3
Шторы из органзы с цветочками почти не защищали от света, и Санджая разбудили первые же проблески утра. Сначала он не сообразил, где находится, но преобладавшие в комнате розовый и голубой цвета быстро развеяли его недоумение. Он накрыл голову подушкой и снова уснул. Спустя несколько часов вскочил с постели, поспешно оделся, схватил свой ноутбук и, не позаботившись причесаться, выскочил из комнаты.
Лали ждала его за кухонным столом.
— Куда хочешь сначала — в Метрополитен-музей или в Музей Гуггенхайма? Может, ты предпочтешь начать с прогулки по Чайна-тауну, Маленькой Италии, Нолите, Сохо? Выбор за тобой.
— Где тут ванная? — выдавил он.
Лали не сумела скрыть разочарование.
— Не забудь про завтрак, — сказала она приказным тоном.
Санджай плюхнулся на табурет, который Лали подвинула ему ногой.
— Хорошо, — уступил он, — только быстро, я очень тороплюсь.
— Можно поинтересоваться, что у тебя за работа? — спросила она, заливая молоком хлопья в его миске.
— Хай-тек.
— Что еще за хай-тек?
— Мы придумываем новые технологии, облегчаем людям жизнь.
— Тогда придумай мне племянника, который хоть немного развеет скуку моей повседневной жизни! С которым можно гулять, который расскажет мне о моей родине, о моей родне, с которой я так давно не разговаривала!
Санджай вскочил и неожиданно для себя самого чмокнул тетку в лоб.
— Обещаю! — заявил он, тронутый этим неожиданным признанием. — Все это будет! А сейчас мне надо бежать, работа не ждет.
— Тогда ноги в руки — и вперед! Я уже привыкла, что ты живешь у нас. И смотри, без глупостей: пока ты в Нью-Йорке, не может быть речи, чтобы ты ночевал где-то еще. Только у меня! Иначе — страшная обида! Ты же не рискнешь обидеть близкую родственницу, правда?
Вскоре Санджай выскочил из теткиной квартиры, оставив там свой чемодан: выбора у него не было.
Он открывал для себя Испанский Гарлем прекрасным весенним днем. Броские витрины, густые толпы людей на тротуарах, улицы, забитые отчаянно гудящими машинами… В этом хаосе не хватало разве что рикш. Провести двадцать часов в воздухе, чтобы угодить в Мумбаи по-пуэрторикански?.. Последней каплей стал звонок в «Плазу», чтобы отменить бронирование. После этого он обреченно нырнул в метро.
С тех пор как его тетушка распрощалась с родиной, в Индии многое изменилось, но некоторые традиции остались незыблемыми, в том числе почитание старших.
Санджай вышел на станции «4-я улица», понимая, что опаздывает на встречу. Шагая вдоль решетки Вашингтон-сквер-парка, он услышал мелодию. Вместо того чтобы обогнуть парк, он пошел через него напрямик, словно ребенок, завороженный дудочкой Гамельнского крысолова. На одной из аллей парка расположился трубач. Волшебные звуки его инструмента плыли среди ветвей американских тополей, норвежских кленов, китайских вязов и северных катальп. Вокруг музыканта собралось десятка два слушателей. Зачарованный Санджай опустился тут же на скамейку и замер.
— Это будет наша мелодия, надо ее запомнить, — раздался рядом с ним негромкий женский голос.
Он удивленно повернул голову.
— Начало знакомства всегда сопровождается музыкой, — игриво продолжила незнакомка, сияя улыбкой. — Шутка, конечно. Вы были так поглощены музыкой, что меня это тронуло.
— Мой отец божественно играл на кларнете. Его любимой вещью был как раз «Маленький цветок» Беше, под нее я засыпал почти каждый день…
— Тоскуете по родине?
— Пока рано. Я здесь совсем недавно.
— Прибыли издалека?
— Из Испанского Гарлема. Это в получасе отсюда.
— Один-один. Счет сравнялся, — весело проговорила она.
