Часть 4. Пункт назначения

Если разгон до четырех процентов световой скорости с отрывом от центра местной гравитации (Солнца) – дело нудное и долгое, потребовавшее от нас двух земных месяцев, то межзвездный полет вышедшего в серию прыжков «Несокрушимого» – стремителен и неудержим. Прошло всего четверо земных суток с того момента, как мы первый раз ушли в гипер, а «Несокрушимый» уже покрыл расстояние в шесть тысяч световых лет, совершив для этого сто двенадцать прыжков. И вот теперь бледно-желтая горячая звезда класса F4 ярким бриллиантом светилась в трех сотнях астрономических единиц перед нами, четко выделяясь из россыпи окружающих ее звезд, которая была значительно плотней, чем у нас дома. Думаю, что на планетах этих звезд никогда не бывает настоящей темноты, ибо свет нескольких близлежащих звездных скоплений достаточно ярок, чтобы соперничать со светом полной луны. Что касается самого полета к этой звезде, то больше всего он был похоже на слалом между опорными точками маршрута, который не должен приближаться к центрам притяжения – то есть к звездам – на расстояние меньше одного светового года.

Лиут, которая теперь общается с нами через тело своего аватара, сказала, что она бы так не смогла. В смысле разогнаться при отсутствии груза за сопоставимое время и покинуть сферу притяжения звезды – это всегда пожалуйста, но вот корректировки на промежуточных точках маршрута «Несокрушимый» делает чуть ли не на порядок быстрее, чем она. Большая масса корабля обеспечивает большую точность и быстроту определения позиций звезд посредством масс детектора, а планетарный привод большей мощности быстрее выводит корабль на новый курс. Но все равно тратить два месяца только на то, чтобы оторваться от звезды, мне кажется невиданным расточительством. С другой стороны, у нас дома все организовано почти так же. На большинстве авиационных маршрутов времени на полет тратится в разы меньше, чем на путь от дома до трапа самолета; и потом от того же трапа до пункта конечного назначения.

По этому вопросу мною в рубке управления было собрано особое совещание, на котором, помимо меня и Вики, присутствовали командир корабля кап-раз Иванов, главный навигатор кап-раз Карандышев, главный инженер кап-два Анисимов, а также Кандид и Лиут в качестве экспертов. Мнение моих офицеров, к тому моменту уже изучивших техническую документацию и получивших опыт в первом практическом полете, было однозначным. Кап-раз Карандышев (главный навигатор) подошел к итерактивной плазменной панели и, иллюстрируя свои слова готовыми картинками и движениями световой указки, начал объяснять.

– Ваше императорское величество, Владимир Владимирович, – с легким кивком головы произнес он, – мы считаем, что, исходя из заданных ТТХ силовой установки, навигационного комплекса и джамп-генератора, есть возможность значительно сократить время покидания пункта отправления и, соответственно, прибытия в пункт назначения. В оптимальном варианте затраты времени на эти операции могут сократиться на порядок, то есть примерно в десять раз. Чтобы добиться такого результата, во-первых, необходимо перевести ограничители использования оборудования с четверти до трех четвертей от максимально допустимых нагрузок, во-вторых – изменить схему отлета или прибытия. Возьмем, к примеру, отлет из системы отправления. На первом этапе это разгон с максимально безопасным ускорением, вплоть до выхода на достаточную дистанцию от центрального светила, при которой возможен минимальный внутрисистемный прыжок на двадцать-тридцать астрономических единиц по вектору отрыва – то есть прямой линии, соединяющей местоположение корабля и предполагаемый центр массы центрального светила. Для Солнечной Системы, как для эталона расчетов, стартовым рубежом для первого внутрисистемного прыжка станет радиус середины пояса астероидов, которая может быть достигнута разгоняющимся «Несокрушимым» всего за одни земные сутки и восемнадцать часов. Рубежом прибытия в таком случае может являться позиция между орбитами Урана и Нептуна. С этой позиции, после навигационных изменений и корректировки вектора полета, которые потребуют еще несколько часов времени, может быть совершен следующий прыжок, уже в общем направлении, на конечную цель, который может иметь дальность до трехсот астрономических единиц. Конечным рубежом для второго прыжка должен являться зазор между внешней границей рассеянного диска и внутренней границей облака Оорта. Третий прыжок с этого рубежа, дальностью до двух световых лет, выводит нас в межзвездное пространство, откуда начинается собственно межзвездный полет. Общие затраты времени на отрыв от Солнечной Системы по этой схеме сокращаются с шестидесяти до четырех суток, при этом нагрузка на оборудование не превышает максимально допустимых нормативов. При прибытии в систему назначения все действия должны производиться в обратном порядке…

– Во-первых, – скрипучим голосом произнес Кандид, – все это, конечно, красиво, но учтите, что такая схема использования оборудования приведет к его ускоренному износу – в первую очередь, планетарного привода и джамп-генератора, которые вы планируете постоянно эксплуатировать практически на боевых режимах. К тому же при частых прыжках с меньшим наводящим импульсом инерции возрастет нагрузка на операторов навигационного вычислителя, которых понадобится вдвое больше, или они начнут совершать вполне человеческие ошибки.

– Уважаемый Кандид, – ответил искину кап-два Анисимов (главный инженер), – мы тут посчитали, что даже при таком повышенном износе межремонтный интервал основного оборудования (которое можно отремонтировать только в заводских условиях) составит около пары сотен лет, и на этот же срок должно хватить ЗИПов ко всей прочей аппаратуре. Ваша империя построила очень хороший и мощный корабль, возможности которого по боевому применению могут и должны быть расширены, невзирая на некоторое увеличение степени износа.

– Мы знаем, что нам понадобится набрать дополнительных операторов, – добавил кап-раз Карандышев (главный навигатор), – и это не составит для нас никаких проблем, потому что требуемое количество людей в рамках программы подготовки резерва уже обучено. Добавив всего одну смену и изменив схему дежурства с четыре через восемь часов на два через шесть, мы добьемся снижения нагрузки на операторов, не сильно выходя за штатное расписание.

Командир корабля кап-раз Иванов посмотрел в мою сторону.

– Ваше императорское величество, Владимир Владимирович, – сказал он, – как я понимаю, в первое время, для того чтобы выжить и победить, нам надо будет постараться быть во многих местах одновременно, для чего придется метаться от звезды к звезде по схеме «Фигаро здесь, Фигаро там». При этом возможность значительно обходить противника на поворотах даст нам неоценимое тактическое преимущество.

Искин Кандид искусно имитировал тяжкий вздох.

– Сказать честно, – проскрипел он, – в Империи по предложенной вами схеме функционировали пассажирские лайнеры дальних коммерческих линий. При перевозке почты и пассажиров, особенно класса люкс, была важна скорость доставки, а также оборачиваемость транспортных единиц, а не мелочная экономия на износе оборудования и окладах навигационного персонала…

– Скажите, Кандид, – спросил я, – а эта инструкция о тотальной экономии на всем пришла, случайно, не из ведомства Главного Казначея, которому захотелось подсократить расходы на всем чем можно?

Кандид чисто по-человечески пожал плечами и кивнул.

– Да, – подтвердила голограмма, – и игнорировать ее разрешалось только в секторах, объявленных на военном положении, а то нередки были случаи, когда адмирал на тыловой базе отправлял крейсер якобы в патрулирование, а на самом деле в соседние системы за знаменитым Лайгсбургским пивом или же Имранскими солеными колбасками. Для личного, так сказать, пользования.

– И господин казначей решил перегнуть палку в другую сторону, – кивнул я, – ну что же, нас его указания по известным причинам не касаются. Так что, Кандид, переписывайте свои инструкции, а вы господа-товарищи, с учетом уже набранного нами момента инерции, рассчитайте подход к системе Нового Рима в таком режиме, чтобы их диспетчеры планетарной обороны спохватились как можно позже. Мне нужен молниеносный удар с захватом застигнутой врасплох орбитальной станции, а не демонстрация огневой мощи с ее тотальным разрушением.

