Эпилог
ШЁПОТ ХОЛМОВ

Через два дня после битвы Тиффани взяла на родительской ферме лошадь и отправилась с ней на верхние пастбища. Стоял прекрасный осенний денёк. В прозрачном голубом небе кричали канюки, и видно было далеко-далеко, до самых гор, где стоял Ланкр. Их вершины были белы, несмотря на время года.

Там, куда она пришла, в любую погоду паслось несколько овец. Сейчас это были подросшие ягнята и их матери. Овцы неспешно щипали траву, а молодняк носился друг за другом, вскидывая копытца. Здесь было особенное место для тех, кто знал, будь то овцы или пастухи. И особый знак отмечал его. Место, где под слоем земли и травы в толще мела покоилась матушка Болен.

От её жилища только и осталось, что четыре вросших в землю железных колеса и старенькая пузатая печка с трубой. Но земля — земля эта была священна. Тиффани поднималась сюда всякий раз, когда ей казалось, что мир вот-вот сотрёт её в порошок, и тут, в царстве никогда не утихающего ветра, она понимала — нет такой беды, с которой она бы не справилась.

Вытащив с помощью лошади и крепкой верёвки старые колёса из земли, Тиффани тщательно смазала их и связала вместе. Явор Заядло некоторое время наблюдал за ней, после того как она отказалась от его помощи, потом удалился, бормоча себе под нос что-то про гейсы и что бы он с ними сделал, будь его воля.

На следующий день Тиффани отправилась к деревенскому плотнику, господину Чурбаксу. Девочкой она играла с кукольным домиком, сделанным его руками. Теперь она задумала домик побольше.

Плотник был рад видеть Тиффани, но очень удивился её просьбе.

— Господин Чурбакс, я хотела бы, чтобы вы научили меня плотницкому ремеслу, — сказала Тиффани. — Я хочу построить себе дом. Пастушью кибитку.

Плотник был добрым человеком и предложил свою помощь.

— Ты ведьма, — сказал он. — Я плотник. У меня немного времени уйдёт, чтобы сколотить маленькую кибитку. Твоя бабушка была очень добра к нам, а ты помогла моей сестре Маргарет. Я буду рад отплатить тебе добром за добро.

Но Тиффани твёрдо стояла на своём:

— Большое спасибо, но я должна сделать эту хижину своими руками. Она будет моя, до последнего гвоздя. Я отвезу её наверх, где летают жаворонки. И я по-прежнему буду ведьмой, если кто-то позовёт. Но жить я буду там.

«Одна, — добавила она про себя. — По крайней мере, пока — кто знает, что ещё будет…» И её рука, будто по собственной воле, нащупала в кармане бережно сложенное письмо от Престона.

И Тиффани стала учиться плотничать по вечерам, после того как заканчивала все дневные дела. Ей понадобилось несколько недель, но наконец возле могилы матушки Болен появилась новая кибитка.

К деревянной двери снаружи были приколочены подкова и клок шерсти — знак, что здесь живёт пастух. В маленькую кибитку вели три ступеньки. От дождя её укрывала полукруглая крыша. Внутри Тиффани сделала себе кровать, крохотный шкафчик, несколько полок и ещё осталось место для умывальника. Лёжа в кровати, она могла видеть сквозь небольшое оконце холмы, простирающиеся до самого горизонта, наблюдать, как встаёт и заходит солнце, как меняет обличье луна — чудеса, которые не перестают быть чудесами оттого, что происходят каждый день.

Она снова отвела лошадь вниз, на ферму, и погрузила на неё простыни и одеяла из своей комнатки и свои немногочисленные пожитки, попрощалась с родителями и отправилась обратно наверх. День медленно клонился к вечеру.

— Ты уверена, что хочешь именно этого, джиггат? — спросил отец.

— Да, уверена, — сказала Тиффани.

Мама расплакалась и дала ей новое лоскутное одеяло и каравай свежевыпеченного хлеба, чтобы было с чем есть сыр, который Тиффани сделала утром.