— Вообще-то я из Мумбаи, а вы?
— Я живу на углу этой улицы.
— Часто бываете в этом парке?
— Почти каждое утро.
— Значит, у меня еще будет прекрасная возможность вас увидеть. А сейчас мне надо бежать.
— У вас есть имя? — спросила она.
— Да.
— Очень приятно, Да. А меня зовут Хлоя.
Санджай улыбнулся, помахал ей рукой и убежал.
Здание, где работал Сэм, возвышалось на углу Западной 4-й улицы и Макдугал, к югу парка. Санджай представился дежурной, та попросила его подождать.
— А ты все такой же! — воскликнул Санджай при виде друга.
— Ты тоже, по-прежнему поражаешь пунктуальностью. Разве в «Плазе» тебя не разбудили? У них нет такой услуги?
— Я сменил отель, — беспечно ответил Санджай. — Ну что, приступаем?
Сэм и Санджай познакомились пятнадцать лет назад, когда учились в Оксфорде: Санджай постигал там премудрости информатики, Сэм — экономики. Сэму Англия казалась более причудливым местом, чем Санджаю.
Вернувшись в Индию, Санджай создал преуспевающее предприятие. Сэм в Нью-Йорке руководил работой с клиентами в брокерской фирме.
Их дружба не угасла благодаря электронной почте. Они регулярно обменивались новостями, и, когда Санджай решил обратиться за средствами к американским источникам, чтобы придать новый импульс своим проектам, он, естественно, обратился к Сэму. Сам он терпеть не мог разговоры о деньгах, что для бизнесмена было существенным недостатком.
Утро ушло на составление досье, которое предстояло подать на рассмотрение инвесторам. В цифрах будущее выглядело заманчиво, однако Сэм счел, что Санджай излагает материал слишком сбивчиво, и все время заставлял его возвращаться к началу.
— Ты все запутываешь и постоянно отклоняешься от темы. Наши доверители должны разглядеть в тебе долговременного партнера, а не просто создателя приложения, пусть даже гениального. Индия пробуждает у них мечты.
— Хочешь, чтобы для экзотики я надел тюрбан и раскатисто произносил «р»?
— Да уж это было бы получше, чем твои джинсы и мятая рубашка! В Америке головастых программистов пруд пруди, а вот мысль о сотнях тысяч пользователей твоей социальной сети в одном только регионе Мумбаи вызовет у финансистов обильное слюноотделение.
— Так, может, тебе перед ними и выступить? Похоже, ты лучше меня знаешь, что можно говорить, а что — нет.
Сэм внимательно посмотрел на друга. Санджай происходил из состоятельного индийского рода, а родители Сэма были простыми коммерсантами из Висконсина, которым потребовалось десять лет, чтобы выплатить кредит за его учебу.
Сейчас, добившись успеха, он доказал бы своему боссу, что способен справляться с крупными проектами, и, возможно, — чем черт не шутит! — заслужил бы место ассоциированного партнера, а это уже шанс по-настоящему изменить жизнь.
Будучи прагматиком, он и не думал завидовать Санджаю, наоборот, друг его восхищал. Он собирался использовать авторитет семьи друга для привлечения клиентов, несмотря на то что сам Санджай по достаточно веским причинам этого не желал.
— Почему бы и не выступить? — произнес Сэм. — На факультете я был сильнее тебя в устных выступлениях.
— Если бы языком обучения был хинди, ты запел бы по-другому!
— Это еще бабушка надвое сказала! Ступай, прогуляйся; когда вернешься, я ознакомлю тебя с презентацией твоего проекта, тогда и скажешь, кто из нас более убедителен.
— Когда мне вернуться, чтобы оценить твое творение?
— Через часок: мне этого хватит! — заверил его Сэм.
Выйдя на улицу, Санджай очутился перед оградой парка. Трубача след простыл, от его «Маленького цветка» осталось одно воспоминание. Санджай позвонил тетушке и пригласил ее пообедать с ним.
Через полчаса он встретил Лали у фонтана в Вашингтон-сквер-парке.
