Глава 7
СТИХИЯ

Летиция Увёртка была не из тех женщин, которые, потерпев поражение, станут сидеть сложа руки. Или стоять скрестив руки, если уж на то пошло. Она была неостановима, как природная стихия, и терпеть не могла, когда её заставляли отступать.

Миновало совсем немного времени, и до госпожи Увёртки дошли слухи, что в один прекрасный день возле дома нянюшки Ягг выстроилась очередь. Это, по мнению госпожи Увёртки, означало, что Тиффани Болен Не Справляется. А в такой ситуации, полагала она, совершенно необходимо, чтобы одна из старших, авторитетных ведьм Спасла Положение. По мнению опять же госпожи Увёртки (у неё вообще на всё имелось мнение, и отнюдь не скромное), только у неё самой авторитет был достаточно высок, чтобы вмешаться. Учитывая, что эта старая кошёлка нянюшка Ягг до сих пор палец о палец не ударила.

Госпожа Увёртка много лет была замужем за престарелым, отошедшим от дел волшебником. «Волшебникам вообще-то жениться не положено, — рассказывала нянюшка Ягг Тиффани, презрительно фыркая. — Но старый дурак позволил обвести себя вокруг пальца. Знаешь, про некоторых мужей говорят, что жёны ими как хотят, так и вертят? Ну, так этого Летиция уже вконец Увертела. Она все его деньги просадила, вот что люди говорят!»

Тиффани благоразумно не стала тогда поддерживать этот разговор, предположив, что «люди» на самом деле были самой нянюшкой Ягг, которая ненавидела госпожу Увёртку неотступно и целеустремлённо.

Но именно поэтому Тиффани обрадовалась, что нянюшки Ягг не было у неё в гостях примерно неделю спустя, когда госпожа Увёртка решила заглянуть в домик в лесу, чтобы, как она выразилась, «немного поболтать». Возможно, разговор сложился бы лучше, если бы госпожа Увёртка не застала Тиффани в саду с руками по локоть в мыльной пене — она как раз стирала вещи старого господина Приза.

Когда в саду показалась госпожа Увёртка, сердце Тиффани упало. Но она вытерла руки от пены и пригласила гостью в дом, стараясь держаться как можно вежливее. Госпожа Увёртка имела обыкновение обращаться с Тиффани как с маленькой девочкой и вдобавок вела себя невоспитанно — например, садилась, не дожидаясь приглашения. Вот и на этот раз она самовольно уселась в старое матушкино кресло-качалку, одарила Тиффани вопиюще фальшивой улыбкой и окончательно закрепила результат, воскликнув:

— Деточка!

— Я давно уже не деточка, — тихо сказала Тиффани.

Под оценивающим взглядом гостьи она отчётливо чувствовала каждый пузырёк пены, оставшийся на переднике или запутавшийся в волосах, которые к тому же растрепались за работой.

— Не важно, — отмахнулась госпожа Увёртка. — Я тут просто подумала, что мне стоит заглянуть к тебе, по-дружески и на правах одной из самых старших ведьм в округе, — посмотреть, как идут дела, и, возможно, дать полезный совет.

Она с видом превосходства оглядела кухню, выразительно задержавшись взглядом на клочьях пыли, которые весело играли в догонялки на каменном полу. Тиффани с ужасом вспомнила о колонии пауков в кладовке — у них недавно случилось пополнение семейства, и ей не хватило духу их выгнать.

— Дорогая моя, мне кажется, тебе трудно приглядывать за двумя уделами сразу, правда? — с приторной улыбочкой спросила старшая ведьма.

— Дорогая госпожа Увёртка, вы правы, — отвечала Тиффани несколько резко. — Мне действительно нелегко, ведь и там, и там много дел, и времени не хватает.

«А вы заставляете меня тратить его на вас», — добавила она про себя, но решила принять правила игры.

— Так что если вы мне можете что-то посоветовать, — продолжала Тиффани с улыбочкой под стать той, что красовалась на лице гостьи, — я с радостью вас выслушаю.

Госпожа Увёртка никогда не отказывалась высказаться. Впрочем, она прекрасно могла бы обойтись и без приглашения, а на данный конкретный случай речь у неё была давно заготовлена.

