Белый танец
Проснувшись, я ошалело смотрел по сторонам. Где я? Что происходит? Кто эти люди?
Настолько реальный сон я видел, что проснувшись, не верил, что именно это, здесь и есть реальность. Потом память мне стала возвращать фрагменты своих файлов, я вспомнил, что сейчас 1942 год, осень, немецкий аэродром, этот взлетающий, ревущий гигант увозит людей и предметы, по какому-то неведомому фантастическому стечению обстоятельств попавшие из своей привычно-ужасной реальности в нашу – непривычно-ужасную.
Рядом со мной сидел один из таких – несчастный человек, родившийся в СССР, окончивший школу, закончивший военное училище, побывавший в аду Афгана, женившийся на жгучей хохлушке-хохотушке, после распада страны потерявший разом всё – Родину, жену, дочерей, смысл жизни. Нет, его родные были живы – это он для них умер. Нищий «замок», вечный заместитель командиров, месяцами не получающий денег, не преуспевший в деле «военного капитализма», он тихо спивался. Он не замечал, как проходили годы, как менялось вокруг него государство, которому он служил. В пьяном угаре, на автомате, он делал то, что от него требовали. Не вникая, не размышляя. Ему было – насрать!
Отрезвление пришло от осознания – есть! Есть для чего жить! Есть для чего прилагать усилия! Более того – жилы рвать! Он оказался в сталинско-бериевской Совдепии. И как ни парадоксально – обрадовался, хотя сам от себя не ожидал подобного. Он смотрел на молодых комсомольцев-осназовцев, смотрел на них, горящих, светящихся энтузиазмом, – и завидовал. И жалел себя. Жалел напрасно прожитую жизнь, жалел впустую угробленное здоровье.
– Ты проснулся? – спросил он меня, откладывая давно уже опорожнённую тарелку.
Я потряс головой, кивнул.
– Что? Хреново? – спросил Сугроб у меня.
– Сон странный приснился, – хрипло ответил я и закашлялся.
Сугроб протянул мне свою флягу. Я открыл, подозрительно принюхался. Он улыбнулся:
– Ключевая. Сладкая, как будто мёд развели.
Правда, сладкая.
– А ты чего тут? – спросил я.
– Любуюсь. Подобной организации я ещё не видел. Работает как швейцарские часы. Самолёты прилетают, улетают, прикрытие, спецы, пилотов – привезли мигом, трофейные самолёты угнали, топливо, боеприпасы, жратву – ничего не забыли! Не бывает так!
– Своими глазами ведь видишь.
– Глазам своим не верю! Ни компьютеров, ни сотовых, ни спутников, а всё как в аптеке! Я – в обалдении!
– Бывает, – пожал плечами я. Не зря Берию назвали лучшим кризис-менеджером двадцатого века.
– Да, товарищ полковник, вас товарищ генерал просил, – бросил через плечо Сугроб.
– Понятно, – пожал плечами я. Труба зовёт, и всё такое. Забегу до кустиков – тогда к генералу.
А немецких самолётов и правда поубавилось. Пополам. Оставшиеся – горели. Ни БПМ, ни БТР я не видел. В небе – собачья свалка самолётов. Гоняются друг за другом, стрекочут.
Когда я пришёл в штаб, доложился, что прибыл, готов, как пионер – всем ребятам пример. Мне кивнули на карту, сунули с руки бутеры и кружку с кофе. Кофе! Свежемолотый, свежесваренный, душистый! Я застонал в голос. Коль-Коль ухмыляется. Знает, гэбня кровавая, о моём болезненном пристрастии.
Пока я кайфовал, он закончил дела, настала моя очередь.
– Ну, Витя, можно сказать, что всё у нас удалось. Следующей партией увозим последних «хроников». Ты летишь с ними. И Путина заберёшь.
Я вздрогнул. А-а, это он про младенца! Не надо так пугать, товарищ генерал!
– А ты?
– Я следом. Надо организовать контрудар. Противник гонит сюда ещё танки. От четырнадцати до двадцати штук.
– Где?
– Вот тут, смотри. А тут где-то он развернул орудия. Начали пристрелку. С воздуха – ничего не нашли. Да и сопротивление в воздухе нарастает с каждым часом. Надо успеть тебя вывезти.
– Ага, а генерала НКВД оставить?
– Что ты пристал – генерал, генерал! Как деревенский какой. Ладно эти – «хроники», они и не знают, но ты-то знаешь, что – нет генералов НКВД.
– И ты знаешь, что комиссарами госбезопасности вам ходить осталось сущие месяцы. К победе на Волге всех и переименуют.
– Не факт.
– А я вот не согласен.
– В чём? Погоны вводить?
– При чём тут погоны? Мне пох – погоны, звёзды или кубики. Не согласен – менять комиссара госбезопасности первого разряда на рядового полкана. Тут не шахматы, чтобы фигурами размениваться.
– Ранга, Витя, ранга, не разряда. Палишься ты, Витя. Постоянно.
