— Б… какого хрена стреляли?

— Так Димка… уже не спросишь.

— Мать вашу…

— Сильно? Ну того…

— Выживет. Старший кто?

— Нету старшего.

— То есть как?

— Майор Игнатченко… погиб смертью храбрых.

— А посол?

— Пал Петрович… умер. Сердце.

Твою мать…

— Я, майор государственной безопасности Карпухин принимаю командование гарнизоном. Связь с Баграмом, с Москвой — есть?

— Была…

— Веди.

— Товарищ полковник, по мне только что нанесли бомбовый удар! У меня тут тридцать с лишним трехсотых и до пары сотен духов на периметре! В городе война идет, духи рассредоточились по основным магистралям, сопротивления почти нет. Нам надо срочно, повторяю — срочно эвакуировать посольство и всех советских граждан, каких сможем. Вертолетами, самолетами — я не знаю чем.

— Дай-ка… Генерал Иванов на приеме.

Генерал Иванов…

Карпухин хорошо знал этого генерала Иванова — хоть он был и совсем не Иванов. Заместитель председателя ПГУ КГБ СССР Юрий Иванович Дроздов, специалист по острым акциям. Именно он поздравлял Карпухина, тогда еще капитана КГБ и других бойцов группы Альфа морозным утром декабря семьдесят девятого на ступенях разгромленного дворца Тадж-Бек. Сейчас генерал Дроздов был одним из основных заказчиков для группы Альфа, хотя Карпухин не знал, где точно он работает сейчас. С новым генсеком много людей поменялось…

— Кстати, много генеральства скопилось на Баграме, ох много. Вот как прорвется удачливая группа пакистанских бомбардировщиков…

— Паникуешь, капитан?

— Товарищ генерал-полковник, я уже майор, представляюсь в связи с получением очередного воинского звания.

— Майор, а паникуешь хуже зеленого капитанишки. Докладывай по обстановке, четко и внятно, без истерики.

— Есть. Согласно полученному приказу две группы спецназа КГБ СССР «А» с боем прорвались к посольскому комплексу, обеспечили периметр. При прорыве уничтожено до двадцати духов и у самого посольства — до пятидесяти. На данный момент основные ворота снесены взрывом, подорвана ограда еще в нескольких местах — но периметр удается держать за счет огневого воздействия. На данный момент у меня на руках до пятидесяти двухсотых и столько же трехсотых, в строю осталось не больше ста человек, те или иные ранения получили все, трехсотыми мы считаем только не способных передвигаться. На периметре посольства — до ста пятидесяти — двухсот духов, в основном фанатики, в черных чалмах. Хорошо вооружены и подготовлены. По посольству работают снайперы, подозреваю, что ночью они пойдут на штурм.

— Сдаться предлагали?

— А как же? То и дело с мегафона таслимят.

— Таслимят, значит. А сам — что думаешь?

— А что думать, товарищ генерал? Боеприпасы есть пока, значит, поживем еще…

— Вот это правильно… — Дроздов перешел на более серьезный тон — значит, слушай сюда, майор. Ночью, примерно в двадцать три часа будь готов к прорыву. Мы связались со всеми, с кем возможно, прорыв будут обеспечивать десантники. Они пойдут по Майванду, пройдут, сколько смогут, главная их задача — собрать блокированных в компаундах советских граждан, которые там еще остались и уматывать к чертовой матери. Опознание — две зеленые ракеты. До Майванда прорывайся сам, понял?

— Понял, товарищ генерал.

— Не слышу бодрости в голосе!

— Есть, товарищ генерал-полковник.

— Так лучше. У тебя там техника есть какая живая?

— Пару машин найдем, товарищ генерал… наверное.

— Значит, грузи всех раненых, всех кого можешь и в двадцать три ноль — ноль начинай выдвижение к Майванду. Если… — генерал на мгновение сбился — если мы выдвинуться не сможем, прорывайся своими силами к северной дороге до заслона, как сможешь. Часть армии и генсек перешли на сторону моджахедов, пакистанская армия в сорока километрах от Кабула. Мы выдвинули заградительные отряды к дороге, бомбим, как можем, но… завтра, майор, может так статься, что тебя в Кабуле на гусеницы намотают. Так что эта ночь — для тебя последняя.

