6
— Что ты подразумеваешь под словом «источник»? — спросил Санджай.
— Твою родную Индию.
— Они связались с моим банком в Мумбаи?
— Если бы только это…
Санджай все еще не понимал, что происходит, поэтому Сэму пришлось сознаться:
— У меня не было выбора. Ты прибыл издалека с амбициозным проектом — как тут обойтись без рекомендаций? Был бы ты американцем или хотя бы европейцем, еще куда ни шло, но ты…
— Но я из третьего мира, из страны разбойников и трущоб — это ты хотел сказать? Между прочим, Индия — страна посовременнее вашей, причем во всем, кроме высокомерия — тут вы нас обошли! — возмутился Санджай.
— Вот только ее богатства находятся в руках малочисленной элиты!
— У вас, что ли, по-другому? Успеха не добиться без хорошей родословной! Во что вы превратили свою американскую мечту?
— Кто сказал, что не добиться? Опомнись, Санджай, будь реалистом, несколько недель на сбор такой суммы — это непросто.
— Я ставил тебе одно-единственное условие: не посвящать в наши дела мою семью. Надеюсь, это больше не повторится, я на тебя рассчитываю. Вопрос закрыт.
— Если честно, то не совсем, — проворчал Сэм. — Твои дядюшки создают препятствия на каждом шагу. «Бродяга, гостиничная крыса, жалкий фантазер…» Не буду продолжать.
— Они наплели все это про меня? Выходит, они по-прежнему хотят войны…
— Тебе нужно отплатить им той же монетой. Если их ядовитые речи дойдут до здешних финансистов, ничего хорошего нам это не сулит. Сейчас я задам тебе один вопрос. Ты имеешь право послать меня куда подальше, даже порвать со мной, но у меня нет выхода.
— Интересуешься, не правда ли все это?
Сэм взял со стола папку.
— Все, подаю в отставку! Пропади все пропадом! Если хочешь знать, так даже лучше. Думаешь, ты один поставил на этот проект все, что у тебя есть? Что, по-твоему, будет со мной, если мой босс узнает, что я подсовываю самым нашим крупным клиентам субъекта, которому доверяю только на том основании, что мы с ним неплохо проводили время в Англии и что у него ума палата?
— А еще он с виду типичный индус, — с горечью добавил Санджай.
— В общем, очень странный тип, — подхватил ему в тон Сэм. — Кстати, дорогой Сэм, где остановился ваш друг в Нью-Йорке? Ах, в Гарлеме, у дяди и тети, с которыми раньше не был знаком. Это его машина с водителем припаркована вон там, в переулке? Нет? Ах, он ездит на метро? Понятно… А почему он опоздал на встречу с одним из главных наших доверителей?
— Мне следовало приехать на слоне. Предрассудки — твари живучие. — Санджай подошел к окну. — Дядюшки не желают признавать, что мне принадлежит треть отеля, к тому же я не намерен им подчиняться. То, что я сам по себе, вне семьи, — плевок им в лицо. Они спят и видят, чтобы я потерпел поражение и ползал перед ними на брюхе, прося пощады. Но мне плевать на толщину кошелька. Я хочу преуспеть и посрамить их. Сам решай, хочешь ли ты мне в этом помочь.
Сэм задумчиво грыз кончик карандаша.
— Какой он, твой дворец?
— Отель как отель: четыреста комнат, в разной степени роскошных, конференц-центр, бассейн, спа, три ресторана, вычурное, на мой вкус, оформление…
— Ничего себе! Хорошее расположение?
— Лучше не придумаешь.
— И давно он вам принадлежит?
— Это как посмотреть… Мой дед приобретал квартиру за квартирой в комплексе зданий в самом центре Бомбея. Когда он умер, мой отец и двое его братьев выселили жильцов и организовали масштабные работы. Так родился отель «Мумбаи Пэлас».
— На сколько примерно все это потянет?
— Трудно сказать. Надо вычесть из цены самой недвижимости расходы на содержание отеля… Все равно останется куча денег.
— И их треть принадлежит тебе?
— Куда ты клонишь?
— Ты получил в наследство дворец, по сравнению с которым «Марк» и «Карлайл» — ветхие халупы с претензией на роскошь. Сам посуди, это очень странно: ты летел сюда семнадцать часов, чтобы раскрутить иностранных вкладчиков на пару десятков миллионов, хотя эту сумму тебе ссудил бы любой индийский банк.
— Причина — мое нежелание влезать в долги. Если бы пришлось заложить часть моих акций в обеспечение займа, мне пришлось бы оправдываться перед своей семейкой.
