Имя предателя

Перегруженный обоз ковылял со скоростью черепахи, а потому дозорные в усадьбе Василия Лисьина успели заметить его чуть не за четверть часа до того, как головная повозка остановилась перед распахнутыми настежь воротами. Боярин встретил сына за порогом, крепко обнял, пригладил его голову:

– Все еще не бреешься, Андрей? Траур носишь.

– Это был мой сын, отец. Первенец.

– Я знаю, – кивнул Василий Ярославович. – Что ж поделать, дети умирают часто, но жизнь… Жизнь продолжается. Бог дал, Бог взял. Будут у тебя и другие дети. Нельзя носить траур вечно. Однако же, я вижу, ты с добычей. Ужель государь успел на службу послать?

– Служба царская – она такова… – ухмыльнулся Зверев. – Сам не ожидаешь, когда тебя найдет. Боюсь, обоз во двор не встанет. Придется возле терема расставлять.

– Ставь, – махнул рукой боярин.

– И еще одно, отец. Сам видишь, лошадьми я разжился. В княжество, пока Ладога не встанет, не перегнать. Можно у тебя до зимы табун оставить?

– Ты еще спрашиваешь! Само собой.

– А как матушка? Здорова ли? Почему не вижу?

– Почивала она после ужина. Облачается. Идем к ней, обнимешь после разлуки. Так куда тебя государь посылал ныне?

– Не скажу, отец. Все равно не поверишь.

– А как твоя супруга поживает? Здорова ли, весела?

– Не знаю, в княжество пока не заезжал.

– Как можно?! – остановился боярин. – Почитай, год до дома своего ни разу не доехать! Супругу не навестить!!

– Ту, которая убила нашего первенца? Видеть ее не могу отец! Не могу и не хочу.

– Не убила, а заспала.

– Можно подумать, от перемены слов он живым сделается…

С этой минуты вечер оказался безнадежно испорчен. Было угощение, была баня, были исповедь и причастие, был пышный пир, было много разговоров о делах и урожае, о неудачном походе на Казань. О том, что у Андрея скоро появится братик – Ольга Юрьевна, как выяснилось, опять пребывала в положении. Однако разговор неизменно возвращался к тому, что имение без хозяина хиреет, что дети умирают у всех, от смердов до царей, и убиваться из-за этого ни к чему, и что Полина, в общем-то, не виновата, что во сне не на тот бок повернулась. От всего этого Звереву хотелось сбежать, а потому еще до заката он сослался на усталость после дороги и ушел к себе в светелку – спать.

Рано лег, рано поднялся. Когда Андрей, сбежав по крыльцу в одних портах, пошел к колодцу, небо на востоке лишь начало розоветь. Князь облился ледяной водой, минут пятнадцать поиграл кистенем, пересчитывая им сучки на поленнице, а когда та угрожающе покосилась – заглянул в трапезную, отпил с полкрынки едкого, чуть перебродившего кваса.

Вскоре он снова оказался на дворе – на этот раз в полотняной рубахе, с простеньким беличьим охабнем на плечах. Двор был по-прежнему пуст, если не считать трех дозорных на стенах, а потому Аргамака Андрей оседлал сам. С непривычки получилось долго – но зато он ничего не перепутал и не забыл.

На крыльце, потягиваясь и зевая, появился Пахом, резко опустил руки:

– Ты куда же это в такую рань, Андрей Васильевич? Чего не разбудил? Я бы оседлал…

– Ты, дядька, барахлом на телегах займись, – поднялся в стремя князь. – Неделя у вас есть от лишнего груза освободиться. Али вы всю жизнь за собой эти возки таскать намерены?

– Коли дозволишь, то до Великих Лук отлучимся! – крикнул холоп.

– Гуляйте, – небрежным взмахом разрешил Зверев. – Ворота отворяй, сонные тетери! Не видите, размяться я на природе хочу!

Привычный путь до Козютина мха: с дороги направо, к роще, вброд через Удрай, а там сквозь шиповник – к поросшему дубами взгорку. Андрей спешился у знакомой пещеры, но привязывать скакуна не стал – отвел вниз, на сочную болотную траву и спутал уздечкой передние ноги. Прихватил с собой чересседельную сумку, поднялся на утоптанную площадку, откинул один за другим три полога и, глянув вниз, в сумеречную пещеру, сбежал по идущей вдоль стены лестнице.

– Лютобор! Лютобор, никак спишь еще?! Солнце ясное на дворе, Хорс с Ярилом по-твоему. Вставай, я тебе вина и сыра из усадьбы прихватил. Давай выпьем за встречу.

Ученик чародея присел возле ямы, заменявшей волхву постель, поворошил сухую листву, в которую старик так любил зарываться. Никого. Зверев вскинул голову – в выдолбленной под потолком пещерке тоже было пусто. Мудрый черный ворон изволил отправиться куда-то по своим делам.

– Или вместе с пенсионером гуляет? – почесал подбородок Андрей. – Ладно, подожду. Надеюсь, старик не обидится, если я пока водички для травяного чая вскипячу.

Сложив оружие и епанчу на скамейке, князь присел возле очага с еле тлеющими углями, кинул на них несколько веточек, пару тонких поленьев и принялся старательно раздувать.

– Есть тут кто живой? – послышался вкрадчивый женский шепот. Внутренняя войлочная занавесь чуть колыхнулась, отогнулась со стороны лестницы.

– Мертвые сегодня не заходили, – весело отозвался Зверев. – А ты из каких будешь, красавица?

– А я вот… – Полог опять колыхнулся, пропустил внутрь пещеры девицу в темном платке, тщательно замотанном вокруг лица, в потертом сарафане со следами вышивки на животе и по подолу, накинутом поверх простой ситцевой рубахи. – Я земляники и яиц свежих принесла. И пряженцев с рыбой. Ты ведь любишь…

– Это верно, люблю, – признал Андрей, ставя в разгорающийся огонь кувшин с водой. – А ты откуда знаешь?

– Дык, все сказывают, дедушка… – потупила она глаза.

– Кто-кто? – хохотнул Зверев. – Это я дедушка? На себя посмотри! Ты мне в невесты годишься. Дедушка! Ишь, чего удумала!

– А сказывали, ты старенький… – Щеки гостьи стали пунцовыми.

– Ладно, спускайся. Вода закипит – мяты с чабрецом и брусникой заварим. Отвар этот, конечно, при простуде и чахотке хорош, но мне и так нравится. Будем считать, что для профилактики.

– Я… Я… Ненадолго я, мудрый Лютобор.

– Ну не совсем мудрый и совсем не Лютобор, – вздохнул Зверев. – А что, корзину сверху станешь кидать? У тебя яйца бронебойные?

– Не Лютобор? – расслышала самое главное гостья. – А я… Я…

– Ты сперва скажи, в чем нужда у тебя такая в старом волхве. Глядишь, и я, грешный, подмогну. Уж больно пирожков хочется. Без завтрака сегодня остался.

– А ты правда можешь, мил человек? – насторожилась девушка.

– Могу что? – уточнил Андрей.

– Добра молодца приворожить?

– Дурное дело не хитрое.

– А отвадить?

– Ты уж чего-нибудь одно выбери, красавица. Присушить и отвадить одновременно? Что за каприз?

– Беда у меня, мил человек… – спустилась на несколько ступеней девушка. – Любый мой, желанный уехал в Новагород за приработком, и уж с месяц, как нет от него ни единой весточки. Боюсь, забыл он про меня, остыло сердечко-то. Как бы другую себе не нашел. Мы уж о доме общем мыслили, о детишечках. А его все нет и нет. А тут еще детина соседский проходу не дает. Как мой уехал – вообразил, что одна я осталась. Ходит и ходит, ходит и ходит. Все цветы в округе оборвал, за места срамные хватает…

– Значит, так, – поднял палец Андрей. – Сезон сейчас подходящий, в садах все зеленое. Берешь кислое яблоко, даешь ему из своих рук, а после того, как откусит и поморщится, отбираешь, забрасываешь подальше и при этом говоришь: «Как яблоко кислотой ведет, в рот не лезет, так бы и я…» Как тебя зовут, кстати?

– Снежана.

– Ух ты, красивое имя. За него одно влюбиться можно. Значит, «как яблоко кислотой ведет, в рот не лезет, так бы и я, раба Божья Снежана, душе не в радость была, не мила, не сладка, не желанна. Так бы раб Божий…» – ну имя парня, – «…рот кривил, стороной меня, рабу Божью Снежану, далеко обходил. Аминь». Если сам яблоко выбросит, так даже и лучше. Ты, главное, слова ему вслед нашепчи. Поняла? Запомнила? Давай пирожки.

– А с милым моим что делать?

– Который в отъезде? Так он вроде и так тебя любит, привораживать понапрасну ни к чему. Ему только надобно о себе напомнить, чтобы сердечко не на месте было. Для такого дела существует наговор на дым. Нужно найти перо любой дикой птицы, кинуть в огонь, а когда оно займется пламенем, наговорить: «Лети, белый кречет, за чистое поле, за синее море, за крутые горы, за темные леса, за зыбучие болота. Найди, белый кречет, раба Божьего – как там его зовут? – застань его сонного, да садись на белую грудь, на ретивое сердце, на теплую печень, и вложи имя рабы Божией Снежаны из своих уст. Чтобы он не мог без меня ни пить, ни есть, ни гулять, ни пировать. Пусть я буду у него всегда на уме, а имя мое на его языке. Лети, кречет, зови раба Божьего… Как там его у тебя?…Слово мое крепко, дело мое лепко. Аминь». Корзинку на стол ставь. Так ты чай травяной пить будешь? Я не жадный, могу твоими пирожками с тобой поделиться.

– А заговоры верные?

– Да чтоб мне провалиться! – щедро перекрестился Зверев и принялся перебирать туески на полке, на которой Лютобор хранил свои травы. – Зверобой, зверобой, сон-трава, дудочник. Где-то тут простудный состав был… Ага, вот он. Ну что, красавица, на твою долю кидать?

– Скажи, молодой колдун, – поставив корзинку на стол, гостья вскинула руку к шее, – а от дурного нрава ты спасти можешь?

– Это как? Характер у тебя, что ли, плохой?

– Соседка через дом меня за что-то возненавидела. Карга старая, одной ногой в могиле, а и меня туда же тащит. То в огород чего плеснет, что кошки со всей деревни сбегаются; то скотине травы подсыплет, так что она вся пеной покрывается, и живот у нее пучит, а телята и козочки вовсе передохли. Не раз видала, как она округ дома моего крутится – опосля то со скотом плохо, то сено сопреет, то земля на пороге появится. Мочи моей нет, колдун. Извести меня хочет старая. Не дождусь миленочка своего. А може, она его и отвадила!

– Что, такая злобная тварь?

– Да ты любого в деревне нашей спроси! Никого без пакости своей не оставила. Меня же пуще прочих ненавидит. Ведьма она, ведьма! И глаз у нее черный! На чужой беде живет, чужому горю радуется.

– Ну, что же, и против таких зверюшек у нас средство есть. – Зверев сыпанул в горшок щедрую горсть травяной смеси. – Врешь, не врешь… Ладно, скажу, как завистницу сжить можно. Рецепт простой, много ума для него не надо. Походи за этой ведьмой немножко. Когда четко увидишь место, на которое она ступала, то его нужно чем-нибудь закрыть, чтобы не затоптали, а потом прийти в спокойное время и незаметно собрать в небольшую емкость. Сразу этого все едино не сделаешь – заметят, слухи нехорошие пойдут. Да и ведьма заметить может. В общем, наше ремесло шума не любит. Тайком действовать нужно. Вот. Если сжечь след ночью в бане – это будет хорошей, надежной порчей. Соседка слабеть станет, увядать, стареть быстро да вскорости и преставится.

– Ага, – кивнула просительница и заторопилась уходить.

Когда гостья поднялась до самого полога, Андрей ее окликнул:

– Снежана! Ты только не торопись след этот собирать. А соберешь – так жечь не спеши. Нехорошо это, грех. Не на мне, на тебе грех будет. Зло причиненное имеет привычку возвращаться. И не одно, а многократно умноженное.

– Вот я и верну, – тихо пообещала девушка и бесшумно скользнула наружу.

– Ну что я тут заработал? – Князь откинул с корзины тряпицу. – Ничего пирожки, румяные. Надеюсь, косточки она повынимала?

Зверев отлил травяной заварки в большую, толстобокую глиняную кружку, прихлебнул, присел на скамейку, но насладиться пряженцами не успел: занавеска опять дрогнула и впустила очередную гостью – большеглазую, веснушчатую, немногим ниже предыдущей просительницы ростом, но куда более упитанную. Она тоже была с корзинкой, причем куда более объемистой, нежели первая.

– Здравствуй, батюшка, – низко поклонилась она, махнув рукой по полу.

– И тебе здоровья, коли не шутишь. Ну спускайся, рассказывай. Что за нужда тебя на эти болота затащила?