— Меня тянет на изысканную кухню, сама выбери лучший здешний ресторан. Я угощаю, — сказал Санджай.
— Чего ради сорить деньгами? Я приволокла целую корзину вкусной снеди.
Наблюдая, как она расстилает на траве бумажную скатерку и выкладывает на нее картонные тарелки и пластмассовые приборы, Санджай гадал, чем так прогневал саму Судьбу.
— Как странно — встретиться в этом парке! — произнесла Лали со вздохом.
— Ничего странного, здесь рядом работает мой партнер.
— Мой партнер тоже трудится поблизости.
— Каким был в детстве мой отец?
— Очень сдержанным, всегда наблюдал за другими. Ты на него похож. Не отрицай, ты вчера весь вечер не отрываясь смотрел на Дипака, только вряд ли что-то разглядел. Он сидел насупленный, а ведь за этой мрачной миной прячется человек, полный сюрпризов. Он до сих пор не перестает меня удивлять.
— Чем он занимается?
— Ты учинил мне допрос, а о себе помалкиваешь! Он водитель.
— Такси?
— Лифта! — прыснула Лали. — Всю жизнь провел в кабине, еще более древней, чем он сам.
— Как вы познакомились?
— В парке Шиваджи. Я обожала ходить на крикетные матчи, каждое воскресное утро туда убегала. Ненадолго обретала свободу. Если бы мой отец узнал, что я хожу глазеть на парней на стадионе, мне бы не поздоровилось. Дипак был неподражаемым забивающим. В конце концов он обратил внимание на девушку, сидевшую в одиночестве. Я в молодости была хорошенькой! Как-то раз — счет был еще равный — Дипак засмотрелся на меня и пропустил свой бросок. Все страшно удивились: его как огня боялись боулеры из команды соперников. Да, удивились все, кроме меня. После матча он поднялся на трибуну и сел двумя рядами ниже меня, чтобы никто не заподозрил, что мы проявляем интерес друг к другу. Он сказал, что из-за меня подвергся серьезному унижению и что у меня есть только один способ оправдаться — снова с ним увидеться. В следующее воскресенье я пришла опять, только в тот раз мы вышли из парка и стали прохаживаться вдоль залива Махим. Потом мы сидели у подножия храма перед молом. Разговорились — и никак не могли остановиться. Скоро сорок лет, как мы вместе, и, когда он утром уходит, я начинаю по нему скучать, да так сильно, что порой иду гулять сюда, в Центральный парк. Он работает в начале Пятой авеню, в доме номер двенадцать. — Для пущей наглядности она показала пальцем на арку посреди парка. — Но он терпеть не может, когда я беспокою его на службе. Этот проклятый дом — его царство.
Лали умолкла и внимательно посмотрела на племянника.
— Ты похож на меня, а не на моего брата. Я вижу это по твоему взгляду.
— Что же ты там видишь? — насмешливо спросил Санджай.
— Гордость и мечты.
— Мне пора идти работать.
— Возвращаешься в свой хай-тек? — спросила она.
— Так называется не конкретное место, а все мое царство. Сегодня вечером не ждите меня к ужину, я буду занят. Когда приду, постараюсь не шуметь.
— Я все равно услышу. Хорошенько повеселись, а завтра или когда-нибудь еще мы с тобой обязательно побываем в моих любимых местах.
Санджай проводил тетю до станции метро. Возвращаясь в офис Сэма, он увидел зеленый козырек дома № 12 по Пятой авеню.
Холл рассказывает историю дома, истории его жильцов — незнакомых друг с другом людей, неведомо почему поселившихся рядом. Лестничные клетки помнят главные моменты их жизни — рождения, браки, разводы, кончины, — но толстые стены буржуазных домов надежно хранят их заветные тайны.