— Так точно, товарищ генерал

— И секретную комнату, шифры — все уничтожить.

— Уже уничтожили, товарищ генерал.

— Все, майор тогда удачи. Конец связи.

Майор Карпухин был зол. Зол и расстроен. Во-первых, их, особо подготовленную антитеррористическую часть использовали просто как пехоту, что было неправильно — все равно, что микроскопом гвозди заколачивать. Во-вторых — майор совершенно не понимал, почему они должны оставлять Кабул, по его мнению, даже один подготовленный полк воздушно-десантных войск способен был навести шороху в городе и переломить ситуацию.

Но приказ — есть приказ. Он не имеет права ни погибнуть сам в бессмысленной бойне, ни подставить людей, ни тем более — гражданских, оказавшихся в посольстве.

— Офицеров — ко мне.

Двадцать три часа. По Москве — час волка — как нельзя лучше подходящее название…

— Снайперам — доложить готовность.

Привычно пошли доклады о готовности — снайперов было четверо, все они располагались по разным секторам обороны посольства. Последние минуты перед прорывом — обороны будет только на них.

Привычно прозвучали доклады о готовности.

— Вспышкой — огонь! Дым!

Светозвуковое устройство Заря летит на улицу, грохот, вспышка, следом — летят две последние дымовые шашки — больше нет. Небольшая штурмовая группа — в готовности к прорыву через мертвую полосу, она должна обеспечивать периметр до тех пор, пока не сформируется колонна для порыва. Большая часть оставшихся боеприпасов — у них, у самого Карпухина — всего два магазина, считая тот, что в автомате и граната. Несмотря на бронежилеты — мало кто из штурмовой группы останется в живых.

— Вперед!

Боевики, поняв, что происходит, открыли прикрывающий огонь, особо не целясь, самое главное — заставить прорывающегося противника залечь шквалом огня, удержать его на месте. Штурмовая группа бежит к остаткам забора, почти не стреляя, кто-то падает — но большинство выходят на улицу, занимают позиции и открывают огонь.

— Механики — вперед, вперед!

Еще несколько человек — теперь уже гражданские, безоружные, у кого только пистолет, хотя и в бронежилетах, выскакивают в дым. Почти ничего не видно, дым стоит плотной пеленой, не рассеивается — и уже это хорошо. Через дым — летят пули…

Задача — найти хотя бы одну грузовую машину, которых в изобилии рядом с посольством, и которая могла бы передвигаться. Хоть на скатах, хоть как — но чтобы с целым мотором. Иначе — с таким обозом раненых их просто положат всех на улице, не будет никакого прорыва. Про тела убитых и говорить не приходится…

Снайперы бьют, не переставая, на винтовках — подавители звука выстрела, не видно вспышки и выстрел глуше, чем у автомата. Бандиты тоже активизировались — почувствовали, что шурави что-то задумали, и что кровь — близка…

Уралы… на них привезли коммандос, кто-то уже убит, кто-то разбежался, кто-то расстрелян, кто-то — перешел на сторону шурави и сейчас лежит на асфальте, павший в бою или из последних сил защищает посольский комплекс. Со стороны аэропорта — слышатся сильные разрывы, такое ощущение, что работает реактивная артиллерия. Паутина трассеров с севера, одна за другой взлетают ракеты…

Десантники идут…

Первая машина — обгорелая, на скатах — не годится. Вторая — искорежена, пробита осколками так, что живого места нет. Третья… Четвертая…

Когда один из Уралов вдруг зачихал и взревел мотором — все едва не перекрестились, услышав звук мотора через дым. Урал… рабочая лошадка Советской армии, двадцать с лишним лет в строю, выносливая — невероятно. Грубая… но дотащит, не закашляется…

Только бы не гранатомет…

— Отход, отход, отход!

