На Большом Москворецком мосту дует сильный ветер, метет метель. Весна в Москве запаздывает на месяц, словно исполняя решение властей о переходе России на «вечное зимнее время». В марте застыла морозная погода, то и дело шел снег, да и в эту апрельскую ночь по-зимнему холодно. Крупные хлопья несутся в свете прожекторов над Кремлевской стеной, над Спасской башней — закрытая коробами на время реставрации, она похожа на мрачный исполинский зиккурат — и над Красной площадью, за которой, словно фантом, виден подсвеченный лампочками ГУМ. В первом часу ночи мост пуст, нет ни машин, ни людей, и только возле импровизированного мемориала на месте убийства Бориса Немцова дежурит группа добровольцев, охраняющих его от хулиганов и вандалов. Этот народный памятник из живых цветов несколько раз разоряли неопознанные коммунальщики в штатском и активисты-хулиганы из числа борцов с «пятой колонной» — но всякий раз мемориал возрождался, и люди продолжали нести цветы, плакаты, портреты Немцова и российские флаги, которые снова стали символом оппозиционного движения, как в 1991 году.

Сегодня мемориал Немцова — это настоящая Via Dolorosa, дорога скорби, устланная ковром из гвоздик, которая ведет по последнему маршруту политика, от начала моста до места убийства, где сложена пирамида из цветов. Люди приносят букеты день и ночь, кто-то заказывает доставку больших корзин у цветочных компаний — у «Мосцветторга» даже была опция заказать букет на мост со скидкой 15%. После того, как некие анонимы настойчиво рекомендовали «Мосцветторгу» прекратить доставку, в дело включились другие цветочные компании, и мост уставлен корзинами с сотнями роз. В холодные весенние дни цветы на мосту стали символом гражданского протеста и не на шутку напугали власти, которые пока не знают, что делать со стихийным мемориалом. В самом центре Москвы, у стен Кремля, идет символическая война с цветами — война между зимой и весной, между страхом и надеждой, между властью, стыдливо прячущейся за анонимными чистильщиками, и карманными хулиганами, и живым городским классом.

Почему власть так боится этих цветов? Причин несколько. Первая и самая очевидная — это призрак «цветной революции», идущий еще от «революции гвоздик» в Португалии в апреле 1974 года. По легенде, она началась с того, что одна жительница Лиссабона опустила гвоздику в дуло карабина встреченного ею солдата. Тогда был сезон гвоздик, и жители начали массово раздавать цветы военным. Почти бескровный военный переворот 25 апреля 1974 года увенчался успехом, покончив с одной из последних диктатур в Европе — вслед за ней в течение года пали режим Франко в Испании и хунта «черных полковников» в Греции. 30 лет спустя цветы вернулись в большую политику: вслед за «революцией роз» в Грузии (2003-й) последовала «оранжевая революция» в Украине (2004-й) и «революция тюльпанов» в Киргизстане (2005-й). В последующие годы наблюдались также попытки «цветных революций» в Белоруссии, Узбекистане, Армении — по большому счету, это были журналистские преувеличения, но у страха глаза велики, и «цветочная паранойя» прочно поселилась в душах постсоветских автократов.

Во-вторых, история со стихийным мемориалом — это борьба за пространство города, вопрос в том, принадлежит ли он власти или горожанам. Всю позднесоветскую и постсоветскую историю можно представить как процесс освоения гражданским протестом городских пространств, от миллионных митингов на Манежной и в Лужниках в 1990–1991 годах, от протестов и столкновений у Белого дома в 1991-м и 1993-м до многолетней борьбы «Стратегии-31» за Триумфальную площадь, за право выходить на нее по 31-м числам, осуществляя свободу собраний, гарантированную 31-й статьей Конституции. Митинги 2011–2013 годов расширили географию борьбы: теперь это были Чистые пруды (от первых митингов до «Оккупай Абай»), Болотная площадь и проспект Сахарова, Бульварное кольцо («прогулки литераторов») и Садовое («Белое кольцо» в феврале 2012-го). Еще были Софийская набережная, где художники в 2012-м проводили свой пленэр, рисуя белыми красками на белом холсте, и Большой Москворецкий мост, на котором активисты не раз вывешивали оппозиционные плакаты, прежде чем быть скрученными подоспевшей охраной. В этих перемещениях по городу протест постоянно приближался к Кремлю, и убийство Немцова 27 февраля 2015 года неожиданно и зримо поставило кровавую точку, создав место памяти у самых кремлевских стен. 50 тысяч человек, прошедших там 1 марта на Марше памяти, не только отдавали последний долг убитому политику, но и бросали вызов этим стенам, которые они считали прямо или косвенно причастными к убийству.