– Беда у меня, батюшка Лютобор. – Она перехватила корзинку двумя руками, на глаза навернулись слезы. – Страшная беда случилася, хоть руки на себя накладывай.

– И что такое?

– Тверила меня не лю-у-убит… – с готовностью разревелась она.

– Э-э… Э-э… – забеспокоился Зверев. – Ты мне тут потопа не устрой… Э-э… Вот, черт!

Взбежав наверх, князь обнял гостью за плечи, провел вниз по ступеням, усадил к столу, сунул в руки кружку с отваром. Девица, цокая зубами по керамике, с трудом сделала маленький глоток.

– Он… Он… Он… – шмыгнула она носом.

– Ну это я понял, – кивнул Андрей. – Только чего ты хочешь? Тебе отворотного зелья дать, чтобы забыла начисто, или его приворожить?

– Его, его, – торопливо закивала конопушка.

– Не вопрос.

Входя в образ заправского колдуна, Зверев заглянул в корзину. Там лежал полноценный гусь, уже ощипанный, с завернутой под крыло шеей.

– Я еще принесу, – торопливо пообещала девица.

– Не боись. Я к тебе хоть всю деревню запросто присушу, – подмигнул князь, наклонился и шепнул в ухо: – На кровь пробовала?

– Это как? – откачнулась она.

– Неужели не слышала никогда? – вскинул брови Зверев. – Самый надежный заговор, известное дело, и самый простой. Как у тебя дни неприятные начнутся, кровушки чуток собрать надобно. В питье или еду ее добавишь с приговором: «Кровь отошла, мне не нужна, нужна рабу Божьему Твериле. Я без крови не могла, он без меня не сможет. Аминь». Заговоришь да угощение ему и скормишь. После такого он к тебе навсегда присохнет.

– А без крови… нельзя? – сглотнула девушка.

– Можно, коли брезгуешь, – резко отклонившись, в полный голос ответил Андрей. – Заговори любой хмельной напиток такими словами: «Соки земли, блики солнца, свет луны, первая роса и мая слеза, кипите и варите зелье приворотное на сердце раба Божьего (тут имя говоришь) для его любви ко мне. На всю его жизнь до последнего вздоха, до последнего удара сердца, до последней капли крови живой. Чтоб раб Божий (опять имя) жил и был со мной. Аминь». Угощаешь любимого – и он твоим навек будет. Но простой заговор снять можно, а тот, что на крови – нет. Думай сама, деточка.

– Он меня поросенком называет, батюшка.

– Так ведь ласково.

– Не-ет, – опять хлюпнула она. – Он говорит, что я то-олстая.

– Пухленькая – значит красивая. Хорошего человека должно быть много.

– А он жи-ирной меня…

– Стоп! – вскинул руку Андрей. – Вопрос понял. Значит, так. Дождись времени, когда месяц покатится на убыль. Возьми ошейник от цепного пса, иди с ним в баню, опусти в кипяток и наговори: «Как ты, месяц, на убыль идешь, так и я на убыль пойду. Ты, Семаргл, собака крылатая летняя, рядом со мной зимуй, хлеб сторожи, в рот не пускай. Аминь». Кипяток разведешь обычной водой и хорошенько этим помойся. Только не перепутай ничего! На растущей луне тот же обряд к полноте приводит.

– Спасибо, батюшка. – Конопушка поймала его руку, поцеловала ладонь и кинулась бежать.

– Так, – кашлянул Андрей. – Ну на обед я вроде бы заработал.

Он добавил в кружку отвара, выбрал пару пирожков попухлее и принялся с удовольствием поглощать честно заработанную снедь. Когда кувшин опустел, Зверев встал на край Лютоборовой постели, затаил дыхание и плашмя рухнул на спину. Ощущение было такое, словно он погрузился в пух – только взметнулись и опустились на лицо листья.

– По закону Архимеда после сытного обеда полагается поспать…

– Ты здесь, мудрый Лютобор?

– Похоже, прием еще не окончился… – приподнял голову Зверев. – Тебе чего, милая?

– Ты мужа вернуть можешь, чародей? Ушел, негодяй, к Матрене на хутор, детей забыл, ко мне не заходит. Видать, заворожила его, проклятущая…

– Нужно взять одну из ношеных мужниных рубах, – зевнув, ответил князь. – Рубашку вывернуть наизнанку, повесить на вбитый в косяк гвоздь и на протяжении трех ночей, проходя мимо перед сном или по иным делам, ей наговаривать: «Твой дом, твой порог, твоя постель, твоя жена». По прошествии трех дней рубашку снять с гвоздя и сделать так, чтобы муж ее надел. Тогда вернется. Домой его потянет со страшной силой.

– Как же я так сделаю, Лютобор? Он же не заходит.

– А ты передай с кем-нибудь. Скажи, пусть забирает свое тряпье, тебе оно без надобности.

– Благодарствую, чародей. Попробую.

Эта гостья, похоже, приходила без подарков. Ну и ладно. Грех на брошенную бабу обижаться.

Опять на ступенях послышались шаги, и Андрей вздохнул:

– А тебе чего надобно, красавица?

– Да я это, отрок, домой возвернулся. Глянуть захотел, кто тут командует.

– Лютобор?! – Зверев встрепенулся, споро выбрался из ямы. – А я тут… Я…

– Вижу, чадо, – спустился по лестнице чародей. – Прими корзину со спины. – Избавившись от груза, древний волхв припал к горлышку кувшина, залпом выпил почти всю воду. – Ладно, молодец. Вижу, не забыл моих уроков. Стало быть, не зря я старался.

– А доходный у тебя бизнес, мудрый Лютобор, – пошутил Зверев. – Думаю, надо мне еще заклинаний поучить. Не прогонишь?

– Ладно врать-то, чадо. Нечто я не понимаю, отчего ты за четыре дня до полнолуния примчался? Опять в выдуманную страну свою попасть попытаешься.

– Она не выдуманная! Это наше будущее!

– Ай, – просто отмахнулся колдун. – Нечто я истины не знаю? Зеркало Велеса никогда не лжет.

– Не хочешь, не верь. – Андрей тоже не рвался затевать бесполезные споры. – Но ведь четыре дня у нас с тобой имеется? Так я здесь, мудрый волхв. Готов зубрить твои уроки.

* * *

Полнолуние пришлось на канун дня святого Прокопия, месяца грозовика. Как он назывался по-церковному, Зверев сказать не мог – давно уже запутался. Главное – лето на дворе, тепло, небо ясное, все звездочки одна к одной сверкают. Луна же выросла до размеров солнца и светила если не так же ярко, то вполне достаточно, чтобы все в округе было видно до последней черточки от горизонта до горизонта.

– Нас ведь увидят, Лютобор, – присев на край алтарного камня, оглянулся на усадьбу Андрей. – Мы тут, на высоте, как на ладони.

– Желаешь отложить? – Волхв провел рукой над сложенным за камнем хворостом, и тот моментально вспыхнул.

– Вот черт! А этому фокусу ты меня не учил.

– Я тебя еще многому не учил… Так ты наконец передумал, чадо?

– Ждать целый месяц нового полнолуния? – Зверев бросил взгляд на усадьбу, где возле терема прохаживался ночной дозорный, на склоны холма, по которым, вспыхивая синими и зелеными огоньками, копошились какие-то луговые и лешие, поблескивали влажными волосами навки. – Ерунда. Узнать меня на таком расстоянии никто не сможет, а других гостей вокруг хватает. Вся округа знает, что Сешковская гора нечистью облюбована. Подумают, очередная нежить балует, и все. Так что давай, мудрый кудесник, отправляй меня домой. В гостях хорошо, а дома лучше.

– Упрям ты дюже, отрок, – вздохнул старый колдун. – Ну да дело твое. Я слова данного нарушать не стану. Ложись, начнем обряд.

– Только раздеваться я не стану! Помнишь, что ты мне обещал? Больше никаких перемещений души, только тело. Надоело, что меня постоянно убивают.

– Я все помню, чадо. Ложись. Попытаюсь вернуть тебя в будущее вместе с плотью.

Андрей бросил прощальный взгляд на ночное озеро в форме креста, на усадьбу, подсвеченную тремя факелами, поправил саблю, чтобы легла вдоль тела, и вытянулся на алтаре. В этот раз на нем была отороченная горностаем ферязь со скромной золотой вышивкой на груди, сиреневая атласная рубаха, шерстяные черные штаны и синие сафьяновые сапоги – так что холода от камня он почти не ощущал. Отросшие в трауре волосы часто падали на глаза, и Зверев прихватил их простой кожаной тесемкой. Он сделал несколько глубоких вдохов, закрыл глаза и прошептал:

– Я готов.

Послышался треск, словно из костра разом вырвался сноп искр, что-то забормотал Лютобор, по телу прокатилась горячая волна, сквозь веки ударил яркий свет, потух – Андрей ощутил под собой пустоту, раскинул руки, но, не успев что-либо сделать, упал на жесткую шершавую поверхность. Не больно – наверное, сантиметров с десяти. Он чуть приоткрыл глаза, потом распахнул широко. Света здесь было всего ничего – примерно как от трехрожкового канделябра. Поразительно, но Зверев не мог понять, откуда этот свет истекает. Он словно рождался из воздуха, выхватывая из темноты сферу диаметром три-четыре метра. Или наоборот – поверхности вокруг человека светились, создавая впечатление освещенности?

Ровный коричневый однотонный пол без стыков и следов обработки, гладкие светло-серые стены, скошенный слева направо голубой потолок.

– Пластмасса, что ли? – выпрямившись, поскреб стену князь. – Если так, то на этот раз Лютобор угадал начало двадцать первого века довольно точно.

Помещение наполнял тихий ровный гул, как от работающего за стеной старого холодильника, ощущалась слабая вибрация.

– Уж не на самолете ли я оказался, – почесал голову Андрей. – Ночной полет через Атлантику?

Он поправил саблю, двинулся вперед. Светлое пятно поползло следом, удерживая человека в центре лучащейся сферы. Если это был самолет – то довольно большой. От стены до стены – шагов пять, высота – полтора роста посередине. В общем, на коридорчик между туалетами и салоном не похоже. К тому же до ближайших кресел Звереву пришлось идти, идти и идти… Причем безуспешно.

Через четверть часа он остановился, почесал в затылке, выдернул косарь, присел и с силой вогнал его в пол. Выдернул – возле ноги осталась глубокая отметка. Князь вернул оружие в ножны, двинулся вперед – и минут через пять увидел знакомую отметку.

– Ага… – остановился Андрей и закрутил головой. – Значит, я гуляю по кругу. На заброшенную пещеру это не похоже. Наверное, технологический тоннель какой-нибудь электростанции. Вот генераторы постоянно и гудят. А может, я вокруг купола какого-нибудь стадиона гуляю, а дует ветер. Но в любом случае должен быть выход. В крайнем случае я согласен на вход…

Он снова зашагал вперед, внимательно вглядываясь в стену слева от себя. До этого, как он помнил, она все время оставалась сплошной. Но если имеется проход – он наверняка должен как-то отличаться.

Десять шагов, двадцать…

– А это что? – остановился молодой человек перед ровным темным прямоугольником. Сюда как будто падала большая тень. – Проверим…

Он постучал по светлому участку стены – звук показался глухим. Потом по темному – и, к его изумлению, пятно разошлось, образуя овальный проход.

– Пожалуй, я весьма сообразительный малый, – похвалил себя Зверев, поправил саблю и шагнул в проем.

Свет втянулся следом, выхватывая из темноты какие-то колонны и перетяжки, потолок подпрыгнул вверх сразу метров на пять. Звук и вибрация стали заметно ощутимее. Князь решительно направился вперед – и метров через двести уперся в стену. Постучал – она открылась. Молодой человек оказался в коридоре с наклонным потолком. Он секунду поколебался, свернул налево и через три минуты быстрым шагом достиг знакомой отметины в полу.

– Та-ак… На колу висит мочало, начинаем все сначала.

Он уже более решительно дошел до двери, постучал, вернулся в зал, но на этот раз повернул вправо и побрел вдоль стены, внимательно оглядываясь по сторонам. Колонны, веревки, тяги… Стена. Тонкая, мягкая, она еле заметно колыхалась, словно под порывами ветра, примыкая к предыдущей под прямым углом. Андрей повернул, прошел метров пятьдесят… Как вдруг послышалось тихое «пук», словно кто-то выдернул пробку из пустой бутылки – и стена исчезла. Зверев замер, обдумывая случившееся, – но придумать ничего не сумел и наугад двинулся вперед. Полсотни осторожных шагов – новое «пук», и мягкая стена выросла прямо перед ним, поперек пути.

– Вот, блин горелый! – вздрогнул он от неожиданности, после чего аккуратно толкнул преграду пальцем. Стенка продавилась на пару сантиметров – но при этом так больно уколола провокатора разрядом тока, что князь отскочил и замахал рукой: – Зараза! Тут еще и искры электрические вылетают.