— Ладно, — вздохнул Сэм, — я тебе доверяю. Я потушу пожар и успокою босса. Но ты дашь мне карт-бланш. И еще одно условие: если мне удастся получить необходимые деньги, ты возьмешь меня с собой.
— Куда тебя взять?
— В Индию! В этот твой рай новых технологий и органических молочных продуктов! Если благодаря моим усилиям твоя контора станет важнейшим игроком на рынке, я готов довольствоваться скромными комиссионными. Плюс пост финансового директора, служебное жилье и опционы на акции!
Санджай насмешливо взглянул на друга. Тот не только мог гениально разработать концепцию, но и умел мастерски вести деловые переговоры.
— Согласен. За исключением служебного жилья, — ответил Санджай, пожимая Сэму руку.
Выходя из офиса Сэма, Санджай задавался вопросом, как поступил бы на его месте отец: стал бы его союзником или отказался от братоубийственной войны? Размышляя об этом, он прогуливался по аллеям Вашингтон-сквер-парка.
На лужайках парка расположились студенты Нью-Йоркского университета, чуть подальше малышня облепила горки детского городка, шахматисты с невозмутимым видом делали коварные ходы, у фонтана танцовщица репетировала сложные па. На этой пестрой картине недоставало только молодой женщины, на встречу с которой так надеялся Санджай.
Хлоя разглядывала единственное длинное платье в своем гардеробе — прошлогодний подарок от матери, преподнесенный по случаю благотворительного бала, на который та притащила дочь чуть ли не силой. Экс-миссис Бронштейн не пропускала ни одного светского раута, стремясь обратить внимание высшего общества на несравненный талант скульптора, с которым она теперь жила, и вызвать интерес к нему у правильных людей. Этим вечером Хлоя собиралась надеть это платье, чтобы порадовать Джулиуса: тот обожал Бетт Мидлер, которая участвовала в новой бродвейской постановке мюзикла «Хэлло, Долли!».
Хлоя редко выбиралась в театр, а если уж решалась, то проникала в зал в последний момент, когда там уже гас свет, чтобы не перегораживать своим креслом проход. Но на сей раз она не собиралась прятаться. Во-первых, с таким роскошным мужчиной, как Джулиус, не грех и покрасоваться, а во-вторых, она не исключала, что встретит там знакомых.
Орудуя шестом, которым она доставала вещи с верхних ярусов шкафа, Хлоя ловко разложила платье на кровати.
— Что творится в наших отношениях? — бормотала она по пути в ванную.
Она накрасилась, скрыв излишнюю бледность, удлинила и загнула ресницы, а потом задумалась, выбирая губную помаду.
Внезапно реальность предстала перед ней во всей неприглядности. Она с досадой переместилась в гостиную и позвонила Джулиусу.
— Ты готова? — спросил он. — Я беру такси и заезжаю за тобой.
Хлоя не ответила.
— Если захочешь, — продолжал он, — можем после спектакля поужинать в твоем любимом китайском ресторане, он недалеко от театра «Шуберт», можно дойти пешком.
Хлоя упорно молчала, и Джулиус встревожился:
— Что-то не так?
Да, все было не так.
Она сообщила ему о несчастье, случившемся с Риверой.
— Бедняга, какое невезение! Надеюсь, ничего серьезного?
— Говорю же, перелом ноги.
— Ему наложат гипс, скоро нога срастется, и он снова забегает, как молоденький. Отлично понимаю твое огорчение, но нельзя же взваливать на свои плечи все горести мира!
— Перелом бедренной кости не тянет, конечно, на беду мирового масштаба, — сухо заметила она. — В данном случае я забочусь о себе. Ривера — наш ночной лифтер.
— Ну и что? — не понял Джулиус.
— А то, что без него лифт не поедет. Пока Дипак не ушел домой, я могу спуститься и подождать тебя в холле, но на обратном пути мы столкнулись бы с легким затруднением. Нетяжелым, весом с меня. Тебе пришлось бы нести меня наверх на руках.
Теперь замолчал Джулиус.
— Это был бы перебор, таких усилий нельзя требовать даже от прекрасного принца…
— Я еще ничего не сказал.
— Я заметила. Я верну тебе деньги за свой билет, ты же не виноват, что так вышло.
— Что за разговоры? Ты не должна ничего мне возвращать.
— Ничего страшного, я видела фильм с Барбарой Стрейзанд, вволю посмеялась, глядя на Бетт Мидлер, главное — не лишать этого удовольствия тебя.
