Мишка — бандит
Михаила, водителя такси с большим стажем, зря называли бандитом. В трезвом виде он был спокойным и даже очень вежливым человеком. На линию выезжал вовремя, предварительно рассчитавшись с медработницами и протерев влажным полотенцем капот своей «Волги». Плановое задание выполнял, никаких нареканий не имел. Приятная трезвая улыбка хорошо воспитанного ребенка всегда располагала к нему пассажиров.
Однако, приняв свою порцию спиртного, Миша преображался мгновенно. Непонятно, куда девалась его застенчивая улыбка. Его глаза начинали светиться недобрым красноватым огнем. Он ходил по территории таксопарка, выискивая, к чему бы придраться.
На первой стадии Мишу еще можно было ублажить добрым словом, но после дополнительной дозы спиртного уже не помогало ничего. Он подходил к административному корпусу и начинал кричать, сначала не очень громко, как это делают артисты оперного театра во время распевки, потом, набрав побольше воздуха в легкие, во все горло вещал о том, как в прежние времена воровал курей в каком-то колхозе вместе с генеральным директором таксопарка… Конечно, кто при советской власти не воровал? Но зачем выносить сор из избы?
Миша обычно кричал долго. Никто к нему не подходил: а вдруг он еще что-нибудь вспомнит? Успокаивать его тоже не следовало, это только распаляло оратора, и он чувствовал в себе силу невероятную. Если Михаила никто не трогал, он начинал описывать круги вокруг административного здания, ожидая встречи с директором, но тот не хотел его видеть, и не выходил.
Через какое-то время горло начинало побаливать, он садился в любое выезжающее на смену такси, а водители уже знали, куда его везти. Мишу доставляли к дому его бывшей жены, работавшей диспетчером в таксопарке. Ее квартира располагалась в доме на улице Бебеля, напротив управления КГБ, но Михаил не собирался кричать о государственных тайнах. Он вопил под окнами своей бывшей супруги о тайнах их прежней интимной жизни и о ее недостойном, по его мнению, поведении в кровати.
Бывшая жена иногда огрызалась через окно, и на Мишу это действовало, как красная тряпка на быка. Он становился подвижным до вертлявости и показывал с двух рук сразу всякие неприличные фокусы. Когда его выступления начинали надоедать бывшей теще, и она высовывалась в окно, чтобы морально поддержать свою дочечку, Мишу прорывало окончательно:
— А ты расскажи своей мамочке, как ты у меня … сосала!
Окно моментально захлопывалось, и Михаилу ничего не оставалось, как уходить в сторону Молдаванки, где он жил…
На другой день Миша опять вел себя очень спокойно, даже интеллигентно, и никто не слышал от него плохого слова.
Водители таксопарка его иначе не называли, как Мишкой-бандитом, а у него при себе никогда не было даже перочинного ножичка. Единственным оружием Михаила было его пьяное горло. Оно его и подвело.
По Молдаванке проходили мутные личности, по всей видимости из отсидевших блатных. Пьяный Миша, прияв их за обычных фраеров, стал кричать:
— Всех перережу!..
Один из блатных что-то негромко Мише сказал. Его слова подействовали как укус Жучки-собачки за больное место… Миша, вместо того, чтобы просто замолчать, кинулся с криком на обидчика, и тут же обмяк. Пырнули его заточкой, и, даже не обернувшись, пошли в сторону Косвенной.
Водители долго вспоминали Мишку-бандита, который бандитом никогда не был.
