В начале марта 1915 г. начальник штаба Верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевич писал военному министру В.А. Сухомлинову: «Северо-Западный фронт как-то выдохся, в чем паралич, не знаю. Боюсь, что [Рузский] устал, болен, а другие плохо вывозят». И действительно — 13 марта 1915 г. главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Н.В. Рузский заболел и оставил театр военных действий. Новым главкосевзапом неожиданно для многих стал начальник штаба Юго-Западного фронта ген. М.В. Алексеев. Первоначально в Ставке намечалась кандидатура командарма–5 П.А. Плеве, однако опять-таки в связи с его немецкой фамилией, в условиях военных неудач, было решено поставить чистого русака. Кроме того, генерал Алексеев уже не раз проявил себя как талантливый полководец, не говоря уже о его высокой предвоенной репутации, а потому Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич отправляет на Северо-Западный фронт именно Алексеева.

Что же касается Н.В. Рузского, то, судя по всему, он уже понял, что в кампании 1915 г. главный удар австро-германцев будет произведен на Восточном фронте. Ведь всю зиму на Восток шли и шли немецкие воинские эшелоны из Франции. Прогрессировавший кризис вооружения, наряду с нехваткой опытных кадров, показывал, что успех будет не на стороне русского оружия. К тому же Рузский вступил в конфликт со Ставкой, где продолжали упорствовать в отношении наступательных усилий в Карпатах, в то время как главкосевзап после разгрома в Августовских лесах окончательно убедился в том, что необходимо перейти к позиционной обороне. О том, что между Ставкой и штабом Северо-Западного фронта существуют противоречия, были осведомлены и союзники, естественно, не заинтересованные в ослаблении русской наступательной инициативы. Соответственно, в Ставке не препятствовали уходу главкосевзапа.

Сознавая все это и воспользовавшись своим болезненным состоянием, главкосевзап отправляется на лечение в тыл. Отметим, что по окончании летнего Великого отступления ген. Н.В. Рузский немедленно вернется на фронт, чтобы вновь покинуть его в преддверии кампании 1916 г., по окончании каковой опять встанет во главе одного из действующих фронтов. Даже верный помощник Рузского М.Д. Бонч-Бруевич не без ехидства отметил: «Весной 1915 г. генерал Рузский заболел и уехал лечиться в Кисловодск. Большая часть “болезней” Николая Владимировича носила дипломатический характер, и мне трудно сказать, действительно ли он на этот раз заболел, или налицо была еще одна сложная придворная интрига».

Существует, правда, и другая точка зрения на смену главкосевзапа в марте 1915 г.: «Ее инициатором выступил Николай II, который под предлогом необходимости лечения отозвал Рузского с фронта, заменив его генералом М.В. Алексеевым». В мае 1915 г. Н.В. Рузский лечится в Ессентуках.

Помимо чисто военного фактора на просьбу об отставке в решении генерала Рузского повлияли и внутриполитические интриги. Очень кстати, одновременно с отставкой, Рузский был назначен членом Государственного совета, что после выздоровления позволило ему в полном праве вращаться в придворных и правительственных сферах. Дело в том, что под влиянием неудач на фронтах в Петрограде планировалась смена ряда членов правительства. В конце мая 1915 г. наиболее популярный и энергичный министр — министр земледелия А.В. Кривошеин — составлял список членов нового кабинета, планируемого для смены правительства И.Л. Горемыкина. В числе кандидатов на пост военного министра фигурировали генералы Поливанов и Рузский.

Оба этих человека — старые друзья либералов в Государственной думе. Оба в свое время плечо к плечу воевали во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. в рядах лейб-гвардии Гренадерского полка. И точно так же А.А. Поливанов был тогда ранен в бою под Горным Дубняком. Оба — креатуры В. А. Сухомлинова с той разницей, что Поливанов разошелся со своим патроном, после чего в 1912 г. был убран из военного министерства, но оставлен в Государственном совете. Таким образом, этих людей слишком многое объединяло.

