Когда сильная душевная боль побуждает тебя к отмщению, хорошо бы тебе вспомнить, что гнев нисколько не то, чему он ложно подражает, т.е. гнев не храбрость. Ничего нет столь женственного, столь слабого и низменного, чем радость из-за мести. Ты стараешься казаться мужественным, так как не оставляешь обиду без отмщения, но как ты выказываешь свое мальчишество, которым ты не в силах овладеть, как то приличествует мужчине. Насколько храбрее, насколько благороднее пренебречь чужой глупостью, чем подражать ей.

– Но он навредил, он дикарь. Он глумится!

– Чем он хуже, тем больше остерегайся уподобиться ему! Какое злое безумие мстить за чужую наглость, становясь еще наглее? Если же ты пренебрежешь оскорблением, все поймут. Что оно нанесено незаслуженно. Но если ты рассердишься, ты доставишь нападающему лучший повод. Затем подумай, что от мщения полученная неприятность нисколько не устраняется, а увеличивается. Как же наступит конец взаимных обид, если каждый будет платить местью за свою боль? С обеих сторон возникнут враги, боль станет сильнее, и, разумеется, чем более застарелой она будет, тем неизлечимее. Мягкость же и терпеливость исцеляют иногда даже того, кто нанес обиду; он приходит в себя и из недруга становится вернейшим другом! При мщении то зло, которое ты хочешь отразить. Возвращается к тебе, и не без злого барыша. Действенным средством против гнева будет также, если в соответствии с вышеизложенным разделением вещей (rerum partitio) ты решишь, что человек человеку не может повредить, если он не хочет. За исключением того, что касается внешних благ и к самому человеку не имеет серьезного отношения. Потому что истинные блага духа (animus) может отнять только Бог – это Он обыкновенно делает только с неблагодарными; только Он один может одарить – этого Он не привык делать с безжалостными и неукротимыми людьми.

