Книга: У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем!
Назад: Глава 27
Дальше: Глава 29

Глава 28

Услышав мужские голоса, я выглянула во двор, а там Дин широким жестом приглашает неожиданных гостей в сад, за стол под пологом плетущейся розы. Вечереет, но еще светло, стрекочут насекомые, птицы поют, пахнет цветами, свежеиспеченными лепешками. Самой в доме сидеть не хочется, что уж говорить про мужчин.
Быстро собрала разную снедь на широкий поднос, поправила платье и, закинув косы за спину, пошла накрывать на стол.
– Добрый вечер, дорогие гости! – поздоровалась я с улыбкой, с облегчением отметив искренние ответные. Хорошо!
– Добрый, ама Савери, благодарствуем за гостеприимство.
Собрались пятеро помощников Дина, насколько я успела узнать, они отвечают за охрану границ и соблюдение внутренних законов клана. У нас одним из таких Маран был, хоть и суровый, но справедливый и правильный.
Дин сидел в расстегнутой рубахе – вся мощь нараспашку. Только взглядом коснусь – кровь закипает. Оказалось, мужа я не только сильно люблю, но и желаю как никого на свете. Стоит ему лишь остановить на мне свой внимательный горячий взгляд – таю и готова идти за ним хоть на край земли.
Я расставила миски с едой и хотела пойти за другим блюдом, но Дин поймал мою руку, поцеловал каждый пальчик и отпустил с нежной улыбкой. А у меня от ласки сердце дрогнуло: как же я одна без него буду? Ведь Дину на днях отправляться на Совет кланов. От каждого рода отправят наследников, которым доверено решать самые насущные и важные вопросы. А мы всего-то неделю наслаждались семейным счастьем.
Тряхнув головой, отгоняя тоску-печаль, я поспешила на кухню. Скоро стол ломился от разных вкусностей, которые мужчины неторопливо запивали холодным квасом, сбитнем и взваром. Доставая из дворовой печи лепешку, я услышала тихий разговор, который шел обо мне.
– Ох и хорошая тебе хозяйка дома досталась, – похвалил Тимон, черная пума, давно женатый оборотень. – Добрая и приветливая, твой двор словно солнышко освещает.
– Да уж, твоя холостяцкая нора преобразилась до неузнаваемости. Красиво и по-настоящему уютно стало, даже уходить неохота, – согласился пожилой Темрюк, почесав рыжее лисье ухо.
– Мимо вас проходишь бывает, а пахнет – слюной захлебнуться можно. Боюсь, твоя хозяюшка скоро так раскормит твоего тигра, что ты уже вряд ли сможешь на охоту за душниками ходить, – добавил третий гость.
– А какая красавица и скромница, – выдохнул четвертый.
– Самое главное, смотрит на тебя, будто к ней сам Батюшка Солнышко снизошел. Эх, мне б такую, я бы самым счастливым стал, – по-доброму завистливо протянул самый молодой среди гостей, леопард Гонька.
Имя у него смешное, а сам серый, поджарый и жутковатый. Но Дин ему доверяет, ценит, а он в своем деле всяко лучше меня разбирается.
– Моя Савери одна такая, других нет. Ищи себе свою, – в голосе мужа зазвенел лед, он все равно ревновал, когда другие холостые мужчины начинали подобное говорить.
– Ты прав, больше нет, но может повезет с другими, – понятливо усмехнулся Гонька.
– Мне нужна ваша помощь, – тихо попросил Дин.
– Дак поможем, чем сможем, делись бедой, – предложил Темрюк.
– Да девки и бабы из Елового носы от Савери моей воротят. Она переживает. Знахарка она сильная, ей дар свой отдавать хочется, а они фыркают, да гонят ее…
– Дин, ты сам понимаешь почему, – виновато проворчал Тимон. – Эльса ваша сколько кровушки попила в юности, сколько бед от нее натерпелись. А тут она вернулась и всем объявила, что Савери ее лучшая подруга.
– Да, теперь и ее все боятся. Не хотят новую беду на голову кликать, вот и остерегаются.