Как известно, в середине июня 1915 г. военным министром был назначен все-таки А.А. Поливанов, а в отношении снятого с поста

B. А. Сухомлинова под давлением оппозиции началось следствие по обвинениям в «противозаконном бездействии, превышении власти, служебных подлогах, лихоимстве и государственной измене». В частности, на ответственность генерала Сухомлинова Верховная следственная комиссия под председательством инженер-генерала Н. Петрова возложила: «Несмотря на осведомленность еще с 1909 года о значительном количественном преобладании германской полевой артиллерии над нашей полевой артиллерией, не был выработан для незамедлительного осуществления надлежащий, основанный на соображениях о силах противника, план усиления нашей полевой артиллерии. Составленная же и введенная в действие организация полевой артиллерии 1910 года совершенно не предусмотрела количественного усиления полевой легкой 3-дм артиллерией нашей армии и обеспечила ее полевой мортирной и полевой тяжелой артиллерией в весьма незначительном количестве по сравнению с Германией». Дело закончилось арестом генерала Сухомлинова в апреле 1916 г.

Новый военный министр не забыл своего соратника. Летом 1915 г. военный министр ген. А. А. Поливанов и действовавший под его влиянием министр земледелия А.В. Кривошеин настаивали перед царем на смене наштаверха Н.Н. Янушкевича. Бесспорно, генерал Янушкевич был не то что недостоин своего высокого поста, но само его назначение на этот пост являлось преступным. Однако на место Янушкевича усиленно рекомендовалась кандидатура Рузского. В это время по столице уже прошла первая информация о том, что император Николай II намерен лично встать во главе действующей армии, заняв пост Верховного главнокомандующего. Так как все прекрасно понимали, что реальным главковерхом будет начальник штаба царя, то Поливанов и Кривошеин стремились заранее заручиться своим кандидатом на эту должность.

Действия министров были стремительными. Спустя всего лишь неделю после назначения генерала Поливанова управляющим военным министерством со своего поста был снят командарм–6 ген. К.П. Фан-дер-Флит. Немногочисленные войска 6-й армии (несколько второочередных дивизий слабого состава) выполняли важнейшую функцию: прикрывали столицу со стороны Балтийского моря, где русский флот явно уступал в силах немцам. Соответственно, командарм–6 постоянно находился в контакте с императором и военным министерством, ибо его войска фактически не входили в состав действующей армии, подчиняясь Ставке только номинально. Генерал Фан-дер-Флит был отправлен в Государственный совет, а на его место спустя еще неделю назначен Н.В. Рузский.

Как пишет М.Ф. Флоринский, «сразу после своего прихода к руководству военным ведомством А.А. Поливанов явно старался рекламировать военные таланты вернувшегося на фронт после болезни генерала Н.В. Рузского, который 30 июня 1915 г. был назначен главнокомандующим 6-й армией». При этом М.Ф. Флоринский не исключает, что А.А. Поливанов ставил Н.В. Рузского на командарма–6 (6-я армия считалась обороняющей столицу) с последующим намерением сделать его начальником штаба Верховного главнокомандующего. Кроме того, назначение Н.В. Рузского вполне могло бы смягчить назревавшую отставку великого князя Николая Николаевича. Сам император Николай II благоволил генералу Рузскому: «Репутация талантливого полководца, которую сумел приобрести Н.В. Рузский, позволяла видеть в нем человека, способного остановить германское наступление. Популярность Н.В. Рузского в общественных кругах давала возможность надеяться на то, что привлечение его к командованию армией на высшем уровне смягчит ожидавшуюся негативную реакцию этих кругов на отставку Николая Николаевича». Первоначально царь намеревался номинально возглавить действующую армию, чтобы при том фактическим руководителем войск, следовательно, стал бы генерал Рузский. Распространяемые в столице слухи утверждали, что новая Ставка будет располагаться в Петрограде, почему Рузский и был назначен командармом–6. Действительно, в беседе с председателем Государственной думы М.В. Родзянко император заявил, что Ставка будет находиться в столице.

Между тем ничего пока не подозревавший великий князь Николай Николаевич также ходатайствовал перед императором о назначении Н.В. Рузского. Австро-германское наступление развивалось, русская действующая армия откатывалась на восток, в глубь империи, руководство Ставки впало в панику, а потому представлялось верным иметь во главе 6-й армии, закрывавшей столицу, популярного полководца, к которому Верховный главнокомандующий очевидно благоволил (достаточно вспомнить историю с наградами за Львов). Таким образом, в конце июня 1915 г. именно главковерх участвовал в назначении ген. Н.В. Рузского на пост командарма–6. Непосредственно перед царем в выдвижении Рузского участвовал новый военный министр. В день назначения командарма–6, на докладе 30 июня 1915 г. у императора Поливанов «обратил внимание, что необъявление в печати даже о назначении главнейших вождей нашей армии ведет к тому, что для неприятеля имена наших полководцев не остаются секретом, как и для нас имена полководцев неприятельских, а Россия о своих не знает. А между тем, объявление о возвращении к армии столь популярного генерала, как Рузский, и притом известие о возложении на него обороны путей к Петрограду, как к нервному центру страны, произвело бы на общество успокаивающее впечатление».

