На борт самолета компании «Теркиш Эйрлайнз» в Праге поднялись только два пассажира. Остальные летели из Стамбула. Стюардесса провела Чарльза к его месту в брюхе самолета, в середине среднего ряда. Он извинился перед сурового вида бородатым мужчиной, который, недовольно ворча, убрал ноги под кресло. И, словно этого было мало, мужчина вскоре поднялся, что-то бормоча по-турецки.

«Странно, — подумал Чарльз, — как правило, турки незлобивы». Наоборот, во время поездок в Измир и Анкару его изумляла приветливость местных жителей. Даже в Стамбуле население было доброжелательным и веселым, что нехарактерно для жителей любой столицы. Поэтому профессор решил, что Турция — это страна, где живут самые коммуникабельные на свете люди. Стоило поговорить с кем-то дольше пятнадцати минут, и казалось, что беседуешь с давним другом. Люди, с которыми он встречался, любили дискуссии на самые разные темы. Когда ему случалось несколько раз посетить одно и то же кафе или ресторан, завсегдатаи расстраивались, если он не останавливался поиграть с ними в нарды. Были магазины, где владельцы отказывались продавать ему что бы то ни было, если он не торговался, пытаясь сбить цену, указанную на ценнике. Несмотря на то, что в конце концов в коммерции все всегда упирается в деньги, очарование этого процесса заключалось именно во встрече между покупателем и продавцом, в умении вести переговоры и в стиле ведения торга. Торги… Чарльза всегда завораживал этот способ коммуникации посредством прямого контакта. Его угощали чаем, и тема беседы далеко уходила от продаваемых в лавке товаров: говорили о политике и культуре, о спорте и религии. Именно там он приобрел привычку повсюду давать щедрые чаевые и в то же время научился произносить слово бакшиш, одно из тех немногих слов, которые он знал по-турецки.

И только заняв свое место и повернувшись вправо, он понял, почему сосед так занервничал. Рядом с ним сидела женщина лет тридцати потрясающей красоты, с восточными чертами и миндалевидными глазами, высокими скулами и чудесной кожей. Взгляд его переместился от лица к роскошному декольте, которым, по всей видимости, и любовался турок во время перелета до Праги. Однако теперь перспектива знакомства с прекрасной дамой становилась для него туманной и таяла, как мираж в пустыне. Чарльз обернулся к турку, метавшему на него сердитые взгляды, и расхохотался.

Самолет взлетел довольно неожиданно, у Чарльза начало закладывать уши. Он открыл рот, чтобы выровнять давление, а затем, радуясь тому, что это странное путешествие скоро закончится, что осталась одна остановка на пути домой, попытался вспомнить все, что случилось с тех пор, как он приехал в Трансильванию. Ему нужно было понять, что являлось самым важным в этом запутанном клубке событий.

Итак, он организовал исторический симпозиум в городе, где родился Дракула, как предлог, чтобы вернуть меч, которым был так одержим его дед. В память о том, какое значение меч имел для старика, и о том, что он, Чарльз, унаследовал эту одержимость в тот самый день, когда исчез его дед.

В Сигишоаре он встретился со странным человеком, которого кто-то ранил. Этот человек сказал, что он ему вроде как родственник, что он хорошо знал его деда и даже бывал в его доме в Вирджинии много лет назад. Этот человек пришел в его номер, истекая кровью, и принес с собой коричневую папку вместе с невероятной историей. К примеру, он заявил, что Влад Колосажатель профинансировал создание станка Гутенберга на деньги, полученные от Скандербега, национального героя Албании, затем спрятал послание в копии — точнее, в первом экземпляре — отпечатанной на нем библии. Истекающий кровью мужчина понятия не имел, что это за послание, но оно было настолько важным, что некая группа людей пыталась отыскать его на протяжении последних пятисот лет. И эти люди были готовы на все, включая самые жестокие убийства, чтобы завладеть книгой.

В Трансильвании неизвестная женщина вручила Чарльзу короткую записку. Эта записка направила его в собор Святого Вита в Праге, где, сумев разгадать скрытый в стихотворении Агриппы д’Обинье шифр, он украл алтарный покров из капеллы святого. На покрове масонским кодом было вышито некое сообщение. С помощью этого сообщения он нашел меч, по всей видимости, тот самый, который султан Мурад Второй подарил Владу Колосажателю, когда отправлял его — в нежном семнадцатилетнем возрасте — вернуть румынский трон. Согласно легенде, отец Влада передал меч и медальон ордена Дракона некоему Казану, а тот доставил их его сыну в Стамбул. И теперь, как к своему огромному изумлению выяснил Чарльз, меч оказался настоящим.