— Я не осуждаю тебя, деточка. Просто ты не справляешься с работой, и люди уже начинают жаловаться…

— Возможно, — признала Тиффани. — А иногда они благодарят меня. Но одна-единственная женщина — не девочка и не деточка, обратите внимание, — не может успеть повсюду. Жаль, что в округе осталось так мало старших ведьм… — Она осеклась, потому что у неё перехватило горло: воспоминание о матушке Ветровоск, лежащей в ивовой корзине, было слишком свежо.

— Понимаю, — отозвалась госпожа Увёртка. — Это не твоя вина. — Она по-прежнему говорила масленым голоском, но её тон был уже не просто покровительственным, а почти уничижительным. — Всё дело в том, Тиффани, дорогуша, что тебя занесло в сферы, до которых ты ещё не доросла. Чтобы не оступиться на путях магийи, тебе совершенно необходимо мудрое наставничество старшей ведьмы. — Она фыркнула. — Приличной старшей ведьмы, обладающей правильными… взглядами. Без… избытка семейных связей.

Стало совершенно ясно, что нянюшка Ягг, по мнению госпожи Увёртки, на роль наставницы никак не подходит.

Тиффани едва не вышла из себя. Хуже «деточки» могла быть только «дорогуша». А что до «мудрого наставничества», она прекрасно помнила, куда это самое наставничество завело Аннаграмму Ястребей, ученицу госпожи Увёртки. Аннаграмма получила в своё распоряжение ведьмин дом и удел, обладая широкими познаниями в рунах и магийи звенящих талисманов, но не имея никакого представления о том, что ей действительно нужно было знать. И это Аннаграмма пришла просить Тиффани о помощи, а не наоборот. А что до намёков, будто из нянюшки Ягг плохая наставница…

— Итак, дорогая, я полагаю, что, будучи одной из самых опытных ведьм в наших краях, я должна занять место ушедшей матушки Ветровоск, — гладко вела свою линию госпожа Увёртка. — Так уж заведено с давних пор, и на то есть веская причина: чтобы заслужить уважение людей и служить им примером, ведьма должна быть взрослой и опытной. Кроме всего прочего, деточка, уважаемая ведьма никогда не допустит, чтобы её видели за таким занятием, как стирка.

— Правда? — процедила Тиффани сквозь зубы.

Опять «деточка»? Тиффани решила, что, если госпожа Увёртка скажет это в третий раз, она, Тиффани, поддастся искушению не просто окунуть гостью в таз со стиркой, но ещё и подержать голову под водой подольше.

— Матушка Ветровоск всегда говорила: «Если видишь, что надо сделать, — делай», — сказала Тиффани. — И меня не волнует, если кто-то увидит, как я стираю стариковские вещи. Работы хватает, в том числе и грязной, госпожа Увёртка.

— Увиортка, деточка.

— Я вам не деточка! — рявкнула Тиффани. — Скажите-ка, госпожа Увёртка, — она выговорила это именно так, безо всяких «Увиорток», — вот ваша последняя книга называется «Полёты на золотом помеле». Как золотое помело может летать? Золото ведь тяжёлое. Можно сказать, тяжелее некуда.

Госпожа Увёртка зарычала. Тиффани никогда раньше не слышала, чтобы она рычала, но это был рык особого назначения.

— Это метафора! — рявкнула старшая ведьма.

— Да? — Тиффани уже разозлилась по-настоящему. — А какая польза от метафор, госпожа Увёртка? Быть настоящей ведьмой — значит всеми силами делать то, что должно быть сделано. Вот этим я и занимаюсь. Ведьмы работают с людьми, госпожа Увёртка, а не с книгами. Вы когда-нибудь ходили по домам, госпожа Увёртка? Лечили болячки малышни, которая чуть ли не без штанов бегает? Вы вообще когда-нибудь видели детей, которым нечего обуть? Кухню, где ни крошки съестного? Женщин, которые рожают каждый год, пока их мужья торчат в пивной? Спасибо за совет, госпожа Увёртка, но я тоже хочу кое-что вам посоветовать, с вашего позволения. Попробуйте походить по домам. Вот тогда я, может быть, начну вас уважать. Все признали меня преемницей матушки Ветровоск, которая училась у нянюшки Грапс, которая, в свою очередь, наследовала знание, передававшееся от старшей ведьмы к младшей ещё от самой Чёрной Алиссии. И что бы вы там себе ни думали, так есть и так будет. — Тиффани распахнула переднюю дверь. — Спасибо, что нашли время навестить меня. А теперь, как вы сами заметили, у меня много дел. И я буду делать их так, как считаю нужным. А вот вам, похоже, заняться нечем!

