Глава 8
Проводив Катю в школу, Инга развернула чистый ватман и начала писать:
Жертва 1: Алла Владимировна Щекотко. Замужем, 43 года. Детей нет. Махинации с недвижимостью, история с альфонсом. Выбросилась с балкона.
Инга открыла фотографию Штейна: женщина стоит у выхода на полуразрушенный балкон, наклонила голову вниз — лицо смазалось. Но главное: она в том же сиреневом шарфе в крупный белый горох, что и на студийной фотографии Олега. Значит, Олег был с ней знаком. И не только знаком — знал, что она собирается покончить собой, фотографировал её подготовку к этому шагу. Да и самоубийство ли это было? Дальше Инга даже думать себе не позволяла.
Инга приклеила рядом две распечатанные на принтере фотографии Щекотко: из архива группы «Чёрные дельфины» и с карты памяти фотоаппарата. Стараясь не останавливаться, Инга написала ниже:
Жертва 2: Олег Аркадьевич Штейн. Разведён, 48 лет. Сын Леонид погиб (??). Модератор группы «Чёрные дельфины». Снимал последние минуты Щекотко (или постановочную сцену, репетицию?). Полтора года назад потерял престижную работу в журнале «QQ». Долгое время находился в подавленном состоянии (по свидетельству друга). Повесился.
Она обвела текст зелёным маркером — Олег любил этот цвет, каждый год радовался короткой московской весне, когда чёрные ветки мгновенно покрывались свежей листвой, и с высоты его студии можно было видеть, как зелёным становится всё Северное Чертаново буквально за полтора дня. Рядом с этой надписью Инга приклеила фотографию Штейна с аватарки.
* * *
Геннадий Николаевич Жербаткин производил впечатление человека исключительно приятного — статен, светел, лучезарная улыбка, внимательный взгляд. За такой представительной стеной видишь безупречную репутацию и образцовую семью: красивую жену-хозяйку, детей-отличников и родителей, не угнетённых старостью, — полный рекламный комплект.
— Очень рад, что вы наконец добрались до меня, Инга Александровна! — засмеялся он. — Я давно ждал.
Тон был шутливый, но Инга приготовилась к любому повороту.
— Вы удивлены? — спросил он.
Чёрт! Все-таки заметил моё изумление. Надо растянуть губы в улыбке, чтобы не дёргались.
— Да, есть немного.
— А я давно читаю ваш блог. Несчастный Волохов! Как я любил его передачи! И кто бы мог подумать, что даже он не был в безопасности. Вы тогда мастерски раскрыли это дело.
— Спасибо! — Инга сделала вид, что польщена.
— Как только узнал, что вы занялись памятниками, сразу подумал, что и ко мне заглянете. Только что-то вы долго собирались.
— Обстоятельства не позволяли.
— Да-да, обстоятельства всему виной. Жаль, что не пришли раньше. Не тратили бы напрасно своего драгоценного времени.
— В каком смысле?
— Всё это ваше расследование сейчас неактуально. Время лужковских девелоперов прошло. Это они стремились отхватить кусок земли с любым зданием, не важно каким. Даже лучше — ветхим! Само здание снести, на его месте построить высотку и получать доход. Памятник столько денег, конечно же, не давал. И здесь вы абсолютно правы, дорогая Инга Александровна! Но сейчас-то другая пора — пора настоящих собственников. Вы же сами знаете: стоимость земли непрерывно растёт. Для собственников сейчас самое дорогое — это земля, место, а не оборот с аренды. Поэтому они могут позволить себе восстанавливать памятники. В этом смысле эпоха для исторического наследия Москвы самая благоприятная.
— Я так не считаю! — Инга завелась. — Вы по-прежнему сносите дома, только без всякой комиссии. Дисквалифицируете памятники в ценные градоформирующие объекты — и никакой закон вам тут не писан. Реконструируете до полного уничтожения. Или ждёте, пока памятник дойдёт до аварийного состояния и можно будет избавиться от него на полных основаниях.
— Напрасно, Инга Александровна, напрасно! — Глаза его яростно сверкнули. — Смею вас уверить, с объектами культурного наследия всё обстоит куда лучше многих других сфер. Выделяются большие средства на благоустройство города, я бы даже сказал, огромные!
Речь гладкая, почти глянцевая, как лёд. Не за что зацепиться, только скользишь по поверхности. Как разбить этот лёд?