На полпути вверх по склону холма Тиффани оглянулась и увидела, что родители по-прежнему держатся за руки. Она помахала им и пошла дальше, уже не оглядываясь. День выдался хлопотным. Все дни были хлопотными.

Позже вечером, застелив узкую постель, Тиффани отправилась собрать немного хвороста на растопку. Белая кошка Эй шла за ней по пятам.

Тропинки в этих местах Тиффани знала как свою ладонь. Она ходила по ним с матушкой Болен много лет назад. Когда Тиффани подошла к рощице на пригорке, ей показалось, что в тени деревьев на опушке кто-то идёт.

Силуэтов было два, оба странно знакомые. А за ними, готовые броситься вперёд по знаку, по кивку, трусили две овчарки.

Матушка Ветровоск, подумала Тиффани. И рядом с ней — матушка Болен. Гром и Молния бегут следом. И в голове у неё, не дожидаясь зова, раздался тихий голос: «Ты — пастушья корона, джиггат. Ты — пастушья корона».

Одна из фигур подняла на неё глаза и коротко кивнула, другая приостановилась и склонила голову. Тиффани поклонилась в ответ — серьёзно, почтительно.

Фигуры исчезли.

Возвращаясь в кибитку, Тиффани посмотрела на белую кошку и вдруг, сама не зная зачем, заговорила с ней:

— Эй, где сейчас матушка Ветровоск?

Некоторое время было тихо, потом кошечка протяжно мяукнула, и в этом мяуканье Тиффани послышалось: «Мяуууувсюуууду…» А потом Эй замурлыкала, как самая обыкновенная кошка, и потёрлась головой о ногу Тиффани.

Тиффани подумала о месте в лесу, где в земле лежит матушка Ветровоск. И её помнят.

Да, Эй права. Матушка Ветровоск здесь. И там тоже. Она есть и всегда будет повсюду.

Как только стало известно, что Тиффани Болен навсегда вернулась в Меловые холмы, к кибитке потекли гости.

Джо Болен поднялся наверх, чтобы принести дочери несколько записок — и среди них новое письмо от Престона! — да кое-какие вещи, без которых, по мнению мамы, Тиффани было не обойтись. Он оглядел маленькую аккуратную кибитку и остался доволен. Тиффани очень удобно там всё устроила. Джо посмотрел на книги на полке и улыбнулся. Тиффани оставила «Болезни овец» на ферме, но «Цветы холмов» и «Валшепные сказки для хароших детишек» стояли рядом с маленькой пастушьей короной, которую он ей отдал. На колышке, вбитом в дверь с внутренней стороны, висела ведьмовская шляпа.

— Я подумал, тебе может пригодиться и это, — сказал отец Тиффани.

Он достал из кармана бутылку особой овечьей притирки, приготовленной по рецепту матушки Болен, и поставил её на полку.

Тиффани рассмеялась, а из-под крыши кибитки раздалось еле слышное «Раскудрыть!». Оставалось только надеяться, что отец не расслышал.

Но с потолка свалился клок пыли, и Джо поднял глаза туда, где на потолочной балке лежал Туп Вулли, а верхом на нём, зажимая брату рот, восседал Громазд Йан.

— Неужели у тебя уже завелись древоточцы, Тифф?

Она снова рассмеялась и обняла отца на прощание.

Вскоре явился ещё один ранний гость — господин Чурбакс. Тяжело дыша, он поднялся по склону и застал Тиффани, когда она перебирала одежду, а на коленях у неё сидела кошка по имени Эй.

Тиффани с тревогой наблюдала, как старый плотник придирчиво изучает кибитку сверху донизу. Когда он закончил, она налила ему чаю и спросила, что он думает.

— Ты молодец. Постаралась на славу. Я никогда не видел, чтобы мальчишки так быстро схватывали тонкости моего ремесла, а ты ведь девочка.

— Я не девочка, — сказала Тиффани. — Я ведьма. — Она погладила кошку и спросила: — Правда, Эй?

Господин Чурбакс уставился на неё с подозрением:

— Так ты что, магии напустила, чтобы построить эту кибитку?

— В этом не было нужды, — сказала Тиффани. — Магия была здесь и так.