Лето давно перевалило за середину. С Балтики на Ленинград все чаще наплывали косматые серые облака, походя сеяли мелким дождем, спеша на лесные и болотистые просторы Вологодчины. И точно такие же однообразные и серые, как эти облака, тянулись для Василия Мануйлова последние дни пребывания в больнице. Даже ежедневные посещения его Марией не окрашивали дни в радостные тона. Они, эти посещения, вносили тревогу в его существование, требовали каких-то решений, а в нем угнездилась с тех самых пор, когда его вторично выгнали с рабфака, неуверенность в себе, казалось, что любое его решение и даже задумка обречены на неудачу. Не хотелось, чтобы и эта черноглазая смешливая девчонка вступила вместе с ним на тропу, которая никуда не ведет. В то же время Василий как никогда ощущал острую необходимость в чьем-то участии или даже просто присутствии возле себя кого-то, кому он мог бы довериться. И лучше, если этим человеком будет женщина. Ему казалось, что, поскольку сам он не способен на что-то путное и его всюду подстерегают одни неудачи, если он доверится другому, тогда все может перемениться. Может быть, Мария и есть та женщина, тот человек.

Но, глядя на Марию, он не находил ни слов, ни желания говорить с нею о своих сокровенных мыслях и мечтах. Да и ей, казалось ему, не нужны были никакие слова, кроме слов о его любви к ней и благодарности за то, что она для него сделала. Нет, она ничего не требовала, но стоило взглянуть в ее распахнутые глаза, ощутить ее робкие прикосновения к нему, увидеть неожиданные слезы, чтобы понять ее простенькие мысли и желания. А, с другой стороны, зачем ему какие-то сложности, когда жизнь проста, как осенний дождь, если его попытки проникнуть в мир, где люди живут совсем не так, как живет сегодня он сам, ни к чему не привели? Да, в том мире есть какие-то большие цели и желания, там должны обретаться умные и красивые женщины, которых хочется слушать и находить отзвук в своей душе на их слова и мысли, которым и самому хочется говорить все и слышать отзвук другой такой же, как и у тебя самого, души. Должны быть такие женщины, но есть ли они в действительности? Не выдумал ли он их в своей тоске? Ведь вот же Наталья Александровна… — и умна, и начитана, и говорит — заслушаешься, а мысли такие же, как у всех, маленькие, то есть не идущие дальше того, что обретается перед ее глазами, хотя с ней, конечно, было интересно. Так, может быть, не стоит и искать? Может быть, достаточно того, что рядом есть женщина, просто женщина — и все? Потом дети, потом… И где он найдет такую преданность, такую любовь, как у Марии? Разве не это самое главное, самое ценное в подруге жизни? А любовь… Раньше женились по воле родителей — и ничего, жили, и даже очень неплохо. Хотя бы его отец с матерью… Да и тысячи, миллионы других мужчин и женщин… Чем он лучше?

Василию только что сделали укол, после которого необходимо лежать. И он лежал, вытянувшись, закрыв глаза, худой, с обросшим рыжеватым волосом лицом, неподвижный. Мария сидела возле его постели, держа Василия за руку. Он чувствовал трепет и тепло ее маленькой руки, и от этого на душе у него было так покойно, как еще никогда раньше.

Он открыл глаза и увидел глаза Марии, наполненные влагой. В них светилось такое сострадание к нему, Василию, что в груди его что-то вспыхнуло, обдав тело горячей волной, и он, неожиданно для себя, произнес:

— Ты вот что… Маня… выходи за меня замуж.

И едва он произнес эти слова, Мария всхлипнула и уткнулась головой ему в худую грудь, забыв о том, что порядочной девице положено поломаться какое-то время, а уж потом согласиться, и то будто бы без особой охоты, а как бы из одной только жалости.

Конечно, думала Мария, стоя на задней площадке трамвая и еще раз переживая случившееся, Василий мог бы найти для нее слова и поласковей, рассказать, к примеру, как он ее любит, что не может без нее жить ну ни минуточки, — и много мог произнести еще всяких нежных слов, а не просто так ляпнуть: "Выходи за мяня замуж", на свой белорусский лад огрубляя и коверкая русские слова. При этом смотрел на нее как-то не так, как смотрят в кино на своих возлюбленных настоящие мужчины. Правда, в кино мужчины объясняются в любви не в больничной палате, лежа на железной койке, и не такие худющие, с хриплым и неровным дыханием, а совсем в других местах, здоровые, сильные и, чаще всего, военные.

И поцеловал Василий Марию на прощанье тоже как-то не так, как целуют в кино и как самой Марии в девичьих ее грезах представлялся первый поцелуй возлюбленного, а просто ткнулся в щеку колючим подбородком и отпрянул тут же, точно ожегшись о горячую сковородку.

Все было не так, но, вместе с тем, она вот-вот станет замужней женщиной, у нее будет свой дом, дети и все остальное, что положено в таких случаях. А что Василий говорит как бы не совсем по-русски, что он неотесанный и не имеет понятия о приличном с женщиной обхождении, так это поправимо: как только он женится на ней, так она сразу же возьмет его в руки и воспитает так, как положено, чтобы не краснеть с ним на людях и в приличном обществе. Уж кто-кто, а Мария многое повидала — и приличных людей в том числе, — поэтому имеет полное понятие о том, что такое жизнь и как в ней нужно устраиваться. Васька еще спасибо будет говорить ей за то, что она выйдет за него замуж, потому как другая бы и внимания не обратила на такого неотесанного парня, как он.