Шопенгауэр погрузился в раздумье.
— Может, мне попытаться поменять билеты на другую дату?
— Ты говорил, что достал их просто чудом. Иди, потом расскажешь.
— Сколько времени продлится эта проблема с лифтом? Нельзя же тебе бесконечно сидеть взаперти!
— Смотри не опоздай. Лучше отложим мои технические проблемы на потом.
— Я могу что-нибудь сделать?
— Можешь. Расскажи, как ты одет.
— Ты будешь надо мной смеяться: я достал старый смокинг, это как подходящий случай, чтобы его выгулять. Хочешь, загляну к тебе после спектакля?
— Желаю тебе хорошего вечера, Джулиус, — сказала она и повесила трубку.
Вернувшись в свою комнату, Хлоя сняла платье.
Мистер Бронштейн стоял в прихожей, он приоткрыл дверь на площадку и намеренно громко ею хлопнул.
— Я пришел! — крикнул он.
Хлоя давно знала, что отец вернулся. Зайдя, он застал ее у окна.
— Не надоело тебе разглядывать эту улицу?
— Что делать, по телевизору все равно нет ничего интересного, — ответила она.
Профессор подошел к дочери.
— Лучше ничего не говори, папа.
— Завтра я все выясню у Грумлата. Сколько это может продолжаться?
— Я могу провести несколько вечеров дома, это не трагедия.
— Ты права, мне нечего сказать, но думать ты мне не запретишь. Ладно, пойду займусь ужином.
Хлоя обернулась:
— И что же ты думаешь?
Грумлат провел отвратительное утро. Настолько неприятное, что он даже пожалел, что когда-то сделался председателем жилищного товарищества. После отказа миссис Коллинз продать ему помещение, которое он арендовал на втором этаже, он укрепил свою власть, взяв на себя управление зданием. Раньше ему не на что было жаловаться. Он получал внушительное вознаграждение, не слишком утруждаясь. Но в тот день творилось нечто несусветное! Собственники бесцеремонно стучали в его дверь, не удосужившись даже предупредить о своем визите. И все долдонили одно и то же: когда он найдет замену Ривере?
Первой начала мадам Леклер: у ее собачки, видите ли, артроз. Потом заголосил профессор Бронштейн: его дочь теперь заперта в четырех стенах. Уильямсы паниковали, потому что на следующей неделе у них был намечен вечерний прием: как поднять наверх их драгоценных гостей? Наконец, явилась миссис Зелдофф с требованием как можно скорее найти решение проблемы, — лучше бы оставила его в покое и пошла в храм поставить свечку!
Общаться с профсоюзом лифтеров оказалось труднее, чем со службой соцобеспечения. Он уже трижды оставлял послание у них на автоответчике. Кто в наши дни пользуется автоответчиком? Контора профсоюза располагалась в таком районе, куда Грумлат не сунулся бы даже под страхом смерти. Не хватало ему заблудиться у них в Бруклине! Во избежание жалоб он решил отправить им днем заказное письмо, правда, можно… Окрыленный удачной идеей, он выскочил из офиса и вызвал лифт. Почти сразу же перед ним предстал Дипак.
— Добрый день, сэр, — сказал он, отодвигая решетку.
— Мы здоровались сегодня утром, — напомнил ему Грумлат.
— Вы не будете спускаться?
— Нет, у меня к вам вопрос. Не знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы заменить мистера Риверу?
— Увы, нет. Здесь необходим специфический опыт.
— Какой тогда прок от вашего профсоюза?
— Профсоюз защищает наши интересы.
— Разве кто-нибудь из ваших коллег, ушедших на пенсию, не был бы рад ненадолго вернуться к работе?
— Возможно. Надо будет разузнать.
— Я уже несколько часов безуспешно пытаюсь это сделать.
— Понимаю, — молвил со вздохом Дипак. — Вы хотите, чтобы этим занялся я.
— С вашей стороны это было бы весьма любезно. К тому же это в ваших интересах.
— Я сделаю все возможное, — пообещал Дипак.
— Действуйте, и поскорее, мне платят не за то, чтобы я разбирался с подобной ерундой.
