Книга: Мудрец. Сталкер. Разведчик
Назад: Глава 25
Дальше: Глава 27

Глава 26

1

– Вообще-то я не буду вам объяснять корни германского нацизма, господа, – сказал я. – Вы, как уверил меня товарищ Гордей, люди образованные – по нынешним меркам. То есть знаете, что сперва была гибель динозавров, а уж потом отмена крепостного права, но никак не наоборот…
Активисты подпольной организации «Да, нет!» недовольно зашумели. Ничего, потерпите, злее будете.
Мы расположились в подвале – правда, не в том, где со мной собирались расправиться зловещие старцы. Судя по нарам и двухъярусным лежанкам вдоль стен, здесь было бомбоубежище. Народ подобрался в основном молодой, но встречались и люди моего возраста. Минетжеров не наблюдалось, да и стариков не было, их вообще в городе осталось немного…
От чужих глаз нас прикрывал танцевальный зал наверху – не дорогой клуб вроде «Софьи Власьевны», а обычная дискотека или как там она нынче называется. Словом, «грязные танцы». Кстати, это расхожее заморское выражение вовсе не означает танцев с грязными намерениями: просто молодые американцы приходили на такие танцульки сразу после работы, не переодеваясь…
Это была уже третья моя лекция о «Меморандуме Крашке» – именно так именовался документ, завещанный мне Паниным.
– Жил в довоенной Германии молодой физик и музыкант Эрвин Альгримм… – начал я.
(Когда я приступил к изучению меморандума, то сперва обрадовался, что Клаус Крашке немец – думал, уж немец-то мне всё аккуратно разложит по полочкам. Куда там! У этого бременского архивиста в голове тоже была слегка упорядоченная каша, так что хлебнул я с ним лиха.)
…Юный тевтон был дьявольски талантлив, только никак не мог определиться между физикой и музыкой. Физику он изучал не где-нибудь, а в Гёттингенском университете, а игре на фортепьяно его обучал родной гроссфатер – известный в Саксонии исполнитель.
В сущности его установки, названной впоследствии «контуром Альгримма», я даже не пытался разобраться, как и бедный гуманитарий Крашке. У архивиста тоже был полный разнобой: то ли студент ладил по вечерам в лаборатории принципиально новый электродвигатель, то ли он собирался создать электронный рояль. Словом, во время его эксперимента внезапно погас свет – выбило пробки во всём здании. Пока меняли пробки, незадачливый творец выслушал немало тяжеловесных немецких ругательств от своих камрадов и служителей. Энергию надо было экономить: в будущем Рейхе всё должно служить грядущей победе.
И всё бы ничего, но с рабочего стола (по другим воспоминаниям – с крышки рояля) пропала бутылка доброго вина «Либфраумильх» – Альгримм собирался отметить успех своего предприятия. Скорее всего, сосуд умыкнул в темноте кто-то из камрадов…
Напуганный изобретатель решился повторить свой опыт только через месяц, когда в здании никого не было – все ушли, чтобы принять участие в факельном шествии студенческого союза. На этот раз свет вырубило в целом квартале, а со стола исчез вольтметр.
Назавтра Эрвина вызвали к декану и строго предупредили, что его изыскания вполне можно квалифицировать как вредительство и саботаж и никакие хорошие оценки и блестящие успехи ему не помогут…
На счастье (или несчастье) Альгримма, Альберт Эйнштейн ещё не успел покинуть Германию, хотя всё шло к этому. Эйнштейн выслушал юного учёного, заинтересовался странными исчезновениями и даже набросал основы математического аппарата. «Это перспективное направление, мой юный друг!» – сказал гений и, вероятно, напрочь забыл: не до того ему было.
К неудовольствию родственников и соседей, Альгримм перенёс свои опыты в крошечный семейный домик на Розенштрассе. Там тоже начались проблемы с электричеством, но район был на отшибе и не успел ещё войти в моду, так что до поры обходилось.
Ученик Эйнштейна твёрдо убедился: любой предмет, помещённый в «контур Альгримма», после воздействия электрическим током исчезает неведомо куда…
Все попытки продемонстрировать открытый эффект друзьям и коллегам неизменно заканчивались здоровым смехом: «Да тебе, старина, в кабаре надо выступать! В темноте у публики много чего может исчезнуть под твою музыку!»