Сидевшая рядом со мной аватарка Лиут глубоко вздохнула. Теперь, когда она могла говорить с помощью тела Ольги Колоковцевой, она предпочитала общаться вербально, а не с помощью телепатограмм, как прежде. Ведь эти телепатограммы «слышали» только мы с Викой, и никто больше; а слова, произнесенные голосом аватарки, были доступны всем. И вообще, к юной Ольге-Лиут, рассекающей по коридорам «Несокрушимого» в повседневном обтягивающем трико маркграфских цветов, давно все привыкли. После того как Вика серьезно с ней поговорила, Лиут оставила затею немедленно уложить меня в свою постель, впрочем, не бросилась она и во все тяжкие с первыми встречными парнями. Вместо этого она окунулась в общение, в первую очередь с нашими старшими офицерами, но не обходя своим вниманием и старшинско-рядовой состав Корабельной Службы. Как она сама однажды призналась, больше всего на свете Корабли любят пообщаться, а тут возможности общения для Лиут было хоть отбавляй.

С профессиональной точки зрения, и для командира, и для навигаторов, и даже для инженеров дружески настроенный Корабль – это очень интересный собеседник. Ведь они все бывшие моряки, а она в космосе с первого своего проблеска сознания, когда ее сферу обеспечения подключили к тренажеру и начали учить летать в космосе. А еще Вика сказала, что, общаясь с умными и интересными мужчинами, Лиут ждала, пока на кого-нибудь из них отзовется не только ее жаждущий феерических сексуальных ощущений мозг, но и душа Ольги. Ведь это было ее именно тело, и Лиут хотела, чтобы ее аватарка разделила с ней все счастье и радость соития с любимым мужчиной. Вот так – сначала любовь, а потом уже все остальное…

Сама же Ольга, когда не находилась под управлением Лиут, показывала стремительный прогресс в интеллектуальном развитии. Родители Ольги уже научились отличать, когда она просто Ольга, а когда Лиут-Ольга, и не могли нарадоваться на то, какой становилась их дочь. На первых порах прогресс шел чуть ли не день за год, потом, правда, он замедлился, но все равно разница была разительной. Сейчас, когда после операции чипирования прошло чуть больше пятидесяти дней, ум Ольги с уровня трехлетнего ребенка поднялся до уровня примерно десятилетней девочки. Сама Лиут достаточно туманно говорила, что ей удалось устранить некое «зацикливание», и теперь даже без ее помощи Ольга сможет жить вполне обычной жизнью.

Ускоренно выучившись читать при помощи гипнопедии, в свободное от основной работы время Ольга пристрастилась к чтению, а вместе с ней к этому занятию пристрастилась и Лиут, которая научилась тихонько входить в Ольгу ровно настолько, чтобы воспринимать прочитанное, но при этом никак не мешать Ольге наслаждаться процессом чтения. Мир русских сказок: Иван-царевич, Добрыня Никитич, Алеша Попович, Илья Муромец и прочие русские богатыри, а также Василиса Прекрасная и Премудрая вкупе с Аленушкой и братцем ее Иванушкой, с которых Ольга начала свое культурное самообразование, просто очаровали падкую на сильные эмоции светлую эйджел, в свое время лишенную того, что люди зовут детством. Потом пошли вещи посерьезней – вроде произведений господин Дюма, которые Ольга, точнее, уже Ольга-Лиут, глотала книгу за книгой. Так, шаг за шагом, не только Лиут влияла на Ольгу, но и Ольга на Лиут, и вместо раздвоения личности стало вырисовываться что-то двуединое, похожее на ментальных сиамских близнецов, а о любовях – что для Ольги, что для Лиут – было забыто, по крайней мере пока, до завершения процесса взросления. Впрочем, об этом поговорим несколько позже, а пока вернемся к тому совещанию, которое происходит в рубке управления.

Как я уже говорил, аватарка Лиут глубоко вздохнула и повернула голову в мою сторону.

– Мой дорогой император Шевцов, – проворковала она, – если ты хочешь захватить орбитальную станцию на За-о-Дешт-4 в максимально неповрежденном состоянии, то думаю, что я смогу тебе помочь. Ведь я Корабль, имеющая законную регистрацию Совета Кланов и, более того, неоднократно бывавшая в этом месте и при прежних, и при последних своих хозяевах. Если я, имея на борту ваш десант, войду в систему и, как обычно, дам свои позывные, то никто ничего не заподозрит, и я смогу спокойно пристыковаться к станции, чтобы начать ее захват. Только боюсь, что в любом случае пройдет достаточно много времени, прежде чем вы сможете прийти нам с десантом на помощь, и, быть может, нам всем придется умереть. Ведь для того, чтобы сохранить маневренность, я смогу взять на борт не больше пяти-шести сотен ваших Железнобоких, а на станции очень сильный гарнизон из примерно полутора тысяч хуман-горхских гибридов – а эти твари гораздо сильнее и опаснее, чем обыкновенные горхи…

Мои офицеры переглянулись. Хрупкая фигура аватарки Лиут и сказанные ею решительные слова явно диссонировали друг с другом. Я видел, что эти седые волки с еще советским прошлым явно приняли какое-то отчаянное решение. Первым, от лица всех, заговорил командир «Несокрушимого» кап-раз Иванов.

– Я думаю, ваше императорское величество, – сказал он, – что мы должны несколько изменить план госпожи Лиут. В систему надо входить со стороны темной зоны (прикрываясь звездой) – сперва она, а потом уже и мы. При этом пусть Лиут не только подает свои позывные, но и голосит на всю систему о том, что ее преследуют пираты. Когда мы выйдем из-за звезды, системы наблюдения вряд ли сумеют нас разглядеть, ослепленные ее излучением, а когда разглядят, то будет уже поздно. В местных справочниках мы не числимся, и это вызовет дополнительную сумятицу. Пользуясь своим положением спасающейся от разбоя, Лиут первой беспрепятственно пристыковывается к станции и выбрасывает на нее авангард десанта, главной задачей которого будет отключить защитное поле. И нам, чтобы прийти на помощь ей и десанту, понадобится не несколько суток, а всего пара часов, на протяжении которых ребята из авангарда, несомненно, продержатся. Самое главное, чтобы они отключили защиту.

– Это хороший план, мой милый Виктор Игоревич, – воскликнула Ольга-Лиут, – это очень хороший план. Так мы все останемся живы, а враг будет разбит и посрамлен. Я даже не могу сказать, как я этому буду рада. Мой клан будет побеждать, а враг униженно будет молить о пощаде.

– Лиут, – сказал я, – ты действительно этого хочешь? Ведь это может быть для тебя опасно, поскольку твой корпус совсем не приспособлен к бою, и даже орудия ближней самообороны способны тебя очень сильно повредить…

– Мой милый и дорогой император Шевцов, – воскликнула Ольга-Лиут, – разве же я могу стоять в стороне, когда ты испытываешь трудности, которые я могу для тебя разрешить? Какая же я тогда маркграфиня, если не выступлю вместе с тобой в поход, в тот момент, когда ты нуждаешься в моей помощи? Ведь я часть твоего великого клана, плоть от его плоти и кровь от его крови, и все мы должны быть один за всех и все за одного.

– Тогда быть посему, – ответил я, серьезным взглядом окинув своих офицеров, – ответственный за исполнение общего плана – капитан первого ранга Иванов. Командовать авангардом десанта будет подполковник Седов, и задачу ему я буду ставить лично. На этом все; госпожу Лиут мы с императрицей попросим пройти с нами, а все остальные могут продолжать исполнять свои служебные обязанности.

– Итак, Виктор Данилович, – говорит мне Володька, – командованием, то есть мной, перед вами поставлена чрезвычайно ответственная задача…

Да уж, командовать авангардом, который высаживается на хорошо защищенную вражескую территорию из-под прикрытия – это что-то с чем-то. Усиленный штурмовой батальон против аналогично вооруженного и обученного полка противника, бойцы которого к тому же обладают просто выдающимися физическими кондициями.