– Мирон тоже давеча рычал на наших баб, что его Хвесю сторонкой обходят, и его лисе досталось через Эльсу…
– Глупость полная, ну вы же понимаете, – рыкнул Дин.
– Да мы-то понимаем, глаза же не на затылке, видим хорошо. Но как с упертыми бабами сладить? Не хворостиной же вбивать им расположение к Савери?
– И Матео уже с Лизаветой мозги им промывал, да все без толку, не верят они. Обида и страхи старые глаза застят.
– И желают отыграться за прошлое, только уже на невиноватой, доброй аме, а не Эльсе бедовой. С той как с гуся вода, а твоя, вишь, страдает.
Дин молчал, я слышала, как он шумно дышит, сдерживая злость, но дальше я поразилась:
– А теперь послушайте меня внимательно. Когда вернусь, проверю: если к моей жене по-прежнему неуважительное отношение будет, то я этого терпеть не стану. И разберусь по-своему, а вы меня хорошо знаете.
– Так бабы же, что с них возьмешь, – заволновались гости.
– Найду, что и с них взять, – строго обещал Дин. – С каких это пор баба в доме решающее слово имеет? Или вы тряпками стали?
– Ата Дин, вы слова-то выбирайте, – тихо возмутился Тимон.
– А зачем? – притворно удивился Дин. – Если меня окружают дураки?! Вот ты, Тимон, головой думаешь? Твоя дочь только в прошлом году замуж вышла, а в Ручейном две обычные повитухи. А что будет, если котят несколько, и они неправильно пойдут? Кто твою Ойку с того света вытащит?
– Типун тебе на язык! – чуть не подскочил от возмущения Тимон. – Если что – в Еловый привезу, ама Дарья не откажет, поможет.
– Ты уверен? – прорычал Дин, уже не приглушая голоса. – Моей тетке сто двадцать, она еще моему отцу зад подтирала. Уже ходит с трудом, а силенок у нее и вовсе почти не осталось.
– Ну, бабы говорят, последнее время Дарья окрепла, на боли не жалуется, вроде, – сказал неуверенно Темрюк.
Лицо Дина и так суровое и хищное перекосила кривая зловещая ухмылка:
– Да, похорошело ей. Потому что Савери месяц ее своими целебными отварами поит, лечит. Она не только повитуха сильная, но и травница отменная.
– Ну и что прикажешь делать с твердолобыми бабами? – уныло спросил Тимон.
Дин пожал плечами и сурово ответил:
– Что хотите, мне теперь плевать. Но моя жена в собственном клане изгоем не будет, это я вам прямо говорю. Как есть. А еще хочу предупредить, срок им на исправление – пока я в отъезде. Если дело на лад не пойдет, значит Савери будет лечить женщин из соседних кланов, раз в нашем безмозглые. А то все на Эльсу мою кивают, а у самих с головой…
– Не наездится, – попытался съехидничать Тимон.
Дин качнул головой, фыркнув:
– Тесный круг столько сил приложил, чтобы меня с Савери разлучить и себе ее заграбастать. Когда мы уезжали, они пытались выторговать ее к себе на время, чтобы приезжала хоть иногда. Или чтобы своих к нам можно было возить. Каждый оборотень, что с нами в обозе был, теперь знает, что Савери сильная знахарка и повитуха. Понадобится – я запросто первый ярус нашего дома отдам под целительскую. Пусть пользует чужачек, а свои задирают носы и мрут как мухи, зато гордые. Видно, слишком много у нас бабы знают, раз мужики не могут найти на них управу и прочистить мозги.
Я не выдержала и вышла к гостям, глотая слезы.
– Савери, – Дин встал, напряженно глядя на меня.
Подняла руку, подошла к нему сама и поведала о самом горьком:
– Как судьба нами играет. Еще пару месяцев назад я мечтала о семье и детях, страдала в заточении у брата. Ведь я сильная повитуха и благодаря моему дару он указывал соседям. Использовал меня, чтобы загонять их в неоплатные долги. День и ночь жила под охраной. Меня даже заставляли скрывать собственный запах несколько лет, чтобы ни один оборотень не бросил вызов брату. Единственной возможностью выбраться на свободу и обрести семью стали смотрины у князя. Меня просили, угрожали, чтобы я скрыла ото всех дар. Предупреждали, чтобы помогала только избранным. И вот моя мечта сбылась: я обрела семью, мужа, да только потеряла возможность спасать жизни, лечить, помогать – все, что не давало вырваться раньше. Судьба коварная. Дарит одно, но забирает другое, тоже важное. О чем узнаешь…
– Любимая, я все решу, поверь, – Дин встал и обнял меня за плечи.
