25
В понедельник утром все, казалось, вошло в привычную колею. В 6:15 Дипак отворил служебную дверь дома № 12 по Пятой авеню. Переодевшись в униформу, он пригладил волосы, надел фуражку и напоследок оглядел себя в зеркале на дверце шкафчика. Потом поднялся в холл и принялся драить кабину лифта. Сначала тряпочкой с воском — лакированное дерево, потом другой тряпочкой — медную рукоятку.
Час пик прошел в молчании — впервые за 39 лет. В лифте слышалось только гудение мотора, шуршание противовеса и негромкий лязг решетки (сколько ни смазывай, все равно скрежещет!).
Понедельник начался под знаком решимости: первым ее продемонстрировал Дипак.
Без чего-то десять он позвонил в дверь конторы Грумлата и подал заявление об уходе.
— Я буду работать до тех пор, пока не привезут и не установят новый комплект оборудования, — произнес он без малейшего волнения.
Бухгалтер пробежал глазами бумагу, которую ему вручил Дипак.
— Как же ваш рекорд? — спросил Грумлат.
— Вы о нем знали?
— Как и все остальные.
— Смысл моей жизни — жена, все остальное всего лишь гордыня, — ответил Дипак, уходя. — Об одном прошу: если у них возникнет желание устроить мне торжественные проводы, отговорите их, я не хочу.
При виде Хлои, появившейся в здании в десять с небольшим в красивом платье, в котором он ее еще не видел, Дипак сказал ей комплимент и предупредил, что максимум через полтора месяца покинет свой пост. На этот раз он взял ее за руку.
— Мы сохраним о вас самые прекрасные воспоминания, мисс, вы много для меня значили. Никогда не забуду то, что вы для меня сделали.
Увидев, что у нее на глаза наворачиваются слезы, Дипак не стал продолжать.
Санджай поведал о своем решении Сэму, который выслушал его не перебивая.
— Ты закончил? — спросил он наконец.
— По-моему, я тебе все объяснил.
— С тех пор как ты скормил мне несъедобный гамбургер, меня мучает один вопрос. Ты употребляешь наркотики?
— Не смешно.
— Еще уморительнее то, что ты вознамерился отправить меня в Индию управлять твоей компанией, а сам — возглавить американский филиал.
— Очень разумная идея. Здесь придется все развивать, тогда как там…
— Иными словами, я заделаюсь твоим боссом?
— Иными словами, да!
— Заманчиво. Я же бегло говорю на хинди, поэтому мне не составит ни малейшего труда управлять сотней с лишним сотрудников. Так и вижу себя на производственном совещании!
— В Мумбаи все двуязычные.
— Надо еще понимать ваш английский! А девушка, которую ты встретил, конечно же не имеет ни малейшего отношения к твоему решению, да?
— Как раз имеет, и немалое. А еще Лали.
— Твоя тетка-то здесь при чем?
— Это долгая история. Ну как, ты согласен?
— Мое первое указание в качестве начальника: отвяжись от меня и катись!.. Хотя нет. — Он что-то нацарапал на клочке бумаги. — Поезжай-ка в этот офис, он сдается, и стоимость аренды вполне разумная. А мне надо подумать. Прежде чем уехать, подпиши контракты с Мокимото. Получишь их у Джеральда.
— Джеральд?
— Мой будущий помощник, его кабинет в конце коридора, ты не заблудишься.
Стоя у окна, Сэм наблюдал, как Санджай садится в такси. Он отправил его в ИКЕА в Парамусе, дальнем пригороде Нью-Йорка, чтобы успеть кое-что предпринять, пока друг не сообразит, что с ним сыграли шутку.
В одиннадцать часов Сэм вошел в холл дома № 12 по Пятой авеню и попросил отвезти его на девятый этаж.
— Вас ждут? — насторожился Дипак.
— Я друг Санджая, — признался Сэм.
Возвращаясь из Парамуса, Санджай отправил Сэму полное гнева сообщение. Если Сэм не в состоянии сообщить ему правильный адрес в пригороде Нью-Йорка, в Мумбаи его ждут серьезные проблемы! Несмотря на напряженное движение, он умудрился не опоздать на встречу с Вулвордом, своим адвокатом.
В семь вечера Санджай приехал сменить дядю. Тот сообщил ему о своем решении.