Дело в том, что опыт должен был сопровождаться игрой на фортепьяно. Иначе ничего не получалось. Да и тут не всякая музыкальная пьеса годилась: после многочисленных экспериментов Альгримм убедился, что подходят только две: бетховенская «Ода к радости» и, извините, «Майн либер Августин» (по другим источникам, это были «Песни странствующего подмастерья» Малера и «Лили Марлен»).
В общем, у Крашке получалось, что молодой Эрвин должен был одновременно и замыкать контур, и бить по клавишам… Ох уж этот сумрачный германский гений!
Тем временем Эйнштейн удалился в эмиграцию, и на тех, кого он благословил на занятия физикой, стали косо поглядывать. Напрасно Альгримм с чисто тевтонским упорством продолжал посылать свои разработки по многочисленным инстанциям – они неизменно возвращались с самыми жестокими резолюциями.
Кроме того, он со своей наукой напрочь забыл о необходимости политического роста – не вступил в национал-социалистическую партию, не участвовал в сожжении книг, проникнутых антигерманским духом, не сообщал куда следует о порочных настроениях среди коллег, даже не женился – словом, корчил из себя рассеянного учёного вроде Паганеля или Кейвора. Внешние события и убегающее время перестали для него существовать.
В общем, когда его вызвал арбайтгемайншафтсляйтер, сиречь руководитель университетского студенческого союза, крыть Альгримму было нечем. Напрасно он лепетал, что Бетховен и «Августин» есть высшее проявление арийского духа.
– Вздор! – сказал носитель непроизносимого звания. – Это типичная еврейская физика! Вместо того чтобы преумножать богатства Рейха, ваша установка отправляет материальные ценности неизвестно куда. Возможно, даже к русским или англичанам. Это ещё предстоит выяснить… А в оплоте арийской науки вам делать нечего!
Описывать дальнейшие злоключения юного (хотя уже не юного) Эрвина можно долго. Он обращался и к промышленникам, и к военным, сунулся даже в «Аненэрбе» – но репутация его была безнадёжно подорвана.
Тем временем началась Вторая мировая. В армию Альгримма не взяли по причине слабого здоровья. Он подрабатывал где мог, то электриком, то тапёром, но его неизменно увольняли по причине неблагонадёжности.
Выручил его покойный отец. Фридриха Альгримма случайно застрелили во время мюнхенского Пивного путча – что не помешало доктору Геббельсу причислить погибшего ветерана к числу жертв и мучеников Движения. До кучи. Рейхсминистр пропаганды увидел знакомую фамилию в тексте очередного научно-технического доноса. Он не только распорядился оставить молодого физика в покое – он устроил его электриком в концлагере Заксенхаузен (по другим сведениям – Маутхаузен) после отеческого вразумления.
– Поймите, Эрвин, – говорил «доктор Мышка», – физика должна помогать фронту. А ваш пресловутый «контур» что-то не похож на оружие возмездия. Вот когда произойдёт наша полная и окончательная победа, тогда государство и позволит себе роскошь изучения всяких забавных феноменов. Пока же я не вижу в вашем открытии ни толка, ни смысла. Может быть потом, в будущем…
Неглуп был доктор, только будущего у него не было…
Электриком Альгримм оказался надёжным: вовремя менялись лампы в прожекторах на вышках, постоянно поддерживалось соответствующее напряжение в колючей проволоке, исправно транслировались речи фюрера «Телефункен» в кабинете коменданта. Шло неплохое, по военным временам, жалованье плюс талоны. Вечный девственник даже посетил пару раз солдатский бордель, где успешно исполнял на пианино «Полёт валькирий» и «Свадебный марш Лоэнгрина».
Казалось бы – чего ещё желать честному немцу? Так нет же: в самый неподходящий момент аполитичному дотоле Эрвину заблажило помочь родному Рейху в тяжкий час испытаний. Он обратился к начальству:
– Герр комендант, мне кажется, что наши заключённые тратят слишком много времени и сил на похороны своих преступных товарищей. Выходит из оборота и земля, которую можно засеять картофелем и горохом. Кроме того, вид трупов деморализующе действует на солдат охраны. Прикажите – и я навсегда избавлю наше заведение от этой работы. Более того, на мерзавцев не придётся тратить ни патроны, ни верёвку…
Комендант посомневался и согласился – в виде опыта. Удалось же этому чудаку Альгримму наладить великолепную тревожную сигнализацию, так отчего не попробовать?