Поэтому никто не может причинить урона христианину, кроме него самого; несправедливость не вредит никому, кроме того, кто ее наносит. Помогают и более легкие средства: не поддавайся душевной боли; подобающим образом обдумав по примеру ораторов обстоятельства, ты уменьшишь и свою неприятность, и смягчишь чужую обиду, рассуждая приблизительно так: он навредил, но это легко исправить; кроме того, он – дитя, неопытен в делах; он – молодой человек; это женщина; он сделал по чужому наущению; неразумен; очень пьян; следует простить. Или наоборот: он причинил большой ущерб. Но это отец, брат, учитель, друг, жена. Такую боль подобает прощать из-за любви или из-за уважения. Расплачиваясь, ты или уравновесишь обиду с другими его благодеяниями по отношению к тебе, или же уравняешь ее со своими по отношению к нему оскорблениями. Сейчас он, конечно, навредил но как часто он помогал в другое время! Неблагородно забывать добрые дела и помнить жалкие обиды. Он меня оскорбил, но сколько раз я его оскорблял? Я прощу его, чтобы и он по моему примеру простил меня, когда я окажусь виноватым. С другой стороны, действеннее было бы, если бы, когда человек перед тобой провинится, ты подумал, в чем, сколь сильно, как часто ты грешил перед Богом, в сколь многих отношениях ты виновен перед Ним. Насколько ты уступишь должнику-брату, настолько и Бог простит тебя. Такому освобождению от долга научал нас Сам кредитор. Он не отменит закона, который сам установил. Ты спешишь в Рим для того, чтобы очиститься от прегрешений, плывешь на корабле к святому Иакову, покупаешь многочисленные отпущения. Что до меня, то я не осуждаю того, что ты делаешь; однако, для того, чтобы все это делать, ничего нет лучше примирения с Богом после обиды, подобно тому как обиженный миришься ты с братом. Чтобы Бог простил тебе тысячи грехов, прощай ближнему незначительную вину (в чем бы ни согрешил человек перед человеком, это – незначительная вина). Ты говоришь: «Трудно успокоить воспламененный дух» (animus). Тебе не помогает то, насколько большие трудности снес за тебя Христос? Чем ты был, когда Он за тебя отдал драгоценную жизнь (anima)? Разве ты не был врагом? С каким терпением сносит он каждый день, когда ты повторяешь старые проступки. Наконец, с какой кротостью снес Он поношения, оковы, побои, а затем и позорнейшую смерть? Что ты хвастаешь Главой, если не заботишься о теле? Ты не будешь членом Христовым, если не пойдешь по стопам Христа. Не достоин тот, кому простится. Разве ты не был недостойным, кого простил Бог? Ты хочешь, чтобы к тебе проявлялось милосердие, но хочешь, чтобы проявлялась строгая справедливость? Тяжело грешнику простить грешника, когда Христос молил Отца за распинающих Его? Трудно не ответить на удар брата, которого тебе приказано любить? Тягостно не отплатить за злодеяние? Если ты не воздашь за него благодеянием, ты не будешь для своего соневольника тем, кем был Христос для раба своего. Наконец, пусть недостоин тот, кому воздают благодеянием за злодеяние, но ты, который делаешь это, достоин; и достоин Христос, для Которого это делается. «Однако, перенося старую обиду, я приглашаю к новой; он повторит обиду, если эта останется безнаказанной». Если можешь избежать этого без греха – избегай! Если можешь исцелить – исцели! Если можешь исправить – исправь! Если можешь вылечить – вылечи! Если нет, пусть лучше погибнет он один, чем вместе с тобой. Тот, кто думает, что он причинил ущерб, считай достойным не наказания, а сострадания. Хочешь, гневаясь, снискать похвалу? Гневайся на порок, а не на человека. Но чем более ты от природы склонен к этому пороку, тем тщательнее защищай себя от него, раз и навсегда напиши в глубине своей души правило: никогда ничего не говорить и не делать в гневе; нисколько не доверяй себе в возбуждении. Держи под подозрением все, что диктует тебе душевный порыв, даже если это честное. Хорошо бы тебе помнить, что между сумасшедшим и безумствующим во гневе ничуть не больше разницы, чем между кратковременным безумием и постоянным. Пусть тебе придет в голову, как много ты говорил и делал в гневе достойного раскаяния, такого, что тебе уже хочется изменить, но тщетно. Поэтому, как только разгорячится в тебе желчь, если не можешь ты тут же избавиться от гнева, образумься, по крайней мере. Настолько, чтобы вспомнить, что ты не безумный. Вспомнить об этом – уже некоторое здоровье. Думай так: «Сейчас я очень возбужден, немного погодя я буду думать по-иному. Почему мне тем временем надо в гневе говорить другу то, чего я потом. Успокоившись, не смогу изменить? Зачем в безумии мне делать то, о чем я весьма пожалею, придя в себя? Почему разум не добьется от меня, почему не добьется благочестия, наконец, почему Христос не добьется от меня того, чего немного погодя добьется само время?» Я полагаю, что ни у кого от природы нет такого количества черной желчи, чтобы он не мог, по крайней мере, совладать с собой. Лучше всего было бы так закалить дух (animus) порядком, размышлением, привычкой, чтобы вообще не смущать его. Будет прекрасно, если ты, негодуя только на порок, ответишь на поношение долгом любви и, наконец, человеческой сдержанности, чтобы не предоставлять себя полностью настроению (animus). Вовсе не гневаться – наиболее богоподобно и поэтому наиболее прекрасно. Преодолевать зло добром – значит подражать совершенной любви Иисуса Христа. Дело разумного человека – подавлять гнев и обуздывать его. Потворствовать ярости приличествует не человеку, а диким и безжалостным зверям. Если это поможет тебе понять, сколь некрасив человек, побежденный гневом, посмотри, когда здоров, на лицо разгневанного или же сам в гневе подойди к зеркалу. Когда горящие глаза пылают, щеки бледны, рот перекошен, губы в пене, члены твои дрожат, голос ревет, движения не соответствуют сами себе, кто тогда подумает, что ты человек? Видишь, любезный друг, сколь широко поле для такого рода рассуждения об остальных пороках. Но мы свернем паруса в середине пути; то, что осталось, поручим твоей заботе. Ведь у нас не было намерения (да это, разумеется, не имело бы конца) возражать, как мы начали, по поводу каждого рода пороков и призывать к добродетелям, которые им противоположны. Так как я думал, что тебе этого будет достаточно, я хотел бы только показать тебе закон и некий способ новой, военной службы (militia), с помощью которой ты смог бы укрепить себя против прорастающих вновь зол прежней жизни. Поэтому то, что мы сделали ни том или ином примере, тебе следует делать как в отношении отдельных пороков, так и главным образом в отношении тех, к которым, как тебе известно, тебя особенно побуждает либо природа, либо привычка. Против них на чистой доске нашего разума (in albo mentis nostrae) надлежит написать некоторые определенные установления; их следует иногда обновлять, дабы они не утратили значения от неупотребления. Как например, против пороков недоброжелательства, сквернословия, зависти, чревоугодия и тому подобных. Только они одни – враги христианских воинов, против их нападения следует укреплять душу молитвой, изречениями мудрецов, учениями Священного писания, примерами святых людей, и более всего Иисуса Христа. Хотя я не сомневаюсь, что все это предоставит тебе священное чтение, однако братская любовь побуждает нас к тому, чтобы по крайней мере этим неподготовленным небольшим сочинением посильно помочь и содействовать твоему святому намерению. Я это сделал как можно быстрее, потому что немного боялся, что ты впадешь в суеверие такого рода монахов, которые, отчасти служа своей выгоде, отчасти из-за огромной ревности, но не по разуму. Обходят моря и сушу и всюду, где только встретят человека, уже раскаявшегося в пороках и обратившегося к новой жизни, тотчас самыми бесстыдными требованиями, угрозами и посулами пытаются столкнуть его в монашество, как будто без капюшона нет христианина. Затем, как только они наполнят сердце этого человека одними сомнениями и шипами, которые невозможно вытащить, они стискивают его некими несчастными установившимися человеческими мнениями, ввергают бедного в какой-то иудаизм и учат его дрожать, не любить. Монашество – это не благочестие. А образ жизни, полезный или бесполезный для каждого в зависимости от склада тела и характера (ingenium). Я не стану ни советовать тебе его, ни отсоветовывать. Я только таким образом напоминаю, чтобы ты усматривал благочестие не в пище, не в обрядах, не в каких-либо видимых вещах, а в тех, которые мы изложили. В них ты действительно узнаешь образ Христов; свяжи себя с ними.