Я успокоилась, шмыгнула носом, глаза защипало от слез, но уже не от боли и разочарования, а от любви и восторга. Ведь мой тигр готов ради меня даже переругаться с кланом. С теми, с кем знаком с рождения. Чтобы я в нашем доме знахаркой работала, чтобы была счастлива. Не только с ним, но и сама.
Я подняла лицо, обняла Дина под рубахой и отпустила свои чувства, чтобы Дин смог увидеть их в моих глазах.
– Как же сильно я тебя люблю, Дин. Ты представить не можешь! Ты самый нужный, самый важный. Жизненно необходимый. А остальное – ерунда, жизнь все расставит по своим местам. Главное, люби меня и всегда будь рядом.
Гости молчали, краем глаза я видела, что, услышав мои слова, они удивленно задумались. Осознают.
– Прости, что вмешалась в ваш разговор, но угрозы – лишнее. Добро должно быть нужным, а не навязанным, – шепнула я, с любовью вглядываясь в потемневшие от страсти глаза мужа.
Неожиданно прокашлялся Темрюк. Встал и, коротко поклонившись, глухо произнес:
– Простите, ама Савери, что ваша жизнь по приезду в наш клан и свадьба оказались немного… сложными. Мы надеемся…
– Мы постараемся, – перебил четвертый гость, – это изменить.
– Еще бы, ведь ты скоро сам жениться собираешься, насколько я слышал, – хохотнул Гонька.
Дин улыбнулся мне с нежностью, коснулся губами моих губ, но я стеснялась настолько откровенно проявлять чувства, поэтому потерлась благодарно щекой о его грудь и, натянуто улыбнувшись остальным, спросила:
– Может, кому кваску подлить? Или еще чего надобно?
Дальше пошли деловые разговоры. Я успокоилась: перемелется все, утрясется как-нибудь, незачем угрозами мне подруг искать. У меня вон Хвеся есть и Лизавета. Дарья у нас старенькая и больше наблюдает, сидя под теплым покрывалом и слушая нас с улыбкой. По-своему она тоже помогала мне: все чаще жаловалась в Женском доме на усталость и что сил почти не осталось. Амы нервничали, но ко мне идти тоже не хотели. Ну что поделать?
Спустя два дня Дин уехал на северную границу. Мы думали, что на неделю, но вышло почти три. Слышала, что там чистят земли от гонимых северянами мародеров и грабителей, и боялась за любимого. Порой сил терпеть не было, хотелось все бросить и к нему рвануть. Лишь свекор со свекровью меня удерживали.
Но появилась и радостная новость: Хвеся понесла. Мирона теперь распирает от счастья, не ходит по Еловому, а словно летает, хвост распушил и плевать ему, что тот заново обрастает и местами облезлый.
У меня дел добавилось. С утра дома управляюсь, в обед с ребятишками играю, потом огород время занимает – посеяла множество целебных трав и теперь тщательно обихаживаю. Сад заботы требует. Вечерами мы с Хвесей приданое шьем для малышей, ведь у лисички с леопардом их может родиться несколько. Этим и спасаюсь от страха за мужа.
Мы с подругой как-то заметили, что селянки, хоть и дружить с нами не напрашиваются, носы не воротят больше. Ходят, присматриваются, здороваются уважительно. Похоже, мужики все-таки вмешались после разговора с Дином. Вскоре он сам вернулся с новостями, что земли до самого Шлепа от лихого народа очистили. Честно говоря, мне было плевать на грабителей, главное любимый рядом.
* * *
– Зачем сейчас поехали? – ворчал мой тигруша, понукая коня идти быстрее. – Я только два дня как дома, хотел любимой женой насладиться, а ты меня в дорогу потащила.
