В деревне Вильярибо опять праздник: горят упаковки импортных сыров. Летом 2015-го, на двадцать пятом году независимости, Россия укрепила суверенитет и национальный дух показательными акциями по уничтожению санкционных продуктов: в огонь передвижных крематориев и под нож бульдозеров пошли тысячи тонн европейских сыров, фруктов и изделий из мяса. Вершиной борьбы за суверенитет стало уничтожение бульдозером трех замороженных тушек венгерских гусей в Татарстане — видео этой акции Роскомнадзора моментально разлетелось по сети.

Медийный спектакль удался на славу: зрелище горящих сыров и раздавленных фруктов никого не оставило равнодушным, затрагивая внутренние струны, генетическую память, подобно кадрам уничтожения Пальмиры боевиками «Исламского государства». С политической точки зрения, достигнут максимальный эффект: работает и молодцевато рапортует властная вертикаль, телеканалы послушно клеймят уничтоженные продукты как западную заразу и угрозу здоровью нации, русский фейсбук негодует по поводу аморальности уничтожения еды и собирает подписи под петицией за передачу продуктов нуждающимся гражданам, тем временем как сами граждане собирают с полигонов давленые персики для переработки на самогон.

Между тем, все это не имеет никакого отношения ни к продовольственной безопасности России, ни к эффективности эмбарго, ни к фермерам ЕС. «Запрещенка» как попадала, так, скорее всего, и будет попадать на прилавки, обложенная еще более высоким коррупционным налогом: появятся в продаже лосось и устрицы из великой морской державы Белоруссии. Евросоюз тоже не внакладе: за год российских контрсанкций продуктовый экспорт из ЕС вырос на 5% за счет освоения рынков Китая и США. По законам российской кампанейщины костры продуктовой инквизиции скоро потухнут, таможенные и надзорные чиновники, бодро взявшие под козырек, так же быстро остынут, найдя новые способы извлечения коррупционной ренты, а цепные псы масс- медиа послушно переключатся на новых врагов. Так зачем же был нужен весь этот цирк?

Как в анекдоте про еврея, что торговал вареными яйцами по цене сырых, весь навар тут в пене и кипятке. Единственным смыслом всего происходящего является символическая политика или попросту — троллинг. Троллинг Запада, троллинг оппозиции, которая ожидаемо возмутилась: «Деды голодали!», устрашение непатриотичного ретейла, который за год нашел множество лазеек в обход санкций. Широкомасштабным троллингом власть занимается уже несколько лет; кремлеботы из Ольгино — лишь карикатурный образ государственной политики в условиях кризиса морали и легитимности. При отсутствии политической воли и стратегического мышления и при сокращающейся ресурсной базе троллинг становится образом мысли и основным жанром государственной политики: настоящее Ольгино располагается в Кремле и на Охотном ряду. За этим нет ничего, кроме желания расшатать общественную дискуссию, разозлить оппонента (или оппозицию), вбросить в политическое поле безумные идеи. Иногда эти идеи становятся законом, как бессмысленный и беспощадный «закон Димы Яковлева», но за ними не стоит никакого позитивного содержания, кроме желания создать деструктивный информационный эффект и побольнее уязвить оппонента.

В основе кремлевского троллинга лежит фундаментальная слабость: власть, не умея совладать ни с вызовами внешнего мира, ни даже с собственным обществом, все силы кладет на пропаганду и создание информационных бомб, спамит и флеймит, создает постоянный медийный прессинг, эффект тотального присутствия на всех площадках — подобно тому же троллю, который приходит на форум и ломает содержательную дискуссию. Не в силах противостоять Западу в военном плане, Россия катает по улицам ракету «Тополь-М», запускает в небо чадящие Ту-95, заводит разговоры о «радиоактивном пепле», в своем нехитром ядерном троллинге напоминая Северную Корею с ее ракетой «Тэпходон». Таким же троллингом она занимается и в Европе, подбирая себе и финансируя наиболее одиозных и маргинальных союзников, от правых радикалов до сепаратистов, в попытке внести разлад в западную дискуссию о России.

Не желая обустроить жизнь сирот и детей-инвалидов в России, власть запрещает усыновление их иностранцами, обрекая многих из этих детей на смерть, эпатируя Запад и откровенно тролля оппозицию и правозащитников. И наконец, неспособная изменить ситуацию на продуктовом рынке, остановить инфляцию и наладить импортозамещение, власть приказывает уничтожать санкционные продукты, создавая максимальный медийный эффект, рассчитанный на Запад, бизнес и собственное население. От этого ровным счетом ничего не меняется: власть похожа на дикаря, исполняющего ритуальный танец в боевой раскраске, издающего крики, вращающего глазами и наносящего себе удары под изумленные взгляды европейских путешественников. Не случайно немецкий Spiegel ставит российские акции по уничтожению еды в один ряд с действиями сомалийских экстремистов, сжигавших заграничные продукты питания, или радикалов из запрещенного в России «Исламского государства», уничтожавших сброшенные американцами с воздуха продуктовые наборы гуманитарной помощи.

С точки зрения антропологии в сжигании продуктов есть действительно много общего с традициями первобытных племен, в частности с ритуалами потлача у североамериканских индейцев. Это был традиционный праздник племени, в ходе которого для демонстрации амбиций и могущества вождя общее имущество бездумно раздаривалось или уничтожалось, что подчас наносило невосполнимый ущерб всему племени. Чтобы показать величие вождя и презрение к богатству, раздавались, выбрасывались в море или сжигались кожи и шкуры, одеяла и меха, лодки и вигвамы, кухонная утварь и запасы продовольствия. Порой племя после потлача оказывалось на грани разорения, зато такой праздник помнился годами, о нем складывали легенды и рассказывали детям.

Кремль следует той же самой логике потлача, которая у нас именуется «бомбардировкой Воронежа». Сначала в жертву были принесены больные дети, затем российский рубль и перспективы экономического роста, и наконец в огонь священной гекатомбы полетели санкционные продукты. Все это, видимо, призвано продемонстрировать величие и суверенитет России, ее особый путь, стойкость духа и презрение к материальным ценностям.

Французский писатель и философ Жорж Батай называл потлач «политэкономией траты», которая противостоит экономике потребления и накопления, особым религиозным действом, которое преступает границы и запреты, экстатическим спектаклем смерти наподобие корриды, напоминанием о нашей собственной бренности и том моменте, когда человек окончательно расстанется со своей материальной оболочкой. В современной России демонстративное уничтожение продуктов — это переход от показного потребления нефтяной эпохи к показному разрушению посткрымской эпохи. Не в силах изменить мир, она пытается его напугать: вызывает духов прошлого, выкапывает томагавки, раскрашивает лицо грязью. Жжет сыры, давит тушки гусей, потрясает ракетой.

Осталось дождаться Миклухо-Маклая.