Личность генерала от кавалерии А.А. Брусилова как полководца оценивается весьма неоднозначно. Наверное, это и правильно, так как любой полководец имеет в своей карьере и тяжелые неудачи, и блестящие победы, что позволяет современникам и исследователям заострять внимание то на одном факторе, либо на другом, противоположном. Прежде всего, не подвергается сомнению позитив в должности командарма–8.

Галицийская битва, сражения в Карпатах, отступление на восток — деятельность Брусилова как одного из наиболее выдающихся русских командармов Первой мировой войны не поддается жесткой критике. Были ошибки, но они с лихвой перекрываются успехами. Таким образом, и это невозможно отрицать, генерал Брусилов являлся одним из наиболее достойных кандидатов на повышение после осознания Верховным главнокомандованием смены главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта ген. Н.И. Иванова. Можно говорить о тех или иных негативных принципах полководческого почерка А.А. Брусилова (а они, несомненно, есть), но был ли в тогдашней императорской России полководец лучше? Точно так же современники (и Брусилов в их числе) отмечали негативные стороны М.В. Алексеева как военачальника, а ведь найти на его место лучшего кандидата так и не удалось! Говорят о ген. Н.Н. Юдениче, но нельзя не заметить, что Кавказский фронт был весьма специфичен, и далеко еще не факт, что Юденич смог бы столь же блестяще действовать против немцев, как он действовал против турок. Оценить на посту главкоюза альтернативных кандидатов — П.А. Лечицкого, Д.Г. Щербачева или кого-либо еще из наиболее талантливых русских военачальников — объективно не представляется возможным. При царе они не командовали фронтами, а то, что было после революции, — это совершенно иная ситуация.

Поэтому наибольшие противоречия вызывает кампания 1916 г. — Брусиловский прорыв. И тут дело порой доходит до кардинально отличных точек зрения: с одной стороны — сверхвосторженная апологетика, с другой — безудержное охаивание. И впрямь: с одной стороны — разгром австро-венгров в первый месяц наступления, с другой — «козельская мясорубка», своими потерями перекрывшая успех Луцкого прорыва.

Наступление на Восточном фронте как таковое в кампании 1916 г. было предрешено договоренностями с союзниками, а потому принципиальное нежелание главкосева и главкозапа наступать не может расцениваться как имеющее под собой основу для воплощения в жизнь. Наступать все равно бы пришлось, уже только в силу зависимости России от союзников и неустойчивого внутреннего положения в стране. Юго-Западный фронт добился наибольших успехов и, естественно, понес наибольшие потери. Опять-таки обратимся к данным С.Г. Нелиповича, выступающим одним из наиболее жестких критиков Брусиловского прорыва и самого ген. А.А. Брусилова. Согласно этим данным, потери противника с 22 мая по 18 декабря 1916 г. на Юго-Западном фронте составили 845 956 чел. В свою очередь, Юго-Западный фронт потерял 1 446 334 чел. Соотношение потерь — 1: 1,7. Потери противника на других фронтах на Востоке — 65 868 чел. Потери русских на Северном и Западном фронтах за отчетный период — 539 879 чел. Соотношение потерь — 1:8. Даже при всех возможных погрешностях очевидно, кто из русских главнокомандующих фронтами добился наибольших успехов. А также — что могло бы быть, действуй Эверт или Куропаткин. Повторимся, что вообще отказаться от наступления было нельзя.

Бесспорно, Юго-Западный фронт действовал во многом против австрийцев, в то время как Северный и Западный фронты били по немцам, а потому сравнение не вполне корректно. Однако же цифры есть цифры, из которых талант Брусилова как полководца все же можно выделить, как больший по сравнению с его русскими коллегами на 1916-й год. Примерно схожими были потери живой силы армий союзников и противников в наступательных операциях 1916 г. во Франции и Бельгии в смысле соотношения потерь. Из приведенных цифр можно видеть, что было бы, стой во главе наступающих русских армий, скажем, тот же А.Е. Эверт. Генерал Брусилов сам пишет: «По тем средствам, которые имелись у Юго-Западного фронта, он сделал все, что мог, и большего выполнить был не в состоянии — я, по крайней мере, не мог. Если бы вместо меня был военный гений вроде Юлия Цезаря или Наполеона, то, может быть, он сумел бы выполнить что-либо грандиозное, но таких претензий у меня не было и быть не могло». А ни Суворова, ни даже Скобелева в России начала XX столетия не оказалось. Да и где они были? Так, британский автор, рассказывая о французских и английских военачальниках 1914–1918 гг., с горечью признает: «Ни одна страна не родила генерала Великой войны, которого можно было поставить в ряд со знаменитыми полководцами в истории, такими личностями, как Наполеон, Веллингтон или Мальборо…» Почему же отсутствие в России Суворовых, наполеонов и веллингтонов ставится ей в вину? Так что слова А.А. Керсновского вполне справедливы: «Каковы бы ни были его последовавшие заблуждения, вольные или невольные, Россия никогда этого не забудет Алексею Алексеевичу Брусилову. Когда после несчастий пятнадцатого года самые мужественные пали духом, он один сохранил твердую веру в русского офицера и русского солдата, в славные русские войска. И войска отблагодарили полководца, навеки связав его имя с величайшей из своих побед».