— Думаю, мы хорошо понимаем друг друга. К чему же оскорблять нашу беседу обманом? Вы оказывали помощь инвесторам через агентство вашей жены?
— Какие сказочные версии рождаются у человека в голове, когда он берётся не за своё дело! — воскликнул Жербаткин сквозь смех. — Я болею за то же дело, поверьте, иначе после такой наглой клеветы давно бы выставил вас вон. Но я очень хорошо представляю себе ваше состояние. Вы зашли в тупик, запутались и сами не хотите признаться, что никакого преступления нет и расследовать нечего.
— Вы не ответили на мой вопрос!
Он резко перестал смеяться.
— Я не отвечал, дабы не поставить вас в неловкое положение. Какое может быть агентство? О чём вы? Моя жена долго и тяжело болела и совсем недавно скончалась. Я не намерен терпеть вашу бестактность. И признаться, был о вас лучшего мнения. Покиньте кабинет!
* * *
Мысли преследовали её. Они сами собой забирались к ней в голову, нанизывались, как уродливые бусины, на нитку логики, обматывались вокруг шеи и душили. Залезали в её сны, пускали туда свои мерзкие видения: над детской кроваткой болталась петля из замусоленной старой верёвки, на щербатом балконе блестела лужица оранжевой рвоты, рассыпанные таблетки скакали, будто бы играя в резиночку на мокром белом кафеле, похожем на больничный.
Инга решила возобновить утренние пробежки — спорт всегда помогал ей отвлечься. Деревья облетали — местами, как начёсы на лысинах, торчали жёлтые и красные листья на макушках клёнов и лип. Небо было синее, как айсберг, холодно смотреть. Воздух обжигал лицо, когда она бежала. Три выдоха, один вдох.
В парке возле детской площадки с качелями и горкой сделали спортивную — с тренажерами. Колхозная беговая дорожка, собранная из алюминиевых бидонов, которые надо было крутить ногами, удерживая равновесие, имитация бега на лыжах, турник, наклонная плоскость с вертикальной лестницей в торце — качать пресс. Инга остановилась, облокотившись о столб турника и, тяжело дыша, смотрела, как дедулька с лёгкими волосами на затылке карабкается на беговую дорожку, как он начинает медленно и осторожно перебирать ногами.
Взгляд её упал на стену здания за площадкой — массивный сталинский ампир, но ничего не стоит сломать и его, стереть с этого места.
Говорят, достаточно убрать несущие стены — и всё развалится. Вот снесли такую несущую стену в жизни Олега — и этим убили его. А для меня рухнул весь фасад его жизни. Сначала сын! Это ведь огромная история! Леонид Олегович Постников, целая жизнь. А я знаю только дату рождения и примерную дату смерти, между ними — прочерк. Как и где рос этот мальчик? Что он думал об отце? Почему и как погиб? Открылись входы в потайные комнаты Олеговой души. Сколько их было! Смотреть туда страшно. Группы самоубийц, Штейн — модератор. Ужасные снимки! Жербаткин с махинациями и самоубийством жены, дом на Поздняковке…
В кармане завибрировал телефон.
— Инга, привет! Извини, что беспокою.
— Ничего, Лиз! Как мама?
— Плохо! Тут такое дело! Мы готовили иск, чтобы оспорить завещание, а эта Постникова уже въехала.
— Как? Куда?
— На квартиру Олега, то есть его отца. Нам бывшие съёмщики звонили! Говорят, она их прям выгнала.
— Кошмар какой-то! Вы адвоката нашли? Что он сказал?
— Говорит, не переживайте — будем бороться. Но как не переживать? Маме очень плохо. По мне так ну её, эту квартиру, не стоит она того. Только за маму переживаю. Как быть?
— Хорошо, что сказала. Попробую чем-нибудь помочь. Встречусь с ней. Мы когда-то были знакомы.
— Спасибо! Прости ещё раз, просто уже не знаю, к кому обратиться!
— Адрес мне продиктуй, пожалуйста, я давно не была — забыла.
Переведя телефон в режим записной книжки, Инга вбила адрес. Постникову нужно было навестить как можно скорее, но пока Инга не могла придумать, как подступиться к этой женщине, как её разговорить, как не спугнуть.
А ты действительно шустра, как дикий олень, Ольга Вячеславовна. Будто на чемоданах сидела и ждала, ты смотри!