– Только учтите, Виктор Данилович, – добавил перчика Володька, – если, как говорит Лиут, вашими противниками буду горхо-человеческие гибриды, то драться вам придется в основном с бабами, то есть с девками. Мужиков (то есть, в местной терминологии, самцов) в первом поколении гибридизации едва хватает на занятие сержантских должностей. Если по вооружению вы будете с ними примерно на равных, а по физическим кондициям они вас будут резко опережать, то в области защиты преимущество целиком будет на вашей стороне. Дело в том, что на ваших латах установлены генераторы персональных защитных полей, а эйджел такой технологией так и не овладели, поскольку это чисто имперская заморочка. Так что у вас будет возможность расстреливать противника в упор из-за прикрытия, почти непробиваемого для его оружия.

Володька порылся у себя в планшете и извлек оттуда несколько прямоугольных листков пластика, которые придвинул в мою сторону.

– А теперь полюбуйтесь, – сказал он, – извлечено из памяти Лиут, которая запомнила их по своему последнему посещению станции.

М-да, кино и немцы… Рослые, под два метра, мускулистые девицы с комплекцией Шварценеггера, особенно в плечевом поясе, из-за перекачанности которого голова у них, как и у их мамаш, торчит немного вперед. Нормальная такая голова, вполне человеческая, без низкого лба и специфического овала лица, как у чистокровных горхинь. Нижняя челюсть тоже была вполне человеческой, с подбородочным выступом и ямочкой. Правда, общее впечатление несколько портил перешедший по наследству с материнской стороны огромный румпель с горбинкой, резко диссонирующий с вполне русскими по виду толстыми косами самых разнообразных светлых оттенков – от платиново-белого до огненно-рыжего.

Все остальные части тел этих девиц тоже были весьма впечатляющими, мускулистыми, накачанными и хорошо видимыми, потому что одежды на этих девицах в их повседневном виде имелся самый минимум и состоял он из сандалий с ремешками, обвивающими икру, широкого наборного металлического пояса из блях, на котором висят: нож, легкое табельное оружие вроде пистолета и разного рода подсумки, наверное, с боекомплектом и нужными по жизни вещами. Также к поясу крепился маленький передник, или даже юбочка до верха бедра с разрезами по бокам, прикрывающая спереди интимное место, а сзади ягодицы. Выше пояса, если не считать кожаных ремней портупеи, бойцовые девицы были полностью обнажены и шиковали огромными грудями полусферической арбузообразной формы и длинными мускулистыми руками, кисти и запястья которых были украшены перчатками с обрезанными пальцами, переходящими в браслеты-напульсники. Ну, чисто скандинавские валькирии, для полного впечатления не хватает только рогатых шлемов, круглых щитов и больших двухсторонних секир. С одной стороны, выглядят охранницы станции весьма угрожающе, а с другой стороны, даже как-то жалко будет убивать такую красоту. На нашей стороне эти девицы тоже смотрелись бы весьма к месту. Это я говорю вам, как специалист.

Насколько я понял пояснения сидевшей рядом со мной аватарки Лиут, в таком полуголом виде полугорхини несли полицейскую службу в причальных секторах и сопровождали разного рода должностных лиц станции – вроде пограничников и таможенников. Тяжелое вооружение и полные доспехи при такой службе как-то и не нужны. Тем более что тропические условия температуры и влажности, которые повсюду устанавливают теплолюбивые эйджел, всех остальных (и в первую очередь крайне массивных горхов и их метисов) вынуждают ходить чуть ли не голышом. Этот одежный минимализм увеличивал наши шансы застать гарнизон станции со спущенными штанами, что было очень хорошо, но меня никак не оставляла мысль о том, чтобы сохранить жизни хотя бы части этих красоток, чтобы впоследствии переманить их на нашу сторону.

– Это исключено, – покачала головой аватарка Лиут, – они все без исключения чипированы еще в раннем возрасте и, по сути, их мышление – это производная от мышления мозга станции. Индивидуальные особенности, конечно, имеются, но в боевой ситуации они подавляются имеющими приоритет командами мозга станции. Ольга, которую я веду, даже под чипом имеет в тысячу раз больше личной свободы, чем эти боевые биороботы в женском обличье, потому что я для нее подруга и любимая старшая сестра, а мозг станции для своих защитниц – это суровый или даже жестокий начальник, беспощадно карающий своих реципиенток за любые ошибки. Иногда эта кара приводит к инсульту, в результате которого реципиентки или умирают, или становятся идиотками, что, по сути, одно и тоже.

– Ну как же их можно карать за ошибки, – спросил я, – если они в любом случае находятся под прямым и непосредственным управлением этого самого мозга станции?

Аватарка Лиут вполне по-человечески пожала плечами.

– Наши эйджел думают иначе, – сказала она, – они отдают приказ, и если его исполнение не привело к требуемым результатам, то, безусловно, виновной в этом будет считаться реципиентка. Поэтому даже если у защитниц станции и возникнет желание перейти на нашу сторону, оно еще в самом зародыше будет подавлено болевыми импульсами. Любое неисполнение приказа будет наказано, даже если в это время защитница будет валяться в отключке после заряда парализатора. И даже оборудование по постановке помех управляющим сигналам, о котором мне как-то рассказывал Кандид, сможет значительно дезорганизовать сопротивление и поможет вам захватить станцию, но не спасет защитниц от наказания, потому что посылаемые на чип болевые импульсы очень трудно заблокировать таким образом.

– Да, – сказал Володька, – мне тоже не по душе убивать тех, кто идет в бой под принуждением, и императрица придерживается того же мнения. Интересно, а что по поводу этой станции может сказать наш дорогой Кандид?

– Про эту конкретную станцию ничего, Ваше Императорское величество, – хмуро сказала материализовавшаяся голограмма, – первый неоримский император Феликс Максимус, чтобы не возиться, приказал своим адмиралам разнести ее на атомы – то есть поступил так, как вы поступать не хотите ни при каких обстоятельствах. Что касается других похожих случаев, могу сказать, что хороший эффект может дать уничтожение или паралич главного управляющего центра. В первом случае получится так, что станция будет висеть на орбите целехонькая, но жизни на ней не будет, ибо злодеи эйджел злостно игнорируют автономное резервирование. Погаснет освещение, прекратят работать механизмы регенерации воздуха и поддержания приемлемой температуры, в трубах остановится вода, а все чипированные (включая и охрану), завязанные на этот управляющий центр, упадут в обморок. В итоге умрут все, кто не сумеет эвакуироваться за те несколько часов, пока на станции еще будет сохраняться комфортная для жизни температура и пригодная атмосфера. Во втором случае управление всеми функциями* станции, в том числе и управление охраной, будет парализовано на срок от двух до шести часов – смотря по тому, какая мощность будет применена и настолько узко удастся сконцентрировать парализующий луч.

Примечание авторов: * Кандид немного ошибается. Функции управления системами жизнеобеспечения завязаны на безусловные рефлексы мозга станции и поэтому в случае утраты им сознания практически не пострадают, только освещение перейдет на экономный аварийный вариант. Вот вооружение, защитные поля и чипированная охрана из хуман-горхских метисок вырубятся в обязательном порядке.

– Второй вариант нам подходит, – сказал Володька, – но только что нам делать потом, когда через положенное время мозг станции очнется от паралича и снова примется оказывать нам сопротивление.

– Чтобы это предотвратить, – ответил Кандид, – нужно будет, воспользовавшись всеобщим параличом, пробраться в цитадель к этому самому центру управления и вручную отключить у него нервные окончания, ведущие к внешним устройствам, в том числе ментальным усилителям, защитным полям и вооружению. Если в управляющей схеме не предусмотрена управляющая свитч-панель, механически блокирующая доступ мозга, то саперную лопатку или ее аналог вроде лазерно-силового резака еще никто не отменял. Хотя я сомневаюсь, что вам придется идти на такие крайности, ибо в отличии от Кораблей, на Станциях «оборудование» главного управляющего центра заменяют достаточно регулярно, потому что срок жизни станции многократно превышает срок эксплуатации корабля, а за это время несколько раз успеет состариться даже законсервированный мозг злодеек-эйджел. Вот такие как мы, саморегулирующиеся и саморемонтирующиеся биоэлектронные искины, могут служить почти вечно. Компания «Una Electronic Corporation», которая спроектировала и произвела набор биоэлектронного оборудования для «Несокрушимого», дает гарантию безаварийного функционирования на срок, сопоставимый со сроком существования Вселенной…

– Да ладно тебе, электронный хвастунишка, – махнул рукой Володька, – не зарекайся, ибо ничто не вечно под Луною. И вообще, гарантию в нашем военном деле может дать только Господь Бог. Одним словом, мы принимаем за основу твои изменения к плану. Сразу после швартовки Лиут наносит удар из бортового стационарного парализатора в район размещения мозга Станции, после чего Виктор Данилович выбрасывает десантную группу, которая пробьется к этому самому управляющему центру и, пока он в отключке, отрежет все, что необходимо отрезать. Потом к станции подходит «Несокрушимый» и высаживает на нее основной эшелон десанта, после чего сражение можно считать выигранным…

– Но, мой дорогой император Шевцов… – растерянно сказала вдруг аватарка Лиут, – у меня же нет бортового стационарного парализатора…

– Нет – значит, будет, – отрезал Володька. – Возьмем одну штуку вместе с поворотной турелью и накопителями из ЗИПов «Несокрушимого» и поставим тебе. Я решил, что там она будет нужнее! Ради твоей же собственной безопасности в качестве оружия личной самообороны.

