XXXVI
Воздух в ризнице был тяжелый, пропитанный запахом плесени, фимиама и воска. Все здесь казалось каким-то грязным и ветхим, не то что в самой церкви. В углу кучей лежало старое тряпье, местами были видны темно-красные, почти черные, пятна. Пюпитр покрылся свечным воском, на полках десятками теснились толстые книги.
В другом углу стоял неприметный сундук. Элизабет подняла крышку, но внутри обнаружились лишь несколько деревянных распятий да странного вида плеть, предназначенная явно не для лошади.
Элизабет закрыла сундук, огляделась.
Может, книги?
Она не могла перелистать их все, не говоря уже о том, чтобы прочесть.
Элизабет взяла с полки первую попавшуюся книгу и раскрыла: каждая страница начиналась с причудливо выведенной заглавной буквы. Строки то и дело прерывались изображениями людей и животных. Девушка с восхищением провела по ним рукой – ничего прекраснее она еще не видела. Каждая страница представляла собой произведение искусства. Сколько же времени потребовалось писцу на одну такую книгу? Целая жизнь?
Она осторожно закрыла книгу и поставила на место. Следующая книга оказалась тоньше, но красотой не уступала первой.
Элизабет продолжила поиски. Она огляделась, но на пюпитре, кроме пера и медного цвета чернильницы, не было ничего примечательного.
Девушка прошлась взглядом по корешкам книг, но не увидела ни одной подписанной. С самого края несколько фолиантов заметно выступали из всего ряда. Элизабет сняла их с полки и принялась листать: в одной были зарисовки растений и животных с описаниями, во второй содержались различные таблицы измерений. Другие две и вовсе были написаны на каком-то незнакомом языке.
Разочарованная, Элизабет начала расставлять книги по местам и поняла вдруг, почему они так выпирали с полки. Она запустила руку между книгами и задней стенкой и достала некий предмет, тщательно завернутый в кусок льна. Элизабет торопливо развернула полотно. В руках у нее оказалась большая истрепанная книга. Обложка из толстой коричневой кожи была сильно потерта, словно книга прошла уже через сотни рук.
На лицевой стороне было вытиснено название.
Morbus Dei.
* * *
Иоганн осторожно ступал по каменным ступеням винтовой лестницы. Проход был такой ширины, что двигаться по нему мог лишь один человек. В левой руке Лист держал масляную лампу, в правой сжимал топор.
Где-то вверху гремел голос Альбрехта.
– Живо, спускаемся, псы трусливые!
Осталось еще несколько ступеней, далее стены расступались, и открывался просторный зал округлой формы. Иоганн поднял лампу повыше и посветил вокруг, но едва ли ее пламя могло разогнать мрак. Однажды ему уже довелось побывать в этом месте, но он словно оказался здесь впервые. Во все стороны лучами расходились несколько коридоров, о высоте сводов оставалось только догадываться.
Остальные, между тем, спускались и собирались вокруг Иоганна. Некоторые из солдат тоже принесли лампы и теперь зажигали факелы, укрепленные в кованых кольцах на стенах.
Стало заметно светлее. Теперь Иоганн убедился – до потолка было не меньше пяти саженей. Кроме того, в стенах обнаружились небольшие отверстия – и вид их сразу насторожил Иоганна.
– По три стрелка в каждый проход! – скомандовал капитан. – Не нравится мне все это, – шепнул он Альбрехту.
Адъютант кивнул.
Солдаты рассыпались по залу и стали крепить штыки к мушкетам. Затем, не дожидаясь команды, принялись торопливо засыпать порох, устанавливать фитили, после чего замерли в ожидании приказаний.
– Оружие на изготовку – раз! – разнесся по залу голос адъютанта. – Цельсь!
В едином движении, как хорошо отлаженный механизм, солдаты вскинули мушкеты и направили на невидимого противника, который мог появиться из коридоров.
Из коридоров, погруженных в непроглядную тьму.
* * *
Крестьяне и батраки, опасливо озираясь, сбились в центре зала и встали кругом, спина к спине.
Стало тихо, лишь где-то размеренно капала вода.
– Какие будут приказы, капитан? – Голос Альбрехта прозвучал тихо, но без тени страха.
– Похоже, драки не избежать, Альбрехт. Чувствуешь?
Старый адъютант устало кивнул.
– Чую, капитан, слишком хорошо чую…
Иосия Вельтер стоял в середине толпы, и в душе его росла тревога. Он вдруг почувствовал, как по его плечу что-то посыпалось. Это оказались угольки, они…
Иосия запрокинул голову.
И в этот миг на него обрушилась связка горящего тростника. Плащ на нем вспыхнул мгновенно. Люди бросились врассыпную, поднялась паника. Иосия завизжал и стал носиться по залу, подобно живому факелу. Капитан выхватил у кого-то из солдат мушкет, прицелился и выстрелил без колебаний. Крестьянин рухнул на каменный пол и затих, лишь пламя еще потрескивало.