Еще не выйдя за Василия замуж, Мария уже смотрела на него, как на свою собственность, которой она имеет право распоряжаться по своему усмотрению. И все же было обидно, что самое главное событие в жизни произошло так обыкновенно, можно сказать, по-деревенски. Только и разница, что деревенские сперва потискают девку в темном углу, полапают ее за всякие места, как какую-нибудь телушку на сельском торжище, а уж потом, если девка самостоятельная и не поддается на ухаживания и приставания, уж тогда только предлагают замужество и засылают сватов.

В общежитии Мария выплакала на упругой груди Зинаиды и свою большую радость, и свое маленькое горе.

— Дура ты, Манька, — неожиданно грубо оборвала ее причитания Зинаида и, отстранив Марию, встала с кровати, на которой они сидели. — Какие тебе еще нужны слова? Какое такое выражение глаз? Какой еще такой необычный поцелуй? Что он — артист какой-нибудь? Да я б на месте Васьки еще бы ой как призадумалась, прежде чем говорить даже и такие слова. С чего бы это, подумала бы я, порядочная девка поперлась в больницу к почти незнакомому ей человеку? Может, она какая-нибудь ненормальная? Может, больная даже? Мало ли чего не бывает. Женишься на такой, а потом всю жизнь не развяжешься, — сердито выговаривала Зинаида, ходя взад-вперед по узкому проходу между койками, при этом красивое лицо ее горело, зеленые глаза сверкали едва сдерживаемым гневом, в то время как руки были царственно сложены на груди, будто не давая Зинаиде взорваться и рассыпаться на части.

— Да я так просто, — хлюпнула носом Мария, с испугом следя за Зинаидой. — Обидно все ж таки.

— Обидно ей, видите ли! Радуйся, что хоть такие слова сказал. Ну, кто ты для него такая!? Красавица? Нет. Образованная? Тоже нет. Ума много? Не заметно что-то. Так с чего тебе всякие красивые слова говорить? Что сказал, то и сказал. Теперь держи его подле себя и на шаг не отпускай, а то раздумает еще чего доброго… Или я возьму да и отобью у тебя твоего Ваську. Из спортивного интереса.

Зинаида усмехнулась полными губами и с презрением глянула на Марию, съежившуюся на койке.

— Зин, ты чего? — жалобно вымолвила Мария, подняв к подруге зареванное лицо, на котором не было заметно ни то чтобы обиды, но и понимания того, что ей только что сказали.

— Ничего! — отрезала Зинаида. — Давай лучше ужинать. Сегодня твоя очередь готовить. — И тут же легла на койку, взяла в руки журнал "Работница" и принялась рассматривать фотографии.

Зинаида и сама не могла объяснить себе вдруг нахлынувшей на нее досады и злости. Делая вид, что рассматривает журнал, она думала, что вот Мария — и не красавица, и слезливая, и глупая, а нашла-таки свое счастье, выплакала его, высидела у постели больного Василия. Почему же ей, Зинаиде, так не везет с любовью? Почему все парни, какие до сих пор встречались, кажутся ей какими-то не такими: неинтересными, грубыми, неотесанными?

Ей-то самой какого рожна надо? И ведь никто даже ухаживать за ней по-настоящему не пытался. Или сразу же отходят в сторону, будто она заразная какая, или, наоборот, начинают приставать, как к той уличной девке. Что в ней такого, что никто не может разглядеть, какая она не только красивая, но и умная, чуткая, добрая? Может, в самом деле, пойти учиться? Уж ей не раз предлагали. И не выгонят, как того же Ваську Мануйлова, по причине неправильного социального происхождения: у ней-то происхождение самое правильное. А что? Не хуже других бы выучилась. Правда, долгое это дело — учиться. С другой стороны — делать-то все равно нечего…

А Василий, проводив Марию, вернулся в палату и обессиленно лег на свою койку, бездумно уставившись в потолок. На душе пусто, отчего-то хотелось плакать. Упорно держалось такое ощущение, будто он только что похоронил близкого ему человека, может быть, часть самого себя похоронил, предложив Марии выйти за себя замуж. Не ожидал он, что так оно получится, как не ожидал, что именно сегодня сорвутся с языка слова, которые в отсутствии Марии повторял не раз в своем воображении, а едва увидев ее, всякий раз начинал ощущать непонятную скованность и апатию. То ему казалось, что виной всему его болезнь, то неудавшаяся жизнь, то собственная ожесточенность.

Что мечта о своем инженерстве так и осталась мечтой, Василий старался не думать. Не то чтобы он надеялся поправить дело в будущем, а просто не думать было проще. Слишком много он об этом своем инженерстве думал, представляя себя в разных, самых распрекрасных видах и положениях, чтобы начинать все сначала. Да и Мария как-то незаметно заслонила несбывшееся прекрасное будущее своим каждодневным присутствием в палате, наводя его на мысль о будущем совершенно другого рода.

Что ж, пусть будет другое будущее. Не вечно же ему казнить самого себя за то, в чем он совершенно не повинен. Пусть будет просто работа, к тому же не самая худшая из всех известных ему работ; пусть будет Мария и дети, то есть семья, — и это будущее тоже, если разобраться, не самое худшее. Не всем же быть талантливыми инженерами и учеными. Модельщики талантливые нужны не меньше. А может, у него и таланта никакого нет, а выдумала талант Наталья Александровна: лестно ведь, когда у тебя хотя бы один ученик талантливый. А так ли уж нужен талант, чтобы стать первым учеником в своей деревне? И даже в районе? Кое-какие способности — за глаза хватит. А коли нет особого таланта и ты ничем не отличаешься от других, так и живи, как живут остальные.

Итак, решено: как только выйдет из больницы, сразу же и распишется с Марией. И заживет новой жизнью.