Каиафа предусмотрительно созвал к себе во дворец всех членов Синедриона, в том числе некоторых фарисеев, в решимости которых сомневался. Дворец его находился в южной части Иерусалима, примерно в 200 м от купальни Силоам (сейчас там находится Церковь Святого Петра в Галликанту). Каиафа крепко держал в руках совет, председателем которого был, хотя саддукеи имели там значительное большинство. Внешне все казалось законным, хотя заседание должно было бы проходить в помещениях Синедриона, а не здесь и потому было скорее неофициальным.

Заседание началось. Члены Синедриона, особенно саддукеи, были растеряны: «Что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим, и народом» (другой вариант перевода: «Уничтожат и наше Святое место, и наш народ». — Пер.). Этот довод в первую очередь — политический. Заседавшие беспокоились, что священный Храм осквернят, а сами они потеряют контроль над ситуацией и власть над народом. Эти знатнейшие аристократы мирились с римской оккупацией, пока римляне оставляли им большие возможности для влияния. В 33 г. в Иудее был коллаборационистский режим, где роли умело распределялись. Римляне назначали и поддерживали глав религиозной власти, чтобы те заботились о порядке, особенно внутри Храма. Конечно, у захватчиков хватило бы военной мощи разорить эту страну за несколько дней: в Сирии размещались легионы. Но управлять ее повседневной жизнью римляне были не в состоянии. Именно поэтому они поддерживали политико-религиозную власть знатнейших аристократических семей. Это хорошо известный политический ход: в обмен на административные должности, дававшие материальные и моральные выгоды, представители местной элиты должны были не давать народу восстать.

Нужно было, чтобы стража Храма схватила Иисуса. Это было трудно: Иисус был популярен, он собирал вокруг себя толпы. Иисус окружил себя множеством учеников, которые могли встать на его защиту. Казалось, можно задержать Иисуса и его самых близких сторонников, когда они совершенно не будут этого ждать, и привести их на суд совета. Но даже если удастся вынести смертный приговор — как его исполнить? Придется унизиться и просить об этом римлян. Все сошлись во мнении, что Иисуса нужно задержать как можно скорее, желательно до праздника, чтобы не вызвать народных волнений.

Тогда первосвященник Каиафа, умелый политик Каиафа, встал на ноги, окинул собрание презрительным взглядом и произнес: «Вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб». Бесполезно преследовать учеников Иисуса: нужно неожиданно схватить его самого, заключить под стражу и судить. Если вести процесс по всем правилам, со всеми отсрочками, Иисус сможет найти способ защититься, использовать своих сторонников и создать городу проблемы. Лучше будет передать его в руки римлянам, назвав его опасным обманщиком, претендующим на царскую власть. Разве может быть лучшее доказательство усердия Синедриона? Разве наместник Пилат, придирчивый, помешанный на порядке и безопасности, станет терпеть на управляемой им территории возмутителя спокойствия, который добивается для себя провозглашения царем этой страны? Иисус будет распят: в то время римляне казнили заговорщиков только так. Главным преимуществом этого способа был несмываемый позор для казненного, а потому распятие навсегда дискредитировало сторонников Иисуса. Была от него и еще одна выгода: передав Иисуса римлянам, члены Синедриона показали бы народу, что оккупационные власти без всякого милосердия относятся к подобному инакомыслию. Это укрепило бы положение членов Синедриона. Таким образом, подобный процесс давал возможность сохранить то, что осталось от свобод Израиля. Циничный и безусловно ловкий ход.

«Лучше нам, чтобы один человек умер…» Евангелист Иоанн, всегда тонко чувствующий иносказание, видит в этих словах Каиафы знак Провидения и смысл, который тот сам в них сознательно не вкладывал. В Древнем Израиле считали, что первосвященник во время исполнения своих обязанностей может пророчествовать. «Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино». Своей смертью Иисус обеспечит спасение Израилю и миру.

Большинство членов Синедриона согласились с его предложением и дали первосвященникам разрешение действовать. Они опасались, что если построят обвинение на религиозных мотивах, то римский префект может не найти в деле состава преступления, и подменили религию политикой, пренебрегая и правилами, и формой. Ни о каком правосудии речи не было ни тогда, ни потом.

Все сделали несколько представителей правящей верхушки; это они задумали заговор и сумели быстро провести через Синедрион свое решение, хотя несколько человек были против него. Среди несогласных были Иосиф Аримафейский и Никодим, тайные ученики Иисуса, а также, возможно, учитель-фарисей Гамалиил II. Заседание Синедриона происходило примерно за восемь дней до Пасхи. Разумеется, глашатай не объявил о вынесенном приговоре, хотя намного позже об этом будет сказано в Иерусалимском Талмуде. Заговорщики должны были использовать фактор внезапности и действовать втайне, чтобы не вызвать возмущения.

Итак, Иисуса приговорили к смерти, даже не вызвав его для объяснения его поступков. Однако он очень быстро узнал о вынесенном ему несправедливом приговоре. Через кого? Благодаря Иоанну Евангелисту, Никодиму или Иосифу Аримафейскому? Мы не знаем. Иисус вместе с учениками удалился в городок под названием Ефраим (современная Тайба). Этот городок стоял в труднодоступной долине, километрах в двадцати к северо-востоку от Иерусалима, вдали от людных дорог. В этой местности были источники, неглубокие пещеры и засеянные пшеницей поля на границе пустыни. Горизонт закрывала самая высокая гора Иудеи и Самарии — Ваал-Гацор (1016 м).