Действительно, упорство ген. А.А. Брусилова на ковельском направлении заслуживает осуждения, и выше мы уже говорили об этом. Это упорство послужило причиной неоправданно больших и бессмысленных потерь, которые в массовом сознании фронта и тыла подорвали волю к победе. Представляется, что лучшим вариантом действий, раз уж военная мысль тогда не позволяла разработать теорию развития оперативно-стратегического прорыва, был бы последовательный штурм всех следующих оборонительных неприятельских рубежей, по образцу 22–25 мая. Но и тогда русские потери, прежде всего — кровавые, были бы больше неприятельских. К тому же свою роль играл фактор времени — казалось, еще немного усилий и крови, оборона врага рухнет, и дело будет решено. Сам А.А. Брусилов говорит об этом так: «Дело сводилось, в сущности, к уничтожению живой силы врага, и я рассчитывал, что разобью их у Ковеля, а затем руки будут развязаны, и куда захочу, туда и пойду». Это мнение неверно, но кто тогда мог об этом знать? Те же англичане тоже безрезультатно штурмовали германские траншеи на Сомме с июля по ноябрь, и соотношение потерь было не лучшим, чем у русского Юго-Западного фронта. Англичанам также представлялось, что надо чуть-чуть поднажать, и дорога в Бельгию будет свободна. Что же касается принципиальной оценки уровня полководческой мысли в армиях стран Антанты, то такого позорища, как наступление P.-Ж. Нивеля в апреле 1917 г. в Артуа и Шампани, русские полководцы никогда не допускали. Сравнение с немцами показано в заключении.

Повторимся, что А.А. Брусилову было легче действовать, так как он имел дело по преимуществу с австрийцами, нежели с немцами. И как только германские соединения стали появляться против Юго-Западного фронта, наступление тотчас же стало затухать и постепенно заглохло. После этого, даже имея в отдельные периоды двойной перевес в силах, Юго-Западный фронт уже не смог получить такого же успеха, что в первые две недели прорыва, когда русские удары наносились по австрийцам, а преимущество в численности было большим разве что на 20%. Это говорит не о русской слабости войск и полководцев, а о силе немцев.

Если тактика Брусиловского прорыва и не была нова, то в масштабах фронта применялась впервые, имея наибольшие успехи. Если сам Брусилов и не был военным гением, то все равно стоял выше тех русских полководцев, что были выдвинуты Первой мировой войной (объективное сравнение талантов А.А. Брусилова и Н.Н. Юденича невозможно, ввиду специфичности Кавказского театра военных действий). Если главкоюз и упорствовал в своих ошибках, то все-таки старался учиться на них, в то время как другие не делали и этого. Потери армий Брусилова были велики, но разве не он обычно получал самые тяжелые задачи:

— противоборство с двумя австро-венгерскими армиями в конце августа 1914 года, в то время как другие русские армии в это время имели против себя не более одной неприятельской армии каждая;

— штурм Карпат в конце 1914 — начале 1915 г., где 8-я армия играла главную роль;

— борьба на наиболее ответственном направлении в Карпатах — перемышльском;

— расположение на правом фланге Юго-Западного фронта в июне — августе 1915 г., где действовала масса германских войск;

— передача главного удара в кампании 1916 г. в «Брусиловскую армию» — 8-ю;

— ведение стратегического наступления 1916 г. в отрыве от ударов других фронтов, что шло вразрез с решениями Совещания 1 апреля, в «одиночном плавании»;

— оказание непосредственной поддержки неудачному выступлению Румынии.

Все познается в сравнении, а самое корректное из сравнений — с современниками и коллегами. И здесь полководческий талант ген. А.А. Брусилова неоспорим: «Главное, видимо, заключается в том, что перед нами военачальник нового качественного уровня: как и другие видные полководцы, он достигал крупных военных успехов за счет единства ума, таланта, воли и нравственной основы мотивов своего ратного труда. Брусилов перерос свое время — глубже других постиг сложившуюся на фронтах Первой мировой войны обстановку, наиболее полно и реально оценил возможности вверенных ему войск, сначала как командарм, а затем как командующий фронтом и Верховный главнокомандующий».