– Хорошо, мой дорогой, – сказала Ольга-Лиут, опустив глаза, – я благодарна тебе, что ты заботишься о моей безопасности. Только должна предупредить, что даже после того, как из строя выйдет вся чипированная охрана, сопротивление отнюдь не иссякнет. Кроме штатных чипированных охранниц, завязанных на мозг станции, существуют еще телохранительницы пребывающих на станции матрон и отряды свободных наемников-хумансов, которые время от времени тоже входят в ее гарнизон. Если чипированная охрана матрон, скорее всего, будет сражаться с вами насмерть, то наемники, особенно франконцы, поняв, что битва проиграна, предпочтут капитулировать под гарантии личной безопасности. Героев среди них нет.

– Знакомая картина, – сказал я, – но меня беспокоит один вопрос. Лиут, никто из нас не представляет себе, как может выглядеть то, что нам предстоит отключить…

Аватарка Лиут тяжело вздохнула.

– Мой дорогой Виктор Данилович, – сказала она, – для того, чтобы помочь в этом вопросе, я пошлю с вами Ольгу. Через нее я смогу давать вам советы. Поэтому иногда, когда мне понадобится быть в другом месте, она будет просто Ольга, а иногда Ольга-Лиут. Но только вы берегите ее, пожалуйста. Хоть она никакая не маркграфиня, а просто обыкновенная девушка, которая недавно была меньше, чем ничто, все равно она уже стала самой ценной частью меня, и мне было бы жаль ее потерять. Когда она без меня, она еще такая наивная и беспомощная, как маленький детеныш.

– И вообще, – сказал Володька, – Лиут – в смысле, и как Корабль, и как личность – тоже не должна пострадать ни в коем случае. Так что, товарищи, готовьтесь к этому делу по полной программе, благо до входа в систему по новому графику полета есть еще около десяти дней. Удар будет внезапным, жестоким и неотвратимым, не считая, разумеется, того, что после него должны остаться не только трупы, но и будущие наши подданные. У меня по этому поводу тоже есть некоторые мысли, которые я пока не буду озвучивать. Сначала надо проверить, созрел ли еще один интересный плод, или его требуется еще немного потрясти. В случае если все срастется, у вас будет приятое дополнение, а если нет, то и без него неплохо.

На этом совещание было закончено, и мы разошлись, теряясь в догадках, что это за такой плод, который для созревания требуется трясти, и каким боком он относится к выполнению нашего задания, являясь к нему приятным дополнением.

Вызов к предводителю клана для Зейнал был подобен грому, внезапно разразившемуся в безмолвной космической пустоте. Дни, прошедшие с момента принятия побежденных темных эйджел в клан победителей хумансов, были для Зейнал далеко не самым легким временем. Она училась жить по-новому, ломая себя на каждом шагу, ибо принесенная клятва в том, что, войдя в клан хумансов, она будет подчиняться всем его правилам, для темной эйджел была дороже самой жизни. Тяжелее всего Зейнал было приучить себя постоянно носить одежду, в том числе и нижнее белье, и каждый день мыться в душе. Но правила оказались неумолимы, и бывшей матроне пришлось блюсти их. Еще она училась подчиняться. Здесь, в клане хумансов, она стояла почти в самом низу социальной лестницы, ниже ее были только признанные уже пеоны, от которых никто ничего уже не требовал, ибо что можно требовать от людей, чей удел – грязный неквалифицированный труд.

Зато каждый успех в профориентации и обучении хоть немного повышал ее статус, и тем был по-настоящему ценен. Профориентацию она прошла на свое удивление легко и получила распределение для обучения на помощника офицера-тактика. Этому способствовали быстрота мышления и точность интуитивного анализа, и вообще, все же не зря в своем клане именно она стала матроной, а не какая-то иная из ее сестер. Тогда-то Зейнал и объяснили, что корабельный состав – это элита клана (империи), а офицеры-тактики, навигаторы, а также пилоты шаттлов и истребителей – это элита корабельного состава. И вот тогда возрадовалось ее сердце, потому что эйджел не только верны своему слову, но еще и очень тщеславны. В принципе, все взрослые или подростки, составлявшие ранее бывший клан «Багряных листьев» были аттестованы достаточно высоко, ниже уровня пилота транспортного шаттла не опустилась ни одна из ее сестер.

А вот обе дочери Зейнал оказались моложе возраста профориентации, впрочем, на их судьбе это особо не отразилось. Они тоже поклялись быть как все, и поэтому старшая Наиб сейчас готовилась к тому, чтобы войти в свою возрастную группу в школе, а младшая Сэрил вместе с хумансами ее возраста в специальном заведении для юных детенышей постигала премудрости жизни в большом коллективе. При этом, когда Зейнал позволили навестить ее младшую дочь, она к своему превеликому удивлению, нашла ту в самой середине большой веселой кучи-малы. Детишек хумансов не смущал ни цвет кожи их новой подружки, ни хвост, ни другие расовые особенности. Они играли, и им было весело. Увидев Зейнал, Сэрил ракетой вырвалась из этой кучи и, голося на двух языках (гипнопедия рулит): «Мамочка, мамочка, мамочка, мамочка пришла» – сломя голову кинулась к самому дорогому для себя существу во Вселенной. Все же дочерняя любовь заложена у эйджел в инстинктах, и в основном является тем цементом, который скрепляет Кланы изнутри.

Две молодые женщины-воспитательницы, присутствовавшие в этот момент в игровой комнате, окинули взглядом одеяние, оценили темно-синий комбинезон корабельного состава, курсантские нашивки (будущий офицер) и шеврон тактической группы, и решили не вмешиваться, несмотря на небольшое нарушение существующего распорядка. Тем более что неожиданная визитерша поприветствовала их кивком головы, что с ее ростом выглядело несколько надменно, с ужасающим акцентом, но все же вполне понятно поздоровалась, а потом, сложившись вдвое, бухнулась на колени, принимая в свои объятья маленькое счастливо визжащее существо. Материнская любовь, в конце концов, священна, неважно кто перед вами – женщина-человек, обнимающая своего ребенка, или же темная (или светлая) эйджел. Вдоволь натискавшись с Сэрил, Зейнал поднялась на ноги и с достоинством протянула воспитательницам пластиковую карточку, в которой было сказано, что в поощрение за хорошую учебу и поведение курсанту Зейнал разрешаются встречи с дочерью в любое дневное время по ее выбору. Печать и подпись офицера-инструктора.

Очень долго Зейнал не могла решиться сойтись с кем-нибудь из самцов хумансов, чтобы познать ранее запрещенные и потому неизвестные для нее удовольствия тела. И это при том, что квартировавшие по соседству светлые эйджел, ранее бывшие ее пленницами, вертели такие дела напропалую, ни разу не оставаясь на ночь в одиночестве. У некоторых из них были постоянные партнеры, другие меняли своих самцов чуть ли не по два раза на дню, но у всех светлых на наглых бесстыжих белых мордах лежала печать получаемого регулярно удовольствия, как у постоянно обжирающихся сметаной кошек. И это выражение появилось на их лицах не просто так. Когда Зейнал первый раз попробовала самца хуманса, она потом целый день ходила на трясущихся, подгибающихся ногах, что не помешало ей в тот же вечер повторить эксперимент все с тем же хумансом. А потом еще раз и еще. Тогда она окончательно поняла, почему Совет Кланов категорически запрещал такие отношения. Любая железная матрона после такого потеряет тонус и превратится в мурлыкающую ласковую кошечку.

