провести ночь в этом порождении кошмара, о чем он и сообщил. Однако, поскольку атташе был лишен не только чувства юмора, но и эстетического чувства, Чарльз добавил, что собирается покинуть Лондон сегодня же вечером, если получится, а если нет, то остановится в своем любимом отеле.

Чарльз побывал во многих лондонских отелях, но больше всего ему нравился «Ван Олдрич», расположенный там, где «встречаются Стрэнд и Сити», как говорилось в слогане. Отель был небольшим и обычно переполненным, как и большинство лондонских отелей; добравшись туда, он заказывал самые лучшие яйца бенедикт и флорентин на свете и всегда старался не пропустить этот завтрак. Что ему не нравилось в лондонских отелях, включая «Ван Олдрич», так это то, что там не открывались окна. Их можно было только приотворить максимум на ширину трех пальцев. Он пытался выяснить, почему это так, и ему сказали, что многие с виду смирные граждане поселялись в отеле только ради того, чтобы совершить самоубийство, выбросившись из окна. После этого семьи покойных предъявляли отелям иски и в целом привлекали к ним ненужное внимание.

Допив земляничный сидр, которым угостил его ассистент, Чарльз отправился на Трафальгар-сквер. Прошелся по Гросвенор до Риджент-стрит, вышел на Пикадилли. Пройдя наискосок по Пэлл-Мэлл, он оказался на Трафальгар-сквер. Музей был еще закрыт, поэтому он сел в открытом кафе и закурил сигару. В самолете он отключил телефон и забыл включить его снова (а может быть, просто не хотел этого делать), поэтому не увидел тревожного сообщения Кристы: «Росс не тот, за кого себя выдает!»