Разумеется, он повернул, намереваясь обойти стену – но она тут же исчезла, и вместо нее под новым углом появилась другая. Зверев сплюнул, развернулся и пошел к надежной, стационарной стене, от которой начинал свой путь. Больше препятствий на его пути не возникало. В том числе и ожидаемых – в виде стены коридора.

– Да что за черт! Я чего, заблудился, что ли? – остановился он.

Столбы, столбы, тяги, тяги. Куда ни посмотришь, везде одно и то же.

– Похоже, я изрядно попал… Интересно, а оно горит? Может, запалить? Тогда светло далеко-о вокруг станет.

Разумеется, устраивать пожар в замкнутом пространстве он не рискнул. Вместо этого Андрей крутанулся вокруг своей оси и наугад двинулся дальше. Неважно, куда. Главное – не отклоняться от цели. Куда-нибудь дорога обязательно приведет, потом можно разобраться на месте.

Он бродил уже минут пятнадцать, когда вдруг заметил немного в стороне пятнышко света. С облегчением переведя дух, князь кинулся туда, невольно перейдя на бег. Там, в таком же световом шарике, как и у него, передвигалась девушка в плотно облегающем комбинезоне, с изумрудным стерженьком в руке.

– Простите, вы не подскажете…

– А-а-а-а!!! – Глаза ее округлились, изо рта вырвался оглушающий визг, от которого наверняка полопались бы все стекла на две версты в округе, случись незнакомке орать в городе. Затем девушка закрыла глаза и театрально обмякла, растянувшись на полу. Стерженек откатился, над ним в воздухе закружились какие-то шарики, золотистые диски, пересекающиеся круги, несколько маленьких зеленых человечков.

– Эй, красотка, ты чего? – Андрей опустился рядом на колени, приподнял ее голову, похлопал по щекам. – Ау, красавица, проснись! Открой сомкнуты негой взоры…

Девушка и впрямь приподняла веки, увидела Зверева. Ее глаза снова округлились, она издала томное: «Ох!» – и облегченно отключилась.

– Вот дура! – сплюнул князь. – Хоть бы сказала сперва, куда за помощью отнести! Интересно, а телефона на ней нет? Все же век пластмассы вокруг.

Он скользнул ладонью по телу – но комбинезон настолько плотно облипал свою владелицу, что скрыть что-либо под ним было решительно невозможно. А вот на тонком эластичном поясе имелись две сумочки, каждая размером с половину ладони. Андрей заглянул в одну, в другую. Какие-то тюбики, платочки, зеркальце, пластмассовые кружочки и квадратики. Ничего знакомого. Молодой человек собрал весь этот хлам, засыпал обратно в сумку. И вдруг услышал:

– Оксана, ответь. Оксана, ты почему молчишь? Оксана, ты кого-нибудь нашла? – Тихий звук явно шел от девицы.

– Ей нужна помощь! – громко и четко ответил Зверев. – Пришлите носилки и санитаров!

– Да что такое? – Звук стал приглушеннее – словно кто-то разговаривал рядом с телефонной трубкой. – Чего случилось? Да сигнализация сработала в расширительном ионизаторе. Она пошла проверить, теперь не отвечает. Оксана! Оксана, ты меня слышишь?

– Оксана здесь! Она в отрубе! База, база, ты меня слышишь? Перехожу на прием!

Незнакомые голоса на его хохмачество никак не отреагировали. Видимо, ничего не слышали.

– Придется подождать, – вздохнул Андрей. – Должны же они прислать за тобой спасательную экспедицию?

Новые участники действа нарисовались минут через десять. Откуда-то из темноты разом возникли с десяток световых сфер и направились прямо к Звереву – светлое пятно было отлично видно в темноте. Когда до незнакомцев оставалось всего ничего, князь поднялся:

– Она здесь. Сомлела немножко.

– А-а-а-а!!! – Люди в комбинезонах кинулись врассыпную, заметались, бросились бежать. Вскоре собрались примерно там, где появились вначале, и исчезли.

– Во дурдом-то! – покачал головой Андрей. – С упырями проще договориться. Они хотя бы разговаривают.

Прошло почти полчаса, прежде чем незнакомцы появились снова. Двигались они осторожно, можно даже сказать – крались. Первым подступал тощий, как голодная гончая, мужчина с короткой стрижкой бобриком и слабо наметившимися усами. В вытянутых руках у него была штуковина размером с маузер, но белая, с двумя прозрачными ушами вроде мышиных и длинным раздвоенным носиком. Видимо, оружие. Сзади подкрадывались еще четыре тетки.

– Ну наконец-то! – Андрей с облегчением закинул руки за голову. – Берите меня в плен и вытаскивайте отсюда нафиг. С остальным потом разберемся.

– Оксана, Оксаночка, милая, что он с тобой сделал?! – рухнули рядом с лежащей девушкой две бабы. – Ты жива?

– Что ты с нею сделал, негодяй!? – замахал ушастым оружием тощий.

– А чего с ней сделаешь, если она от слова «здрасьте» в обморок падает? У вас тут что, монастырь? Она мужчину впервые в жизни увидела?

Тощий смотрел не на Зверева, а на теток, и у князя появилось нездоровое желание рубануть его снизу под руку и забрать странный «пистолет» себе. Однако Андрей сдержался. Если туземцы от страха разбегутся – из этого искусственного леса ему точно не выбраться. Не убивать же их, в самом деле, даже не познакомившись?

– Люба… – простонала жертва, открыв глаза. – Ты не представляешь, что мне причудилось… – Тут она опять заметила Зверева, взвизгнула и вжалась в подругу, указывая на него пальцем: – Ты видишь?! Видишь?!

– Все видят, Оксаночка. Успокойся.

– Но откуда? Кто?

– Мы все выясним, Оксаночка. Он, наверное, где-то прятался. Обычный заяц.

– Кто? – навострил уши князь.

– Ты кто? – эхом повторил тощий. – Откуда ты взялся, где прятался? Почему жив?

– Ну кто так поступает? – примирительно улыбнулся Зверев. – Ты сперва напои, накорми, спать уложи, а уж потом вопросы задавай.

– Я тебя сейчас синусую, будет тебе тогда и кормежка, и поилка, – взмахнул своей хреновиной туземец. – Говори, кто ты такой и где смог полтора месяца прятаться!

– Вы чего, ребята? – Князь чуть сжал и отпустил локоть правой руки, проверяя, как держится на месте кистень. – Пострадавшую свою тут морозить будете? Ей врачебная помощь нужна. А со мной поговорить никогда не поздно.

– Верно, Володя, – поддержали Андрея женщины. – Ей в медузел нужно – протестироваться, лекарство получить, стабилизаторы, стимуляторы. Оксана, ты идти можешь?

– Да, девочки, я сейчас… – жалобно выдохнула несчастная и, опираясь на руки подруг, кое-как встала на ноги.

Все вместе люди побрели по странному помещению куда-то в темноту. Прошли метров сто – и внезапно прямо в полу разверзлась ярко освещенная яма. Андрей подумал, что в нее будут прыгать, но его новые знакомые перешагнули край – и оказались внизу в горизонтальном положении. Зверев попытался последовать их примеру, перешагивая край ямы, как высокий порог, и, к своему изумлению, ощутил себя твердо стоящим на полу рядом с туземцами.

«Какая-то оптическая иллюзия», – промелькнуло в голове.

Отверстие сбоку затянулось, мужчина скомандовал:

– Второй командный уровень.

Помещение вздрогнуло, князь почувствовал себя намного легче. В смысле – возникло ощущение легкой невесомости. Похоже, это был банальный лифт. Секунд через двадцать вес вернулся, стена раскрылась.

Все, кроме Оксаны и Любы, вышли – и оказались в коридоре, подобном тому, первому, но ярко освещенном на всем протяжении. Здесь было видно, что он все-таки заворачивает, хотя и очень плавно. Люди прошли метров сто, пропустили Андрея в комнату с большими окнами, мягкими диванами вдоль стен и большим столом у стены напротив входа. В окна был виден медленно проплывающий сельский пейзаж, пол слегка покачивался. Полное впечатление того, что они катятся в почтовом дилижансе где-то между Калугой и Тверью.

– Теперь рассказывай. – Мужчина повернулся к Андрею, решительно взмахнул своим лопоухим оружием. – Как ты сюда проник и где прятался? И не вздумай врать. У нас везде тепловые, шумовые датчики и детекторы движения. Если бы ты просто дышал, тебя и то засекли бы в первую минуту. Вне корпуса ты находиться не мог. Тогда где?

– Вам чего, правду, что ли, сказать?

– Естественно! И смотри у меня, если попытаешься соврать… Я сразу все пойму!

– Правду так правду, – опустил руки князь. – Я колдун, хотел попасть в будущее, в начало двадцать первого века. Вот так меня сюда и занесло.

– Врет! – нервно хохотнула одна из женщин. – Как он может попасть в двадцать первый, если сейчас только восьмой!

– Да уж догадываюсь, что не восемнадцатый, – скривился Зверев. – Похоже, волхв опять чего-то не рассчитал.

– Это у тебя что? Ножи? – Тощий перехватил «пистолет» двумя руками. – А ну, снимай! Дай сюда! Милена, возьми у него…

Андрей расстегнул пояс, передал его темноволосой женщине с маленьким носиком и пухлыми губами:

– Осторожнее, не порежьтесь. Оружие заговорено.

– Ух ты, это что? – Женщина прижала ремень локтем, потянула на свет булатный сабельный клинок. Ремень выскользнул, дернул ножны, те сорвались, стукнулись об пол, упали набок, и вынутая наполовину сабля скребнула Милену по ноге ниже колена, срезая тонкую ткань и вспарывая кожу. На ране тут же крупными каплями проступила кровь. – А-а-а!!!

– Ну я же предупреждал! – развел руки Зверев.

– Не шевелись! – взвизгнул мужчина, приседая возле пострадавшей. Та смотрела на порез широко раскрытыми глазами и выла в голос. – Русана, да помоги же ты!

– Что делать?

– У вас аптечка тут есть? – поинтересовался князь. – Бинты, йод, антибиотики?

– Клей! Русана, клей медицинский достань!

Девушка с длинной косой и пронзительным взглядом кинулась к диванам, пошарила за спинками, вернулась с флакончиком, похожим на дезодорант, сдернула крышку, пшикнула на рану. Пострадавшая заорала еще громче, послышалось шипение. Рана на глазах покрылась белесой пленкой.

– Потерпи, Милена, сейчас обезболивание подействует. Володя, ее нужно в медузел. Давай отнесем, идти она не сможет.

– Почему? – не понял Андрей. – Из-за этого пореза?

– Сперва этого нужно куда-то запереть, – торопливо вскинул «пистолет» мужчина. – Не то сбежит.

– Куда? Тюрьмы у нас нет.

– В изолятор. Он ведь изнутри не открывается? Потом выясним, кто такой.

– А пожрать? – возмутился Зверев. Он крутился тут уже не один час, и в желудке ощутимо посасывало. – Раз я ваш пленный, то еда причитается с вас. Или саблю отдавайте – сам пойду добывать.

– Только шевельнись!! – опять перешел на визг тощий. – Я синусую! Имею право!

– Изолятор, что, отменяется? – не понял князь.

– Иди вперед! И не шевелись! – приказал мужчина.

– Только ты дорогу подсказывай. Я же не знаю, где у вас чего… – Андрей вышел в коридор.

Они вернулись к лифту, переместились на «второй служебный» этаж, немного прошлись по коридору. Владимир постучал в стену, кивнул на открывшийся проход:

– Заходи.

– Насчет еды не забудьте, – погрозил пальцем Зверев и шагнул в дверь.

Изолятор имел размеры всего два на три метра, голые стены, вогнутый потолок небесно-голубого цвета. В самом центре возвышалась постель, похожая на положенное горизонтально анатомическое кресло. Поскольку других мест для отдыха не наблюдалось, князь присел на нее, откинулся. Снизу что-то зашевелилось, мягко перекатываясь под ногами и спиной, и… И Андрей перестал ощущать под собой опору! Он словно парил в воздухе, ничем не поддерживаемый, в состоянии полной невесомости. Вокруг запястьев возникло легкое колыхание – из пластика выскользнули и плотно обвились вокруг рук толстые ремни. Молодой человек испуганно вскочил – ремни легко соскользнули, втянулись в кровать. Зверев подумал, лег обратно. Когда ремни вновь охватили запястья, спросил:

– Ну и как мое здоровье?

– Повышенный уровень алкоголя в крови, – произнес сверху бархатистый женский голос.

– Дура!

Андрей спрыгнул с постели, походил из угла в угол. Деваться был некуда – он лег обратно, и бархатистый голос продолжил злорадно сообщать:

– Повышенный уровень алкоголя в крови, повышенный уровень адреналина в крови, повышенный уровень тестостерона в крови, признаки наличия андрогена, признаки наличия стероидов, повышенный вес, гипертрофированная сердечная мышца, патология кишечной функции, аномальный костный воротник, силикация костей, кобальтовое отравление, повышенное давление, дальнозоркость, дефликация суставов, кожная атрофия…

– А помолчать ты можешь? – не выдержал князь.