При этом Зейнал понимала, что с обычной человеческой точки зрения эти отношения были крайне несерьезными, потому что базировались исключительно на голом сексе, без всяких намеков на проявление эмоциональной теплоты. Что поделаешь, всякие эмоциональные вычурности – это дело светлых эйджел, а удел темных – суровая простота. Но даже при отсутствии душевной теплоты такие контакты неизбежно влекут за собой рождение метисов. В цивилизации эйджел такие вещи были категорически запрещены. Для самих эйджел была разрешена только гибридизация между собой, а для горхов и сибхов – исключительно с целью получения чипируемых боевых и рабочих гибридов, наследующих массогабаритные характеристики матерей и интеллект отцов. Собственно, Зейнал и решилась-то на такую связь только после того, как выяснила, что то, кого она родит и от кого, в новом клане является исключительно ее личным делом. Рождение метисов даже приветствуется, а если она сама не захочет воспитывать своего ребенка, то эту обязанность возьмет на себя клан (то есть Империя).

Но, как уже говорилось выше, все эти проблемы показались уже частично адаптировавшейся Зейнал сущей мелочью по сравнению с вызовом к Предводителю, тем более что ни наказывать, ни награждать ее было пока что не за что. В последний раз, когда она была в Правительственной Зоне, ее вели в эту запретную для большинства часть корабля под конвоем; теперь же, ее личный браслет, настроенный на вызов, сам открывал перед ней ранее намертво закрытые двери. Возможно, что в этот момент, когда она шла по тихим коридорам, Зейнал впервые за время своего пребывания на «Несокрушимом» смогла отбросить в сторону текущую суету сует и осознать, насколько изменилось ее отношение к себе и окружающему миру, и в первую очередь к хумансам, среди которых она вынуждена теперь жить. Ее больше не раздражают их улыбки с обнажением зубов, приземистые и даже у самок гипертрофированно мускулистые фигуры, их громкий смех и белая кожа, как у этих гордячек светлых… хотя любой хуманс в тысячу раз лучше, чем эти спесивые бледнолицые лицемерки.

А остановившись перед дверью в императорские апартаменты, бывшая матрона клана «Багряных листьев» вдруг ощутила такое же трепетное чувство, как и в далекой юности, когда она, уже взрослая, но совсем молодая темная эйджел входила в каюту своей великой матери, матроны ее клана. Ну умеет император Шевцов расположить к себе людей и не совсем людей, этого у него не отнять… Как там говорил искин Кандид: «Императорская харизма – великое дело!»

Предводитель и его юная Матрона сидели рядом вдвоем за столом и смотрели на вошедшую Зейнал. Предводитель сурово, а матрона – с легкой одобряющей улыбкой. Серо-стальная аура власти над головой Предводителя с прошлого раза значительно усилилась и стала плотной, почти осязаемой, с одного края смешиваясь с исходящей от Матроны Аурой Любви и Милосердия, в которой розовые сполохи перемешивались с голубыми. Видеть такие вещи способны любые эйджел, а не только эти светлые гордячки.

Как и в прошлый раз, при виде Предводителя Зейнал попробовала было опуститься на колени, но тот сделал раздраженный жест, запрещающий это движение, а Матрона, слегка улыбнувшись, попросила Зейнал сесть на особый, самоподстраивающийся по высоте стул, специально ради этого стоящий перед столом, за которым заседала Правящая Чета. В конце концов, тут, на этом месте мог очутиться и кто-то с габаритами сибхи. Зейнал сама видела на борту «Несокрушимого» самок хумансов таких размеров, и, что самое удивительное, к настоящим сибхам не имеющих никакого отношения.

– Я вижу, уважаемая Зейнал, – полувопросительно, полуутвердительно произнес Предводитель, – что ты выглядишь вполне благополучно, а, значит, уже освоилась в нашем обществе…

– Да, Ваше Могущество, – ответила Зейнал, склонив голову и испытывая непроизвольное желание сползти со стула на пол и утвердиться на коленях, – у меня все хорошо и я крайне благодарна за проявленную ко мне милость.

– Замечательно, Зейнал, – удовлетворенно произнес Предводитель, – что ты всем довольна. Помнишь, некоторое время назад, на этом же самом месте, я говорил тебе о том, что ты будешь первой, но отнюдь не последней?

– Да, Ваше Могущество, – подтвердила Зейнал, – помню.

– Сейчас, – сказал Предводитель, – мы приближаемся к системе За-о-Дешт. Первая наша задача – это захват орбитальной станции, оборачивающейся вокруг четвертой планеты этой системы. Что ты можешь сказать про это место, в первую очередь о мозге этой Станции?

– Мозг Станции За-о-Дешт-4, – ответила Зейнал, – это старая, сварливая, злобная темная эйджел, как и положено нашей расе в преклонном возрасте. В последний наш визит поговаривали о необходимости ее замены, в связи с тем, что она слишком сурово относится к чипированному живому инвентарю, в результате чего темные кланы, владеющие этой станцией на паях, начали проявлять недовольство дополнительными материальными издержками…

– Так может, ее уже заменили? – предположила Матрона.

– Да что вы, Ваша Милость, – покачала головой Зейнал, – вы просто не знаете нас, эйджел. Если нет ничего срочного, то такие разговоры могут вестись много циклов подряд, да и сам процесс изготовления тоже не самый скорый.

– Хорошо, – сказал Предводитель, – в любом случае мы собираемся оставить ее в живых. Другой вопрос в том, удастся с ней договориться или придется действовать исключительно грубой силой…

Зейнал сделала рукой отрицательный жест.

– Договориться не удастся, – уверенно сказала она, – в отличие от матрон кланов, которым всегда есть что терять, припертый в угол мозг станции, особенно находящийся в таком сомнительном положении, уже не будет искать для себя путей отступления.

– Очень хорошо, – кивнул Предводитель, – мозгом Станции займется штурмовая группа, и будем надеяться, что все обойдется без инсульта или каких еще неприятностей. Ты мне, Зейнал, теперь лучше расскажи о кланах-владельцах и о том, удастся ли уговорить их матрон не доводить дело до всеобщей кровавой мясорубки? Разумеется, уговорить на твоем собственном позитивном примере.

– Ваше Могущество, – немного самодовольно спросила Зейнал, – вам понравилось иметь дело с темными эйджел?

– Понравилось, – немного уклончиво кивнул Предводитель, – и не только с вами. Запомни, каждый может оказаться незаменимым, если его применять на особом, только для него созданном месте. Но сейчас я хочу говорить с тобой не об этом. Только ты, и больше никто из нас, можешь взять на себя эти переговоры и помочь избежать ненужного кровопролития. Только от тебя зависит, погибнет ли множество народу, включая эйджел, хумансов, горхов, сибхов и их гибридов, или останется жить.

Услышав это «из нас», Зейнал рывком выпрямилась на своем стуле.

– Да, Ваше Могущество! – почти выкрикнула она, – я возьму на себя это дело и сделаю его настолько хорошо, насколько смогу. А если мне будет суждено погибнуть, то прошу считать меня…

– … имперской гражданкой первого класса, – закончила фразу Матрона, – Если ты погибнешь, Зейнал, то Империя оплатит твои долги, воспитает и даст образование твоим детям, увековечит твою память на аллее Славы и жестоко отомстит твоим убийцам по принципу – око за око, зуб за зуб и жизнь за жизнь.