К тренажерам, имитирующим стремительный прокат на лыжах (ходули на весу, железные палки), подошли две молодые девушки. Голос одной показался Инге знакомым, она подняла глаза, вгляделась. Так и есть, маникюрша Лена из соседнего салона красоты. Они оживлённо продолжали разговор, не обращая на Ингу никакого внимания:
— …нет, ну я понимаю, всякое бывает, но зачем же так? У него жена осталась, детей двое, — оживлённо и громко говорила Лена.
— Мне непонятно — где он ружьё раздобыл?
— Не знаю, он же у тебя бороду стриг, ко мне-то давно не ходил. — Лена забралась на тренажёр, начала перебирать ногами. — В подбородок. Курок пальцем ноги нажал.
— Нечипоренко из этих был, — Ленина подруга вскарабкалась на тренажёр напротив, — тонкой душевной организации. Анюта говорила, он работу год назад бросил, чтобы роман написать, а роман и не взяли. Сказали, графоманство чистой воды.
— Сказали и сказали. — Лена пожала плечами, не останавливаясь. — Что, сразу стреляться, что ли? Отнёс бы в другое издательство. Вон Джоан Роулинг сорок штук таких обошла…
— Кто это?
— Гарри Поттера которая.
— А.
— Всё никак про детей его не могу перестать думать, — наконец сказала Лена. — Как им-то теперь жить? Представляешь, приходит дочь из школы, а там мозги по всей стене… Сколько ей, говоришь?
— Тринадцать. — Подруга глубоко вздохнула. — Пил он. На столе абсент, коктейль с каким-то ликёром. Мешал всё подряд. У алкоголиков, у них сознание изменённое, ни о ком не думают.
— Не говори. — Лена убрала волосы с лица. — А такой мирный был, приятный. Никогда бы не подумала. Всегда ухоженный, свитер такой с горлом — стильный, джинсы, очки…
— Ага. Вылитый американский писатель. Который «Старик и рыба». У моих родителей фотка была — точно с такой бородой.
— Сама ты рыба! «Старик и море»! Ладно, пойдём пресс покачаем.
Девушки слезли с тренажёров. Одна вытянулась на спине на деревянной лежанке, а другая присела — держать подруге ноги. Инга уже не слышала, о чём они говорили. Перед её внутренним взглядом ярким лиловым огнем горела надпись:
«#12 (Хемингуэй) пробудился».
* * *
На ноутбуке висело двенадцать сообщений от Indiwind.
Indiwind
подключён(-а)
— опознаныне все
— фото1 вениамин адлер34 адвокат открытый гомосексуалист увлекалсяйогой умер два годаназад официальная версия истощение нашли через десятьдней после смерти в запертой квартире
— фото2 два алла владимировна щекотко43 генеральный директор агентства деловой центр будущего замужем погибла 29.08 падение с балкона нежилого здания предположительносамоубийство
— новое расследование для поднятия траффика можно портал заброшен
— фото3 неопознанно поиск
— фото4 виктор малышев29 менеджер заобанксовременные системыполтора года назад заказал семь проституток во времявизита вскрыл вены в ванной скончалсяпо пути в больницу.
Чем дальше Инга читала, тем сильнее холодели руки. Она открыла папку, куда скачала все фотографии с карты памяти фотоаппарата. То же лицо, что на третьем фото (Малышев), было на снимке полного мужчины со щербатыми от оспинок щеками, который держал лезвие у своего запястья. Адлер — номер один — был на флешке Олега вторым, и фотография его раньше казалась Инге самой безобидной, сначала она даже не обратила на неё внимания: мужчина сидел в позе лотоса, в одних трусах кремового цвета. Живот втянут, ребра выступают, налицо сильная худоба.
«Умер от истощения»… Это в ХХI веке люди умирают от истощения в одном из самых богатых городов мира? И не просто «люди», а успешные адвокаты?
Она заставила себя читать дальше.
— фото5 не опознано в работе
— фото6 антон валентинович чириков47 врач хирург женат образцовый послужнойсписок умерполтора года назад самоубийство сэппуку ритуальным ножом см. ссылку
— фото7 ирина анатольевна скворец 66 вдова на пенсии детей нет племянница умерла годназад самосожжение
— фото8 не опознано
Инга помнила врача в синем халате и синей шапочке, будто бы втыкающего себе в живот кинжал с изогнутым лезвием и изящной рукояткой, по виду из слоновой кости. Помнила и пожилую женщину с обвисшими щеками и грустными, как у бассет-хаунда, глазами. Она стояла у помойки, где-то рядом с какими-то гаражами, просто, как авоськи с продуктами, держала в обеих руках канистры с бензином.