– Пох, Коля, совершенно пох! Сколько полковников в Красной Армии, а? До… до пояса. А первостатейных комиссаров госбезопасности? Пальцев одной руки хватит? Летишь – ты! Я – танки встречать. Это моё призвание.
– В задницу лезть?
– Нет, танки жечь.
– И чем ты их жечь собрался? Сколько там у тебя осталось в батарейке? Дырка от бублика?
– И чё? Погоди, погоди, Коль, не тарахти! Идейка проскочила, дай её за хвост поймать, обмозговать. Ха! А знаешь, товарищ комиссар, гэбня кровавая, пятьсотмильонов-невинно-убиенных, что мы с тобой – тупые? Ладно, согласен, я тупой. Ты – острый.
– Не томи, что ты кружева плетёшь, воздух сотрясаешь? Что придумал?
– А зачем нам мой заряд? У нас же есть самолёты.
– Есть. Летали уже – не нашли.
– Я – найду. Наведу, подсвечу. И пушки эти найду. Как только начнут стрелять – по траектории. Бася их вычислит.
– Он и так умеет?
– Ну, он же – баллистический вычислитель. Так? Вот тебе ещё информация к размышлению. А ты «тут останусь, один воевать буду»! Ты когда последний раз стрелял-то?
– Сегодня. Два фрага.
Ух, как я ржал! Откуда он это успел ухватить? Я про фраги никогда не заикался. У других попаданцев перенял?
Всё, побежал я. Бася, фас! Работай! Ищи мне танки и пушки. Печеньки!
Вот они, родненькие. Встали, заправляются. Долгим переход оказался, а панцеры?
Доложился Кельшу, получил частоту командира авиаполка «горбатых» «илов». Долетели? А не далековато?
Василёк – позывной. Чудно.
– Василёк, вызывает Око Саурона, – запросил я эфир. Бася – умница. Лучшая связистка на свете.
– Око… Чего? Василёк не понял, – сквозь треск услышал я. Да, связь у нас – отвратнейшая.
– Око, жду тебя в кубике 19–90. Как понял?
– 19–90. Понял. Наводи.
– Заходи от солнца, Василёк, я дам тебе подсвет.
Вот они, красавцы. Ха-ха! Паника у немцев. Ил-2, как тот дядя – самых честных правил, они уважать себя заставили.
0,29 процента. Ие-эх-х!
Тогда так! Бронебойно-зажигательную с трассерами в МГ, и вот вам очередь на расплав ствола по бочкам с топливом. Как удачно сошлись звёзды! Танки, тонна топлива, а именно легковоспламеняющегося бензина, и один маньяк-пироман со спичками в пределах видимости. Спасибо Тебе, отправитель «роялей»!
– Око, вижу! Атакую! Спасибо за «подсвет»! Сообщу о тебе командованию!
– Не надо, Василёк. Оно меня и так очень сильно, крепко и регулярно… любит. Удачной охоты, брат! Мы с тобой одной крови!
– Сестра, Око, Василёк – сестра. Ха-ха-ха!
А я и говорю – качество связи – пипец! Не различил, что говорил женский голос!
Ах! Красота – загляденье! Так и смотрел бы вечно на работу девчат-штурмовиков. Как красиво немец перетирается мелкой тёркой – в труху!
Но время! Бася, ты нашёл пушки? Тогда чего ждём? Побежали, птица, там столько вкусного!
Бася, какой ты тупой! Это не те пушки. Хотя тоже печенюшки. Самоходы. База – легкий танк, орудие калибра 100–105 мм. Длинноствольное. Потом поищешь в базе «Мира танков». Я и так тебе подскажу, я эти танки знаю. Хотя ладно, ищи. Как им компоновку перелопатили при перестройке из танка в самоход? Не, ну её! Не ищи. Их всего два.
Набираю разгон, нож в правую руку, гранату – в левую. Перечёркиваю правой рукой с клинком два серых тела на пути, пробегая мимо самохода. Делаю круг вокруг него. «Алярм!» – кричат. Стволами оружия меня провожают. Запрыгиваю в самоход, вспарываю рядок гильз, уложенных в боеукладку, лягаю пяткой лицо, высунувшееся из броненедр, опускаю гранату в боеукладку, прыгаю, с корточек – прямо вверх, перелетаю через борт самохода, приземляюсь, кручусь на месте, сбивая с ног ближайших немцев, откатываюсь, встаю в стойку низкого старта, прыгаю.
Взрыв – меня уносит куда-то.
В ушах – звон, мутит, всё плывёт. Вмешивается медблок. О-о, полегчало! Вот и второй самоход. Уже бегу. Теперь они не пытаются меня остановить – разбегаются кто куда. Как тараканы. Ещё лучше. А я-то думаю, как мне доставать гранату, если и доли секунды нельзя провести неподвижно – попадут. И ещё не известно – пробьют костюм или нет? Нет желания проверять. Может, там, на мосту – просто повезло. Это же не боевой скафандр. Спасательный жилет.