Холл, куда зашел Санджай, был обит дубовыми панелями. Огромная люстра с хрустальными подвесками озаряла изысканную роскошь, отражалась в мраморе пола в виде звезды с длинными лучами. Все здесь было тщательно продумано, на всем лежал отпечаток неповторимости. Бакелитовый телефон, стоявший на крышке конторки, был позаимствован из былых времен: когда-то по нему вызывали привратника, но древний аппарат уже давно лишился голоса. Рядом лежала открытая черная тетрадь с тщательно выведенными именами посетителей. За конторкой дремал сам Дипак. Звук открывающейся двери не вывел его из сладкого забытья.
Санджай кашлянул, Дипак вздрогнул.
— Чем я могу вам помочь? — вежливо осведомился он, поправляя на носу очки. Разглядев вошедшего, он нахмурился: — Что ты здесь делаешь?
— Пришел полюбоваться местом, о котором уже наслышан от тети.
— Ты никогда не бывал в приличном многоквартирном доме? Наверное, ты живешь в трущобах Дхарави?
— Мне захотелось увидеть знаменитый лифт…
— Что тебе о нем наплела Лали?
— Лифт, судя по всему, великолепен. Управляться с ним способен только подлинный мастер.
— Так и есть, — согласился Дипак, поддавшись на лесть.
Он огляделся, удостоверился, что они одни, взял фуражку и водрузил ее себе на голову. Санджай не мог не признать, что в этом щегольском облачении супруг его тети очень похож на капитана океанского лайнера или командира воздушного судна.
— Что ж, — проворчал Дипак, — в такой час визитеры вряд ли нагрянут, так что иди за мной, устрою тебе экскурсию, только соблюдай осторожность. Понял?
Санджай кивнул. У него было чувство, будто ему позволили посетить музей после закрытия. Дипак отодвинул решетку лифта и пригласил племянника в кабину. Со значением положив руку на рукоять, он взял небольшую паузу, словно подчеркивая важность предстоящего путешествия.
— Слушай! — приказал он. — Здесь у каждого звука свой смысл.
Санджай услышал, как бежит ток по проводам, как оживает электромотор, как вздыхает, начиная подъем, видавшая виды кабина.
— Ты понял? — спросил его Дипак. — Звучит целая партитура. Каждый межэтажный пролет играет собственную ноту, и я узнаю их все с закрытыми глазами, они подсказывают, где я нахожусь, определяют секунду, когда мне надо опустить этот рычаг, чтобы мягко остановить кабину.
Лифт остановился на пятом этаже. Дипак посмотрел на спутника, ожидая бурного восторга. Казалось, для него все это имеет огромное значение, и Санджай сделал вид, что глубоко потрясен.
— Спуск еще прекраснее, он требует дополнительной сноровки, потому что противовес тяжелее нас, понимаешь?
Санджай важно кивнул. Но едва кабина тронулась с места, у Дипака зазвонил мобильный. Он потянул за рукоятку, и кабина замерла.
— Мы сломались? — спросил Санджай.
— Помолчи, я думаю. Меня вызывают на девятый этаж. — И он снова тронул рукоятку.
В этот раз кабина поднималась быстрее, чем раньше.
— Как я погляжу, вы можете регулировать скорость?
— Это, наверное, мистер Бронштейн, хотя час неурочный. Стой у меня за спиной и помалкивай. Если он с тобой поздоровается, ответь, изобрази посетителя.
На девятом этаже лифт ждала девушка в инвалидном кресле. Она развернулась спиной к кабине, чтобы было удобнее въезжать.
— Добрый день, мисс, — вежливо поприветствовал ее Дипак.
— Добрый день, Дипак. Собственно, мы с вами уже дважды здоровались сегодня, — отозвалась она, заезжая в кабину задним ходом.
Санджай вжался в стену кабины у нее за спиной.
— Вы не остановитесь, чтобы высадить этого господина? — спросила она, когда они поравнялись со вторым этажом.
У Дипака не было времени оправдываться: они уже приехали на первый. Он отодвинул решетку и в последний момент отстранил Санджая, бросившегося помогать Хлое выехать из лифта, после чего поспешил в холл и отворил перед ней дверь.
