17

— Надо сказать, ты превзошел себя! — процедил Сэм.

— Что? Я ведь не опоздал! — запротестовал Санджай, швыряя на стол Сэма свой рюкзак.

— Начать с того, что тебе не мешало бы переодеться. Приперся во вчерашнем, да еще небритый!

— Извини, времени не хватило! — И Санджай так зевнул, что чуть челюсть себе не вывихнул.

— И ладно бы только это…

— Что еще?

— Ты теперь поешь в группе «Виллидж Пипл»? Что значит эта фуражка?

Санджай пощупал свою голову и обнаружил, что действительно забыл снять этот элемент униформы лифтера.

— Все понятно… Бурная ночь, завершившаяся только на рассвете. Надеюсь, оно того стоило.

— Учти, мне почти не удалось поспать.

— С кем? — насмешливо спросил Сэм, наклоняясь над столом.

— Долго объяснять. Это не то, что ты думаешь.

— Думаю я примерно то же, что рогатый муж, застающий у себя в шкафу незнакомого мужчину.

— Что у вас за мания всех на свете подозревать во вранье?

— Это доказывает, что мысли у меня правильные. Как ее зовут?

— «Отис».

— Это женское имя?

— Это фирма — производитель лифтов.

— Вы все в Мумбаи такие? Ты провел ночь в лифте?

— Ну да, что-то в этом роде.

— К твоему сведению, на случай поломки там существует кнопка вызова диспетчера.

— Кто тебе сказал, что лифт сломался?

Сэм достал из ящика стола электробритву и протянул ее Санджаю.

— Ступай в туалет, наведи красоту. Через пятнадцать минут у нас встреча. Постарайся придать себе презентабельный вид. И сними наконец эту фуражку!

На совещании Сэм живописал достоинства их проекта, сногсшибательную прибыль, которую он способен принести, сказочные возможности индийского рынка… Санджай все это время отчаянно зевал. Получив от него под столом записку, Сэм встревожился, не употребляет ли его друг запрещенные препараты. Спрятав записку в карман, он попытался кое-как завершить свою презентацию.

Проводив клиентов и бегом вернувшись, он застал Санджая прикорнувшим за столом, с закрытыми глазами.

— Перестань кривляться! Что за игры?

— Умоляю, дай хоть чуточку вздремнуть!

— Эта Отис так хороша? Я с трудом разобрал, что ты там накорябал.

— Как тебе то, что я написал?

— Смешно.

— Правда?! — Санджай немедленно проснулся.

— «Единственное, чего нельзя простить, — это неумение прощать». Ты сам это родил?

— По-моему, где-то прочитал. Но это красиво и исполнено глубокого смысла, ты не находишь?

— Нет, не нахожу. Но, так и быть, я тебя прощаю. Только постарайся прийти в себя до завтра.

— Это предназначалось не тебе, дурачок! У тебя больше опыта с женщинами, чем у меня. Я полон сомнений и нуждаюсь в твоем совете.

— В чем именно ты сомневаешься? — спросил Сэм.

— Она еще не решила, согласна ли, чтобы мы снова поговорили, поэтому я ей написал.

— Надеюсь, ты не провел ночь у нее на пороге? Жалкое было бы зрелище! Что ты натворил, что она так на тебя взъелась?

— Пока не знаю, что ее задело: уверенность, что я ее обманываю, или сама мысль о лифтере…

— Может, здесь сыграла роль твоя нелепая фуражка? О каком обмане речь?

— Я мог бы все ей объяснить, но ее реакция отбила у меня всякое желание.

— Что объяснить? — спросил Сэм, начиная злиться.

— Тебе никогда не хотелось произвести впечатление на женщину, не притворяясь, никого из себя не строя, ничего себе не приписывая, — таким, какой ты есть?

— Нет.

— Можно, я здесь немного посплю? Я тебе не помешаю, правда!

Сэм озабоченно посмотрел на Санджая.

— Оглядись и скажи, есть ли в этом помещении хоть что-нибудь, позволяющее принять его за гостиничный номер. Ну вот! Дело в том, что мой офис — не дом терпимости, а еще, если ты запамятовал, у меня есть босс! Рабочий день окончен, так что возвращайся домой — ну, или где там ночуешь…

— Раз так, я подыщу другое место, — пробормотал Санджай и ушел, пошатываясь от усталости, под укоризненным взглядом Сэма.

