Айя ходила взад-вперед перед нагромождением камней, служивших нам домом в течение двух последних дней. Шаги ее были широкими, и в каждом ощущалась досада.

– Поверить не могу, что мы позволили ему нас одурачить, – говорила она. – Этот уличный крысенок самым наглым образом нас облапошил. Глаз у него наметан. Он еще в Завти увидел, насколько ты неопытен, и решил поживиться. Потом на время притих, дожидаясь удобного момента. Говорю тебе…

Я сидел, скрестив ноги, и следил за ее передвижениями.

– Ты не понимаешь, – возражал я, щуря глаза от солнца. – Мы с Тутой вместе прошли через серьезные испытания.

– Братья по оружию? – усмехнулась Айя, но без ехидства. Она села рядом, прислонившись к моему плечу. – Думаешь, среди воров есть понятие о чести?

Тревожило ли меня случившееся?

Я сам толком не знал.

Наше путешествие в Фивы было не из легких. Мы ехали по каменистой местности. Копыта лошадей скользили на гладких камнях. Когда темнело, устраивали привал и готовили то, что удавалось добыть охотой. Когда-то отец и Хенса учили меня премудростям жизни в пустыне. Затем, во время вылазок из Сивы, я учил тому же Айю. Теперь мы вдвоем передавали наши знания и навыки Туте. Мы удивлялись самим себе и гордились нашей выносливостью. Места здесь были суровыми и крайне неохотно отдавали плоды своей земли. Жизнь превратилась в выживание, и потому обучение Туты являлось для нас не развлечением, а жестокой необходимостью. Дни напролет нас немилосердно обжигало солнце. Мы забрались слишком далеко от дома и были оторваны от всего, что прежде давало чувство защищенности. Но испытываемый страх делал нас решительнее.

Ночами мне часто не спалось. Я задавал себе один и тот же вопрос: правильно ли мы поступили, отправившись на поиски Хенсы? Но мне было приятно сознавать, что мы действуем. И даже если однажды мне придется вернуться в Сиву с пустыми руками, я хотя бы вернусь туда более пригодным для миссии защитника.

Я хотя бы попытался. Я не отвернулся от задания лишь потому, что оно казалось неосуществимым. И эта попытка принесла мне опыт.

В один из дней мы увидели на горизонте колонны, напоминавшие сломанные зубы. Сомнений не оставалось: мы приближались к Фивам, а колонны принадлежат Большому гипостильному храму. Потом мы увидели и сам храм. Казалось, он вырос прямо из пустынных песков и по мере нашего приближения становился все громаднее. За зданиями, построенными из песчаника, ярко сверкала голубая лента реки. А на другом ее берегу находился Фиванский некрополь. Начинаясь возле самого Нила, он тянулся чуть ли не до горизонта.

Усталость сгибала наши спины. Мы сидели, склоняясь к шеям лошадей. Но стоило нам увидеть город (пусть и в отдалении), мы тут же выпрямились. Скоро мы доберемся до Фив. В Сиве этот город представлялся мне таким же далеким и легендарным, как Александрия, однако трудно было отыскать два более непохожих города. Фивы – в прошлом блистательная и величественная столица Египта – пережили череду мятежей, после которых так и не оправились. Слева от храма начинался лабиринт городских улиц, застроенных обветшалыми домами и домишками. Они чем-то напоминали истрепанное лоскутное одеяло. Вслед за этим сравнением мне в голову пришло другое. Казалось, эти строения бросили в пустыню, словно игральные кости, и они остались гнить и разрушаться, постепенно становясь неотличимыми от самой пустыни.

Только подъехав ближе, мы стали замечать пятна цвета: навесы, белье на веревках. Издали же все было одинаково угрюмо-серым: разрушающимся и не сулящим ничего хорошего. Громадные колонны выглядели настолько высокими, что верхушками задевали облака. Но и в них чувствовалась какая-то усталость. Казалось, скоро они не выдержат и рухнут на песок. Восхищение их высотой и размерами не затмевало следов неумолимости времени. Символ могущества, отступающий перед дряхлостью и запустением. Таким же воспринимался и сам город.

Добравшись почти до окраины, мы разыскали каменную громаду, которая неплохо защищала от ветра. Рядом росло дерево, спасавшее от солнечных лучей. Здесь мы решили сделать привал.

– Ждите моего возвращения, – сказал нам Тута.

Он хотел войти в родной город один, чтобы разыскать мать и сестру Кию. Он увел с собой наших лошадей, сказав, что обменяет их на еду. Айя с подозрением отнеслась к этой затее, однако я поддержал Туту. Еда нам сейчас была нужнее, чем лошади, которых тоже требовалось кормить. С тем мальчишка и ушел.

В первый день, разглядывая очертания Фив, мы говорили о родном оазисе. О нем мы говорили на протяжении всего путешествия. Вспоминали наши вылазки в пустыню, оживляя их в памяти. На второй день разговоры переместились на Туту и его возможное местонахождение. Подозрительность Айи возрастала с каждым часом. Что в действительности мы знали об этом мальчишке? Да, когда-то он жил в Фивах, но в дальнейшем приобрел изрядный опыт уличной жизни. Кто еще поможет нам разыскать Хенсу?

Это если говорить о его достоинствах.

Но ведь Туту увезли из Фив шестилетним мальчишкой. Если он не врал, мать довольно скоро вернулась обратно, увезя с собой дочку. Прошло несколько лет. Они могли перебраться в другую часть города, вообще уехать и даже умереть.

А Хенса? Почему я решил, что найду ее в Фивах? Она тоже могла сейчас находиться где угодно. Было бы глупо, едва войдя в город, начинать ее поиски.

И самое скверное, что Тута забрал наших лошадей. Его воровские привычки тоже сохранились.

Пусть я спас его жизнь, а он – мою. Тута все равно оставался вором.

На третий день нашего ожидания Айя уже не скрывала своего беспокойства. Я смотрел на ее хождения взад-вперед и испытывал странную двойственность. Одна часть меня думала, что у Айи нет оснований для тревог, а другая… разделяла ее сомнения.

На четвертый день вернулся Тута.