— Такси, мисс?
— Да, будьте так любезны, — ответила она.
Внезапно ход событий резко ускорился. Появился курьер с пакетом, одновременно на конторке раздалось три звонка. Дипак попросил парня подождать, чем вызвал у того сильное неудовольствие.
— Три звонка — это мистер Моррисон, — проворчал Дипак. — Нет уж, сначала я усажу вас в такси.
— А кто займется моей посылкой? — возмутился курьер, выскакивая следом за ним на тротуар.
Хлоя отобрала у него пакет, положила себе на колени и расписалась в квитанции.
— Это для Леклеров, — прочла она. — Любопытно, что здесь?
Дипак выразительно посмотрел на племянника, застывшего под козырьком. Тот, подойдя к Хлое, взял у нее пакет.
— Я положу это на конторку. Или вы хотите сперва взглянуть, что внутри?
Он зашел в дом и почти сразу вернулся. Дипак стоял посреди мостовой со свистком в зубах и вытянув руку — ловил такси. Мимо уже проехали три желтые машины с зажженным фонарем на крыше.
— Не хочу вмешиваться не в свое дело, — обратился к нему Санджай, — но звонки не умолкают.
— Поднимитесь за Моррисоном, Дипак, я справлюсь сама, — сказала Хлоя.
— А я займусь такси, — предложил Санджай, подойдя к дяде.
— Только учти, ей подойдет не любое, — шепнул ему Дипак, — а только с отодвигающейся дверцей.
— Я понял. Не знаю, кто такой этот Моррисон, но ждать он явно не любит.
Поколебавшись, Дипак вернулся в дом, оставив Санджая наедине с Хлоей.
— Все хорошо? — обратился он к ней.
— Почему нет? — холодно ответила она вопросом на вопрос.
— Просто так. Мне показалось или вы что-то сказали?
— Мне надо было выехать раньше, теперь я опаздываю.
— Важная встреча?
— Еще какая… надеюсь.
Он выскочил на мостовую и остановил такси — не той модели, о которой говорил ему дядя.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы бросаетесь под колеса проезжающего транспорта, — сказала ему Хлоя, подъезжая. — Не хочу быть неблагодарной, но, боюсь, в эту машину мне не погрузиться.
— Вы говорили, что опаздываете?
Не дожидаясь ответа, Санджай наклонился, взял ее на руки и аккуратно усадил на заднее сиденье. Потом сложил кресло, засунул его в багажник и захлопнул ее дверцу.
— Вот так! — сказал он, очень довольный собой.
Хлоя внимательно смотрела на него.
— Можно задать вам один вопрос?
— Конечно! — Он подошел вплотную к машине.
— Как мне быть, когда меня доставят на место?
Санджай застыл в растерянности.
— Во сколько у вас встреча?
— Через пятнадцать минут. Успею доехать, если не будет пробок, а вот дальше…
Санджай посмотрел на часы, обошел машину и уселся рядом с Хлоей.
— Поехали! — приказал он.
— Куда мы едем? — насторожилась Хлоя.
— Туда, куда нужно вам.
— Угол Парк-авеню и Двадцать восьмой улицы.
— Мне в ту же сторону, — сказал он, и такси тронулось с места.
Оба молчали. Хлоя отвернулась к своему окну, Санджай — к своему.
— Нет причин смущаться, — проговорил он. — Я помогу вам выйти, а потом…
— Я вспоминала свою недавнюю шутку в парке. Надеюсь, вы правильно истолковали мои слова. Прошу меня простить, я не подумала, что в таком огромном городе мы можем повстречаться снова, да еще в тот же день. Как вы попали ко мне в лифт?
— Катался вверх-вниз.
— Это ваше любимое развлечение?
— Что у вас за важная встреча? Если вопрос нескромный, можете не отвечать.
— Я еду на кастинг. Мечтаю получить роль. А у вас что за дело на Двадцать восьмой?
— Тоже подобие кастинга — встреча с инвесторами.
— Вы трудитесь в сфере финансов?