В чём госпожа Увёртка оказалась мастерица, отметила про себя Тиффани, так это в искусстве порывисто бросаться прочь. Так порывисто, что аж смотреть было больно. Её украшения весело зазвенели на прощание, а один амулет на цепочке даже попытался было остаться, зацепившись за дверную ручку, когда госпожа Увёртка резко развернулась на пороге.

— Я пыталась! Я сделала всё, что могла! — заявила она, распутывая цепочку, чтобы высвободиться. — Я хотела поделиться с тобой своими познаниями в ведьмовском искусстве. Но нет! Ты отвергла мои благие намерения и плюнула мне в лицо. Знаешь, мы ведь могли бы стать друзьями, если бы не твоё упрямство, но теперь — делай что хочешь. Прощай, деточка! — И, сохранив таким образом за собой последнее слово, госпожа Увёртка вышла, сердито хлопнув дверью.

«Я делаю то, что нужно, а не то, что хочу, госпожа Увёртка», — мысленно возразила Тиффани, глядя на закрытую дверь. Но прощальный грохот этой самой двери навёл её на размышления. «Только я хочу делать это по-своему. Не так, как ждут от меня другие ведьмы. Как бы я ни старалась, я всё равно не стану для них новой матушкой Ветровоск. Я могу быть только собой, Тиффани Болен». И тут она поняла ещё кое-что.

— В одном, по крайней мере, госпожа Увёртка была права, — сказала Тиффани вслух. — Я и в самом деле пытаюсь успеть слишком многое. А если Джинни не ошиблась, вскоре мне придётся противостоять настоящей беде. И я очень надеюсь, что мисс Тик подыщет мне помощницу, потому что одной мне будет трудно.

— Ах-ха, ишшо кыкс.

Тиффани чуть не лопнула с досады:

— Ты что, всё время за мной следишь, Явор Заядло?

— Ах-ха. На нас же гюйс, не запамятовай: призыривать за тобой денно и ношшно. Здоровущий такой.

Ну конечно, гейс — подкреплённое магией и традициями обязательство, от которого ни один Фигль ни за что не уклонится. Если не считать Тупа Вулли, который путает гейс и большую гогочущую птицу. Тиффани знала это, но всё равно злилась.

— Вы всё время где-то рядом? Даже когда я моюсь? — устало спросила она.

Это был старый спор. Явор Заядло никак не мог понять, почему в некоторых местах и обстоятельствах Тиффани запрещает на неё смотреть. Хотя насчёт уборной они уже пришли к соглашению.

— Ах-ха, это мы завсехды. Завсехды не зырим, тойсь.

— Послушай, — сказала Тиффани. — Вы не могли бы кое-что сделать для меня?

— Лехко! — откликнулся Явор. — Хошь, мы эту Уховёртку в пруд забултыхнём или ещё кудыть?

Тиффани вздохнула:

— И хотела бы, да нельзя. Я же не такая.

— Но мы-то самые разтакие! — с энтузиазмом заявил Явор. — И вообсче, это ж традыция, а уж мы в традыциях толк понимаем, мы сами тот ишшо фольхлор. — Онс надеждой улыбнулся.

— Заманчиво, — признала Тиффани. — Но всё-таки так нельзя. В душе госпожа Увёртка не такая уж и плохая.

И это была правда. Госпожа Увёртка была, безусловно, глупая, властолюбивая, бесчувственная и, если уж на то пошло, не слишком умелая ведьма. Но в глубине её неприятной натуры скрывался стальной стержень.