У него оставался один час до начала новой смены — ровно столько, чтобы успеть вернуться в Испанский Гарлем, принять душ и переодеться. Но встречаться с Лали, а тем более говорить с ней у него не было сил. Он прошел пешком два квартала, доплелся до Вашингтон-сквер-парка и растянулся на первой же скамейке.

Услышав характерный шорох, Санджай открыл глаза и увидел, как кресло Хлои поворачивает за угол аллеи. Он поскреб себе щеку, провел рукой по груди и нащупал листок бумаги. Там было написано: «Юмор — важнейшее качество. Мне очень нравится ваша идея».

Санджай спрятал записку в карман и побежал в сторону Пятой авеню. Увидев в витрине свое отражение, он забеспокоился, прилично ли выглядит. Субъект, спящий на скамейке, весь помятый, мягко говоря, малоаппетитное зрелище. Он не воспользовался парадным входом, а вошел в дом со служебного, чтобы, натянув форму, предстать перед Дипаком.

— Где твоя фуражка? — нахмурился дядя.

— Извините, забыл…

— Хотелось бы знать, где и при каких обстоятельствах… Пока что надень мою. Кажется, принять душ ты тоже забыл.

Ночь принесла покой. Санджай дожидался возвращения домой последнего жильца. Моррисон вошел в холл, сильно раскачиваясь, потом попятился и совершил разворот под козырьком. Санджай бросился ему на выручку, когда он уже собрался переходить на другую сторону улицы.

— Любите Гайдна? — спросил его Моррисон, икнув.

— Я его не знаю.

— Это какой-то ужас! Дерьмовое исполнение, если вам интересно мое мнение! Где это видано, чтобы контрабасист корчил гримасу при каждом движении смычка? Выпьем? Я знаю здесь рядом прелестный бар…

— Ваш лучше лечь спать, если, конечно, не возражаете.

— Молодой человек, это недоразумение, я никогда не ложусь. И вообще, я вас не знаю, кто вы такой? — спросил он, пока Санджай решительно вел его к лифту.

— Ваш ночной лифтер.

— В этом проклятом здании творится нечто непонятное. Мне объяснили, что поставят кнопки. Заметьте, никто не уточнил, на которую из них мне жать.

Санджай задвинул решетку и налег на рычаг. Кабина поехала вверх, а Моррисон сполз по стенке вниз.

— Три фразы! Я произнес всего три короткие фразы и не пел вам колыбельную, — прорычал от натуги Санджай, пытаясь поставить его на ноги.

Удерживая Моррисона на площадке в вертикальном положении, он перебрал несколько ключей из связки Дипака, пока не нашелся подходящий. В коридоре он задумался, какая из дверей ведет в спальню. Сам Моррисон даже не пытался ему подсказать. Спальня обнаружилась за третьей по счету дверью. Санджай уложил хозяина на кровать и, услышав, как тот стонет, преисполнился жалости и стащил с него ботинки. Протертые пятки носков и дырки на пальцах выразительнее всего свидетельствовали об одиночестве этого низенького дородного господина. Санджай снял с него пиджак, взбил подушки, укрыл спящего пледом и вышел из спальни.

Проходя мимо ванной, он заколебался, а потом решил, что риск невелик. Слишком заманчиво было встать под спасительный душ. Он схватил с полки жесткую мочалку и стал ожесточенно себя скрести.

Так же невозможно оказалось не поддаться соблазну и не прилечь на диван в гостиной: уж слишком ломило спину после ночи на мраморном полу в холле.

Санджай поставил время в будильнике сотового телефона и положил его под щеку на подушку. Закрывая глаза, он гадал, когда вечером Хлоя выйдет из квартиры. Что толку изображать лифтера, если она заперлась у себя? И какая его мысль так ей приглянулась? Он надеялся, что вскоре сможет сам задать ей этот вопрос.

В 4 часа утра давление в мочевом пузыре погнало Моррисона в ванную. На обратном пути он услышал доносившийся из гостиной храп, увидел спящего на его диване индийца и дал себе слово покончить с пьянством.