– Идет анализ необходимого курса лечения, – на секунду запнувшись, сообщил голос.

– И сильно я болен? – поинтересовался Андрей.

– Освобождению от службы не подлежит, освобождению от тяжелых работ не подлежит, стимулирующей терапии не подлежит, увеличению времени отдыха не подлежит, привлекаться к сверхурочной работе может без ограничений.

– Так я больной или здоровый? – вконец запутался Зверев.

– Ограничение по зрению для работ с мелкими деталями, ограничение по мышечной массе для работ с тонкими деталями, ограничение по костному строению для работ с повышенной точностью.

– А головой сваи забивать?

– Рекомендуется нормированный рабочий день, – с неожиданной серьезностью ответил изолятор.

– В изоляции нуждаюсь? – вкрадчиво поинтересовался Андрей.

– Нет.

– Тогда выпусти меня отсюда!

– Введите запрос с внешней стороны изолятора.

– Вот свинья! – рассмеялся Зверев. И дверь открылась!

Князь подпрыгнул в постели, но испытать полноту радости не смог: внутрь вошла востроглазая обладательница длинной косы с подносом в руках. В двух из четырех емкостей лежали пюре и горсть сухарей, из угла подноса выглядывала трубочка.

– Вот, – поставила девушка угощение на кровати в ногах. Кажется, ее звали Русаной. – Вечерняя порция уровня «покой».

– А-а, спасибо. – Андрей придвинул поднос поближе. – Что это за каша?

– Это бифштекс с кровью с картофелем и зеленым горошком.

– Зачем же вы пропустили его через мясорубку?

– Это обычное блюдо, – не поняла сарказма гостья. – Очень вкусно и питательно.

– Понял, не дурак, – кивнул князь. – Сухари ржаные?

– Сорбентный пластик, – поправила его Русана. – Стоматологи требуют обязательно пережевывать его после еды для сохранения прочности зубов. Его можно глотать, он совершенно безопасен для пищеварительного тракта. Ты чего, никогда в жизни ничего не ел?

– Я начинаю сомневаться, – кашлянул Андрей. – А где ложка? Или вилка?

– Вот трубочка. Бифштекс сосешь через нее, пластик можно брать руками.

– Мама, куда я попал?.. – перекрестился князь. Однако, раз уж он здесь, придется питаться тем, чем угощают. Молодой человек взялся за трубочку, широкими круговыми движениями высосал из емкости пюре со вкусом завядшего укропа.

– Сок здесь, – указала гостья на отверстие, откуда он с самого начала вынул соломинку.

Зверев кивнул, вернул трубочку на место, пососал. В рот полилась холодная, чуть кисловатая жидкость без признаков мякоти. Что же, и на том спасибо.

– Пластик прожуй обязательно! – потребовала девушка. – Если не давать нагрузку зубам, на них начинает истончаться и трескаться эмаль, они раскачиваются в деснах.

– А вы обычное мясо жевать не пробовали? С хрящами, с жилками? Хлеб нормальный прожевать, чуть подсохший, с корочкой. Репки откусить, капусту погрызть, шашлычок на крайний случай…

– Это нехорошо, – мотнула головой Русана. – Ученые абсолютно точно доказали, что при этом истирается эмаль и поверхность зубов. У древних людей, найденных в захоронениях, из-за такой пищи все зубы сточены до корней.

– Ну если ученые доказали… – не стал спорить Зверев, но поднос отпихнул.

Востроглазая забрала посуду, однако из изолятора не ушла – стояла, переминаясь с ноги на ногу.

– Скажи, человек, ты вправду колдун? – наконец решилась она.

– Есть немножко, – скромно кивнул князь.

– И ты умеешь колдовать?

– Немножко получается.

– И привораживать парней умеешь?

– Ну без этого даже простым знахарем стыдно называться.

– А расстояние для колдовства значение имеет? Или оно, как тахионная почта, со скоростью гравитации распространяется?

– Скажи проще, красавица, чего ты хочешь?

– Понимаешь, колдун… Я два месяца назад с парнем познакомилась. Он теперь там, я здесь… Я очень боюсь, что за полгода он меня забудет. Ты можешь сделать так, чтобы он… Ну на другую не променял?

– Легко, – с трудом скрыл усмешку князь. – Найди перо любой дикой птицы, кинь в огонь, а когда оно займется пламенем, наговори: «Лети, белый кречет, за чистое поле, за синее море, за крутые горы, за темные леса, за зыбучие болота. Найди, белый кречет, раба Божьего – имя парня – застань его сонного да садись на белую грудь, на ретивое сердце, на теплую печень и вложи имя рабы Божией Русаны из своих уст. Чтобы он не мог без меня ни пить, ни есть, ни гулять, ни пировать. Пусть я буду у него всегда на уме, а имя мое на его языке. Лети кречет, зови раба Божьего – опять имя. Слово мое крепко, дело мое лепко. Аминь».

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – изумленно распахнула глаза девушка.

– Я же колдун, – скромно ответил князь.

– Где же я здесь перо найду?

– А ты подумай. Наверняка где-то есть. Может, попугай какой в живом уголке обитает, может, чучело у знакомых стоит, может, сувенир какой, безделушка из перышек. Может, подушка пером натуральным набита, может, курицы в холодильнике есть недоощипанные.

– А огонь где взять? Ведь сигнализация сработает… – Девушка перекинула вперед косу, начала перебирать ее руками. – Если в муфельную печь бросить, то заклятие сработает?

– Коли загорится, то сработает, – кивнул Андрей. – Теперь ты мне ответь: где я нахожусь?

– Здесь… – не поняла Русана.

– Поподробнее, если можно.

– Ну на «Котляревском».

– А еще подробнее?

– Ну космический тягач «Котляревский», рейс от производственной базы Лебеда в систему двойной звезды Гоккон с баржами «Наутилус» и «Федора», старт семнадцать-восемьсот вертикали по Мосоху и сто три – двести пятьдесят горизонтали по Цандлеру, прибытие тысяча семьсот девяносто четыре часа по расчетной четверти Вешенкова с уведомлением.

Князь ощутил в коленях неожиданную слабость и уселся на пол рядом с постелью.

– Ты чего, колдун? – встревожилась гостья. – Тебе плохо? Ты ложись, тебя автомат проверит.

– Ерунда, дело житейское, – выдавил из себя Зверев. – Однако… Однако на этот раз Лютобор зело погорячился. Ей-богу…

– Я еще спросить хочу, – присела рядом Русана. – У нас ходки по полгода. На дежурствах все время сидишь, потом спишь, потом снова сидишь… Пока вернешься, лишнего веса по десять килограммов набегает. От еды отказываться нельзя: анализатор тревогу поднимает, и кушать хочется. Если только уровнем «покой» пользоваться – все равно жир набегает. Что делать?

– Что делать-то? – эхом отозвался Андрей. – Возьми ошейник цепного пса, иди с ним в баню, опусти в кипяток и наговори: «Как ты, месяц, на убыль идешь, так и я на убыль пойду. Ты, Семаргл, собака крылатая летняя, рядом со мной зимуй, хлеб сторожи, в рот не пускай. Аминь». Кипяток разведешь обычной водой и хорошенько ею помойся… – вполголоса пробормотал Андрей.

– Нет у нас на буксире бани! – возмутилась девушка.

– Ну так в душе ополоснись! Душ-то у вас есть?

– А ошейник? Его где взять?

– Ты ведь не последний раз в рейсе. – Ученик чародея взял себя в руки, поднялся, сел на край постели. – В следующий раз с собой возьмешь.

– Поняла. – Востроглазая улыбнулась, сунула поднос под мышку. – Ладно, я пойду перо поищу. Спасибо тебе, колдун.

– И тебе спасибо, красавица. За угощение… – Андрей вытянулся в постели, закрыл глаза.

Значит, он на космическом корабле. Ничего себе, занесло! Хотя волноваться нечего. Куда только его ни закидывало заклинаниями старого волхва, каких мест вместо нужных он ни посетил – но неизменно спустя небольшой срок обратно «вываливался». Так что и тут не задержится. Вернется. Но в такое будущее, как здесь, его еще ни разу… Зверева разбудило осторожное прикосновение к руке. Он открыл глаза, приподнялся. Изолятор немедленно наполнился мягким зеленоватым светом. Возле постели стояла Милена – с красным носом, бледными губами и широко открытыми зелеными глазами. Или это всего лишь отблески на глазах?

– А-а, – тряхнул он головой. – Доброй ночи, красавица. Как твоя нога, не болит?

– Не знаю, – шепотом ответила гостья. – Не чувствую.

– Обезболивание? – понял Зверев.

– А ты вправду колдун?

– Тебе молодца приворожить? Могу на кровь, могу на вино, а могу и отсушить, чтобы близко не подходил. Легко. Не ты первая, не ты последняя.

– Помогает?

– Еще как, – ухмыльнулся князь.

– И капитана нашего, Владимира, сможешь присушить?

– А заклинаниям все равно – хоть князь, хоть скоморох. Любовь, она зла… На каждого действует.

– Ну так присуши!

– Запоминай… – Андрей начал пересказывать давно зазубренные рецепты, мысленно прикидывая, что ему нужно узнать о корабле, пока есть возможность. – Запомнила?

– На палец записала, – показала женщина изумрудный стерженек.

– Так оно надежнее, – признал Зверев. – Это запоминающее устройство? На нем случайно нет энциклопедии?

– Ты чего, колдун? Ты знаешь, сколько памяти она занимает? Энциклопедия есть только на центральном посту. Ну в рубке.

– Всего одна?

– Если чего-то нужно, – пожала плечами Милена, – туда всегда можно сходить. К тому же главная машина на порядок быстрее любого пальца. Скажи, а ты только привораживать умеешь?

– Где находится этот самый «центральный пост»?

– На первом командном уровне, – отмахнулась женщина. – Скажи, а извести ты тоже можешь? Так, чтобы следов не осталось.

– Порчу на след сделай, и недруг сам зачахнет за полгода-год. От нутряных болезней. А как найти пост? Стену, что ли, простукивать?

– Зачем? Она открытая. А как порча на след делается?

– Зачем тебе, красавица? Грех это – человека чародейством изводить. Причиненное зло, оно всегда к своему создателю возвращается. Причем троекратно.

– Это я должна быть первым помощником, я, понятно? – наклонилась к самому лицу князя девушка с добрым именем Милена, и Андрей ощутил такое зло, исходящее от нее, какого не чувствовал даже от Белурга. – Ты изведешь эту тварь? Изведешь? Я заплачу!

Женщина полезла в свою поясную сумочку, но Зверев положил ей на руку ладонь:

– Колдуны не берут денег за свое ремесло. Тот, кто взял деньги, теряет свой дар навеки. Благодарность принимают, а плату – никогда.

– Тогда чего ты хочешь? Меня? – Она провела ладонями по телу, которое ясно пропечатывалось через облегающий комбинезончик.

– Душу.

– Ты хочешь получить мою душу? – вскинула она брови.

– Нет, я хочу ее спасти. Я научу тебя, как сотворить порчу на след. На себя греха брать не стану. Но я хочу, чтобы ты подумала о моих словах. Хотя бы пару дней. Забрать чужую жизнь – очень большой грех. Что до порчи – включай свой палец. Записывай.

– Если ты не хочешь, чтобы я занималась черной магией, зачем научил? – закончив запись, спросила гостья.

– Ты дала мне все, чего я хотел, – пожал плечами князь. – Я дал то, чего хотела ты. Как ты поступишь дальше – это уже дело твоей совести.

– Странный ты… – отойдя к двери, усмехнулась Милена. – Непонятный.

– Бог дал людям свободу воли, – ответил Андрей. – Почему я должен поступать иначе? Ты свободна совершать поступки, ты свободна за них отвечать. Я не учил тебя злу. Я лишь поделился знанием. Кто знает, может, ты применишь его во благо? У тебя есть возможность сделать выбор.

– Ладно, колдун, – кивнула женщина. – Я подумаю.

Она вышла, а князь поднялся с постели и прошел от стены к стене, разминая плечи. Простучал комнату, быстро найдя скромный санузел: умывальник и раковину в форме сиденья. Помыл руки, ополоснул лицо. Без мыла – как оно тут добывается, Зверев не понял.

– Милая, милая Милена. Она даже не подозревает, какой сказочный подарок мне сделала. Теперь я знаю, что можно унести из этого мира. Получается, ждать у моря погоды теперь неинтересно. – Он подошел к двери, наложил на нее перекрещенные руки: – Дубовые засовы отпираются. Неужели чахлая электроника выдержит?

Андрей прошептал заклинание, резко развел ладони – и в стене образовался проход.

– Так-то лучше. – Он выглянул в коридор, неспешным шагом добрел до лифта, постучал. Через несколько секунд открылся проход. Ученик чародея забрался внутрь и вежливо попросил: – Один уровень вверх, пожалуйста.

Двери закрылись, почти сразу распахнулись снова. Андрей позвал:

– Сабля!

Прислушался. Заговоренное Лютобором оружие не отозвалось.