Пятьдесят дней прошло с тех пор, когда мы, пятеро американцев, стали солдатами русской галактической империи. Это кажется полным безумием, но альтернативой этому шагу было списание в пеоны. Я, например, себе такого не пожелала, и все остальные тоже. На так называемом «курсе молодого бойца» мы узнали много интересного и шокирующего. Мир в наших глазах перевернулся и встал с головы на ноги. И Чужой оказался не Чужим, и эльфы не эльфами, и русский диктатор оказался императором. Правда, для нас, американцев, прирожденных демократов, между этими двумя «титулами» нет почти никакой разницы. Несолидный он какой-то, император Шефцофф, молодой и несерьезный, а его жена-императрица и вовсе выглядит почти как выпускница старшей школы. Но местные русские императорскую чету очень уважают, и если говорить про императора Шефцоффа и его жену гадости, то можно огрести множество разнообразных неприятностей, начиная от мелких в личной жизни (вроде зуботычины от первого встречного), кончая крупными по службе (вплоть до списания в пеоны).

Меня-то Бог миловал – язык я, как правило, держу за зубами, а уж злословить попусту вообще не имею привычки, а вот наш умник мистер Ньюмен чуть не влип по самые уши. Забыл, что тут везде камеры и микрофоны, и завел в раздевалке душевой с Полом скользкий и грязный разговор. Мол, императрица совсем молоденькая, а император взрослый мужчина, нет ли в этом чего-то такого особенного. И разговор был вполне на грани приличия, вовремя Пол сумел остановить этого дурака, и свидетелей там, кроме них двоих; не было, но на следующий день Ньюмена вызывает наше начальство, кэптэн Карпофф – и сходу тресь его кулаком по роже. Потом еще раз, и еще. За глупость и пошлость. Оказалось, что если дать делу официальный ход, парня могли тут же за нелояльность и оскорбление величества списать в пеоны и припахать куда угодно, если не хуже, а так… как говорят русские: «пьяный проспится, дурак – никогда».

Хорошо хоть профоринтацию мы все прошли достаточно успешно, за исключением Пола, которого вместо техслужбы направили в штурмовую пехоту, к самым отчаянным головорезам. Здоровенный, говорят, парень, кулаки размером чуть ли не с голову – и в техники? А не жирно будет? В штурмовой пехоте тоже нужны люди, которые шарят в технических вопросах.

Но профориентация профориентацией, а летать на транспортном шаттле (даже на симуляторе) оказалось нелегким занятием, гораздо сложнее, чем на «Чинуке». У меня лично семь потов сошло, тем более что наработанные вертолетные рефлексы помогали только в фазе взлета и посадки, и то не до конца. В некоторых случая рефлексы только мешали. Антигравитационные импеллеры – это все же не воздушный винт, воздушной подушки не создает, и из-за этого все учебные посадки у меня выходили жесткими, на грани аварии. Оуэн так вообще несколько раз умудрился размазаться насмерть, включая тот случай, когда он, не сбрасывая скорость, воткнул свой шаттл в атмосферу планеты на второй космической скорости под углом семьдесят градусов, ковбой чертов. Будь это настоящий полет, конец был бы страшным. Защитные поля уберегли бы шаттл и людей внутри от перегрева, но, увеличив во много раз лобовое сопротивление, вызвали бы стремительное торможение и чудовищные перегрузки, которые не в состоянии была бы погасить система гравикомпенсации.

Когда мы только пришли новичками, обучение первого русского потока было в разгаре, и мы с ними почти не пересекались, а вот уже почти одновременно с нами на наш поток поступили несколько хвостатых афроэльфиек. Заносчивые сучки, хотя нос задирать им совсем не требовалось, они и так минимум на две головы были выше любого из нас. Так вот, к нашей превеликой зависти, то, что нам давалось изнуряющими тренировками, афроэльфийки добивались играючи, легко и свободно. К тому же мы узнали, что именно они (точнее, подчиненные им гориллоиды горхи) и устроили нападение на наш «Чинук», в результате чего мы оказались в столь глубокой заднице. У Оуэна, у которого так ничего и не получалось, опять вскипел его возмущенный разум – точнее, та аморфная масса, которая восполняет его отсутствие, а Пола рядом не было, и остановить авантюру было некому.

Короче, этот придурок не придумал ничего лучшего, как напасть на самую младшую из этих афроэльфиек по имени Карэль и «отомстить» ей, избивая руками и ногами. Сил у него на это вполне хватило, но он забыл, что у русских тут в буквальном смысле все под контролем. Минуты через две прибежали русские головорезы из расположенной по соседству тренажерной сержантского состава штурмовой пехоты, которые оторвали Оуэна от афроэльфийки и скрутили так, что он не мог даже пошевелиться. Потом был военно-полевой суд и приговор: за нападение и избиение своего товарища пятнадцать ударов плетью и списание в пеоны.

Эти русские дикари, как и афроэльфийки, встретили приговор с молчаливым удовлетворением. К бедному Оуэну не проявили никакого снисхождения. Здоровенный белый сержант с оттягом бил обнаженного по пояс второго лейтенанта плетью по спине, так что после каждого удара на коже оставалась широкая кровавая полоса. Я, Мэри и Лорен смотрели на это, вздрагивая после каждого удара, как будто эта плеть била по нашим спинам. Оуэн наказание до конца не выдержал, и его сердце остановилось от болевого шока после двенадцатого удара. Все было кончено. За свою глупость и дурацкое мальчишество он заплатил самую высокую цену, какую только было возможно заплатить.

Уже потом я узнала – император Шефцофф, посчитал, что хорошие отношения с афроэльфийками для него важнее жизни одного провинившегося американца, и поэтому приказал наказать Оуэна даже не по русскому дисциплинарному уставу, который не предусматривают телесных наказаний, а по суровым неоримским военным законам. Думаю, что он своего добился. Карэль достаточно быстро вышла из госпиталя, другие афроэльфийки продолжили занятия с удвоенным энтузиазмом, убедившись, что они под столь же суровой защитой, что и все остальные, а Оуэн мертв и даже тело его прекратило свое существование, сожженное в конвертере. С одной стороны, я понимаю, что с точки зрения государства император Шефцофф все сделал правильно, и Оуэн сам виноват в своем несчастье. А с другой стороны, нашего товарища уже не вернуть, и за это я императора Шефцоффа осуждаю. Когда о той истории узнал Пол, он только коротко скал «Дурак» (имея в виду Оуэна) и пояснил, что в обществе, которое без снисхождения относится к дурацким поступкам, смертельный исход для нашего приятеля рано или поздно был неминуем. Хорошо, что он еще не утащил за собой в могилу кого-нибудь еще из нас, втянув в свои авантюры.

Впрочем, для нас, остальных американцев, все еще остающихся в игре, смерть Оуэна ничего не изменила. Лорен по-прежнему бала моим борттехником, Мэри ждала нашего возвращения из вылетов в ангаре, обслуживая парковочное место, вот только вторым пилотом нам дали ту самую афроэльфийку Карэль – непонятно, то ли в качестве наказания, то ли случайно. Хотя, наверное, все же не случайно. Я уже убедилась, что у русского диктатора случайностей как таковых не бывает. Высокая и худая, Карэль на две головы выше меня, что непроизвольно заставляет задирать голову во время разговора; а еще она несравненно лучший пилот, который играючи выполняет то, что у меня требует полной концентрации внимания. Во всем, кроме роста Карэль выглядит как хрупкая четырнадцатилетняя девочка, обидеть которую может любой, и мне понятно, почему русские не проявили к Оуэну снисхождения. Он выбрал самую беззащитную жертву и за это заслужил самый суровый приговор.

Боюсь, что пройдет немного времени, и мы с Карэль поменяемся местами – она станет командиром, а я отойду на второй план, если вообще останусь в экипаже. Ведь дело не только в пилотском мастерстве, а в том, что нам, американцам, тут категорически не доверяют. И причина этого недоверия не в патологической подозрительности русских, как нам постоянно трындели по «ящику». Причина в том, что наши политики столько раз нарушали подписанные ими же договора, предавали союзников и лгали, глядя прямо в глаза, что эти их деяния волей-неволей замарали весь американский народ. И улыбайся не улыбайся знаменитой голливудской улыбкой, ее уже никто не воспринимает в расчет. В то же время афроэльфийки по всей галактике слывут ужасными существами, мрачными, суровыми и жестокими, но если они дали клятву, то вы можете полагаться на нее как на каменный фундамент. Поэтому доверие у русских к афроэльфийкам постоянно увеличивается, а к нам остается на неизменно низком уровне или даже падает. А тут еще это подготовка к войне. Нам уже объявили, что пройдет еще несколько дней и нас, даже не закончивших курса подготовки, бросят в огонь настоящих боев, и те, кто в них выживут, получат свои первые настоящие пилотские нашивки.