Грумлат вернулся к себе в офис, а мрачный Дипак спустился в холл. Не дожидаясь распоряжения бухгалтера, он сам попытался решить насущный вопрос, и друзья в профсоюзе подтвердили его опасения. В городе ускоренно строилось жилье и образовался дефицит даже портье и привратников, не говоря уж о специалистах, умевших управлять старинными лифтами: искать их все равно что пытаться найти жемчужину в раковине обычной мидии. Грумлату не перезванивали из профсоюза, потому что Дипак попросил друзей о небольшой услуге, хотя понимал, что его уловка в лучшем случае позволит отсрочить неизбежное. Проехать еще 862 километра по вертикали и войти наконец в книгу рекордов — не так уж много он хотел от жизни, притом что до сих пор довольствовался тем, что она ему давала, и не требовал надбавок.
Для порядка он выждал час, затем отправился к бухгалтеру и заверил его, что в профсоюзе полностью осознают серьезность их положения и постараются помочь: они уже ищут подходящего человека. Пока же он, Дипак, согласен трудиться и по вечерам, дабы облегчить всем жизнь.
— Тогда сами договаривайтесь с Риверой, чтобы ваши сверхурочные оплачивались из его зарплаты. Надеюсь, вы понимаете почему: расходы на это здание и без того излишне высоки.
— Вам не придется мне доплачивать, — успокоил Дипак Грумлата перед уходом.
Санджай узнал ее издали — по длинному красному пледу, которым она укрывала себя от пояса до самой земли. Этот плед заменял ей половину одежды.
Опустившись рядом с ней на скамейку, он стал слушать трубача, игравшего «Сент-Луис блюз» Хенди.
— Не мне же начинать разговор при каждой нашей встрече! — не выдержала Хлоя.
— Вот вы его и начали, — рассмеялся Санджай.
— Вы чем-то озабочены.
— С чего вы взяли?
— Я психотерапевт.
— И по совместительству актриса?
— В Нью-Йорке иметь единственную профессию — непозволительная роскошь.
— Ваши прекрасны, и та и другая, хотя высокий спрос на психотерапевтов, по-моему, тревожный знак. По мере роста городов человеку все труднее найти внимательного слушателя.
— Вы здесь случайно? — спросила Хлоя.
— Нет, специально. Я надеялся увидеть вас.
Она отвернулась и уставилась на трубача.
— Не врите, вы здесь ради него.
— Я раздумывал, как бы поступил на моем месте отец. Мне нужна была примета, знак, — проговорил он, любуясь огромным китайским вязом.
— По-вашему, среди ветвей деревьев обитают души?
— Либо там, либо в потустороннем мире.
— О чем вы спросили бы вашего отца?
— Сложно ответить…
— Сложность в том, что мы не умеем формулировать наши проблемы.
— Вы психотерапевт, вам не до шуток!
— Выходит, вы верите в приметы? — весело спросила Хлоя.
— Давайте лучше о вас: что вы здесь делаете?
— Я люблю наблюдать жизнь вокруг. В свое время — не очень давно — я даже гуляла вечерами по супермаркетам. Подождите смеяться! Там встречаешь самых разных людей: студентов, работников ночной смены, стариков, спасающихся от одиночества.
— Вы не похожи ни на студентку, ни на престарелую…
— Что за встреча была у вас на Двадцать восьмой улице? Вы обещали, что, если мы увидимся опять…
— Обещал, это правда… Встречался с банкирами. Я создал компанию, она выросла, и теперь я должен помочь ей расти дальше.
— Короче говоря, вы — бизнесмен.
— Предприниматель. Вам действительно интересны мои дела или вы спрашиваете из вежливости?
— Из вежливости. Ваша компания расположена в Нью-Йорке?
— В Мумбаи. Я придумал нечто вроде индийского Фейсбука, только гораздо круче, — с гордостью пояснил Санджай. — А вы? Роль получили?
— Да.
— Роль большая?
— Огромная! Я играю сразу десятерых.
— Могу себе представить, сколько времени вам приходится гримироваться!
— Не можете. Я играю без грима. Я — актриса, невидимая зрителям.
— Как это?
— Я озвучиваю книги. Голос без изображения, противоположность немому кино, но я нахожу в этом такую же поэтичность. А вы?
— Никогда еще не слушал книгу!
Небо посерело, по листьям китайского вяза у них над головой застучали капли дождя. Трубач убрал свой инструмент в футляр и ушел. Посетители парка заспешили к выходам. Санджай поднял глаза:
— Думаете, это знак?
— Вы задали ему свой вопрос?
— Нет.
— Тогда это просто весенний дождь.
Он предложил ее проводить, но Хлоя отказалась, заявив, что не нуждается в помощи, и дерзко добавив, что высохнет раньше, чем он. Пока ошеломленный Санджай соображал, что на это ответить, она уже была у горады. Помахав ему на прощание, она пропала в толчее на Пятой авеню.