– Понял. Один уровень вверх, пожалуйста.

После проверки семи этажей в ответ на свой вопрос Зверев услышал знакомый хрустальный звон. Он быстро вышел в коридор, сделал несколько шагов.

– Сабля!

Звон послышался впереди. Короткая пробежка – тот же вопрос. Но теперь звон донесся из-за стены. Князь повернулся, постучал, вошел в комнату, очень похожую на ту, что напомнила дилижанс. Но эта была поменьше, а за окнами шумело под порывами свежего ветра бурное море. Пол раскачивался, да так лихо, что Зверев, боясь упасть, метнулся к креслу напротив, сел в него.

– Сабля!

Ответ опять же зазвенел из стены, откуда-то рядом с окном, в которое как раз ударили белые буруны.

– Черт побери, этот шторм когда-нибудь кончится?!

В окно немедленно ударил яркий луч света, тучи разошлись, зыбь сошла на нет, и «кубрик» замер, как во время штиля. Зверев облизнулся.

– Значит, для этого вы придумали искусственную гравитацию? Развлекуху в комнатах отдыха устраивать? Вот уж никогда бы не подумал! Шутники… А там, в «расширительном ионизаторе», я вполне мог бегать по кругу по наружной стенке, как муха внутри стакана, а думал, что подо мною «низ»? Мракобесы!

Зверев перевел дух и снова спросил:

– Сабля, ты где? – И довольно улыбнулся, услышав ее чистый голос. – Наконец-то. А то без тебя я чувствую себя голым.

Он постучал по стене. Та никак не отреагировала. Ученик чародея пожал плечами, наложил руки, произнес уже привычные слова, резко развел ладони – и тяжелая створка сейфа медленно поползла вверх.

– Вот теперь все на месте, – опоясался Андрей. В дверях оглянулся, коротко бросил: – Ураган хочу! – и отправился к лифту.

Первый командный уровень выглядел на первый взгляд так же, как и остальные: сведенный в круг светлый коридор, срезанный наискось потолок. Но когда князь прошел по нему метров сто – впереди началась темнота. Молодой человек замедлил шаг, ладонь невольно скользнула к рукояти клинка. Он уже почти ступил на темный пол – однако свет не загорался, «сфера» не возникала. Еще пять шагов – стена слева оборвалась, и он увидел огромное звездное небо. Чернота скрывала размеры рубки межзвездного корабля, ее стены, границу неба и пола. Казалось, слабо подсвеченный пульт, за которым скучала дежурная космонавтка, парил прямо в пространстве, ничем не защищенный от открытого вакуума, холода, возможных метеоритов. Костюм женщины тоже излучал легкое голубое сияние, отчего возникало ощущение того, что за показаниями приборов следит не человек, а призрак.

– Прямо навка озерная, – пробормотал Зверев. – Не отличить.

– Кто здесь? – подняла голову «навка».

Собранные на затылке волосы, тонкие брови, острый с горбинкой нос, широкие плечи, широкий подбородок. Да это та самая леди, что первой привела в чувство незабвенную полуобморочную Оксану!

– Доброго дежурства, Люба, – медленно, чтобы не испугать, направился к женщине князь. – Надеюсь, я тебя не испугал?

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Я же колдун, Люба. Неужели подруги тебе об этом не сказали?

– Как ты вышел из изолятора?!

– Я же колдун.

– Как ты нашел свою саблю?

– Я же колдун.

– Как же ты достал ее из капсулы? – попятилась от него космонавтка.

– Я колдун, Люба, колдун. Странно удивляться таким пустякам. Кстати, мне сказали, что здесь у тебя есть компьютер с хорошей объемистой энциклопедией. Можно, я немного ею попользуюсь?

– Откуда ты знаешь, что такое энциклопедия?

– Я же колдун.

– А откуда ты знаешь, что такое компьютер?! Ты же доисторический колдун!

– Господи, Любушка, кто же не знает, что такое компьютер?

Андрей занес руки над пультом и… И не увидел ничего знакомого. Ни «клавы», ни мышки, ни трекбола, ни даже джойстика, не говоря уж о мониторе. Какие-то разноцветные шкалы, наклейки, надписи карандашом прямо на ровной панели, стрелки, кружочки… Зверев вздохнул и руки опустил:

– Так, я понял. Клавиатура отмерла. Как же тогда компьютером управлять?

– Как обычно… – Космонавтка окинула его взглядом, усмехнулась: – Горби, загрузи нам полную энциклопедию.

– Выполняю, – ответил мужским голосом пульт.

– Почему «Горби»? – вздрогнул Андрей. – Странная кликуха. Где-то я ее уже слышал.

– Потому что «горби», – не поняла женщина. – Машина на горбатой схеме.

– На какой?

– Ты не знаешь? Первые вычислительные машины создавались на основе петли гистерезиса, описывающей поведение ферромагнетика в схемах управления в зависимости от уровня сигнала. Это классическая схема. Но лет сто назад появилась схема на напряженных электронах, которые описываются рабочим графиком с коротким всплеском – горбом. И машины на напряженных электронах называются «горбатыми». «Горби». Я понятно объясняю?

– Конечно, – кивнул Зверев и провел рукой, изобразив в воздухе линию с одиночным всплеском.

– Ты знаешь, что такое математические графики? Ах да, я забыла. – Она откинулась в кресле. – Ты же колдун!

– Энциклопедия загружена, – прервал ее голос из пульта.

– Что же, попробуем, – почесал подбородок князь. – Горби, выдай информацию по Ивану Грозному!

– Какому именно? – Перед молодым человеком повисли два похожих на иконы портрета с надписями «Иоанн III Грозный (Васильевич)», «Иоанн IV Грозный (Васильевич)».

– Оба не похожи, – хмыкнул Андрей. – Какой же тогда?

– А ты что, с ними знаком? Им же почти полторы тысячи лет!

– Конечно, знаком, Люба. Я же колдун.

– Извини за глупый вопрос. – В голосе космонавтки появились ехидные нотки. – Вырвалось.

– Мой, мой, мой… Мой – более поздний.

– Просто ткни в него пальцем, колдун.

– Ага…

От прикосновения изображение Ивана Четвертого рассыпалось, расслоилось на добрых полторы сотни пластинок с фотографиями, картинами, гравюрами и даже бегающими фигурками. Наверное, кинохроникой. Но на первом плане был обычный печатный текст. Андрей наклонился вперед, интересуясь датами жизни.

– Иван Четвертый Грозный, годы жизни: тысяча пятьсот тридцатый, тысяча пятьсот девяносто пятый по юлианскому летоисчислению, отец Ивана Ивановича Мудрого, государь и великий князь, первый царь в истории России… Оп-паньки. А мне казалось, своего сына он убил…

– Склероз, господин колдун, склероз. От него, увы, заговоры не помогают.

– Горби, дай информацию о самых опасных врагах Ивана Четвертого, – не обратил внимания на подколку Андрей.

Воздух над пультом зарябил, после чего рассыпался на тонкие пластины.

Первым на него искоса смотрел Стефан Баторий – личность для князя совершенно неизвестная. Зверев хмыкнул, ткнул в него пальцем, прочитал по диагонали статью:

– Вассал Османской империи, трансильванский князь. Естественно, он турецкий раб, коли в турецкой провинции прислуживает! В тысяча пятьсот семьдесят шестом году османский султан назначил его королем Речи Посполитой. По приказу Высокой Порты с семьдесят девятого по восемьдесят второй годы развязал две войны против России и герцога Магнуса, но был разгромлен, по Ям-Запольскому миру отказался от всех завоеваний. Что еще за герцог Магнус? Не помню такого. Горби, дай информацию по герцогу Магнусу! – Воздух моргнул, и справа, немного выше княжеской головы, открылась новая страница. – Герцог Магнус, датский принц, король Ливонский с семидесятого года. Жил с сорокового по восемьдесят третий год, принес клятву вассальной верности русским царям. Откуда он взялся? Так, что тут написано? А-а… После начала Ливонской войны Иоанн Грозный столкнулся с тем, что прибалтийские земли, не имеющие с центром иной связи, кроме как по морю, не представляют для России никакой ценности. Русский торговый грузооборот перенаправить в прибалтийские порты было невозможно, разоренные земли не обещали никакого дохода в казну, в то же время защита этого неудобного приобретения требовала значительных расходов. В сложившейся ситуации царь решил передать эти земли в чужие, но дружественные руки. Выбор пал на датского принца Магнуса. Иоанн рассчитывал, что этот его ставленник сможет привлечь для обороны своего королевства Данию и шведских наемников.

– Я чего-то не поняла, – опять напомнила о себе космонавтка. – Насколько я помню школьную историю, все эти места находятся на одном континенте. Значит, там должны быть дороги.

– Пока не изобрели железные дороги, красавица, ездить по проселкам можно было только на телеге или верхом, – не поворачиваясь, ответил Андрей. – На телеге много товара не увезешь, товар возят на кораблях. Все северные русские реки текут или в Новгород, или в Архангельск. В Прибалтику рек нет. Значит, нет и дорог. Отрезанный ломоть, пусть и на общей суше. Верхом проехать можно, но таскать грузы нерентабельно. Горби, закрой страницу Батория. С ним все ясно, Лютобор про него черт-те когда все точно предсказал. Магнуса тоже закрой, он союзник. Кто у нас там следующий? О-о, князь Курбский! Кажется, я его в Кремле встречал.

– Когда? – уточнила космонавтка.

– Да года два назад, недавно, – не задумываясь, ответил Зверев и продолжил чтение. – Князь Курбский Андрей Михайлович жил с двадцать восьмого по восемьдесят третий годы. В России – символ предательства и вероломства вплоть до свержения монархии. Предположительно в шестидесятом году изменил царю, продавшись за деньги польской короне. В августе шестьдесят второго года, лично командуя под Невелем пятнадцатитысячным корпусом, подставил русские полки под огонь польских пушек. Армия оказалась истреблена четырехтысячным отрядом поляков. В шестьдесят третьем году назначен воеводой в Юрьев. Там к нему обратился граф Арц с предложением передать русским шведский замок Гельмет. Курбский передал союзника полякам, и Арц был колесован. Пробыв год на воеводстве в Юрьеве, Курбский тридцатого апреля шестьдесят четвертого года бежал в Польшу, оставив царю на попечение свою беременную жену. Находясь в Польше, активно участвовал в русофобской пропагандистской кампании, обращался к королям разных стран с предложением уничтожить Россию и предлагал для этого свои услуги. Зная систему русской обороны на западных рубежах, многократно приводил на русские земли литовские и польские войска. Хорошо зная местность и маршруты выдвижения обороняющихся частей, устраивал засады на русские отряды, истреблял людей. Лично виновен в уничтожении примерно семидесяти тысяч человек. Признавая выдающиеся успехи в развитии России, приписывал себе и некой «Избранной Раде» авторство проводимых реформ. Однако несмотря на все старания историков ни делопроизводства подобного органа, ни какого-либо упоминания о его существовании в летописях обнаружить не удалось. Называл себя законным наследником русского престола… Вот с-сука! Попадется – придушу гаденыша. В сортире утоплю!

– Он умер давно, колдун.

– От меня и мертвый не уйдет, – зловеще пообещал молодой человек и махнул рукой: – Закрой Курбского, Горби. Кто у нас там следующий? О-о, старый знакомый! Князь Старицкий, Владимир Андреевич! Ни хрена себе! Родился в тридцать третьем, а в тридцать седьмом уже в мятеже замешан! Вот она, акселерация… Та-ак, мятеж подавлен, для карапуза все обошлось… Попытка покушения на государя в сорок седьмом – не доказана, в сорок девятом – не доказана. Измена в пятьдесят третьем – прощен; попытка переворота в шестьдесят третьем – прощен; измена и попытка отравить царя в шестьдесят девятом… Покончил собой. Понятно. Чего-то такого я от его биографии и ожидал. Странно только, что князь Курбский опаснее царского брата оказался. Закрывай Старицкого, Горби. Так, кто у нас следующий? Ох, ничего себе! Михайло Воротынский!

– Что, тоже встречались?

– Да он мне считай что крестный! Перед государем поручился, когда меня в переписные листы вносили. Его стараниями я из новика боярином стал. Что же за ним в энциклопедии числится? Тысяча пятьсот тридцать второй – попытка переворота. Сослан в Белозерск, спустя семь лет прощен. Шестьдесят второй – попытка переворота, сослан в Белозерск. Прощен. Шестьдесят седьмой – попытка переворота. Сослан в Белозерск. Прощен. Семьдесят третий год, попытка переворота. Сослан в Белозерск. Умер, похоронен на кладбище Кирилло-Белозерского монастыря. Воевода, одержал победы во многих сражениях, автор первого в истории воинского устава – «Приговора о станичной и сторожевой службе». Видать, в ссылках писал. Там свободного времени мно-ого. Неполная энциклопедия. Я точно знаю, что это он в пятидесятом году Иоанна отравить пытался. Доказать, правда, не могу… Да и не хочу этого доказывать. Но знаю. Горби, закрой Воротынского.