Относительно «впечатления» следует сказать, что Н.В. Рузский, несмотря ни на что, оставался весьма популярен в среде высшего офицерства. Своевременное и умелое переваливание собственных грехов на чужие головы позволяло ему выходить сухим из воды. И если лучшие профессионалы понимали, что дело неладно, то широкие массы как фронтового офицерства, так и тыловых обывателей, воспринимали генерала Рузского в качестве одного из лучших полководцев Российской империи. Характерная запись все еще подвизавшегося на Северо-Западном фронте великого князя Андрея Владимировича от 2 августа 1915 г. о Рузском: «Он все же гений в сравнении с Алексеевым, он может творить, предвидеть события, а не бежит за событиями с запозданиями. Кроме того, в него верили, а вера в военном деле — почти все. Вера в начальника — залог успеха… Мечта всех, что Рузский вернется — вера в него так глубока, так искренна и так захватила всех, без различия чинов и положения, в штабе, что одно уже его возвращение, как электрический ток, пронесется по армии и поднимет тот дух, который все падает и падает благодаря тому, что Алексеев не знает об его существовании». Великий князь был настолько покорен генералом Рузским и его сотрудниками, что не только поддержал мнение об исключительной вине командарма-10 Ф.В. Сиверса, но и впоследствии продолжал отзываться о Н.В. Рузском с восхищением.

Такие мнения, несомненно, влияли на Ставку и императора. Поэтому генерал Рузский исподволь выдвигается на роль вероятного военного диктатора, каковая должность намечалась определенными силами в столице, имея целью умаление власти императора и, следовательно, новые уступки либеральной оппозиции вплоть до образования в России парламентской монархии по британскому образцу, где «король царствует, но не правит». Совет министров, под председательством самого Николая II, в заседании 8 июля определил состав Особого комитета, долженствовавшего согласовывать мероприятия, принимаемые в Петрограде военными и гражданскими властями. Руководителем этого комитета стал Н.В. Рузский, а его помощником — начальник Петроградского военного округа ген. П.А. Фролов. Но вскоре командарма–6 ген. Н.В. Рузского ожидало новое, еще более высокое, назначение. По счастью, это оказался не штаб Ставки. Иначе последствия ведения Первой мировой войны могли стать еще более пагубными.

3 августа на совещании в Волковыске великий князь Николай Николаевич принял окончательное решение о разделении Северо-Западного фронта на два — Северный и Западный. Данная мера, назревавшая еще в 1914 г., была вызвана необходимостью реорганизации системы управления — во имя удобства руководства войсками действующей армии. Еще на совещании 15 июля в Седлеце Н.Н. Янушкевич доложил, что у Ставки есть мысль о разделе Северо-Западного фронта на две части — Северный и Западный фронты. Это — для того, чтобы самостоятельной группой армий удержать за собою Риго-Шавельский район. Иными словами, в связи с расширением фронта германского наступления, штаб Ставки считал, что петроградское и московское направления должны обороняться разными группами армий. В письме от 23 июля генерал Янушкевич указал, что на должность главнокомандующего армиями Северного фронта предназначается командарм–6 генерал Рузский. Главнокомандующим Западным фронтом оставался М.В. Алексеев, а Северный фронт переходил в подчинение командарму–6 Н.В. Рузскому, который должен был вступить в должность в ночь с 17 на 18 августа. Таким образом, очевидно, что Н.В. Рузский был выдвинут на пост главкосевзапа Ставкой и лично главковерхом. Возможно, что такой шаг был сделан не без умысла — убрать генерала Рузского из столицы и одновременно не допустить императора Николая II к посту Верховного главнокомандующего.