– Я по Эльсе соскучилась. Уже давно не виделись. Как у нее там жизнь семейная сложилась – не знаю. А вдруг все плохо? Вдруг ее там не приняли и она страдает? Даже поплакаться некому, ведь я вместе с Хвесей и родными, а она одна-одинешенька, – упрашивала я мужа, с обожанием глядя на него.
Мы выехали за пределы Елового, направляясь в горы, в клан Обжигающая лощина. По словам Дина, они наши соседи, до которых всего сутки пути. Ближе к вечеру мы вышли к очень красивой местности: пологая гора террасами спускается в долину. На одной из них мы стали лагерем. Пока наша охрана из пяти крепких оборотней разжигала костер и готовила ужин, я решила подняться к стекающему узкой струйкой с вершины ручью.
Приподняв юбку, я поднялась по камням-ступенькам, ловко перепрыгивая с одного на другой. И оказалась на небольшой площадке, окруженной кустами пахучего можжевельника. Замерев посередине, расставила руки и запрокинула голову, подставляя лицо солнышку. И услышала, вернее почуяла, как за спиной сквозь кусты пробирается мой тигр. Мой нос всегда на него настроен.
– Они не пойдут за нами сюда? – спросила я, увидев в отдалении еще и двоих охранников.
Спросила просто так, без особой нужды, но вышло как-то заговорщически, с намеком. А по моему телу уже побежала дрожь предвкушения. Я обернулась к мужу – а он как рявкнет:
– Проваливайте!
По-моему, на всю округу разнеслось. А он посмотрел на меня горящими глазами и шепнул:
– Никого не будет, тут только мы…
– Это место… – Я медленно, жадно обвела своего тигра взглядом от макушки до кончика подрагивающего хвоста. Желание накатило неожиданно и скрывать его я не стала. Зачем прятать, если оба испытываем? Облизнув губы, добавила, махнув рукой вокруг: – Тут очень красиво…
Сочная и свежая зелень листвы, пронизанная лучами закатного солнца; сводящий с ума аромат трав; журчание воды, стекающей в крошечную заводь – прелестное местечко, чтобы спрятаться здесь от всех.
– Да… красиво… – выдохнул Дин, словно перекатывая каждое слово на языке, делая его невыразимо сладостным и тягучим.
Говорил он не о красоте природы, потому что смотрел на меня, но все равно следил за окружением, был на чеку. Если бы кто-то попытался приблизиться, он бы обязательно почувствовал.
– Ты не против немного задержаться на этой чудесной полянке? – игриво предложила я, комкая от волнения подол.
Дин промолчал, зато его взгляд чуть не оглушил ответным «да!», окончательно придав мне уверенности в своем незыблемом праве на этого мужчину. На его время, на его тело… Шагнув ближе и привстав на носочки, я обняла Дина. Ощутила его напряженные широкие плечи в полной уверенности, что это тоже от предвкушения.
Подол моего платья медленно пополз вверх, Дин сминал его в кулаках, добираясь до моих бедер. Я расшнуровывала ворот его рубахи и едва не содрала ее долой. О, Луна, какой же красивый и могучий мне достался муж, насколько великолепен в своей наготе. Дин лихорадочно расстегивал три большие пуговицы на моей груди, потом развязывал бант на спине. Я тихонько рассмеялась, когда, зарычав от нетерпения, он справился с петельками и развернул меня, чтобы не порвать ленты, а найти концы и развязать.
Коварное платье, шурша, свалилось в траву, следом туда отправилась нижняя рубашка с юбкой. На мое тело легли большие ладони и заскользили, лаская, горяча кожу и кровь. Несколько упоительно-томительных минут Дин наслаждался моей грудью, а потом, вырвав протестующий стон, развернул меня к себе лицом. Обхватил мой затылок ладонью и смял жаждущим ртом мои губы. Грубоватый поцелуй был на удивление сладок, как самый поздний лесной мед. И когда я чуть отстранилась, чтобы глотнуть воздуха, то уже едва ли понимала, где мы находимся, потерявшись в ощущениях.