– Если ты все знаешь, колдун, зачем тебе энциклопедия?

– Воротынский – думный боярин, но государю не друг. А я точно знаю, что среди близких к царю людей есть три предателя, что замешаны в заговоре. Но не знаю, кто именно. Надеюсь, в будущем эта тайна откроется и в энциклопедию попадет. Так, кто у нас следующий? Без изображения… Три ведьмы сожжены в Новгороде по обвинению в наведении порчи на царя. Пятьдесят пятый год. Кто дальше? Архиепископ Новгородский Пимен, архиерей Филофей Рязанский. Участие в попытке переворота. Низложены, отправлены в Веневский Никольский монастырь. Дальше… Боярин Федоров-Челядин – попытка переворота. Казнен. Игумен Корнилий, соучастие в заговоре – казнен. Боярин Горбатый-Шуйский Александр Борисович – казнен… Всего несколько строчек. Ничего не понятно. Пустые страницы пошли, только имена и даты. Кажется, ваша энциклопедия истощилась.

– Значит, колдун, ты перенесся к нам из этого времени? – подойдя ближе, ткнула пальцем в страницы женщина.

– Да.

– Горби, – она сложила руки на груди и уселась прямо на панель пульта, насмешливо глядя на Зверева, – дай технологический анализ на запрашиваемую эпоху.

– Период третьей технологической революции, – голосом ответил здешний компьютер. – Переход стран Западной Европы и цивилизованного мира от холодного оружия к огнестрельному. Начало шестнадцатого века по юлианскому летоисчислению характеризуется использованием доспехов, луков, механических камнеметов, компактными профессиональными армиями. Конец века отмечен полным отказом от доспеха и лука, повсеместным вооружением пехоты ручным гладкоствольным оружием, камнеметы заменены артиллерией. Армии стали массовыми и призывными по принципу комплектования.

– Горби, какая вычислительная техника использовалась в указанный период?

– Механические машины, необходимые для расчета траекторий артиллерийских снарядов.

Последнее уточнение вызвало у Андрея здоровый смех.

– Хихикаешь, колдун? – кивнула космонавтка. – Может, ты все-таки объяснишь, откуда ты можешь знать, что такое компьютер и как им пользоваться? Кто научил тебя этому в шестнадцатом веке?

– Я же колдун, Люба, – развел руками Зверев. – С помощью заклинаний я заглядывал в будущее и понимаю, что меня тут ждет. Поэтому я умею пользоваться компьютером и меня не пугает то, что я тут вижу.

– Ты можешь заглядывать в будущее на полторы тысячи лет, но не знаешь, кто обманывает твоего царя у тебя под боком? – склонила набок голову космонавтка. – Не стыкуется. Попробуй придумать другую версию.

– Версию, версию… – возмутился князь. – Да ты хоть знаешь, что вообще существуешь только благодаря мне?! Именно я четыре года назад не дал убить Иоанна Четвертого! Если бы он умер, то Русь разделили бы между Польшей и Турцией. И не было бы ни России, ни мирного атома, ни Гагарина, ни космических кораблей, ни межзвездных полетов. Сидела бы ты сейчас в овине где-нибудь за Уралом да штопала куртку из медвежьих шкур ржавой иглой, что досталась в наследство от прабабушки как великая ценность.

– Хорошо сочиняешь, – кивнула Люба. – Давай, соври еще чего-нибудь.

– Если я скажу правду, ты все равно не поверишь.

– После истории про то, что ты колдун из древности? – Женщина рассмеялась. – Который пользуется компьютерами? Пожалуй, нафантазировать круче уже невозможно. Так что попробуй сказать правду.

– На самом деле я родился в конце двадцатого века. Так что с компьютерами знаком и про космос в фантастике начитался. Однако примерно пять лет назад в результате колдовства я попал в прошлое. Чародея, устроившего этот фокус, я вычислил, прижал к стенке, и он пообещал вернуть меня назад. Старается, но пока не очень успешно. Вчерась он сделал новую попытку. Но попал я не домой, а к вам. Ну а что до магии – кое-чему я научился по случаю.

– Значит, путешествие по времени? Да? А как вы, друг мой, справились с барьером Качинского?

– Горби, – глядя в глаза женщины, спросил Зверев, – что такое «барьер Качинского»?

– После доказательства того факта, что антивещество суть обычное вещество, но двигающееся во времени в обратном направлении, профессор Константин Качинский сформулировал теорию о невозможности темпорального путешествия, – мерно зачитал ответ компьютер. – Поскольку поворот объекта во времени связан с выделением энергии в количестве четыре и семь десятых киловатта, умноженное на десять в четвертой степени на грамм веса, то произошедший взрыв неминуемо разрушит структуру разворачиваемого объекта до элементарных частиц.

– Надо же, – хмыкнул Андрей. – Обязательно Лютобору об этом расскажу.

– Если ты провалишься обратно в прошлое, колдун, то взорвешься с такой силой, что уничтожишь наш тягач.

– Да я понял, Люба, понял. Что тут скажешь? Видать, уровня древней магии наука еще не достигла. У тебя есть какая-нибудь тряпица, салфетка, бумажка?

– Платок устроит? – Женщина вытащила из поясной сумочки аккуратно сложенный белый прямоугольник.

– Разверни и подбрось.

Белый лоскут взметнулся в воздух – князь рванул из ножен саблю, взмахнул слева направо и тут же – в обратном направлении. На пол, покачиваясь, опустились четыре лоскутка.

– Уби-или-и!!! – В коридоре послышался топот. – Чужак убил Лю-убу-у!

– Кажется, нас подслушивали. – Зверев вернул клинок на место. – Что скажешь? В вашем мире кто-нибудь сможет такое повторить?

– Ну это всего лишь тренировка, – пожала плечами космонавтка. – Хотя, конечно, впечатляет.

– Не только тренировка. Это еще и хороший булатный клинок. Секрет булата был потерян уже к моему времени. Думаю, в вашем мире подобной стали не существует.

– Клинки могли сохраниться в музеях…

– Ладно, – сдался молодой человек. – Зайдем с другой стороны. Предложи свою версию, откуда я взялся у вас на корабле? Если не ошибаюсь, я появился чуть ли не в середине полета.

– Ну… – Космонавтка надолго задумалась. – Ну… Вообще-то человек, способный потратиться на такой, как у тебя, костюм и атрибутику… Да, обычно такие люди имеют деньги на нормальный билет, зайцем не летают.

– Вот именно…

Договорить князь не смог – в коридоре громко затопали, через секунду на центральный пост ввалились три женщины и уже знакомый тощий капитан с ушастым «пистолетом».

– Как ты сюда попал?! – Не отводя от Андрея раздвоенного ствола, капитан стрельнул глазами по сторонам, увидел невредимую космонавтку и чуть успокоился. – Ты опять вылез из норы, грязный дикарь?! Кто тебя выпустил? Люба, ты в порядке? Кто тебя выпустил?

– Зачем меня выпускать? – пожал плечами Зверев. – Сам вышел. Я же колдун.

– Ты не понимаешь русского языка?! Тебе было сказано сидеть в изоляторе!

– Хамишь князю, смерд? – медленно вытянул саблю Андрей. – За одно это я могу снести твою никчемную голову. На колени, жалкое существо. На колени, и проси прощения!

– Эй, самцы, вы чего? – встревожилась космонавтка. – Нам только драки тут не хватало! Володя! Колдун! Вы еще драку тут устройте!

– Мне можно, – усмехнулся Зверев. – Ведь я «грязный дикарь». Разве ты не слышала?

– Какие мы грозные! – вскинул подбородок капитан. – Не беспокойся, Люба. Что мне сможет сделать эта допотопная обезьяна?

– Ты разговариваешь с урожденным боярином Лисьиным, князем Сакульским по праву владения, – посерьезнел Зверев. За пять лет он успел растерять нравы двадцать первого века и теперь скорее бы умер, чем простил оскорбление. – Считаю до трех. Проси прощения – или молись. Раз. Два…

– Ты знаешь, что это такое, ископаемое? – поднял выше свой ушастый прибор Владимир. – Это синергический поляризатор! Я им с пяти километров в керамической броне дыру с твою голову могу сделать!

– А это сабля, – отведя клинок чуть в сторону, князь сделал шаг вперед. – С двух шагов я ею человека от плеча до копчика разрубаю.

Он резко качнулся вправо и ударил в обратном направлении. Кончик «поляризатора» двинулся следом, мигнул – послышался грохот, булатная сталь выбила оружие из руки космонавта, одновременно срезав оба штыря «вилки» почти до основания. Свет погас, звезды – тоже, оглушительно взвыла сирена, корабль рухнул куда-то влево, люди покатились к стене и распластались на ней. Ярко замигало что-то красное и желтое.

– Мы падаем, падаем! – завизжали бабы.

– Куда падаем? Мы в космосе! – Рассудительный голос принадлежал Любе. – Просто два идиота разнесли схему гравитационного баланса.

– Мы остались без Горби?

– Инга, центральная машина нашего тягача установлена у кормы, в вакуумной ложе. Здесь только выносные пульты.

– Вот зар-раза! – Андрей выпрямился, стряхивая с себя кого-то из женщин и капитана, взмахнул клинком, шагнул вслед за отползающим мужчиной: – Да смилуется Господь над твоей заблудшей душой…

– Не смей!! – Оказывается, Люба все же умела визжать. – Прекрати! Ты не в диком прошлом!

– Плевать. – Зверев поймал Владимира за волосы, подвел саблю под горло. – Когда один мужчина оскорбляет другого, это значит, что один из них должен умереть.

– Нет! – дернулся капитан. – Нет! Простите меня.

– Что? – наклонил голову князь.

– Простите меня, пожалуйста. Я не хотел вас обидеть. Я… Я… Я просто… Вы же из прошлого. Вот я и сказал про прошлое. Я приношу свои извинения.

– Раз ты не хотел меня обидеть, – Андрей отпустил его волосы и убрал оружие, – тогда извинения приняты.

– Может, ты и меня убьешь? – подскочила космонавтка. – Давай и меня! А? Ножом по горлу? Какие мы смелые! Давай, дикарь, давай! Я назвала тебя идиотом!

– Мужчины не дерутся с женщинами, – улыбнулся самыми кончиками губ Зверев. – Мужчины не обижаются на женщин.

– Вот как? И что тогда мужчины с женщинами делают? – Люба толкнула князя грудью в плечо.

– Они ими владеют… – тихо выдохнул ей в самое лицо Андрей.

– Дикарь! – так же тихо ответила космонавтка.

– Ой, это ведь все из-за меня, все из-за меня, – схватилась за голову одна из женщин. – Что теперь будет?

– Ничего, – огрызнулась Люба. – Вниз, к наладочному щиту нужно спускаться. Загружать сюда номинальную гравитацию и тестовый режим, менять разбитый пульт. Две запасные панели должны в ЗИПе быть, они для всех отсековых пультов стандартные.

– Я просто хотела сообщить, что колдун сбежал, – продолжала оправдываться женщина. – Подошла, а он тут ножом по Любе – р-раз!

– Не ножом, а саблей! – возмутился Зверев и пошел по стене к коридору. Остановился на краю, глядя на серую стенку в трех метрах внизу, оглянулся. – Она подо мной не провалится?

– Метеориты выдерживает, – буркнула космонавтка.

Андрей присел на краю, спрыгнул. Секундой спустя рядом приземлилась Люба, как бы случайно отпихнула его плечом в сторону, направилась к лифту, остановилась, глядя в «потолок». Прикусила губу. Постучала пальчиками по поясной сумочке.

– Помочь? – подошел ближе князь.

– Только не надо меня лапать! – резко повернулась она.

– Делать мне больше нечего. Встанешь мне ногами на руки, я тебя подниму.

– Почему вы мне тыкаете?! Мы с вами «отвальную» не стояли.

– Прошу прощения, Люба, привычка. В мое время на «вы» как-то не разговаривали. По имени-отчеству обращались, по званию со всем уважением – но все равно на «ты».

– Как ты мог! Как ты… Ты же его чуть не убил! Прямо при всех, ни за что! – Она мотнула головой и стукнула каблуком о стену. – Чуть не зарезал!

– Как «ни за что»? – не понял Зверев. – Он меня оскорбил.

– Чем оскорбил? Подумаешь, пара слов сгоряча сорвалось! Что, из-за такого пустяка жизнь у человека отнимать?

– Безусловно, – уверенно кивнул князь. – Сперва ты простишь, когда тебя оскорбят. Потом – когда тебя обкрадут. Потом – когда тебя ударят. Потом – когда ограбят. Потом – когда у тебя отнимут твою женщину. Потом – когда у тебя отнимут твою свободу. Потом – когда у тебя заберут жизнь. Не хочешь стать рабом – не допускай первого шага. Тот, кто тебя оскорбил, должен или извиниться, или умереть. Или ты должен умереть, защищая свое достоинство. Иначе легко попасть на очень скользкую дорожку. Первый шаг – и ты уже не сможешь остановиться. По чуть-чуть, по чуть-чуть, шаг за шагом у тебя заберут все. А ты все будешь думать: «Ну не умирать же из-за такого пустяка».