И вот снова я испытываю восхитительное ощущение свободного полета, скольжение в бесконечной пустоте пространства, где звезды и планеты – это только маленькие островки в безбрежном океане тьмы. Но есть у меня от этого полета и совершенно новые ощущения. Никогда еще я не была такой резвой и поворотливой, даже тогда, когда совсем новенькой-молоденькой сошла со стапелей орбитальной верфи и была направлена на ходовые испытания. Это все мой любимый предводитель, император Железнобоких хумансов Шевцов, который вместе с установкой поворотного стационарного парализатора приказал своим техникам обслужить меня по высшему разряду. Ну, они и обслужили, модернизировав значительную часть меня компонентами частично из запасных комплектов, а частично деталями, произведенными специально для меня в автоматических мастерских «Несокрушимого». Ведь я же императорская яхта, а не какая-нибудь там грузовая баржа. Теперь я способна с легкостью обогнать любой корабль, построенный на верфях эйджел, и от этого у меня появляется кружащее голову ощущение превосходства. Ведь я быстрее их всех и им меня никогда не догнать, зато я догоню любого.

Вместе со мной наслаждение от полета воспринимает моя аватарка Ольга. Ее личность очень быстро развивается и поэтому я держусь немного отстраненно от ее разума, давая моей подруге самой получить удовольствие от ощущений космического полета. Сейчас она, приподнявшись на кончики пальцев ног, стоит у меня в рубке почти на том же самом месте, на каком раньше стояла Зейнал. Раскинув в стороны руки и прикрыв глаза, Ольга наслаждается состоянием низкой гравитации, при этом ее светлые легкие волосы разметались в воздухе пушистой короной. Все равно она у меня умница и красавица, хоть и не может ощутить всех нюансов космического полета, как их чувствую я, мягкое, но настойчивое влияние гравитационных полей, обжигающую щекотку от потоков жесткой радиации и, самое главное, знойный жар близкого светила За-о-Дешт, диск которого сейчас занимает четверть площади верхнего обзорного экрана.

– Почему же не могу, – мысленно отвечает мне Ольга, – ведь твои ощущения, Лиут, это и мои ощущения. И пусть я пока многого не понимаю, и, возможно не пойму никогда, но все равно я чувствую, что будто вышла из тени в солнечный полдень, и мне сразу же стало так жарко, что я вспотела. Надеюсь это для нас с тобой безопасно?

– Почти безопасно, моя дорогая, – ответила я, – и об этом позаботились наши с тобой друзья. Без их помощи я бы никогда не решилась на подобную авантюру.

Вот именно, сейчас, когда я, выполняя запланированный маневр, пролетаю от звезды За-о-Дешт на минимально возможном расстоянии, практически на границе короны, ее яростное излучение пытается раскалить развернутую в ее сторону верхнюю серебристо-блестящую поверхность моего корпуса, но в основном вязнет в едва видимом туманном ореоле защитных полей. Генератор для их создания тоже был установлен мне на борт по приказу императора Шевцова, чтобы защитить меня от выстрелов орудий ближней обороны, но, как выяснилось, он довольно неплохо работает, и при маневре с пролетом в непосредственных окрестностях звезды. С излучением, которое просочилось через защитные поля, прекрасно справляется моя внутренняя жидкостная система охлаждения, переносящая тепло с солнечной горячей стороны на теневую холодную и сбрасывающая его в открытый космос через специально сконструированные радиаторы.

В любом случае эта операция необходима для того, чтобы застать врасплох оборонительные системы боевой космической станции, находящейся на геостационарной орбите рядом с За-о-Дешт-4. Жесткое излучение звезды, значительно более жаркой, чем материнская звезда Запретного мира, нарушает работу сканеров пространства и забивает помехами связные диапазоны, из-за чего там, на станции, слышат только регулярно повторяемые позывные и отрывки из моего зова с просьбами о помощи. Вы спросите – мол, а как же различные автоматические станции, например, расположенные в точках Лагранжа, которые должны бы контролировать темную зону*? Так вот, для надежного контроля пространства таких станций требуется целых три штуки (говоря земным астрономическим языком), в точках Лагранжа с номерами L3, L4 и L5**.

* темная зона – астрономический термин, означающий ту часть неба, которая не видна из данной точки, потому что его закрывает собой центральное светило или ядро галактики.

** Точки Лагранжа: Точка L3 лежит на прямой, соединяющей два тела с массами M1 и M2 (M1 > M2), и находится за телом с большей массой. Точки L4 и L5. Если на основе линии, соединяющей оба тела системы, построить два равносторонних треугольника, две вершины которых соответствуют центрам тел M1 и M2, то точки L4 и L5 будут соответствовать положению третьих вершин этих треугольников, расположенных в плоскости орбиты второго тела в 60 градусах впереди и позади него.

Меньше никак нельзя, ибо станция в точке L3 не будет иметь прямой связи с планетой и главной станцией, а станции в точках L4 и L5 будут иметь плохой обзор на темную зону из-за помех, создаваемых излучением центрального светила. Но дешевой станция с управляющим центром на основе живого мозга быть никак не может; фактически это обычная наблюдательно-боевая станция, которая должна обслуживаться небольшим кланом темных эйджел, примерно таким по численности и благосостоянию, каким был клан «Багряных листьев».

При этом для клана или даже консорциума кланов, обслуживающих центральную станцию, существует экономическое обоснование в виде перевалки грузов и пассажиров с межзвездных кораблей на планетарные шаттлы или космический лифт и обратно. Чем крупнее и богаче планета, чем больше к ней сходится транспортных маршрутов, тем лучше живут ее защитники на геостационарных станциях, которых возле особо богатых планет может быть до шести штук. Напротив, для кланов, обслуживающих малые боевые станции в точках Лагранжа, существует только плата за защиту, которая в мирное время очень невелика и поступает нерегулярно, а в случае вооруженных конфликтов такие станции в первую очередь подвергаются нападению врага, который стремится к их полному уничтожению.

Одним словом, боевые наблюдательные станции в точках Лагранжа на орбите За-о-Дешт-4 когда-то были, но давно сгнили и за их восстановление никто и не собирается браться, потому что невыгодно, и мы без зазрения совести воспользовались этим обстоятельством. Как сказал наставник в военном деле моего дорогого императора Шевцова, старый хуманс Виктор Данилович: «Тот, кто не хочет тратить ресурсы на свою собственную оборону, будет потом об этом жестоко жалеть». И вообще, Данилыч, как называет его моя дорогая Вика, это очень хороший дядька, несмотря на то, что он не глянулся как мужчина ни мне, ни Ольге. Староват он для нас, и вообще, герой не моего сердца. Я, так уж и быть, потерплю – дождусь, пока в кого-нибудь без оглядки не влюбится сама Ольга, когда окончательно повзрослеет.

Ждать осталось совсем недолго, тем более что я теперь в полной мере разделяю со своими малыми то острое удовольствие, которое они испытывают от разрешенных им интимных встреч с юными хумансами. Эти чувства, которые испытывают мои малые, по отдельности не так остры, как те, что переживает Вика, соединяясь со своим Шевцовым, но сибх у меня много, и их переживания создают необходимый мне положительный эмоциональный фон. Добавляют огонька в эмоциональный фон и горхини, которые тоже не проводят ночи в одиночестве. Например, тот же Данилыч, как я знаю, достаточно регулярно встречается с самкой по имени Малинэ и у них скоро родится детеныш.

Ко мне лично командир нашего десантного отряда относится со смешанными чувствами – с заботой, как к слабому члену своего клана, которого требуется опекать, и в то же время с уважением, как к надежному боевому товарищу. К Ольге, отделяя ее от меня, Данилыч относится как к маленькой девочке, которая нуждается в его заботе и, прорываясь с боем к парализованному управляющему центру станции За-о-Дешт-4, он готов нести ее на собственных руках.