По этому сигналу защитники посольского комплекса начинают организованно отступать… двое снайперов из четверых уже убиты, душманы ведут непрерывный огонь по комплексу, с севера подтащили ДШК, хорошо хоть гранатометных выстрелов — почти не осталось. Некоторые здания посольского комплекса уже горят, их никто не тушит, на Майванде явно десантники — и все это напоминает последние дни Помпеи, никак не меньше…

— Двигаемся, двигаемся!

Даже американцы так страшно не эвакуировались из Вьетнама в семьдесят пятом. Господи, и ведь времени то — совсем немного прошло.

— Двигаемся! Пошли!

На руках выносят трехсотых, в основном тяжелых, бросают в кузов как дрова — не до сантиментов, кто дойдет, тот дойдет, кто умрет — тому суждено. Заводят трос на другую машину, у которой вроде целая ходовая, грузить начинают уже в нее. Группа А из последних сил держит периметр, в комплексе огрызаются последние его защитники…

Наконец, на руках, грузят последних, из тех, кто держал периметр, из восьмерых — трое уже двухсотые, остальные трехсотые, в одном бронежилете — потом насчитают сто пятьдесят шесть попаданий. Машины с трудом движутся по Майванду, скорость пешеходная, из последних сил их прикрывают последние, кто стоит на ногах — их становится все меньше и меньше. Огонь боевиков тоже не усиливается, а ослабевает, у них нет резервов, дерутся из последних сил.

Навстречу колонне с Майванда срываются две боевые машины пехоты, несутся прямо на них, с грохотом стреляя из тридцатимиллиметровых пушек — звук как у отбойного молотка, прошивает любой дувал, боевики не зря их боятся. Навстречу боевым машинам пехоты с десантниками на броне — одна за другой взлетают две зеленые ракеты…

Баграм встречает горящей солярой в бочках, ревом турбин в тишине, палатками. Гиганский цыганский табор, несмотря на ночь никто не спит, все заняты своим делом. В стороны, с полос и стоянок спихнута техника, поврежденная, а в некоторых случаях и просто ненужная, на площадках разгружают Антеи и Ил-76. Кажется, прибывают десантники…

Колонна БМП, БМД, самых разных машин, военных и гражданских, опаленных, простреленных, еле ковыляющих — останавливается на самом краю этого табора. К колонне бросаются врачи…

Майор Карпухин ранен, как и все — просто тогда было не до ранений. В лазарет никто идти и не думает, все внимание врачей — самым тяжелым. У него своя задача — разыскать генерала Дроздова, его заказчика… или кто там за него…

Часовые — десантники у палаточного городка, окруженного быстровозводимым препятствием из колючей проволоки — хватаются за автоматы, увидев идущего к ним человека — в черной униформе, со странным шлемом и оружием…

— Стой, мать твою!

Устав все уже забыли — никому сейчас не до устава.

— Свои… Мне нужен Дроздов.

— Какие свои!? Назад!

— Мать твою, сержант, доложи там, что пришел Карпухин, пока я сам не прошел!

Десантники переглядываются, потом один из них отправляется в палаточный городок — докладывать…

Через несколько мигнут десантник появляется уже с генералом Дроздовым, заместителем председателя ПГУ КГБ СССР, бывшим резидентом в Нью-Йорке. На Дроздове — теплый ватник как на работяге, какие-то штаны… кажется, от военной формы. Лысина, живые, умные глаза…

— Вышел, майор?

— Так точно…

Дроздов достает из кармана ватника серебряную фляжку — кажется, из Нью-Йорка, чей-то подарок, сохранил. В тот день, когда заменили резидента — в ФБР устроили грандиозную пьянку. Отмучились…

— Держи. Пока только это, с наградами потом разбираться будем.

Коньяк пьется как вода, без вкуса и не пьянит…

— Всех вывел?

— Так точно. Всех, кто жив…

— Ну и дело. Десантники разгружаются. Немного соберемся с силами — и дадим жару. Размещайся и врачам покажись. Потом — у меня будет работа для тебя, майор.