Что касается боевых действий, то Северному фронту ставилась задача «прикрытия путей к Петрограду из Восточной Пруссии и со стороны Балтийского моря». А именно: 1) прочно удерживать в своих руках Средне-Неманский район, имея в виду крайне важное значение сохранения этого района не только для армий Западного фронта, но и для общего нашего стратегического положения к северу от Полесья; 2) прикрывать пути, ведущие по правому берегу Немана и в Виленский район и к участку железной дороги Вильно — Двинск; 3) удерживать течение реки Двина от Двинска до Риги включительно. Если вспомнить, что в августе 1915 г. Великое отступление достигло своего пика (русские откатывались из Польши, теряя крепости Передового театра и 200 тыс. пленными), то понятно, что на генерала Рузского возлагались нелегкие обязанности: Северный фронт в составе двух (впоследствии трех) армий (5-я армия П.А. Плеве, 12-я армия В.Н. Горбатовского) прикрывал Петроградское направление.

В этот момент произошла смена состава Ставки. Начальником штаба Верховного главнокомандующего при великом князе Николае Николаевиче предполагался ген. М.В. Алексеев, в то время как должность главнокомандующего армиями Западного фронта принимал командарм–4 ген. А.Е. Эверт. О назначениях августа (Рузский — главкосев, Алексеев — наштаверх, Эверт — главкозап) военный министр

А.А. Поливанов писал: «Назначения эти, объявленные для всеобщего сведения в газетах, были встречены в Государственной думе и в обществе с чувством большого удовлетворения. Говорили, что наконец-то энергичный великий князь, Главнокомандующий, будет иметь около себя умудренного большим военным опытом советника в лице ген. Алексеева. И что возложением на победоносного полководца ген. Рузского защиты Северного фронта можно считать столицу и военную базу Петрограда вне опасности». А.М. Зайончковский в примечании к этой фразе отметил: «Победоносным талантам Рузского верило далеко не большинство общества, а тем более военного». Тем не менее связи Поливанова и Рузского видны уже только по этой фразе.

Однако 21 августа в Ставку прибыл император Николай II и сделал следующий ход — объявил о своем твердом решении принять Верховное главнокомандование. Генералитету ничего не оставалось, как подчиниться монаршьей воле. Впрочем, смене подлежал только великий князь Николай Николаевич. Все генералы остались на своих постах. В это же время, воспользовавшись сумятицей в русских штабах и кадровыми перестановками, германцы предприняли очередное наступление на Восточном фронте — Виленско-Свенцянскую операцию. 26 августа германская 10-я армия ген. Г. фон Эйхгорна бросилась вперед, имея целью окружение и уничтожение 10-й русской армии Е.А. Радкевича. Противостоявшая немцам 10-я русская армия имела в своем составе всего 110 тыс. человек. Соседи — 5-я армия П.А. Плеве (55 000 чел.) 1-я армия А.И. Литвинова (107 000 чел.) и 2-я армия В.В. Смирнова (54 000 чел.).

Удар противника был нанесен встык между 5-й армией Северного фронта и 10-й армией Западного фронта, после чего, разбросав русские заслоны в стороны, немцы стали загибать свой южный фланг, окружая 10-ю русскую армию. На острие атаки шла германская конница — 6 кавалерийских дивизий численностью в 12 тыс. сабель. Следовательно, Гинденбург и Людендорф учли, что в момент кадровой перетряски у русских можно будет пользоваться трениями между русскими штабами различных фронтов.

Так и вышло. В ходе боев 28–30 августа 5-я армия была оттеснена к Западной Двине, а 10-я армия — к реке Вилия. Образовавшийся между русскими фронтами провал оказался оголен, что позволило противнику наступать на Молодечно и далее — к Вильно и Минску. В противодействие неприятелю уже на второй день германского прорыва М.В. Алексеев распорядился образовать на Западном фронте новую группу корпусов в районе Ошмяны — Лида, перебросив туда управление и штаб 2-й армии. Таким образом, смысл новой перегруппировки заключался не в том, чтобы дать 10-й армии резервы, а чтобы развернуть на угрожаемом направлении новую армию; в данном случае — новую 2-ю армию, и остановить врага.