А вот это было бы лишним, Ольга нужна мне идущая вместе с железнобокими своими ногами и глазеющая при этом по сторонам. Иначе как я смогу им подсказывать, куда идти и что делать? При прежних моих хозяевах, еще до «Багряных листьев», у меня была совсем молодая чипированная полусибха-полухуманс, по имени Зелем (умная, не чета настоящим сибхам), которая несколько раз ходила в центральную часть станции с моими поручениями; и с ее помощью я запомнила дорогу к управляющему центру. Потом, когда меня захватили «Багряные листья», Зейнал приказала убить мою любимицу и больше никогда никого из моих малых из меня не выпускала. Наверное, она боялась того, что я сообщу Совету кланов, что была захвачена вероломно, без соблюдения необходимых в этом деле формальностей.

Не знаю, жалеет Зейнал о том, что приказала убить Зелем, но смерть той моей аватарки от ее рук стала одной из многих причин, исходя из которых я и передала весь ее клан в руки железнобоких моего дорогого императора Шевцова. Так им всем и пусть, хотя и мне тоже тогда деваться особо было некуда. Вот только Шевцов и его люди оказались милосерднее Зейнал, и вообще никого не убили и даже взяли весь клан на службу, разрешив принести соответствующие клятвы, а не превратили в рабов. Что бы там ни говорили, но темных, так же как и светлых, можно подвергать процедуре чипирования с последующим полным подчинением.

Кстати, Зейнал тоже находится у меня на борту, хотя вход в рубку ей теперь строго-настрого запрещен. Дело в том, что Шевцов решил, что она может уговорить других матрон сдаться под его гарантии. Хумансы вообще редко выполняют свои клятвы, даже еще реже, чем мои соплеменницы светлые эйджел, но Шевцов для хумансов является счастливым исключением. Мне ли об этом не знать. Итак, я доставлю всех к Станции За-о-Дешт-4, Данилыч и его железнобокие будут воевать, Ольга с моей помощью будет давать им подсказки, а Зейнал будет уговаривать других матрон сдаться на милость победителей (то есть всего нашего клана цивилизованных хумансов), и через это разделение труда каждый будет при деле.

План захвата станции под кодовым названием «Троянский конь», разработанный под руководством императора Шевцова на Совете Маркграфов, сработал без сучка и задоринки. Темные эйджел, сидевшие на операторских постах системы дальнего обнаружения, из-за помех, создаваемых светилом, долго не могли опознать вынырнувший практически по краю короны корабль и слышали только его позывные и зов о помощи. Но тут такое дело – кричи не кричи, а своего крейсера на За-о-Дешт не имелось, а значит, либо преследуемый добежит до станции и укроется под ее защитой, либо не добежит, со всеми вытекающими последствиями (и такие случаи уже бывали). Вообще-то на самом деле крейсер имелся, но в настоящий момент находился в длительном плановом ремонте, а нанимать на это время боевой корабль одного из воинствующих кланов правящий консорциум не собирался. Слишком уж это дорого.

Одним словом, когда приближающаяся к станции со стороны звезды энергично тормозящая Лиут наконец была опознана, проведена по реестру, передана диспетчерам и получила добро на швартовку, лететь ей оставалось всего пару часов. Причем ее преследователь к этому моменту так и оставался неопознанным, и в какой-то момент операторы сканирующего пространство оборудования даже заподозрили его поломку – уж слишком большую массу при слишком больших ускорениях имел в своем спектре приближающийся без единого сигнала чужой корабль. В каталоге, включающем все известные эйджел корабли от начала их цивилизации и до наших дней, не было ничего похожего. Это непонимание продолжалось вплоть до самого конца, но об этом немного позже. А пока все причастные к этой несостоявшейся маленькой трагедии гадали – на каком расстоянии от станции неопознанный чужак совершит маневр уклонения, дабы не входить в сферу действия вооружения станции.

При этом им и в голову не приходило, что, возникни такая необходимость, этот корабль неизвестной конструкции, невзирая ни на какие защитные поля, смахнет их жалкую станцию с небес одним, максимум двумя, залпами главного калибра. И хорошо, что не приходило, потому что паника, даже среди темных эйджел, вещь малоприятная. Они тоже хотят жить, хотят, чтобы жил их клан и их дети; и потому как тут не запаниковать, когда их станцию, жирную и неподвижную мишень, держит на прицеле такое вот страшилище. Но, к их счастью, император Шевцов запланировал не яркий фейерверк, а тихую и стремительную спецоперацию с минимальными потерями с обеих сторон. Поэтому в то время, когда все внимание было сосредоточено на стремительно приближающемся чужаке, сбросившая скорость Лиут беспрепятственно миновала оборонительный периметр, прошла между двумя длинными причальными выступами, пронзила пленку силового поля, препятствующего утечке в открытый космос воздуха с причалов, и утвердилась при помощи силовых швартовочных устройств на предписанном парковочном месте. Соседний, парный этому, парковочный ложемент был пуст. Первый этап скоротечной спецоперации был успешно завершен, «Троянский конь» был доставлен на место и готов к действию.

Едва процесс швартовки успешно завершился, по широкому коридору, ведущему на причал из глубины станции, показалась процессия. Впереди шла одна длинная, будто ручка от швабры, обнаженная темная эйджел, лицо которой украшало нечто напоминающее темные очки, а рядом с ней следовали две миниатюрные сибхи-служанки. Их сопровождал десяток хуман-горхских охранников в повседневной полицейской экипировке. Один из охранников был самцом-десятником весьма устрашающих габаритов, а остальные куда менее громоздкими рядовыми самками. Это встречать прибывший корабль явилась таможня станции, но это уже ничего не могло изменить, потому что в сферическом обтекателе под носовой частью Лиут пришла в движение турельная установка со стационарным парализатором из ЗИПов «Несокрушимого». Пятнадцать импульсов максимальной мощности тремя сериями веером по пять импульсов – один веер выше линии гравитационной нормали, второй на уровне и третий ниже. Уже после восьмого импульса яркий свет на причале погас, сменившись тусклым красным дежурным освещением, что говорило о том, что мозг станции находится в отключке. Однако Лиут все равно достреляла все серии до конца. Еще раньше бездыханными безвольными куклами повалились на пластиковое покрытие палубы таможенница-эйджел и ее сопровождающие. Для них, попавших сразу под несколько прямых импульсов высокой интенсивности, доза парализующего излучения в несколько раз превысила смертельную. С начала второй фазы операции прошло всего каких-то десять секунд, а противник уже получил тяжелый удар, от которого он уже, скорее всего, не сможет оправиться.

Едва Лиут дала сигнал, что ее дело сделано, и управляющий центр станции парализован, все сразу и завертелось. Первая ветеранская рота участвующего в деле штурмового батальона выгружалась через люк для команды в носовой части и тут же занимала позиции на причале. Вторая, третья и четвертая роты, в которых ветераны занимали только сержантские и офицерские должности, покидали Корабль через широкие грузовые ворота в корме. Мы с Ольгой и Зейнал, одетыми в легкую защитную экипировку, оснащенную только генератором защитного поля, покинули борт Лиут вместе со вторым взводом первой роты, и тут же полной грудью вдохнули соленый воздух аврала. Топот сотен ног, обутых в бронированные ботинки, шорох и лязг лат, команды сержантов, бело-голубые лучи-шпаги нашлемных фонарей, мечущиеся в багровой полутьме местного дежурного освещения. Но, несмотря на внешнюю хаотичность, все делалось четко и осмысленно, без всяких признаков ненужного мандража. К тому времени, как мы появились на причале, первый взвод уже установил за ним контроль, а также проверил на наличие признаков жизни безвольно валяющийся на палубе комитет по встрече.

Темная эйджел – старая высохшая карга с пышной гривой седых волос и обвисшими как два мешочка сморщенными грудями, а также обе ее сибхи-служанки были мертвы, мертвее не бывает.

– Шибеста… – прошипела Зейнал, и взгляд ее, который она бросила на соплеменницу, был похож на плевок, – глаза бы мои тебя не видели! Наконец-то ты ушла в Великое Ничто, старая мерзкая сволочь!