Нянюшка никогда не занималась стиркой, благо у неё для этого была армия невесток. Но теперь Тиффани вдруг вспомнила, что и матушку Ветровоск она никогда не заставала за стиркой для стариков. Об этом стоило подумать, но чтобы разобраться, нужно время. Тиффани посмотрела на Большого Человека, который стоял перед ней, готовый ради карги на что угодно. Да, для них это будет тот ещё подвиг…

— Я тож хочу накладать на вас мал-мал гейс, — сказала Тиффани.

— Нды?

— Явор, ты когда-нибудь слышал о стирке?

— Ах-ха, мы слыхали, что такое порой прислучается.

Тут Явор Заядло почесал в области спога, на пол дождём посыпались трупики насекомых, полуобглоданные куриные кости и прочее в том же духе.

— Отлично, — сказала Тиффани. — Тогда я буду вам благодарна, если вы поработаете немного в кладовке, пока я займусь другими делами. Этим вы очень поможете одному старику. Он старается содержать себя в чистоте и любит, чтобы одежда у него была чистая. — Она строго взглянула на Фигля. — И вам, Явор, не помешало бы взять с него пример.

Навестив всех, кого требовалось навестить, Тиффани возвращалась, холодея при мысли о том, что может ждать её за дверью кладовки. Но, к её изумлению, исподнее старого Приза уже сушилось на окрестных деревьях, сияя белизной. Тиффани перевела дыхание.

— Какие вы молодцы! — сказала она Явору Заядло.

— Ах-ха, нелёхка была работёшка, — с хвастливой ухмылкой заявил тот.

— Да что б вы без меня с ней поделали? — вмешался Чокнутый Крошка Артур, единственный Фигль, привычный к стирке: его вырастили лепреконы, а потом он служил в городской Страже.

Тиффани догадывалась, что в душе Чокнутого Крошки Артура сражаются житель большого города и истинный Фигль, но, поскольку Фигли обожают драки, он, должно быть, и внутренней борьбе только радовался.

Тут вперёд, оттолкнув Чокнутого Крошку Артура, вышел Громазд Йан.

— Мы не прочь обстирнуть постарелых верзунов, чтоб им чисто было. Но мы — Нак-мак-Фигли и дорожим своей грязюкой! Фигли с помывок чахнут. Мыло нам во вред, вот.

— А мне ничо, а мне ничо! — раздался радостный вопль, и с ограды козьего загона свалился Туп Вулли.

Он покатился по траве, рассыпая радужные мыльные пузыри.

— Вот же ж грил я те, что не надыть! — рявкнул Явор Заядло. — С этого токо пузырья через ухи лезут!

Тиффани рассмеялась:

— Вулли, я могу научить вас варить мыло. Попробуйте — получится хороший подарок для кельды. Это совсем не трудно, нужен только жир и щёлок.

— Ах-ха, нащёлкать мы кому хошь могём, — с гордостью заявил Явор Заядло. — Щелкуны мы хучь куды!

«Что ж, попробовать стоило, — подумала Тиффани. — Зато хотя бы намерения у них чистые. В отличие от всего остального».

А внизу, на Меловых холмах, с пригорка открывался прекрасный вид на городишко Дверубахи, отчаянно мечтающий стать чем-то большим, чем единственная лавочка, постоялый двор и кузница. Расположившись на опушке густого леса на этом холме, Королева эльфов оглядела окрестности и улыбнулась. Её всё вполне устраивало.

Ночь выдалась тёплой, и воздух полнился теми же запахами, что и раньше, и небо выглядело так же, как в былые времена. В лунном свете поблёскивала полоса, протянувшаяся через городок, — то ли дорога, то ли текучая вода, но раньше этого не было. Хотя в остальном всё было в точности так же, как на памяти Королевы.

Она обернулась к пленному гоблину — он сидел со связанными руками позади одного из её конных стражей. Королева улыбнулась недоброй улыбкой. Надо будет отдать его лорду Ланкину, решила она. Тот с наслаждением разорвёт презренного гоблина на мелкие кусочки — после того как наиграется вдоволь, конечно.

Но прежде гоблин привёл их сюда, на склон холма. Королева и её воины смотрели на спящую долину внизу. Эльфы были одеты в меховые шкуры и кожу, в волосах и ожерельях красовались перья, стрелы готовы были лечь на тетиву.