Пользуясь моей слабостью и собственной выдержкой, которая уже трещала по швам, Дин другой рукой подхватил меня под ягодицы, заставив оседлать его бедра. Его рука скользнула между нашими телами, приласкала чувствительную кожу на внутренней стороне бедра. А потом… прикосновение, от которого я окончательно растаяла и беспомощно стонала.
Желание ощутить Дина глубже стало непреодолимым. Сквозь опущенные ресницы я видела, как подрагивали его ноздри от возбуждения и жадного желания глубже втянуть возбуждающий аромат. Я чувствовала трепет собственного тела, с трудом владела собой. Ощущения обострились. Я отчетливо чувствовала запахи сочной травы, влажной земли, мха и… его желания. Стремясь утонуть в этом аромате, я качнулась, тесно прижимаясь телом к паху, еще скрытому штанами, затем и вовсе попыталась содрать их, не соображая, что рву плотную ткань. Голова шла кругом.
Красный закат, частые удары сердец, отрывистое дыхание – это походило на сказку. Чудесную сказку для нас двоих. Пылко отвечая на глубокий поцелуй, я выпустила коготки, впиваясь ими в бедра Дина, вынуждая его глухо, рвано стонать. И поймала себя на мысли, что его стоны распаляют меня все сильнее и заставляют жаждать момента, когда нежность сменится звериной силой.
Тихое самодовольное урчание Дина – явственное выражение его собственнической природы самца, который сумел найти и завоевать свою самку. Я распалялась, и каракал в полном согласии со мной наслаждалась ласками тигра.
– Кошка-крошка…
Дин тяжело прикрыл глаза, истово колотя хвостом перед наступлением мига, когда окончательно иссякнет сдержанность и он сорвется в пропасть слепой страсти. Но прежде тигр хотел ощутить силу моего наслаждения, убедиться, что доставил его. Дин приласкал мою грудь, дав возможность вдохнуть и – выгнуться, стиснуть его бедра сильнее. Я изнывала, ощущая внутри пустоту.
– Мой тигр… – простонала я, слегка покусывая солоноватую шею Дина.
Тяжело осев на колени и посадив меня на землю, он впился в мои губы страстным глубоким поцелуем, без слов давая понять: время неги прошло. Звериная сущность в Дине брала верх, призывая его действовать жестко и властно, напоминая нам с кошкой, кому покорились.
– Перевер-р-рнись, – слегка цапнув меня острым клыком за плечо, раскатисто прорычал Дин.
Я не меньше своего оборотня хотела покориться бушующему в венах огню – с истинно звериной плавностью выполнила приказ и прижалась грудью к траве. Тело прошило жаркая волна желания, заставив прогнуться.
Дин восторженно урчал, зверь в нем жаждал обладать.
– Я всю жизнь мечтал о тебе, – признание сорвалось с его губ, прежде чем, нависнув над мной, он скользнул шершавым языком по моей спине.
В ответ мои когти, ставшие длинными и острыми, глубже зарылись в траву. Запахи усилились. На этот раз все казалось ярче, удовольствие – острее, жажда обладания друг другом – сводила с ума даже наших зверей. Неужели с каждым разом наша близость будет все сногсшибательнее и сладостнее?
Человеческие мысли окончательно рассеялись, вытесненные инстинктом и желанием. Мое тело стало продолжением Дина. Это больше всего походило на чувственную и дикую пляску двух рычащих кошек. Очень больших и алчных до удовольствия кошек! Но друг для друга мы были единственным источником невообразимого наслаждения.
Мощный рык, гортанный хрип, вырывающийся из груди при каждом новом иступленном движении. Мой ли, Дина – кто знает. Я больше ничего не видела и не слышала, кроме наших бешено стучащих сердец. Никакой нежности – наши тела стремились обрести желанное освобождение. Тигр и каракал, сотрясаемые сильнейшим удовольствием.
Наконец, утробно рыча, мы рухнули на вспаханную когтями землю. Я прикрыла глаза, наслаждаясь накатившей слабостью и ощущением тяжести мужского тела. Дин с довольным урчанием медленно перебирал мои растрепанные рыжие волосы, упиваясь смесью из наших ароматов. Нас переполняла радость, нега и ощущение упоительной связи, которых не хватало в прежней жизни, до встречи друг с другом.