В зале воцарилась мертвая тишина. Затем послышался тихий треск – казалось, он доносится отовсюду.
Страшная догадка посетила вдруг Иоганна. Он посмотрел вверх. Увидел пламя в узких отверстиях…
В следующую секунду на них дождем посыпались горящие связки соломы.
* * *
Элизабет раскрыла книгу и в напряженном ожидании перелистнула несколько страниц. Книга содержала пространные записи на немецком и каком-то другом языках. В тексте то и дело попадались рисунки – жуткие зарисовки лиц, рук, зубов… Показаны были все стадии заболевания.
Их болезни.
У Элизабет перехватило дыхание. Кто-то тщательно изучил болезнь и запечатлел ее во всех ужасающих подробностях. На рисунках были все: мужчины и женщины, старики и младенцы. И судя по отметкам, записи эти велись на протяжении почти сотни лет. Это была не просто последовательность зарисовок – это была целая хроника!
Из книги что-то выпало. Элизабет наклонилась и подняла с пола листок и письмо со сломанной печатью. Прочла запись на листке.
…лишь те, которые страдают, на кого рушатся язвы и болезни, избраны служить Ему. И те, которые помогают им, попадут в Царство Господне…
Элизабет оцепенела. Вот оно. В этом и была тайна Кайетана Бихтера. И в тот же миг девушка поняла, что это означало для солдат и крестьян.
– Господи! – в ужасе прошептала она. – Он заманил их в…
* * *
– Ловушка! – проревел Иоганн и бросился к стене.
Связки соломы падали на пол, рассыпая снопы искр. На некоторых из крестьян загорелась одежда, другие пытались погасить пламя, кто-то даже голыми руками.
– Спасайся! – закричал Бенедикт Риглер и, едва отзвучал его голос, первым побежал вверх по лестнице.
Он сделал всего несколько шагов и внезапно остановился. Где-то вверху зажглось пламя. Оно двигалось навстречу, становилось все ярче. На Риглера катился огненный шар из переплетенных ветвей. Староста в ужасе развернулся, споткнулся и полетел вниз. При падении он выставил перед собой левую руку. Что-то мерзко хрустнуло. Лучевая кость прорвала кожу и вышла через локоть. Риглер взвыл от боли.
Что-то быстро приближалось к ним по коридорам. Капитан почувствовал это.
– Ждем, пусть сначала покажутся! – крикнул он солдатам.
Еще несколько секунд ожидания – и вот из темноты появились закутанные в тряпье фигуры.
– Целься! – капитан выждал еще мгновение. – Огонь!
Солдаты открыли огонь по противнику, их окутал густой дым. Первые из нападавших упали, разорванные пулями, следующие налетели на выставленные штыки.
Солдаты выдернули штыки из дергающихся тел, ударили еще раз и отбросили мушкеты. На перезарядку не было времени. Нападающие высыпали из коридоров, обрушились на солдат и рассеяли их ряды.
Огненный дождь внезапно прекратился. Теперь изгои появились и на лестнице. Их численный перевес был подавляющим.
Капитан разрядил мушкет в лицо одному из нападающих. Противника отбросило выстрелом. Капитан, подскочив к нему, впервые смог рассмотреть его: темно-красная, почти черная кровь толчками вытекала из раны на обезображенном лице. Восковая кожа разорвана в клочья, как бумага, уцелевший молочного цвета глаз наполнен ужасом.
Черт побери, что же ты такое?
Капитан выхватил саблю и пронзил существо. Белый глаз закрылся. Крестьяне отбивались как могли. Оружие у них было громоздкое и неудобное, но горе было тому, кто попадал под его удары. Косы едва ли не пополам разрубали тела, цепы оглушали противника, а если были снабжены шипами, то срывали со своих жертв целые куски плоти.
Алоиз Бухмюллер размахивал топором, сдерживая сразу двоих изгоев. Он заметил краем глаза, что на него летит еще один, с жердью, заточенной наподобие пики. Трактирщик ловко извернулся, и нападавший проткнул своего товарища. А в следующий миг на него обрушился топор Бухмюллера.
Третий выронил вилы и в ужасе попятился, пока не уперся в стену. Бухмюллер выдернул топор из скорченного тела. В глазах его плескалась ярость. Он решительно шагнул к противнику. Изгой сжался на полу и закрыл голову руками. Свет факела упал на его лицо – ему было не больше шестнадцати. Бухмюллера это ничуть не тронуло, он размахнулся и обрушил топор на противника. Лезвие без труда перерубило обе руки и раскроило череп.
– Вот тебе за Альбина!
Это были последние слова Бухмюллера. За его спиной сверкнул серп, и кто-то перерезал ему горло.