— Вы хотите сниматься в кино или на телевидении?
— Вот не знала, что мы так похожи на индусов!
— Мы?..
— Я еврейка. Неверующая, но еврейка.
— И чем же мы, по-вашему, похожи?
— Манерой отвечать вопросом на вопрос.
— Разве нельзя быть индийским евреем?
— С этим я, пожалуй, соглашусь.
Машина затормозила у тротуара.
— Минута в минуту! Я подробно объясню вам, чем занимаюсь, если нам снова доведется встретиться, — сказал Санджай, вылезая.
Он открыл багажник, разложил кресло и усадил в него Хлою.
— Зачем нам встречаться?
— Удачи вам с ролью! — сказал он и снова сел в такси.
Она проводила взглядом машину, развернувшуюся на перекрестке и уехавшую обратно, в направлении Нижнего Манхэттена.
Всю дорогу у Санджая вибрировал мобильный, но он не решался отвечать на звонки. Видимо, Сэм был вне себя от нетерпения.
Санджай ничем не мог оправдать свое очередное опоздание, как и объяснить, почему у него такой блаженный вид. Сэм принял его холодно. Прослушав заготовленное другом выступление, Санджай счел его недостаточно поэтичным, но постеснялся высказать свое мнение.
Решение было принято: назавтра Сэм представит проект одному из самых крупных клиентов, Санджай будет только присутствовать.
После ужина в Чайна-тауне Сэм предложил отвезти Санджая в отель.
— Благодарю за любезное предложение, но я ночую в Испанском Гарлеме, — ответил Санджай.
— Что ты забыл в Испанском Гарлеме? — встревожился Сэм.
Санджай объяснил, что по недоразумению ему пришлось остановиться у тетушки.
— Почему ты не попросил приглашение у меня?
— Я и так тебя достаточно загрузил.
— Ты больной, что ли? Пожертвовать комфортом шикарных апартаментов, круглосуточным обслуживанием, завтраками прямо в постель в «Плазе» и поселиться у чужих людей — это даже не безрассудство, а прямо-таки самоотречение.
— Они мне не чужие, — возразил Санджай, садясь в такси.
Пружины раскладного диванчика изрядно намяли Санджаю спину. Он встал и раздвинул занавески. Шум и оживление на улицах Испанского Гарлема снова вернули его в Мумбаи. Веря в приметы и знамения, он не мог отделаться от мысли, что не просто так он очутился в этой комнатушке с видом на пуэрто-риканскую бакалейную лавчонку, у тетки, которую раньше в глаза не видел. Он, принявший решение сбежать от родни!
Разрыв произошел в тот день, когда его отец скоропостижно скончался в разгар семейной трапезы. Едва он отошел в мир иной, как дядья Санджая уже заспорили о будущем отеля «Мумбаи Пэлас». Тогда он и дал себе слово никогда не быть похожим на них. Он молча слушал, как они в уклончивых выражениях обсуждали наследство и новое распределение ролей в правлении компании. Потом, не выдержав, он ушел, чтобы погоревать в одиночестве у тела отца, который многому его научил, но с которым сам он почти ничем не успел поделиться. Дядья постановили, что мать не сможет растить сына в одиночку, и решили взять сироту под свое покровительство. Тогда Санджай и поклялся от них сбежать.
Его детство и юность были суровыми, ни пансионы, ни череду наставников он не вспоминал добрым словом. Он с нетерпением ждал каникул и встречи с матерью. Потом его отослали еще дальше, в Оксфорд; вернувшись из Англии, он окончательно порвал связи с родней. Однажды он случайно встретил школьного приятеля. И они заговорили о девушках. Негласные правила позволяли только невинные встречи. Решение, кому кого любить, принимала семья.