И в-третьих, история с цветами на мосту — это битва за память, которая в последнее время стала ареной самых острых политических столкновений. «Мемориальная эпоха», о приходе которой возвестил французский историк Пьер Нора, обернулась в России небывалым идеологическим наступлением государства на историческую память нации, громогласной борьбой с «фальсификациями» и «очернительством», созданием дрессированных групп «обиженных и оскорбленных», цензурой научной дискуссии. Стране предлагается исправленная версия русской истории, которая является летописью побед и свершений во славу государства и в которой нет места жертвам, человеческим страданиям, теме ответственности и преступлений режима — от 1937 года до Катыни, от Праги до Афганистана. И точно так же пропаганда всячески затирает память о новейших жертвах ненависти, о политических убийствах последних двадцати пяти лет: Дмитрий Холодов и Владислав Листьев, Сергей Юшенков и Юрий Щекочихин, Пол Хлебников и Галина Старовойтова, Анна Политковская и Наталья Эстемирова, Александр Литвиненко и Сергей Магнитский, Анастасия Бабурова и Станислав Маркелов. Этот мартиролог можно продолжить, и Борис Немцов — лишь последняя и наиболее знаковая жертва в нем, но все эти случаи объединяет нежелание власти допустить общественный резонанс.

Память о Немцове начала вытравливаться с самых первых часов после трагедии: по словам пресс-секретаря президента Путина Дмитрия Пескова, Немцов был «чуть более, чем среднестатистический гражданин, и политической угрозы не представлял», Госдума демонстративно отказалась почтить память Немцова минутой молчания (поднялись только депутаты Дмитрий Гудков и Валерий Зубов), на панихиду и похороны не пришли ни руководители государства, ни первые лица города. И точно так же зачистка цветочного мемориала на мосту силами анонимных коммунальщиков и хулиганов из SERB (они же разоряют могилу Немцова на Троекуровском кладбище, выкидывая оттуда цветы и портреты и оставляя георгиевские ленты) свидетельствует о том, как власти боятся народной памяти. Тем же страхом было продиктовано давление на крупнейшие клубы и площадки Москвы, чтобы они отказались провести концерт памяти Бориса Немцова с участием звезд российского рока на сороковой день после его гибели. В итоге рок-марафон памяти Немцова с участием Юрия Шевчука, Андрея Макаревича, Дианы Арбениной, Би-2 и других грандов состоялся в прямом эфире телеканала «Дождь».

История с цветочным мемориалом продолжается. И если призрак «цветной революции» живет только в перепуганных мозгах кремлевских обитателей или бродит пока где-то далеко от России, если битва за город может быть выиграна властями при помощи административных запретов и полицейских барьеров, то битва за память ими уже безнадежно проиграна. Мем «Немцов мост» уже захватил интернет, ширится движение за название одной из московских улиц именем убитого политика, а мемориал прочно прописался в московской топографии протеста. Его могут запретить и выставить на мосту постоянный полицейский пикет — но тогда цветы понесут в другое место, в третье: в Москве много точек, связанных с памятью Бориса Немцова. Разве что запретят в городе продажу цветов — впрочем, учитывая опыт последних месяцев, власть способна и на это… Паранойя с уборкой цветов, отменой концертов и заговором молчания среди первых лиц государства свидетельствуют о том, что Немцов был далеко не «среднестатистический гражданин». После смерти власти боятся его еще больше, чем при жизни — и одно это уже говорит о масштабе личности и значении его фигуры.