— Ты больше не обязан здесь работать и сможешь сам определить дату увольнения. Я, правда, предпочел бы, чтобы жильцы были предупреждены заблаговременно, хотя бы за двое суток. Я всегда буду благодарен тебе за то, что ты для нас сделал. Вернее, в первую очередь для меня. Не знаю, смогу ли когда-нибудь сполна с тобой за это расплатиться.
— Я знаю, как вы можете это сделать. Я знаком с человеком, который мог бы научить меня неподражаемому крикетному броску.
Во взгляде Дипака появилась нескрываемая гордость.
— Ты серьезно?
— Знаю, это непростая задача, но тот, кто не пытается, остается с пустыми руками.
— Приходи в воскресенье в полтретьего на лужайку, только захвати нормальную форму, иначе урока не будет. Понятно?
— Лали знает, что вы увольняетесь?
— Она раньше меня знала, что я приму такое решение.
— Как же тогда покорение вершины Нандадеви?
— Теперь я думаю, что отказаться от мечты, которую вынашивал столько лет, — это тоже весомый поступок. Не говори этого Лали, я поклялся ей, что никогда не повзрослею окончательно.
Дипак похлопал Санджая по плечу, потом расчувствовался, обнял его и расцеловал.
Попрощавшись с племянником, он отправился к другу в больницу.
— Ты сделал то, что следовало сделать, — важно проговорил Ривера.
— Ты говоришь так потому, что я не оставил тебе выбора. Надо было сначала с тобой посоветоваться, хотя это ничего не изменило бы.
— Учитывая твое упрямство, так бы и произошло. Как видишь, у меня отлегло от сердца. Вчера вечером я тоже решил уйти на пенсию: теперь, когда с уходом за моей женой все определилось, я могу себе это позволить.
— Если тебе так хочется, зачем себя этого лишать? — беспечно бросил Дипак, беря со столика журнал.
Его легкомысленный тон так уязвил Риверу, что он потянулся и отобрал у гостя журнал:
— Ты не хочешь спросить, откуда у меня появились деньги?
Дипак посмотрел на часы и лукаво проговорил:
— Так и думал, что пять минут ты продержишься, но больше — никак. Будем считать, что виноваты лекарства.
— Я должен поделиться с тобой своей тайной, только пусть она останется между нами. Обещаешь?
— Кажется, в этом и есть смысл любой тайны?
— Я не просто так говорил тебе, что это дело рук кого-то из дома…
— Это и есть твоя сногсшибательная тайна? — со вздохом перебил Риверу Дипак.
— Дай мне договорить! Ожерелье никто не крал, это мошенничество, обман страховой компании. Она пошла на этот риск ради меня, и теперь я намерен посвятить себя ей одной.
— Спасибо за откровенность, только я давно сам это понял.
— Так я и поверил! — отмахнулся Ривера. — Как же ты любишь важничать!
— Есть индийская поговорка: «Укравший яйцо украдет и курицу». Хочешь, поделюсь другим секретом, только это уже настоящая тайна? Монтажный комплект для лифта испортила твоя возлюбленная, Хлоя была ее сообщницей, а я постарался уничтожить улики.
Ривера потерял дар речи, а страшно довольный Дипак подобрал с пола журнал и поднялся со стула:
— Пожалуй, я почитаю это в метро. С тебя хватит детективов. Я поехал к жене.
Санджай ждал полуночи, чтобы запереть входную дверь. Несколько минут назад он оттащил наверх Моррисона, а так как тот попытался завести в лифте разговор, Санджаю пришлось орать ему в самое ухо, чтобы не позволить неожиданно отключиться.
Потом он поднялся на девятый этаж и трижды позвонил в дверь Хлои, но так и не дождался ответа. Полный досады, он решил, что пришел слишком поздно и она уснула. Опечаленный тем, что она не оставила ему сообщения, он спустился ночевать в холл.
Утром, после прихода Дипака, Санджай поспешил на первую за день встречу. Выбежав на тротуар, он сразу посмотрел на окна девятого этажа, надеясь разглядеть силуэт женщины, по которой за ночь успел соскучиться.
Адвокат Вулворд ждал его в кафе недалеко от своего офиса. У него для клиента были новости, как он считал, прекрасные.
— Ваши дядья не стали тянуть с ответом на мое обращение. Они так боятся, что вы займете законное место в правлении «Мумбаи Пэлас», что предлагают вам сделку: за пять процентов вашей доли они готовы профинансировать ваши американские проекты.