Вопиющий сепаратизм генерала Рузского проявился и на этот раз. Все получаемые Северным фронтом резервы Рузский отправлял не в 5-ю армию, которая могла фланговым наступлением облегчить положение войск командарма–10, а к побережью Балтийского моря, в 12-ю армию, чтобы установить единый позиционный фронт на своем Северном фронте. Поэтому 5-я армия, изначально занимавшая выгодное положение в отношении контрудара по зарвавшемуся неприятелю, была обречена на оборону, вследствие недостатка сил, и, следовательно, на пассивную роль в операции. Также непонятно, почему Алексеев не переподчинил 5-ю армию главнокомандованию Западного фронта (новый главкозап — бывший командарм–4 А.Е. Эверт), хотя бы на время ликвидации прорыва неприятеля.

1 сентября немцы ворвались в Молодечно, от которого по прямой до Минска оставалось лишь 60 верст. 3 сентября пал Вильно. В этот момент разрыв фронта прикрывался 2-м армейским корпусом ген.

В.Е. Флуга и перебрасываемыми конными частями, которые в своей совокупности образовали кавалерийский корпус ген. В.А. Орановского. На первом этапе оборонительной операции Орановский был подчинен штабу Северного фронта, но когда в Ставке осознали, что Рузский намеревается не атаковать, а лишь пассивно обороняться, конницу передали в ведение штаба Западного фронта, где главкозап Эверт получил задачу контрнаступления.

9 сентября 2-я армия ген. В.В. Смирнова при поддержке сводных кавалерийских корпусов, наступавших на стыке 2-й и 5-й армий, и объединенных под руководством генерала Орановского, перешла в общее контрнаступление. Это спасло 10-ю русскую армию от готовившегося «котла». Теперь немецкие ударные группировки стали отходить назад, западнее, чтобы, уже в свою очередь, не быть окруженными и уничтоженными. Так как на северном фланге наступающей русской группы не хватало сил, Алексеев предписал Рузскому поддержать наступление атаками 5-й армии с двинского плацдарма.

Однако Алексеев, что называется, «не на того напал». Невзирая на отход немцев, генерал Рузский отказался от атак, одновременно завалив Ставку просьбами о подкреплениях. Казалось бы, что резервы должны идти, прежде всего, в те группировки, что ведут наступление. Но Рузский и его бессменный начальник штаба Бонч-Бруевич полагали иначе. Советский исследователь пишет: «13 сентября командующий северным фронтом Рузский пишет жалобу начальнику штаба главнокомандующего на командующего западным фронтом Эверта… Рузский жаловался: “Видно, что в Северный фронт по-прежнему направляются корпуса, состоящие преимущественно из частей, проявивших недостаточную стойкость в текущую войну, и притом с таким опозданием против требований современной обстановки, что нельзя даже сделать никаких предположений, удастся ли направляемым корпусам прибыть в предназначенные им районы сосредоточения, так как эти районы находятся под ударами германцев… Прошу указаний ген. Эверту о необходимости совместных действий фланговых частей 10-й армии с теми частями 5-й армии, которым ген. Плеве будет поставлена задача для действий в районе Новосвенцяны”. В нашу задачу не входит разбор персональной склоки между двумя главнокомандующими, но считаем долгом заметить прежде всего предвзятость командующего северным фронтом в отношении выделяемых войск».

5-я армия генерала Плеве осталась на своем месте, и Ставке пришлось образовать новую 1-ю армию ген. А.И. Литвинова, чтобы надежнее закрыть те бреши в русском оборонительном фронте, что были вызваны германским прорывом на Свенцяны. К началу октября 1-я армия и конная группа генерала Орановского прочно сомкнули фланги армий Северного и Западного фронтов. Это те самые фланги, что были разрублены Свенцянским прорывом. Данными боями закончился период маневренной войны на Восточном фронте. По окончании операции 10-я армия вошла в состав Северного фронта.

В декабре 1915 г. главкосев ген. Н.В. Рузский вновь заболел и сдал должность командарму–5 ген. П.А. Плеве. Императорский рескрипт на имя полководца о его отставке от 6 декабря 1915 г. гласил: «Неустанные труды ваши и тягости походно-боевой жизни, к сожалению, настолько расстроили здоровье ваше, что дальнейшее пребывание в обстановке военного времени могло угрожать самой жизни вашей». В феврале 1916 г. генерал Плеве также оставил фронт по болезни (главкосевом стал ген. А.Н. Куропаткин) и 28 марта скончался. Генерал Рузский всю зиму лечился на Кавказских Водах, где за войну бывал неоднократно.