– Но ведь это человеческие жизни, колдун! Жизни, каждая из которых неповторима! Разве может быть что-то дороже жизни?!

– Много чего, женщина. Честь. Родина. Любовь. Даже шимпанзе жертвует собой, если это нужно для спасения стаи. Безмозглая мартышка кидается на леопарда, кусает и рвет, защищая детенышей и самок. Неужели вы здесь стали дурнее обезьян?

– Мы научились ценить жизнь!

– Нет, вы научились оправдывать страх. Древний животный страх…

– Эй, помогите! Помогите, пожалуйста, тут высоко!

Князь вернулся к краю коридора, поднял руки:

– Прыгай, я поймаю.

Первой решилась женщина, что винила себя в ссоре мужчин, затем еще одна, коротко стриженная и ярко-рыжая, со сплошными черными безволосыми бровями. Капитан и еще одна девица предпочли остаться наверху, в рубке.

– Ладно, колдун, – наконец сдалась космонавтка. – Помоги.

– Ладонями за пол придерживайся… – посоветовал Зверев.

Он чуть согнулся и сложил ладони вместе, переплетя пальцы. Женщина поставила ногу на импровизированную ступень, князь легко вскинул Любу наверх, и она постучала в лифт. Дверь не открылась, и Андрей опустил ее обратно.

– Я не железный, Люба. Придет – подниму обратно.

– Да, конечно…

Они помолчали, ожидая кабины – или что тут ее заменяло? Космонавтка потерла шею, повернула голову к другой женщине:

– Инга, а как ты узнала, что колдун сбежал?

– Так спросить, наверное, что-то хотела, – глядя в сторону, ответил Зверев. – А?

Та неожиданно густо покраснела.

– Спрашивай, красавица. Я уже ко всяким просьбам привычный. Присушить кого, отвадить, порчу снять, молодость вернуть?

– А мужа вернуть можно?

– Отчего не вернуть? – пожал плечами князь. – Вернем, дело житейское. У меня, кстати, тоже вопрос. У вас тут бани, душа или ванной случайно нет? Не во Франции живем, помыться хочется. Целиком.

– Да конечно же! – обрадовалась Инга. – Сейчас ко мне спустимся, и мойтесь, сколько захочется!

– Сперва до наладочного щита доехать надо…

Словно услышав космонавтку, в стене открылся проем. Андрей кивнул, сложил ладони, подбросил женщину кверху. Она попала в лифт головой и грудью, задрыгала ступнями, перевалилась вверх, повернулась и встала во весь рост, горизонтально зависнув над оставшимися людьми.

– Может, помочь? – предложил князь.

– В угол сядьте. Свалитесь, когда вектор переменится. Рабочий нижний! – Проем закрылся.

– Долго до нижнего уровня спускаться? – поинтересовался Зверев.

– Нет, метров триста.

– В общем, немного. А аварийная лестница у вас есть?

– Шахта. Но она без гравитации.

– Так это же проще, когда веса нет?

Женщины одновременно рассмеялись, после чего незнакомая пояснила:

– Там своей гравитации нет. Но наведенная из соседних помещений имеется. Лезешь, а тебя из стороны в сторону кидает. Зачет каждые полгода сдаем, наползались. После целый месяц в синяках.

Свет мигнул, восстановился. Смолкла сирена в рубке, пропало разноцветное моргание. Еще через секунду все они дружно свалились на пол. Встали, отряхиваясь.

– У меня еще полчаса до дежурства, – зачем-то сообщила Инга. – Так вы пойдете? Ну в душ?

Комната космонавтки роскошью не блистала. Размером где-то два на три метра, без излишеств в виде столов, стульев, шкафчиков или полок. Хотя, очень может быть, в стенах имелось еще много интересного – достаточно постучать. За круглым иллюминатором медленно проплывали звезды – ну прямо как деревья за окном поезда. Явная подделка. Одинокая анатомическая постель уходила изголовьем на полметра в стену, в какую-то овальную камеру.

– Во сне головой не бьетесь? – указал на нее Андрей.

– Так ведь симулятор удерживает.

– Это сны, что ли, по заказу можно смотреть?

– Ну… Вообще… все… – расплывчато пояснила Инга.

– Понятно, почему телевизора не видно, – кивнул князь.

– Чего? – на этот раз удивилась космонавтка.

– Хорошо, говорю, каюта одноместная. Удобно.

– Да, – кивнула женщина. – Так вы вправду можете вернуть моего мужа? Мы в прошлый раз… Ну… Ну почти перед отлетом… – Она всхлипнула. – Так и расстались… Проводить даже не пришел…

– Неожиданно поссорились? – понял Зверев. – В этом есть свои плюсы. Значит, одежду свою он вывезти не успел. А колдовство – оно хорошо через вещи и обручальное кольцо… Кольцо обручальное имеется?

– А что это? – сглотнула Инга.

– Понял, нету. А рубашки есть? – Он подергал себя за рукав: – Рубашки.

– Камиза?

– Пусть будет камиза. Значит, по возвращении берешь рубашку мужа, вешаешь… – Андрей привычно излагал древний, как бракосочетание, рецепт, а сам крутил головой, пытаясь угадать, где спрятана душевая.

Тут внезапно раскрылся вход, и внутрь заглянула Люба:

– Инга, извини. Колдун, ты предлагал помочь? Пойдем, я согласна.

– Облом, – развел руками Зверев. – Ты заговор запомнила? Хотя этот простой. Если не пропаду, дам рецепт на приворот, чтобы сидел, как на цепочке. Существуют специальные для семейных.

Он нагнал Любу, пошел рядом.

– Не помешала? – бросила она через плечо.

– Интересно, сколько ей лет? Вы тут все примерно на двадцать выглядите. Ведете себя, как дети из комиксов, а у самих, оказывается, уже мужья сбегают.

– Ей просто не везет. Уже третий уходит…

Космонавтка остановилась, постучала в стену. Они вошли в лифт.

– Третий… – Зверев не без труда удержался от вопроса о возрасте самой Любы. Судя по решительному поведению и командным ноткам при разговоре с подругами, она здесь кто-то из главных. Значит, может оказаться еще и старше. Интересно, а сколько этому тощему хлыщу натикало? Может, в прадеды годится?

Дверь открылась.

– Пойдем, колдун.

– Андрей.

– Что?

– Меня зовут Андрей. Князь Андрей.

– Не торопись, Андрей, это где-то здесь…

Подсветка на этом уровне была такая же, как в самом первом коридоре: пятно света вокруг людей. Видимо, в служебных и рабочих отсеках космического тягача люди появлялись редко, и корабль экономил электроэнергию. Космонавтка провела рукой по стене, постучала. Раскрылся не дверной проем, а целые ворота. Люба двинулась по проходу между вертикальными листами с непонятными ученику чародея пометками, тыкая пальцем и произнося какие-то номера.

– Вот этот. Доступ!

Послышался хлопок, легкий свист, словно открылась камера с повышенным давлением, и вертикальный лист открылся. За ним, одна над другой, стояли серые панели, похожие на столешницы.

– Забирай… – скомандовала Люба.

Андрей потянул панели, готовясь принять вес, – но они оказались легкие, словно пенопласт. Ребенок без труда унесет.

– Ступай к лифту, я сейчас догоню.

Через пару минут они уже входили на центральный пост. Выглядел он весьма жалко: белая полусфера потолка с несколькими подпалинами и внушительной выбоиной диаметром почти полметра, серый пол, изогнутый в дугу пульт управления.

– Изрядная пробоина, – показал наверх Зверев. – Как ее заделывать?

– Никак, – присела возле пульта женщина. – Декоративный элемент, в ЗИПе не хранится. На базе закроют. Вот одна, вот вторая…

Послышался щелчок, панель скрипнула. Космонавтка легко подняла ее вверх, отставила к стене, взяла у Андрея новую, наложила, заглянула снизу, что-то поправила, стукнула ладонью.

– Кажется, попала. Давай теперь эту…

– И все?

– С заменой все. Вот тестировать долго… – Она провела ладонью над пультом: – Горби, ответь. Горби, режим юстировки.

Над пультом начали вспыхивать огоньки, космонавтка быстрыми движениями отмечала их пальцем. Это заняло минут пять, после чего женщина опустилась в кресло.

– Я так и не придумала, как это могло быть, – неожиданно произнесла она.

– Ты о чем?

– Я все пыталась понять, как ты мог проникнуть на буксир и прятаться тут полтора месяца. Но все идеи, что пришли мне в голову, еще более дикие, чем история, которую рассказал ты.

– Значит, ты мне веришь?

– В то, что ты колдун из прошлого? Нет, не верю. Но пока оставлю это в качестве рабочей версии.

– Хорошо излагаешь, – рассмеялся князь. – Ну тогда давай, произноси свое желание.

– Желание?

– Я ведь колдун, – развел руками Зверев. – Любое желание не выполню, но кое-что могу.

– Хорошо, – кивнула Люба, – произнесу. Бери порченые панели и неси к лифту. Нужно убрать их в ЗИП на место изъятых.

Когда они вернулись, в рубке корабля оказалась новая, еще незнакомая, кареглазая женщина с высокой прической. На вид – все те же двадцать лет.

– Привет, – кивнула она, заглядывая космонавтке через плечо. – Это и есть тот самый знаменитый колдун?

– Князь Андрей Сакульский, урожденный боярин Лисьин, – церемонно представился Зверев.

– Рита. И что, вы правда владеете магией?

– Смотри сюда, – перебила женщину Люба. – Юстировку объема я уже провела, сейчас идет стандартный тест и контроль связи. Как закончится, запустишь восстановление настроек.

– А что вы сделали с пультом?

– Вовка стрельнул в Андрея из поляризатора, – кивнула назад космонавтка.

– И что? – округлились Ритины глаза.

– А чего с ним сделается? Он же колдун. Ну пока. Мы пошли. До смены.

Комната Любы ничем не отличалась от каюты Инги – такой же аскетизм и скромные размеры. Правда, здесь за иллюминатором проплывало синее, залитое солнцем море.

– Я вернулась, – сообщила космонавтка, и ее жилище тут же наполнилось тихой убаюкивающей музыкой. – Две порции вечерних средних…

От стены отпочковался стол, на нем оказались два уже знакомых Звереву подноса. Правда, на этот раз пюре заполняло две емкости, трубочка была зеленой, а порция пластмассовых сухарей – меньше раза в полтора, чем в предыдущей пайке.

– Я думал, у вас столовая: камбуз, столы, цветы, румяная повариха.

– Кают-компания? В них питаться уж лет сто как запретили. Компьютеру не удается проследить за калорийностью, белковостью и углеводностью питания отдельного человека и обеспечить индивидуальную лечебную диету.

– А как же двойная порция?

– Машина не может игнорировать прямого приказа. Занесет в карточку, направит меня на дополнительное медицинское обследование, по возвращении заполню служебку… – Космонавтка растопырила пальцы, подняла вверх, и из пола выросли две синие банкетки. – Ешь, не бери в голову. За разовые нарушения не наказывают. У тебя пищевод фруктовые кислоты принимает?

– Фруктовые? – хмыкнул Зверев. – Яблочную водку, что ли?

– Водку? – не поняла космонавтка. – Ты в изоляторе обследование прошел?

– Угу, – кивнул Андрей, воткнул трубку в светлое пюре и всосал сразу половину. На вкус это был банан, перетолченный с солеными огурцами. Наверное, что-то витаминизированное. – Абсолютно здоров.

– Так не бывает!

– Бывает. Ваш медицинский робот пытался мне что-то наплести, но ведь я лучше знаю.

Он дососал светлое пюре, повернул поднос и приступил к темному. Это оказалось нечто, напоминающее жареную свинину. Просто свинину, без извращений.

– Если ты откажешься от лечения, у тебя могут быть обострения естественных и врожденных недугов!

– Могут, – с улыбкой согласился Андрей. – Но только не в ближайшие девяносто восемь лет.

– Дикарь, – покачала головой космонавтка.

– Средневековый, – невозмутимо уточнил Зверев, выпил сладковатую невидимую жидкость и отодвинул поднос. – Так как насчет душа?

– Он там… – махнула Люба рукой в сторону окна.

– Я так и думал, что подделка.

Князь расстегнул и положил на постель пояс, кинул сверху ферязь, рубаху, снял сапоги и постучал в иллюминатор. Тот, словно диафрагма фотоаппарата, развернулся в полутораметровое отверстие. Зверев поймал на себе изумленный взгляд замершей женщины, вопросительно кивнул:

– Ты что?

Люба не ответила, и он шагнул внутрь, покрутился. Просто кабинка метр на метр, если не меньше. Теплая и влажная. Места для одежды не предусмотрено. Он чертыхнулся, стянул штаны, выкинул их из кабинки на постель, пошарил по стенам:

– Где же воду включить…

Диафрагма двери моментально «скрутилась», со всех сторон ударили тонкие упругие струйки.