С другой стороны, там, где нет людей, общение с которыми сделает тебя лучше, удаляйся как можно дальше от компаний и вступай в разговор со святыми пророками, Христом, апостолами. Прежде всего хорошо познакомься с Павлом. Пусть всегда он будет у тебя под рукой, листай его ночью и днем, наконец, выучи его наизусть. Мы уже давно с большим усердием готовим его толкование. Конечно, это смелое дело, однако, полагаясь на помощь Божью, мы ревностно постараемся показать, что после Оригена, Августина. После столь многих более поздних толкователей мы предприняли этот труд не вовсе без причины или без пользы. И клеветники, которые считают, что высшее благочестие состоит в том, чтобы не знать никаких благородных наук (honae litterae), пусть поймут, что мы с юности полюбили весьма изящные сочинения древних авторов, приобрели сносные знания обоих языков, греческого, а равно с ним и латинского, не без многих занятий по ночам, стремились не к пустой славе или к мальчишескому развлечению, а очень давно задумали храм Господний, который многие люди чрезмерно бесчестили своим невежеством и варварством, в меру сил украсить редкостными богатствами, с помощью которых достойные умы (generosa ingenia) смогли бы воспылать любовью к священному писанию. Но, прервав это столь важное дело на несколько дней, мы взялись за этот труд для тебя, чтобы словно пальцем указать тебе кратчайший путь, который ведет ко Христу. Я молю Христа, как, надеюсь, Отца этого намерения, чтобы Он в милости своей удостоил помощи твои спасительные начинания; более того, чтобы Он увеличил свой дар в твоем обращении и завершил его, тогда быстро возрастешь и станешь мужем совершенным.

На этом – будь здоров, брат и всегда возлюбленный друг души моей, а ныне еще более дорогой и любимый, чем прежде.

Конец «Энхиридиона»