Врата, ведущие в этот мир, эльфы преодолели без особого труда. Наиболее сильные почти не ощутили сопротивления — преграда и впрямь сделалась очень тонка. Прежде старая ведьма поддерживала и укрепляла её, не пускала их сюда. Она всегда оберегала свой мир от волшебного народа.

Животные уже почувствовали их присутствие. Едва Королева ступила на землю Меловых холмов, как зайцы на лугах насторожились и замерли, а совы, охотящиеся в ночи, взлетели выше, ощутив появление новых хищников.

А вот люди вечно всё замечают последними. Что ж, так гораздо веселее…

Если не считать тусклого мерцания над курганом на склоне одного из холмов и доносящегося с той стороны шума весёлой пирушки — явных признаков Нак-мак-Фиглей, — ничто вокруг не вызывало опасений. Первое за много лет вторжение эльфов в этот мир не встретило никакого сопротивления, и воины Королевы уже успели чуть-чуть повеселиться. Они покуролесили в паре деревушек: выпустили из хлевов коров, перевернули телеги, заставили молоко в бадьях скиснуть, украли бочонок эля — словом, пошалили немного. Но растущий городок впереди выглядел куда более заманчивой добычей для эльфов, которые так долго не могли позволить себе простых грабительских удовольствий.

Отряд замер, ожидая знака Королевы. Стояла тишина, лишь тихо-тихо позвякивали тысячи бубенчиков на чёрных как ночь конях.

Королева вскинула руку.

Но прежде чем она успела подать сигнал, воздух вспорол душераздирающий визг — словно где-то рядом резали гигантскую свинью.

Звук пронизал все холмы. От оглушительного свиста заныли зубы. Внизу, в долине, воздух, казалось, наполнился огнём. Огромное железное чудовище мчалось по серебристой дорожке прямо к городку, окутанное облаками пара.

Эльфы отшатнулись, отряд мгновенно охватила паника, каждый воин будто сделался меньше, заслышав свист, почуяв запах железа в воздухе.

От Фрезы Шлам небрежно спрыгнул с седла, зубами вытащил каменный нож из-за пояса своего стража, который, ничего не замечая, отчаянно зажимал остроконечные уши, и быстро перерезал верёвки.

— Говорил же я, — с важным видом сказал он. — Вот он, Железный Конь! Последний поезд на Дверубахи, вот что это. Теперь гоблины работают на железной дороге. Сплошь железо и сталь.

Королева не дрогнула. Она знала, что ничем не выдала страха. А с теми, кто испугался, придётся разобраться позже. Эльф не должен выказывать страх перед лицом Королевы. Но мысли её были: «Поезд? Большой. Весь из железа. И мы ничего о нём не знаем. А неизвестное может убить».

— Как нам приручить его? — резко спросила она. — А главное, как заполучить его в нашу собственность? Каких бед мы могли бы натворить, будь у нас такое чудовище!

Душистый Горошек, которого не затронула всеобщая паника, внезапно оказался рядом и улыбнулся. Улыбка его не понравилась Королеве. Она будто расколола напыщенную маску, служившую ему сегодня лицом, а глаза остались холодны и безжалостны.

— Мы будем пытать гоблинов, пока они не расскажут нам, как управлять Железным Конём. А потом они станут делать это за нас.

— Не станут, — заявил От Фрезы Шлам, злобно глянув на эльфа. — Зачем оно им надо?

Душистый Горошек потянулся схватить гоблина, но От Фрезы Шлам мигом сунул руки в карманы, и в воздух взметнулось облако серебристой пыли. Душистый Горошек завизжал от боли и упал с лошади.

Гоблин расхохотался, а прочие эльфы испуганно попятились от него.

— Забыл, что у меня в карманах, а, господин Душистый Какашек? Говорил же про шлам! Шлам у меня в имени. Больно, да? Теперь, если кто умного гоблина тронет, особенно эльф, крепко потом жалеет. — Он показал на Душистого Горошка, чьи чары без следа рассеялись под безжалостным дождём из железных опилок.

Эльф корчился на траве и плакал от боли — маленькое, слабое, жалкое существо.

— Забавно, да? — сказал От Фрезы Шлам. — В новом мире малое — шлам иль гоблины — большие дела творит.