Мы не спешили возвращаться в лагерь, наслаждаясь уединением. Только мы и небо над нашими головами, и заходящее солнце, ставшее свидетелем нашей страсти. Я получила такое удовольствие, что хотелось плакать от облегчения, греясь в объятиях моего любимого мужчины. Дин даже хвостом спеленал мои бедра, словно поймал свою самую большую добычу. Зарылся лицом в мои волосы и хрипло шепнул:
– В обнимку с тобой в этих горах, пропахших запахом свободы, я мог бы пролежать вечность.
* * *
– Савери-и-и! – вопила Эльса, бежавшая по площади Большого камня – центрального поселка ее нового клана.
Я спешилась и понеслась ей навстречу. Крепко обняла и спросила, подозрительно глядя по сторонам:
– Как ты тут без нас? Не обижают?
К нам подошел Шай, улыбаясь легко и свободно, чего раньше за ним не водилось.
Эльса рассмеялась, потащив меня за собой, махнув рукой Дину:
– Охрану на постоялый двор, а вас с Савери мы приглашаем к себе домой. Догоняйте!
Сперва мы зачем-то бежали, а потом остановились, переглянулись и неторопливо, чинно зашагали на окраину поселка. Когда я увидела огромную домину из камня и дерева, даже опешила:
– Это твой?
– Мой! – гордо выпятила грудь Эльса. – Я тоже думала, что в горную хибару попаду, а у меня, оказывается, богатый муж, просто гостей не жалует. Здесь его все побаиваются и уважают.
– Как тебя приняли в клане?
Мы прошли в дом, и я порадовалась за подругу, наверняка приложившую руку к этой «хибаре», сделав ее уютной.
– Ты не поверишь, – сияла Эльса голубыми глазищами. – Прикатила я в клан под вечер с фингалами, лицо расцарапано. Ну ты помнишь, да, мне от Лидки досталось…
– Помню, мне тоже, – буркнула я.
– А, ладно. В общем, здесь жителей душники одолевают, а Шай – самый лучший охотник на них. Ну ты знаешь, какой он мрачный и нелюдимый, вот все и боялись, что перейдет грань и сам станет душником. Свирепым, умным убийцей и тогда….
– Кто бы мог подумать… – пробормотала я, уже догадываясь, куда клонит Эльса.
– Приехала я вся такая синяя, расстроенная, готовлюсь к нерадостной встрече, обдумываю как себя вести…
– Ну, да, конечно, как ты, да не подумав.
– А меня, оказывается, узнали сразу…
– Уже не удивительно, – кивнула я.
– …и решили, что такое подспорье Шаю, защитнику клана, привалило, что дня два все пили на радостях!
– Не с горя? – уточнила я.
Эльса ущипнула меня за бок, заставив возмущенно пискнуть, и поделилась:
– Тут другой народ живет, суровый, к бою всегда готовый. Их сонницей не испугать, они, наоборот, – рады, что бойкая девица Шаю досталась. Робкая на моем месте померла бы со страху еще по дороге сюда.
– Можно сказать, приняли тебя хорошо?! – улыбнулась я с облегчением.
– Лучше, чем ожидала! – хихикнула Эльса. – Правда, теперь меня родители Шая замучили, требуют внуков прямо сейчас. Тем более дар сонника часто через поколение передается, вот они и надеются на спокойную старость, мечтают, что Шай сыновьям свои способности и опыт охотника передаст.
– От меня тоже свекор прямо на свадьбе внуков требовал, – поделилась я.
В дом зашли Шай с Дином и, к моему изумлению, Эльса сказала мне отдыхать, а сама суетилась, накрывая на стол, хлопоча о гостях и супруге. Стальной волк зорким ястребом следил за своей голубкой. Столько чувств в его взгляде было, что жарко становилось. Да, Эльса с Шаем нашли друг друга, любовь у них крепкая и сумасшедшая на зависть всем.
Дин наблюдал за племянницей, радуясь, что она нашла свое счастье. Да еще с хорошим сильным оборотнем, который сумеет уберечь ее от бед.
В гостях мы замечательно провели несколько дней, а затем отправились домой. В свое логово!
Назад: Глава 27
Дальше: Глава 29