В качестве подопытного решили использовать старенького пастора, который у себя в кирхе что-то много вякал насчёт гуманизма. Заключённых загнали в бараки, за бараками выгородили соответствующую площадку, осветили её прожекторами, притащили из борделя фортепьяно, подключили кабели, из карцера привели пастора, который ничего уже не соображал…
Под звуки «Августина» прожектора дружно вспыхнули и погасли, так что исчезновения пастора никто не зафиксировал. Комендант орал как резаный. Альгримм винился, что не успел смонтировать стабилизатор, зато в следующий раз…
Следующего раза не было.
Музыкальный физик не успел и глазом моргнуть, как оказался обвинённым в преступном саботаже и пособничестве врагам Рейха. Его облачили в полосатую робу с политическим красным винкелем на груди и красно-белой мишенью на спине – знаком склонности к побегу. К тому же его перевели в Дахау, поскольку он слишком хорошо знал систему охраны в родном лагере. А исчезнувший пастор стал персонажем многочисленных слухов и легенд…
В Дахау уже давно и прочно отбывал заключение Курт Варнике – второе действующее лицо грядущей всемирной трагедии.
Варнике был постарше Альгримма – он успел хлебнуть и окопов на Марне, и несостоявшейся красной революции, сменил несколько профессий, покуда не стал писателем-фантастом.
Был он, естественно, графоманом. Но графоманом правильным, полезным и стопроцентно арийским. В его сочинениях на помощь униженному Фатерланду приходили древние германские боги Вотан и Тор, которые пресекали происки злокозненного иудея Локи, гениальные учёные открывали лучи смерти, отважные археологи находили в горах Испании Святой Грааль, а в бретонском колодце – Меч Зигфрида. Поднимались и проблемы экологии с демографией – в Третьем рейхе это было модно. Например, кто-то подсчитал, что Европа может без вреда для природы прокормить не более трёхсот миллионов, остальные – лишние…
Идеи у Курта Варнике были самые примитивные, зато порхали высоко.
И даже слишком высоко. Варнике решил ввести в немецкую литературу направление, известное сейчас как альтернативная фантастика. Его новый роман назывался «Красное знамя над Рейхстагом» и повествовал о том, как в 1933 году к власти в Германии пришли коммунисты во главе с Эрнстом Тельманом. Судьба одураченного большевиками немецкого народа была незавидной: властолюбивый Тельман умудрился поссориться со своим русским патроном Сталиным, и несчастный Фатерланд оказался в состоянии войны со всем миром. Коммунисты не смогли как следует наладить производство и укрепить армию, и вскоре орды российских монголов и англо-американских плутократов уже попирали священную землю Вагнера и Гёте. Но тут из альпийского подземелья вышел профессор Шиммельскопф с лучемётом наперевес…
Многое, ох многое предугадал злосчастный сочинитель: например, знамя на Рейхстаг у него пытались водрузить русские жидокомиссары Сидоров и Барамия, пока не смёл их с купола смертоносный луч профессора…
Но издатель, вместо того чтобы восхититься романом, потащил рукопись в гестапо.
Потому что начинался роман сценой героической гибели ефрейтора Шикльгрубера. Таким образом автор намеревался подчеркнуть значение личности фюрера в истории.
Арестованный Варнике умолял следователя дочитать роман до конца: оказывается, падение коммунистической Германии было всего лишь видением отважного ефрейтора, который не погиб, а был тяжело контужен. Хватило и того, что наглец-автор посмел допустить саму возможность смерти вождя германского народа…
Узники-мечтатели оказались соседями по нарам и вскоре подружились. Варнике сразу же поверил в открытие Альгримма и увидел его блистательные перспективы.
«Массовое уничтожение – не проблема. Уборка трупов – вот проблема», – сказал, кажется, Гиммлер.
«Контур Альгримма» легко снимал все проблемы.
Руководители Рейха смогли бы избежать многих нюрнбергских неприятностей, если бы рапорту заключённого Варнике был дан ход. Но фантаста обвинили в пораженческих настроениях и на месяц бросили в карцер: ещё не пришло время заметать следы…
А когда пришло, было уже поздно.