— Скажите им, что я отказываюсь, — твердо ответил Санджай.
— Не хотите подумать?
— Зачем? Они хотели войны — я объявляю им сразу две. Впредь пусть сидят и трясутся, поскольку я запустил в Индии процедуру возврата наследства. Через несколько месяцев моя тетя получит то, что ей причитается, после чего я создам акционерное общество с равными долями, в него войдут и эти два старых жулика.
Санджай поблагодарил Вулворда и заторопился на вторую встречу — в Испанский Гарлем.
Третья его встреча была с агентом по торговле недвижимостью в Сохо. Санджай высказал желание арендовать лофт с видом на Гудзон.
Его ждала и четвертая встреча — в доме № 12 на Пятой авеню.
— Ты явился раньше времени, даже странно! — приветствовал племянника Дипак.
— Вам не угодишь! Пока что я не буду вас сменять, а поднимусь на девятый этаж.
— Ее нет дома, — предупредил Дипак.
— Не страшно, я подожду.
Дипак кашлянул и выдвинул ящик конторки.
— Мисс Хлоя попросила передать тебе это, — сказал он, протягивая Санджаю письмо.
— Лучше поздно, чем никогда! Но письмо немного запоздало, я уже знаю, о чем оно.
— Сомневаюсь, — возразил со вздохом Дипак, — она отдала его мне только этим утром.
Санджай схватил конверт и метнулся на улицу, под козырек.
Санджай, из нас двоих эгоистка — я. Я никогда не задавала тебе вопросов о прошлом, о том, зачем ты приехал в Нью-Йорк. Я ничего не знала ни о твоем детстве, ни о том, какой путь ты прошел. Сегодня утром у меня был Сэм. Не упрекай его, он повел себя как друг. Принятое тобой решение, безумный проект, который ты предложил, ему безусловно выгоден, но то, как он мне о нем рассказал, доказывает, что он человек бескорыстный.Мы никогда не говорили о том, что со мной произошло, и меня это устраивало. Я не хотела никому об этом рассказывать, даже психотерапевту, обучавшему меня своей профессии. Для меня важнее всего было восстановиться. Но нежданное счастье, которое пришло ко мне в день нашей встречи в парке, требует, чтобы я была с тобой откровенна. Да, ты мне понравился в тот самый миг, когда сел на соседнюю скамейку, — разве иначе я заговорила бы с тобой? Я была права, в тот момент, когда двое находят друг друга, всегда звучит музыка. Итак, вот история того дня, когда остановились мои часы.
На старте нас были тысячи. За несколько недель до этого я должна была улететь во Флоренцию, но жизнь распорядилась иначе. Утро начиналось прекрасно, небо было ослепительно-синим, меня подгонял легкий ветерок. Одни бежали за свои команды, другие — чтобы порадовать родных, кто-то вроде меня — чтобы доказать себе, что я могу преодолеть саму себя, а не только соперников. Таков дух марафона.14:47. Авеню Содружества, поворот направо, на Герфорд-авеню, потом налево.14:48. Вот и Бойлстон-стрит, финишная прямая. Ветерок колышет флаги всех стран мира, зрители подбадривают нас из-за ограждения, кричат: «Браво!», «Еще сто метров!», «Еще пятьдесят!», «Ты можешь!», «Осталось немного!», «Мы с тобой!»…14:49. Я поднажала, собрав последние силы, я была как развинченная кукла, но нельзя же было рухнуть, когда до цели так близко! Я свернула к ограждению, чтобы отдышаться, не думая о тех, кто у меня за спиной. И вдруг…14:50. Взрыв бомбы подбросил меня над мостовой.