Также Чарльз выяснил, что второй меч, именуемый Тизона (как у Эль Сида), должен находиться в Англии, и зацепка, которая позволит найти его, — это слова «святой Георгий», если он верно понял рисунок с птицей и цифры 10:00, указанные в записке женщины. Он заключил, что птица символизирует художника Уччелло, а святой Георгий связан с картиной Уччелло «Святой Георгий убивает дракона», выставленной в Национальной галерее Лондона, и ему нужно быть там в десять часов некоего дня. Вот только какого именно, Чарльз не знал.

Еще одна женщина, которая ему очень нравилась, сопровождала его во время всего путешествия, вплоть до данного момента. Она сказала, что работает на Интерпол, и многое знала о нем, но, возможно, скрыла свои истинные намерения. Ей наверняка было известно гораздо больше, чем она говорила. Чарльз совершенно не понимал, в какую игру она играет, и поэтому предпочел бросить ее. И теперь профессор думал о ней и задавался вопросом, не допустил ли он ошибку, поддавшись импульсу и уехав из Праги именно таким образом.

В папке, которую дал ему предполагаемый родственник и в которой, по всей видимости, содержались страницы из утраченной библии, он обнаружил переведенный на латынь текст короткого рассказа Кафки «Перед законом», использованный также в романе «Процесс». Текст Кафки был слегка изменен: на странице из библии обнаружилась ссылка на двери, охраняемые двенадцатью стражами.

В библии число двенадцать постоянно встречалось вместе с числом двадцать четыре, и столько же было геральдических гербов или эмблем на ножнах двух мечей. Пока что он видел только шесть гербов. Кроме того, в той самой записке, полученной от женщины в Сишишоаре, было указано, что два меча должны войти в одни ножны.

А в коричневой папке он нашел обрывок текста, в котором опознал недостающую часть того, мимо которого много раз проходил в детстве, написанного на стене винного погреба в доме его деда, где сейчас жил его отец. На данный момент отец восстанавливался после небольшой операции на сердце, однако, насколько было известно профессору, находился вне опасности.

Как бы там ни было, когда Чарльз сопоставил две части текста, он обнаружил другой текст Кафки, на этот раз отрывок из рассказа «В поселении осужденных». Опять же текст оригинала здесь был несколько изменен, и эти изменения касались стального ключа и каменной двери. Затем он вспомнил о каменной паноплии в фехтовальном зале дедовского замка. Она представляла собой круглый камень, на котором было высечено вдвое больше гербов, чем он видел на мече. Все двенадцать инсигний располагались по кругу, словно числа на циферблате часов, с той лишь разницей, что в центре камня находилось еще три герба. Вспомнить точно, что это были за гербы, он не мог. Странности всему добавлял тот факт, что на той же самой стене был логотип Интерпола, который Чарльз видел на удостоверении Кристы.

И последним важным документом в коричневой папке было нечто вроде фотографии с изображением Нью-Йорка, но без океана, к тому же представленного так, как это делалось в Средние века. Он ни с чем не смог связать эту фотографию, и это будоражило его.

Ему даже казалось бы, что он пережил приключение в духе Жюля Верна, если бы на пути у него всякий раз, стоило ему обернуться, не возникала гора трупов. Все это заставляло предположить, что по окрестностям бродит обезумевший вампир; возможно, Чарльз видел лишь занавес для каких-то событий, точно не зная, для каких именно. Ему настойчиво намекали на то, что эти убийства свяжут непосредственно с ним, если он не будет держать рот на замке. Проблема заключалась в том, что он даже предположить не мог, о чем ему следует молчать. От Кристы он узнал, что убийствам в Сигишоаре предшествовали другие, совершенные по тому же образцу, в тех местах, где он бывал, в разных странах и в разное время. Чудак-комиссар Ледвина по-своему подтвердил это, хотя и оказался недоумком, считающим себя охотником на вампиров. Так называемый вампир даже помог Чарльзу, освободив его из импровизированной тюрьмы в чешской деревушке, куда он попал, бежав из ехавшего в Прагу поезда, в котором были убиты преследовавшие его люди. Их с Кристой освободили, но лишь ценой новых смертей. Затем он увидел фотографии тени, появлявшейся возле мест последних убийств, а комиссар Ледвина разработал весьма интересную теорию с некими доказательствами (хотя Чарльз не был уверен в их подлинности). Его теория гласила, что явление тени было исторически зафиксировано как минимум десять раз. Согласно подсчетам Ледвины, она появлялась примерно через каждые тридцать лет в разных частях света, но всегда в связи с мрачными событиями. То есть он считал ее неким воплощением злой силы.

Несмотря на все старания, распутать этот клубок у Чарльза никак не получалось. Он не знал, сумел ли он избавиться от угрозы или нет. Он знал лишь, что избежал ареста, не попав в руки чешского комиссара, и в то же время избавился от постоянного надзора со стороны Кристы.

Размышляя обо всем этом, он уснул.