Варнике и Альгримм вышли из-за колючей проволоки жертвами режима и образцовыми антифашистами. К тому времени в голове Альгримма схема установки уже доведена была до тонкостей, а в голове Варнике сложился роман о Большой Трубе и царевиче Сайяпале…
Проект, который они замыслили, был поистине грандиозным: фюрер во второй раз застрелился бы – от зависти…
…Тут я заметил, что мои молодые слушатели-подпольщики в футболках с буквами YN на груди уже дремлют и зевают.
– Господа, – строго сказал я. – Мне что – устраивать для вас сеанс стриптиза, чтобы встряхнуть? Уверяю вас, это поучительное, но душераздирающее зрелище. Вы и на занятиях так же сонырите? Допускаю, что многие уже не могут понимать печатный текст, к этому давно шла цивилизация. Но устное-то сообщение! Не в частушки же его перекладывать? Кто вообще вам сказал, что учиться легко? Помните, что в течение тысячелетий учение было тесно сопряжено с телесными наказаниями. Юных шумеров пороли, юных египтян, юных греков… Даже в передовой Великобритании ещё в прошлом веке…
– Да битлов не пороли! – возмущённо воскликнул кто-то умный с лавки.
– Верно, – согласился я. – А вот если бы пороли, они до сих пор бы не распались… Хотя подозреваю, что «серебряный молоточек Максвелла» хаживал по их черепушкам… Ладно, постараюсь короче…
…Короче, друзья-антифашисты решили не задерживаться в поверженном отечестве, а махнули за океан, где след их затерялся на просторах Соединённых Штатов.
Составитель «меморандума» искал их по косвенным признакам: время от времени то тут, то там возникали фирмы по захоронению вредных промышленных отходов. Возникали и пропадали, сорвав хороший куш. То тут, то там случались необъяснимые аварии в электрических сетях – в том числе и Великое Нью-Йоркское Затемнение…
– Какое затемнение?
Пришлось объяснять. А ведь среди них наверняка есть будущие инженеры!
…Получается так, что мечтатели в конце концов нашли себе могущественных покровителей в одной из транснациональных корпораций. Вряд ли Альгримм и Варнике дожили до наших дней, но дело их не умерло. Оставалось только ждать, когда цивилизованное человечество созреет до Великой Эвакуации. Или когда гиря дойдёт до полу… Часы с кукушкой видели? Вот то самое…
Цивилизованное человечество созрело. Гиря дошла до полу. Теперь оставалось уговорить человечество нецивилизованное.
Отныне на идею Исхода работало всё: экономические коллапсы, техногенные катастрофы, изменение климата, возникновение новых болезней, гражданские войны… Дипломированные учёные и записные шарлатаны хором доказывали, что жить на Земле более невозможно и надо потихоньку убираться… Куда?
Вот тут-то людям и подсунули Бодаэрмон-Тирзу со спасительной вестью.
– Чем чудовищней ложь, тем больше ей верят, – сказал я. – Это формулировка Геббельса. Кто он такой, я уже вам рассказал. Правда, Авраам Линкольн утверждал, что можно некоторое время обманывать всех и всё время обманывать некоторых, но нельзя всё время обманывать всех. Честный чудак! Просто он не пробовал. Да и обманывают не всех, а только тех, кто согласен обманываться… Астероид Бриарей – это же курам на смех! А уж научно-техническое обоснование…
– Откуда же все новые чудеса берутся? – робко спросила девочка с двумя зелёными пучками на макушке.
– Ну, это просто. Всемирное правительство – будем называть вещи своими именами – заставило промышленников достать изо всех тайников и загашников отложенные до поры открытия и изобретения вроде «вечной лампочки» Эдисона. Плюс невоплощённые задумки Дэвида Копперфилда и его коллег-фокусников. А вот пресловутый «чвель» был когда-то обыкновенной электронной коровьей биркой…
… – Ну вы в ударе сегодня были, Роман Ильич, – сказал Горик, когда юные и не очень конспираторы по одному и парами стали покидать подвал. – Сколько ребят вы вооружили передовыми…
– Стоп, – сказал я. – Не уверен, что передовыми, и не уверен, что вооружил. Вот вернутся они по домам, включат телевизор…
– Эти – не включат, – уверенно сказал Гордей.
– Простите, – раздался чей-то голос.