Тротуар, куда меня отшвырнуло взрывной волной, был затянут едким дымом. Несколько секунд я не верила, что вся эта кровь, в которой я плаваю, — моя. Потом ко мне бросился мужчина, стягивая с себя на бегу ремень. Я не понимала, чего ему от меня надо. Он что-то говорил, но я не могла разобрать его слов, оглушенная пронзительным свистом. Приподняв голову, я увидела, что он затягивает у меня выше колен жгуты; при этом он приказывал кому-то сжимать изо всех сил мои раздробленные конечности. Кровь хлестала, выталкиваемая наружу ударами моего сердца. Я повернула голову и увидела разбросанные тела с оторванными конечностями, в тлеющей одежде, услышала вопли, стоны, подумала, что умираю и никогда уже не побываю во Флоренции. Потом страдания других пересилили мои собственные — не потому, что я была такой уж смелой, а потому, что, видя весь этот ужас вокруг, я не верила тому, что все это правда, и цеплялась за жизнь. Меня положили на носилки, люди разбегались в разные стороны, одна женщина сказала, что у меня синие губы и это значит, что я потеряла много крови, все вокруг заволокло мутной пеленой, потом что-то мерзко засосало внутри — и все померкло.Странное дело, самое яркое воспоминание — родители у моей койки, когда я очнулась в больнице, и слезы на глазах у отца.Санджай, точно так же как я не хотела тогда отказываться от этого забега, теперь я не хочу, чтобы ты из-за меня отказался от того, что создал.Не нужно много времени для того, чтобы по достоинству оценить такого мужчину, как ты. Однажды ты прямо спросил меня, какое расстояние нас разделяет — целый океан или всего восемь этажей. На самом деле оно гораздо больше: ровно сорок сантиметров.
Мне пора побывать во Флоренции. Когда ты будешь читать это письмо, я уже буду лететь в Италию. Я дала себе слово очень многое сделать! Это твоя заслуга или твоя вина, потому что в номере «Плазы», где мы любили друг друга, ты вернул мне свободу и подарил крылья.Столько людей по неведомым причинам проходят мимо друг друга, ты сам сказал мне об этом. Но мы поступили по-другому и пережили мгновения счастья — помнишь, ты тоже о них говорил? Они навсегда останутся со мной, как и частица тебя.Прости, что пишу тебе, вместо того чтобы сказать, но я не создана для расставаний.Когда-нибудь я буду гулять по улицам Мумбаи и дышать одним с тобой воздухом. Я знаю, это сделает меня счастливой. Быть может, мы даже встретимся в парке.С нежностью, бесконечно твояХлоя
— Сегодня утром она собрала чемодан и уехала. Взяла с меня слово, что я не стану звонить тебе, — объяснил Дипак, выйдя под козырек к Санджаю.
Тот сложил письмо и спрятал в карман.
— Ну и дурак же я был!
— Три правила! Я просил тебя соблюдать три маленьких правила — неужели это так трудно?
— Трудно! — огрызнулся Санджай.
— Подожди здесь, я сейчас.
Дипак вышел на улицу в обычном костюме.
— Идем, Лали ждет нас к ужину. Мисс Хлое наши услуги больше не нужны, а остальные могут подняться по лестнице.
Санджай хотел остановить такси, но Дипак, верный своим привычкам, заявил, что они поедут на метро.
Лали накрыла стол на троих и приготовила любимое блюдо мужа.
Ужин начался в молчании, но под испытующим взглядом тетки Санджай выложил все без утайки.
— С ней должен был поговорить ты сам, а не Сэм! — упрекнула его Лали, когда он договорил. — Ты должен был ее убедить, что больше всего на свете хочешь быть с ней.
— Что это изменило бы?
— Все, дурень! Ты что, ничего не усвоил из моих рассказов?
— Можно мне узнать, что ты ему рассказывала? — с невинным видом спросил Дипак.
Лали притворилась, что не слышит, и снова взялась за племянника.
— Почему всегда уступки делаем только мы, почему только нам, женщинам, приходится все бросать и переезжать на чужбину? — возмущенно запричитала она.
— Не вмешивайся не в свое дело, Лали, — посоветовал ей Дипак.
— Разве судьба моего племянника — не мое дело? Когда мы были в его возрасте, ты не возражал бы, чтобы нам подставил плечо кто-нибудь из родственников.
— Флоренция большая? — вдруг спросил Санджай.
— Конечно нет! — успокоил его Дипак.
— У тебя есть минута! — рявкнула Лали, отбирая у него тарелку.
Дипак вытер губы, сердито бросил на стол салфетку и впервые за всю 39-летнюю карьеру нарушил самое священное из своих трех правил:
— Мисс Хлоя у матери в Коннектикуте. Чтоб ты знал, я уговаривал твою тетю жить без меня, а потом спохватился и предложил уехать со мной и вместе строить новую жизнь. Но кому нужны советы старого лифтера? Раз всем наплевать, я иду спать!