Все эти люди умерли именно так, как на фотографиях Штейна. Он модератор группы. Господи, а вдруг это — он? Он убивал их? Нет, Олежка, Олеженька, ты не мог, ты же не мог, правда? Почему ты это делал? Что это? Почему ты среди этих людей?
Инга протянула руки к клавиатуре (пальцы немного, еле заметно дрожали):
Inga
подключён(а):
— спасибо
Она помедлила и добавила:
— большое
На мониторе слева внизу выплыло окно: «Пользователь Харон приглашает вас вступить в его группу «Чёрные дельфины». Инга кликнула и тут же поняла, что не выходила из придуманного аккаунта Елизаветы Суховой, и Харон зовёт в группу именно Сухову. Она нажала «принять приглашение». Желудок скрутило спазмом.
* * *
Николоямская улица. Это недалеко. Отсюда можно дойти пешком за полчаса.
Инга вспомнила, что на Николоямской, как раз рядом с домом Штейна, открыли «Сестёр Плюшкиных» — неплохую кулинарию и кафе быстрого обслуживания — они часто проезжали с Костиком мимо.
Чизкейк — вот от чего бы я сейчас не отказалась! И капучино в придачу. Надоели полуфабрикаты с привкусом пластика.
Вероятность встретить Постникову, пусть даже в кафе около её дома, была мизерной, но другого плана у Инги не было. Решено: она прогуляется, вкусно и много поест, и даже если не встретит никакую Ольгу, променад пойдёт ей на пользу.
Закрывая ноутбук, Инга увидела, что Елизавете Суховой пришло личное сообщение от Харонa. Начиналось оно вежливо и формально, глаз успел ухватить начало фразы: «Уважаемая Елизавета, добро…», но дальше Инга читать не стала.
Убийца ты моего Олега или подельник, а может быть, вообще ни при чём, я не хочу, не хочу, не хочу. Оставляю тебя тут до вечера. Повиси.
Это слово «повиси» снова напомнило Штейна, неестественно склонившего голову на одно плечо, его затёкшие руки, красные босые ступни, черное лицо. Инга нашла в заднем кармане джинсов жвачку и, чтобы не плакать, сунула в рот подушечку. Она выскочила из квартиры почти бегом.
На улице было холоднее, чем утром. Инга была рада, что намотала на шею шарф в самый последний момент перед выходом. Теперь она натянула его на уши и стала спускаться по Золоторожскому Валу, к храму Сергия Радонежского, откуда начиналась Николоямская. Пустынная улица, вереницей, как стражи, длинные дома по восемь-десять этажей. Первый этаж сдавался в аренду под мелкий бизнес, но место было очень неудачным, непроезжим, непроходным, и аптеки, кафешки, рестораны и магазинчики закрывались один за другим. Только «Пятак» и выживал — дешёвый супермаркет и в Сахаре найдёт себе клиентов.
Инга пообещала себе отдых. Кофе, десерт, никакого Харонa, никаких «Чёрных дельфинов» и даже никаких Жербаткиных. Но руки чесались. Стаи мыслей-гиен неслись за ней, чтобы схватить и сожрать. Два голоса звучало в голове. Первый шептал:
Олег — убийца. Он знал, что эти люди умрут. Он знал, как они умрут. Он их и убил.
Второй говорил:
Открой Nасвязи, посмотри, что там пришло от Харона, тебе же интересно.
Не останавливаясь, она достала телефон, начала менять аккаунт в Nасвязи, чтобы заглянуть в сообщения Суховой. Женщину, выходившую из «Пятака» с пакетами в обеих руках, она не заметила и нечаянно ткнула в плечо. По асфальту покатились зеленые яблоки, неуклюже плюхнулся, но не лопнул, пакет молока.
— Извините, пожалуйста. — Инга убрала телефон и присела собрать яблоки.
— Вы что, следите за мной? — Инга подняла глаза — перед ней стояла Постникова.
На ловца и зверь!