Вскрываю снаряды, кладу гранату – бегу. Опять взрыв! Меня сбивает с ног, качусь кубарем. Остановился. Не могу подняться. Всё отбито. И всё же костюм – не полностью блокирует ударную волну. Попробуй – заблокируй многотонный удар мгновенно расширившегося воздуха! Вмешательство медблока было – спасительным. Встаю. Слава роялепосылателю! Никого. Пора бы и мне затеряться, подобно подводной лодке в степях Украины. А то эти напуганные непуганых приведут. Пока их всех перепугаешь – насмерть устанешь!
А вот это те самые. Хорошо работают. Прямо загляденье. Как конвейер на заводе «Фольксваген».
– Кока-Кола! – вызвал я эфир. – Как вам там – осадки не досаждают?
– Заикали они! Нашёл?
– Смотрю на них. Как метроном хреначат.
– Где?
– Кубик 53–16.
– Лови – Василёк к тебе идёт. Говорит – соскучился. Как увидит – расцелует. Подсветишь?
– Око, Око! Василёк вызывает.
– Слышу, Василёк. Откадэшился?
– Что?
– Давай, Кока-Кола, не кашляй! Пойду, Василёк на белый танец приглашает, – сообщил я Кельшу, отключаясь от его частоты.
– Василёк, нечем мне подсветить. Греби в кубик 53–16. Сама всё увидишь.
Чем «илам» дать целеуказание? Дурень, даже ракетницы не взял. И трассерная лента у меня была только одна. И гранат больше нет. Огнесмесь – ноль. Плазмой? Увидят ли они тончайший импульс плазменного заряда? Попаду ли я в снаряды, вызовет ли это подрыв? Снаряды и заряды у них, вон, в землю углублены, прикопаны в снарядных нишах-окопах – не попадёшь. Всё по науке. Порядок, ёпта!
Рёв самолёта. Широкая тень проревела над вершинами деревьев, чуть не срубая их.
– Вижу, Око! Я уже хочу тебя! Встречу – насмерть за… зацелую!
Серые дымные следы неуправляемых реактивных снарядов прошли над моей головой, кусты разрывов выросли на огневых немцев.
– Полк, боевой заход!
– Удачной охоты, сестра! Буду ждать встречи. И ты попросишь пощады!
– Хрен тебе! Никогда ещё! Я! Не! Сдавалась! – хрипел голос в помехах.
– Горбатые! – вклинивается другой голос. – Атака от солнца! Не успеваю!
Два хищных силуэта коршунами упали на штурмовик, выходящий из атаки. От него полетели клочья, отвалилось одно крыло, объятая пламенем машина камнем рухнула в лес. Это был самолёт, завершивший второй заход. Машина командира полка, Василька.
На стервятников упали наши соколы, но те вывернулись, потащились на запад на бреющем, прекрасно зная, что истребители прикрытия не бросят работающих штурмовиков. Почему? Приказ такой – прикрывать. Тем более что это – мог быть манёвр отвлечения. Как только прикрытие потянулось бы за этими стервятниками, потеряли бы высоту – с облаков могла упасть очередная пара стервятников. А у наших ни высоты, ни скорости.
Я её нашёл. Окровавленной, сломанной куклой она лежала на земле, накрытая парашютом. Успела выпрыгнуть, но высоты не хватило. Дальше от нас – горели обломки самолёта. Бортстрелок корёжился в пламени как живой.
Убрал шёлк с её лица, боясь того, что увижу. Боясь, что она – жива. Слёзы потекли по моему лицу – она была жива.
– Не бросай меня. Добей! – прохрипела она.
– Я вынесу тебя! – сказал я ей.
Она улыбнулась разбитыми губами:
– У меня спина сломана, Око. И рёбра лёгкие проткнули. Не трогай, не мучай меня. Добей!
– Я – Витя.
– Наташа Васильева. Добей, прошу! Сил терпеть нет. И инвалидом жить не хочу! Добей, пожалуйста!
Я отстегнул медблок, разорвал лётный комбез на её груди (Золотая Звезда, два ордена Ленина, два Красных Знамени, Красная Звезда), приложил блок. Ах, какая грудь! Зачем же ты в самолёт полезла, чертовка?! Бася сообщил мне данные с медблока. Чёрт! Чёрт, чёрт!
Срезал виброклинком молодые деревца, связал их стропами и парашютным шёлком, аккуратно положил на носилки отправленную в забытье медблоком девушку, зафиксировал, взял на руки и побежал.
Я не донёс её. Она умерла по дороге, у меня на руках. Медблок не обманешь. Я плакал над её телом. Я не знал её. И всё же я оплакивал её. Она создана была для любви, какие формы без всяких пластических хирургов! И она погибла в бою. Смертью храбрых. Смертью, более достойной, чем у тысяч мужиков.
Потом я вынес её на аэродром. Уже полностью контролируя себя. Рассказал, что видел. Потребовал отправить её самолётом на Большую землю. И выпил целый стакан спирта.
Полдень. День в самом разгаре. Бой только начался.
0,25 процента. Опять наших жмут, надо бежать. Цепляю пальцами ленты пулемётные, ящик гранат под мышку – бегу спорткаром. Тором-бом-бом! В голове мелодия игры «Жажда скорости».