– А горячее можно? Еще немного… Еще… Класс! Не баня, конечно, но тоже неплохо.

Он немного подрызгался среди струй, прогреваясь и отмокая, спросил:

– А где мыло?

Душевая не ответила и ничем не помогла. Зверев подождал секунд десять, вздохнул и потребовал:

– Дверь открой.

Струи опали, диафрагма раскрылась. Молодой человек выглянул:

– Люба! А как тут у вас мыло добывается?

– Мыло? – Женщина поднялась с банкетки, подошла ближе. – Какое мыло?

– Ну шампунь, стиральный порошок, пена, мочалка? Пуркуа па? Щелок хотя бы есть?

– Какой ты… – Космонавтка опасливо протянула руку, прикоснулась к его плечу, к руке чуть выше локтя, к груди. – Я такое только в альбомах видела. И на курсах истории. Этой… античной. Как ты это сделал? Это пласификаты, аморфопины? Симуляторы?

– Все намного, намного проще, – засмеялся князь. – Надеваешь броню с поддоспешником, берешь меч и щит, или лук, или рогатину. А потом со всем этим прыгаешь часа четыре или пять, отмахиваясь от двух-трех холопов. И так – каждый день начиная с пяти лет.

– Ты хочешь сказать… Ты хочешь сказать, что это все настоящее?

Она придвинулась ближе, провела по его груди обеими ладонями. Князь покачал головой, дотронулся до ее прически, ощутил под пальцами заколку, выдернул. Волосы, превратившись в серебристые кудряшки, рассыпались по плечам. Женщина вздрогнула, подняла глаза:

– Что ты делаешь?

– Тебе можно трогать, а мне нельзя? – Он тоже провел ладонью по ее плечу.

– Осторожнее, ты же мокрый!

– А ты что, воды боишься? – весело удивился князь, обнял женщину и отступил с ней назад: – Душ!

Диафрагма мгновенно затянулась, со всех сторон ударили струи.

– Ты чего делаешь?! – сдавленно крикнула космонавтка, отпихнула его, вскинула ладони. – Да ты чего?! Идиот, он же одноразовый! Я новый только после сна получу!

Края рукавов, ворота начали расползаться, синими разводами стекать на пол.

– Он что… – сглотнул Андрей. – А если дождь?

– Какой дождь на космическом буксире, дикарь?! Ну, дика-арь…

Теперь уже князь с интересом провел ладонью женщине по плечу, по руке, по ключицам, по груди, животу. Ткань казалась на ощупь чем-то вязким и мыльным, легко скатывалась, превращаясь в пену и воду. Под его пальцами обнажилась белая кожа, несколько родинок, выстроившихся в круг под «ямочкой жизни», острые розовые соски.

– Слушай, а ведь так ты выглядишь гораздо красивее.

– Дикарь, – покачала головой Люба и запустила руку ему в волосы. Добавила с какой-то безнадежностью: – Настоящий дикарь.

– Зато я нашел мыло, – засмеялся Андрей, привлек ее к себе, крепко прижал, начал целовать глаза, губы, брови, щеки. Отпустил, резко наклонился, провел головой женщине по бедру, выпрямился, снова начал целовать: – Господи, какой у вас тут дурдом!

– Не отвлекайся, пена смоется, – улыбнулась космонавтка.

– Все равно на меня не хватит. – Он с силой провел ладонями по ее спине сверху вниз, до самых ног, подхватил, крутанул, поставил обратно и, присев, начал целовать живот, соски, бедра. Встал, прикоснулся губами к ресницам. – Поздно. Ты чиста, как утренний снег. Взять с тебя больше нечего.

– Ты уверен? – Люба взяла его ладонями за плечи, заглянула в самые глаза. – Это вы говорите своим любимым в диких древних веках? Что с них нечего взять? Ну же, ответь! Что слышат ваши женщины, попавшись к вам в лапы?

– Ты прекрасна, как утренний рассвет, Любовь моя. Твои губы, как драгоценные рубины, они манят, они вызывают неутолимую жадность. Твои глаза, как бездонные омуты, влекут и пугают. Твои соболиные брови подобны крыльям птицы, твой нос словно вырезан из слоновой кости лучшими мастерами мира, твои волосы подобны морю. В них хочется купаться, как в прохладных волнах, пропускать их через ладони, зарываться лицом. Твой лик заставляет забыть о Боге и Дьяволе, он заставляет думать только о тебе, тебе одной, желать тебя, стремиться к тебе…

Он почувствовал горячую руку у себя на бедре, на своем достоинстве. Космонавтка закрыла ему рот жарким поцелуем, попыталась закинуть ногу – ударилась коленом о стенку, недовольно зашипела, потом снова поцеловала. Князь поднял ее, прижал спиной к стене, но при попытке обнять его в ответ женщина снова ударилась – на этот раз локтем, злобно застучала ладонью в одном месте, потом в другом:

– Да где же эта дверь?!

Воду отсекло, слева от них развернулась диафрагма. Андрей поднял легкую, как пушинка, Любу, вышел с ней в каюту, крутанулся: пустая комната, только низкая узкая анатомическая постель с выпирающими краями и ребристыми выемками для пяток, голеней, бедер.

– Черт, какое убожество!

– Подожди…

Она спрыгнула с рук князя, простерла вперед руки, зашевелила пальцами, вытягивая середину пола в высоту, придавая ему уклон, выемки, волны, крутанулась и упала на пластик, раскинув руки. Опора мягко спружинила, подняла женщину на прежнюю высоту. Зверев наклонился, покрывая поцелуями низ ее живота, бедра, колени, потом резко передвинулся выше, к груди. Люба испуганно охнула – и он наконец вошел в ждущие врата наслаждения, пробился так глубоко, что женщина вцепилась ногтями в свою импровизированную постель:

– Дикарь! Дикарь…

Каюта отозвалась многоголосым женским хором, исполняющим хоралы на неведомом языке. Свет мигнул, приглушился, опора качнулась навстречу.

– Любимая моя, родная, единственная! – В эти мгновения горячего безумия Андрей сам верил в свои слова, всеми силами прорываясь вперед в сладкой любовной битве.

И вдруг все исчезло. Настала темнота, тишина. Он стоял один и не мог ничего понять…

– Лютобор, это ты? Черт тебя побери, почему ты всегда дергаешь меня в такие моменты?!

– Какие моменты? – ответил ему жалобный женский голос. – Проклятая автоматика! Я забыла дать команду фиксации режима. Свет!

Каюта опять стала яркой. Однако в ней пропала всякая мебель, все выступы и банкетки, а женщина, морщась, лежала на спине на полу.

– Ушиблась? – присел рядом князь.

– Потом разберусь… – Она обхватила Андрея за шею и привлекла к себе. – Сумерки хочу!

* * *

Свет зажегся неожиданно, заставив Любу недовольно поморщиться и уткнуться носом Андрею в грудь. Тишину разорвал бравурный марш.

– Это будильник? – пригладил ее волосы Зверев.

– Да… – зевнула космонавтка. – Опять на смену. Два завтрака класса «спорт»! Интересно, что система контроля мне теперь в файл напишет? – Она повела плечами, откинулась на спину и стала загибать пальцы: – Отказ от сна, нарушение диеты, превышение нормы питания, интим в рейсе, перерасход воды плюс галлюцинации.

– А откуда галлюцинации?

– Разве ты забыл, что тебя на космическом корабле быть не может? Если, конечно, не поверить в то, что тебя забросило колдовством из прошлого. Дикарь…

Она коротко чмокнула его в губы, поднялась и ушла в душевую. Через минуту вернулась уже в эластичном облегающем комбинезоне, застегнула на поясе ремень с двумя тонкими сумочками. Подняла голову на князя, пожала плечами:

– Как тебя одеть, не представляю. Загрузка костюмами посуточная идет.

– Я не гордый, вчерашнее возьму…

Зверев направился в душ, наскоро ополоснулся, чуть подождал, дав горячему воздуху себя подсушить, после чего привел волосы в порядок и присел к столу напротив женщины, помешал трубочкой красно-зеленое пюре:

– И что теперь будет? Уволят?

– За что?

– Ну ты сама перечисляла…

– Ерунда, на программный сбой спишут, – отмахнулась Люба. – Кто же в твое существование поверит? Значит, и все сопутствующее – сбой в системе. Опять же, панели выгорели…

– Меня ведь вся команда видела!

– А кто их спрашивать станет? Полетные журналы систематизируются автоматически, выговоры и поощрения начисляются по нормативам. Если аварии не случилось, то все, что в алгоритм не укладывается, всегда на сбои валят. Ну разве внеплановый медосмотр пройти заставят.

– Может, тогда еще по завтраку?

– Не успеем, – засмеялась женщина. – Да-а, на тебе столько мяса наросло, что полторы порции нужны. Дикарь. Пошли.

Вскоре они прибыли на центральный пост – серый и унылый, с белым овальным потолком и обычным полом.

– Привет, Рита. Как тестирование?

– Часа два назад закончилось, все в пределах допустимой погрешности… Как себя чувствуешь? Какая-то ты невыспавшаяся, Люба.

– Не завидуй, везения не будет. Пройди по служебному и модульному уровню, проверь контакт с баржами, потом доложишь.

– Только пообедаю, хорошо? – поднялась из кресла космонавтка.

– Конечно.

– Чего-то я не понял, – оглянулся на уходящую космонавтку Андрей. – Вы по какому графику работаете?

– По скользящему. Шестнадцать часов смена. Восемь часов сна, два часа на прочие нужды.

– Так в сутках же всего двадцать четыре часа!

– На космофлоте за сутки приняты двадцать шесть часов. Физиологическая норма. – Она прошлась по рубке, оперлась ладонями на пульт. – Странное ощущение. Я знаю, что встретила человека из дикого, невероятного прошлого. Наверное, нужно что-то спросить, узнать. Ведь ни у кого больше такого шанса не появится. А чего спрашивать, не знаю. Слушай, Андрей… Плохо, наверное, там было? Ну в шестнадцатом веке?

– Да уж получше, чем здесь.

– Что-о? Ты хочешь сказать, что вы там, полторы тысячи лет назад, жили лучше, чем мы сейчас?

– А ты когда-нибудь пробовала запеченного целиком, молочного поросеночка, покрытого хрустящей румяной корочкой и с большущим зеленым яблоком во рту?

– Это же ужасно!

– Ужасно жрать пластмассовые сухари, которые к тому же после жевания выплевывать нужно.

– Зато у нас у всех здоровая эмаль, здоровые зубы.

– Что-то не помню, чтобы мои холопы жаловались на кариес. А ты хоть раз в жизни спала на сеновале. А, Любовь моя? – Андрей наклонился к женщине. – Когда падаешь в это огромное хранилище, как в океан, пахнущий мятой, зверобоем, ромашками, медом, когда тонешь во всем этом податливом богатстве, зарываешься в нем с головой – и тебя уже никто не найдет, никто не разлучит с тем, кому позволено разделить с тобой это наслаждение…

– Мы не станем заниматься этим на центральном посту! – уперлась ему в грудь ладонями космонавтка.

– Да? – Князь отодвинулся, провел рукой над пультом. – Горби, загрузи энциклопедию. Возможно, принцессе захочется узнать, что такое проводы зимы, Рождество и штурм снежной крепости, что такое лапта, межа и городки, что такое праздник Ивана Купала, сотовый мед и уха из только что пойманной форели. Или, может быть, ваши прикроватные «симуляторы» способны передать, что такое настоящий вкус, настоящий запах? Настоящий страх и настоящий восторг? Что такое играть с людьми, а не с компьютером, и веселиться с друзьями, а не с системным блоком?

– Откуда ты знаешь, что такое «симулятор»?

– Несложно догадаться. Что же он так долго загружает?

– Объем большой. Зачем тебе энциклопедия? Ты вроде уже все узнал.

– Попытаюсь порыться еще. Это ведь как с прорицаниями, как с зеркалом Велеса. Заглянуть в будущее, прошлое и настоящее легко. Трудно угадать, куда именно нужно смотреть и какие вопросы задавать. Думаю, если проявить терпение и настойчивость, мне удастся выведать еще много интересного.

– Энциклопедия загружена.

– Горби, выдай мне всю информацию, которая у тебя имеется по тысяча пятьсот пятьдесят второму году.

По глазам резануло, как от яркой вспышки, в животе ощутился холодок невесомости и… И он увидел над головой огромную яркую луну, а ниже, рядом с собой, внимательный взгляд Лютобора.

– Если это шутка Горби, то он явно перестарался с подробностями, – пробормотал князь.

– Ты как, чадо? Вернулся али еще колеблешься?

– Вернулся. – Зверев сел на алтаре, крутанул головой, проверил, на месте ли сабля, поправил ее, передвинув вперед. – Спасибо, мудрый волхв. Домой ты меня, как видишь, не вернул. Но попытка оказалась интересной.

Назад: Дар заката

Дальше: Пред Богом и людьми