— Здравствуйте. — Инга спокойно протянула ей яблоки. Ольга не шелохнулась. — Я тут живу. Минут пятнадцать пешком. В районе Таганки. Шла в «Сёстры Плюшкины» на Николоямской.
Инга улыбнулась. Постникова явно была ошарашена её приветливостью и бытовыми подробностями — про дом, про кафе. Она наконец протянула Инге пакет.
— Эта дурная привычка проверять телефон. — Инга наклонилась за молоком. — Знаю, нельзя на ходу. Совсем вас не заметила.
— Я живу рядом с этими «Плюшкиными», — выдавила Постникова.
— Правда? — Инга изо всех сил старалась, чтобы этот вопрос прозвучал непринуждённо, но чувствовала себя всё равно глупо, актрисой она была ниже среднего. — Уже переехали? — Ольга напряжённо молчала, сомкнув губы в бледно-розовую нить.
— Значит, нам по пути, — констатировала Инга, не давая ей опомниться.
— Я должна ещё зайти в аптеку, — возразила Ольга. — Муж подхватил где-то кишечную инфекцию.
— А, — разочарованно протянула Инга, — понятно. Как ни странно, очень помогает активированный уголь.
— Знаю, — еле заметно кивнула Постникова.
Она продолжала стоять. Ждала, когда Инга уйдёт.
— Так вы замужем? — спросила Инга.
— Гражданский брак. — Постникова не сводила с Инги своих чуть раскосых глаз. Их разговор был похож на игру в пинг-понг. Подача — подрезка, удар — успешная защита.
— Это хорошо. Ваш муж наверняка сможет подтвердить ваше алиби.
— Ну знаете! — вскинулась Ольга. — Это уж слишком!
— Зря вы думаете, Ольга, что я против вас, — тихо и прямо сказал Инга. — Но тут много странных обстоятельств. Вы не мать Олегу, не сестра и даже не бывшая жена. При этом вам, а не кому-то другому, достаётся самое главное наследство — квартира. И что примечательно — вы мгновенно туда переезжаете, да ещё с мужем. До оформления прав собственности! Будто бы ждали удобного случая, разве нет?
Лицо Постниковой пошло пятнами. Она раздула ноздри, как лошадь на переправе, но всё-таки попробовала обороняться:
— Вы тоже его наследница. Что вы делали в момент убийства? Есть кто-нибудь, кто может подтвердить ВАШЕ алиби?
— Вряд ли кто-то будет убивать ради аппаратуры и ненужных архивов, это смешно, согласитесь! По сравнению с квартирой-то… Но вы правы, я тоже в списке наследников и тоже не являюсь ему прямым родственником, поэтому автоматически попадаю под подозрение. Так что ваш вопрос вполне резонен. Но будьте спокойны — алиби у меня есть. В ночь гибели Олега я спала дома. Дома также была моя дочь, она может подтвердить.
— Я тоже спала дома! — выпалила Постникова. — Довольны? Это легко проверить — спросите у моего мужа. И хватит, прошу вас, хватит врать насчет кафе, хватит совать нос в мою жизнь, топтаться по моему району и вынюхивать, насколько быстро я переехала в свою, подчеркну, свою квартиру! Я сына одна растила, пока Олег жил в своё удовольствие! Я гроши считала, чтобы заплатить за няню, и я — больше никто, понимаете! — никто, только я его потеряла… У вас есть дочь. Вам ли не знать. Каждую ночь со дня Лёнечкиного появления на свет я молилась: «Господи, не дай мне пережить сына». Я так за него боялась…
Постникова замолкла на полуслове. Инга не знала, что сказать. Пошёл холодный игольчатый дождь. Они стояли друг против друга и мокли — высокая рыжая женщина против маленькой, худой, нагруженной сумками. Ольга раскачивалась на каблуках, смотрела в асфальт. Потом развернулась и, не говоря ни слова, ушла. Инга посмотрела вслед её сутулой спине, машинально подмечая: действительно, завернула в аптеку. Когда волосы совсем прилипли к вискам, она спохватилась, натянула шарф на голову и побрела домой. Аппетит пропал полностью… Асфальт стал мокрым, как чёрное зеркало, в нём отражалась её рябая мечущаяся тень. В такт дождю стучали каблуки.
Она сказала: «Что вы делали в момент его убийства?» Не гибели, не смерти, не суицида. Убийства! Постникова знает, что Штейна убили.