И тогда Санджаю пришла в голову идея. У них отнимают беспечность юности? Значит, нужно найти средство, чтобы получить от нее максимум удовольствия. Какое средство? Интернет-приложение, которое позволяло бы знакомиться и встречаться, не полагаясь на волю случая, расширить выбор, пока что ограниченный кругом семейных и профессиональных связей. Придуманная им социальная сеть быстро обогнала по степени продвинутости американские аналоги. Первая же версия его программы быстро привлекла тысячи пользователей, и с тех пор их количество только росло. Санджаю потребовались вложения в совершенствование пользовательского интерфейса, в наем персонала, аренду помещений и связь, позволяющую привлекать все больше народу. Он получил в наследство состояние отца, хотя большая его часть была вложена в акции отеля «Мумбаи Пэлас», треть из которых принадлежала ему. Успех приложения превзошел все ожидания. Уже через год после запуска у интернет-платформы были сотни тысяч пользователей. И теперь их число приближалось к миллиону.
В «Дейли Ньюс» появилась статья, посвященная этому успешному проекту, но ее автор поднял тему, взбудоражившую общественное мнение в Индии: созданная Санджаем социальная сеть неизбежно угрожала традиционным обычаям. Не наступит ли предел терпению, не вспыхнет ли возмущение, и если да, то как скоро? Статья не осталась незамеченной, из-за нее Санджай разругался со своими дядьями. Только мать приняла его сторону, хотя мало что понимала в занятиях сына. Он был счастлив, а для нее только это имело значение.
Потом она всерьез разболелась, и он, как-то раз сидя у ее изголовья, стал листать семейный альбом. Его взгляд задержался на незнакомом лице. Мать объяснила, что молодая женщина на фотографии — сестра его отца, тетя, с которой он никогда не встречался, потому что она бросила родных, вышла замуж за какого-то неудачника и уехала с ним в Штаты.
Мать выздоровела, и Санджай с головой погрузился в свои дела. Растущий бизнес требовал притока финансов. Индийские банки не спешили давать кредиты по этическим соображениям: бизнес Санджая неустанно подвергался нападкам консервативной прессы. Потому он и надумал попытать счастья там, где его конкуренты процветали… Запрос визы, письмо к незнакомой тетушке, недоразумение — и вот его бока подвергаются немилосердным атакам пружин на раскладном диване.
Санджай задернул занавеску. Ему не терпелось узнать, каким будет следующее знамение…
— Не спится? — поинтересовалась Лали, приоткрыв дверь и заглядывая к нему в комнату. — Представляешь, мне тоже! Бессонница замучила. Не знаю, недуг это или благословение: чем меньше спишь, тем больше видишь, согласен?
— У врачей другое мнение.
— Ты не проголодался? Хочешь, что-нибудь разогрею? Идем, Дипак спит, не бойся. — Она покосилась на свою спальню. — Даже если начнется землетрясение, оно его вряд ли разбудит.
Санджай сел за кухонный стол, Лали достала блюдо с бебинкой и отрезала два толстых куска. Кухня наполнилась запахом миндаля и кокоса.
— А с тобой-то что? Тоже бессонница или разница часовых поясов?
— Ни то ни другое, просто мысли.
— У тебя неприятности? Деньги нужны? — спросила Лали.
— Ничего подобного! С чего ты взяла?
— Знаю я твоих дядьев! Когда умер мой отец, они лишили меня моей части наследства. У меня было, правда, подозрение, что принадлежавшие ему обветшавшие хоромы стоили гроши, но это дело принципа, понимаешь? — С этими словами она достала из сумки кошелек.
— Пожалуйста, убери, я прекрасно справлюсь сам.
— В одиночку ничего не добьешься. Те, кто считает иначе, излишне самоуверенны.
— А твой муж? Он в своем лифте один-одинешенек.
— Дипак работает вместе с коллегой, каждый вечер заступающим в ночную смену. Я мирилась со всеми его причудами, даже с самыми бессмысленными, предоставила ему полную свободу. У меня было к нему единственное требование: чтобы спал у меня под боком.
— Вы вправду уехали из Индии ради того, чтобы жить вместе?