Мы обернулись. Это был парнишка, несмотря на тёплый вечер облачённый в толстый серый свитер.
– Тебе чего, Тима?
– У меня к господину Мерлину вопрос… Личный, – покраснел парнишка.
– Личный? – удивился я.
– Ага. Я всё понял, только не понял, почему мы должны чурок и бомжатину вперёд себя пропускать?
Я расхохотался и показал Гордею язык.

2

Человек, тебе надобно перестать быть человеком, если ты хочешь попасть в Рай; Бог принимает только других богов.
Ангелус Силезиус
…Мерлин всё-таки уговорил шамана попить чаю и всучил ему пачку шоколадок для детей.
– Помалу можно, – милостиво кивнул Чарчикан. – Только в тайге дантистов нет…
Потом они спустились в подвал, где Анатолий Никифорович долго и со знанием дела осматривал хозяйскую коллекцию оружия. Хоть Панин и велел ни в чём эвенку не отказывать, Мерлин не знал, вправе ли он отдать гостю какой-нибудь «меркель» или «зауэр». На худой конец, можно пожертвовать собственной «сайгой»…
– У меня есть такая, – сказал шаман. – А эти… – он небрежно махнул рукой на дорогие штучные карамультуки. – Не перед кем мне хвастаться. Возьму, пожалуй, вот что…
И снял со стены бразильский нож мачете – массового производства.
– Привяжу к древку – получится пальма, – пояснил он. – Настоящую просил в музее у Вальки – не даёт…
Потом Чарчикан устремился в кладовые, набрал дратвы, ниток, иголок, ремешков каких-то, инструментов…
– Вот ты объясни, – сказал он. – Почему рыбий клей держится при любом морозе, а эпоксидная смола того?
Нашёл у кого спрашивать!
Вечером шаман заявил:
– Ещё одна просьба есть. К тебе лично.
– Да пожалуйста, – сказал Мерлин. – Если я в силах…
Чарчикан оглядел его критически.
– В силах, – постановил он. – Сегодня у нас ночевать будешь.
– Это ещё зачем? – охренел Мерлин.
– Со Светкой ляжешь, – просто сказал шаман (на самом деле он выразился ещё проще). – Ей уже пора. Не с братьями же ей спать?
– Вот ничего себе, – сказал Роман Ильич.
– Свежая кровь! – Чарчикан поднял толстый палец. – Генофонд по-вашему… Блуд – это в городе, с жиру, а здесь – закон природы…
…На прощание шаман подарил Мерлину свою трубку. Она изображала голову хитрого сморщенного старичка в капюшоне.
– Я знаю, что не куришь, – опередил Мерлина Чарчикан. – Это у нас будет вроде как пароль. На всякий случай. А себе я новую вырежу…
Роман Ильич стоял на крыльце и долго смотрел вслед аргишу, пока последние нарты не скрылись среди деревьев. К вечеру пойдёт снег и скроет все следы…
А Светку по-настоящему звали Алтынэй.
Назад: Глава 25
Дальше: Глава 27

Алексей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (812) 200-40-89 Алексей, для связи со мной нажмите кнопку 1. На заставку не обращайте внимания, Атс подвисла.
Алексей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (812) 200-40-89 Алексей, для связи со мной нажмите кнопку 1. На заставку не обращайте внимания, Атс подвисла.
Алексей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (812) 200-40-97 Алексей, для связи со мной нажмите кнопку 1. На заставку не обращайте внимания, Атс подвисла.
Алексей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (812) 200-40-97 Алексей, для связи со мной нажмите кнопку 1. На заставку не обращайте внимания, Атс подвисла.
Алексей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (812) 200-40-97 Алексей, для связи со мной нажмите кнопку 1. На заставку не обращайте внимания, Атс подвисла.
Алексей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (812) 200-42-68 Алексей, для связи со мной нажмите кнопку 1. На заставку не обращайте внимания, Атс подвисла.
Алексей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (812) 200-42-68 Алексей, для связи со мной нажмите кнопку 1. На заставку не обращайте внимания, Атс подвисла.
Алексей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (812) 200-42-68 Алексей, для связи со мной нажмите кнопку 1. На заставку не обращайте внимания, Атс подвисла.
Алексей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (812) 200-40-89 Алексей, для связи со мной нажмите кнопку 1. На заставку не обращайте внимания, Атс подвисла.