— Не знаю, как там с этим сейчас, но в наше время браки устраивали родители, а молодые даже пикнуть не могли. Но у меня не такой характер, чтобы повиноваться. Дипак не принадлежал к нашей касте, но мы полюбили друг друга и решили: будь что будет, но мы не позволим старым хрычам решать за нас. Мы, конечно, не в полной мере понимали, что значит «будь что будет». Нам пришлось бежать из Мумбаи, иначе твой дед или кто-нибудь из твоих дядьев прикончил бы Дипака.
— Папа ни за что такого не допустил бы!
— Он встал на сторону мужчин, для меня это стало страшным предательством. Сначала твой отец был единственным моим сообщником из троих моих братьев. Он мог бы выступить в мою защиту, бросить вызов архаичным правилам нашего семейства, где царило лицемерие, но он этого не сделал. Хотя напрасно я тебе такое про него рассказываю, это нехорошо…
Была уже глубокая ночь. Санджай и Лали наконец расстались, но ни ему, ни ей так и не удалось уснуть.
В доме № 12 по Пятой авеню все давно спали, кроме миссис Коллинз, у которой прозвонил будильник. Милая немолодая дама, занимавшая квартиру на шестом этаже, надела халат и вышла в гостиную. Там она накрыла черным шелковым платком клетку с попугаем, потом отправилась в кухню, чтобы отпереть служебную дверь. Дальше ее путь лежал в ванную, где она нарумянила перед зеркалом щеки, побрызгалась духами. Снова растянувшись на кровати и укрывшись, она стала листать журнал, чтобы скрасить ожидание.
День, когда я вышла из больницы
Сначала я пользовалась деревянной доской. Клала ее как мостик между кроватью и сиденьем кресла и переползала по ней с кровати в кресло. Этому фокусу меня научила Мэгги. Я была не первой ее пациенткой, к тому же она умела так замечательно объяснять разные невеселые вещи, что я даже не успевала испугаться. Она заверила меня, что в конце концов я смогу обходиться без доски — при условии, что натренирую мышцы рук. Столько лет заниматься бегом, накачать железобетонные икры и лодыжки — чтобы, оставшись без них, опять начать с нуля, с плеч и затылка…
Однажды утром доктор Малдер сказал мне, что больше у него нет причин держать меня в больнице. Он сообщил об этом с грустным видом, и я решила, что он предпочел бы, чтобы я полежала еще. Я успела слегка в него влюбиться, к тому же милосердная Мэгги выдала мне последнюю таблетку окси, вот я и предложила ему выписаться отсюда вместе со мной. Он посмеялся, похлопал меня по плечу и признался, что гордится мной. А потом велел собираться, потому что внизу меня уже ждут. Кто меня ждет? Увидите, ответил он с загадочной улыбкой — из-за этой его улыбки я была готова хоть сейчас выскочить за него замуж.
Я ничего не поняла, в тот момент у меня в голове была единственная мысль: наглядеться на него, пропитаться его запахом, пока еще оставалась возможность. Меня ждало теперь совсем другое будущее: без доктора Малдера — и все же с ним.
Сидя в кресле, которое вез мой отец, я поехала по коридору. Сиделки, медсестры, технический персонал, дежурные врачи — все показывали большой палец, провожали меня аплодисментами, поздравляли. Вот чудаки! Это я должна была выражать им свое восхищение и обнимать их. Мне хотелось сказать, что здесь, познакомившись с ними, я узнала, что такое человечность: раньше я имела о ней лишь смутное представление, а теперь она дала мне силы превозмочь боль. Но на этом сюрпризы не закончились: очутившись в больничном холле, я остолбенела.
Журналисты, операторы, камеры со вспышками, полицейские, защищавшие меня, и добрая сотня совершенно незнакомых людей, съехавшихся со всего города, чтобы меня поприветствовать, — вот кто меня поджидал! Я разревелась, как кающаяся Мария Магдалина, потрясенная всем этим вниманием. В машине я еще немного поплакала, поняв, что меня поздравляли не с тем, что я почти достигла финишной черты, а с тем, что вообще выжила.
