Глава 1
Троянская война
События Троянской войны я, естественно, почти целиком излагаю по Гомеру. Однако Илиада начинается с того момента, когда на греческое войско, осаждающее Трою, Аполлон насылает моровую язву. Гомер ничего не рассказывает о жертвоприношении Ифигении и лишь кратко упоминает о суде Париса. Рассказ об Ифигении заимствован мною из трагедии Агамемнон, написанной поэтом-трагиком Эсхилом, жившим в V в. до н. э., а о суде Париса – из трагедии Троянки его младшего современника Эврипида. Некоторые подробности, например эпизод с Эноной, взяты мною из прозаика Аполлодора, писавшего в I или II в. н. э. Обычно Аполлодор пишет весьма сухо и неинтересно, но при описании событий, приведших к Троянской войне, он, видимо, был настолько вдохновлен соприкосновением со столь значительным объектом, что здесь он оказывается гораздо менее скучен, чем в остальных частях своей книги.
Более чем за тысячу лет до Рождества Христова в восточной части Средиземноморья существовал большой город, очень богатый и очень могучий. Второго такого на земле не было. Город назывался Троей, и до сих пор нет города, о котором в людской памяти сохранилось бы столько славных воспоминаний. Причиной этого послужила война, события которой описаны в одной из величайших среди известных миру поэм Илиаде, а причина войны восходит к спору между тремя ревнующими друг к другу богинями.
Пролог. Суд Париса
Злобная богиня раздора Эрида, естественно, не пользовалась на Олимпе особой популярностью, и, когда боги устраивали очередной пир, они были склонны ее вообще не приглашать. Глубоко этим задетая Эрида замыслила когда-нибудь зло подшутить над богами и действительно очень преуспела в своих замыслах. На свадьбе царя Пелея и морской нимфы Фетиды, на которую из всех богов и богинь не была приглашена только она одна, Эрида бросила в пиршественный зал золотое яблоко с надписью: Прекраснейшей. Конечно, получить его хотела каждая богиня, и в конце концов круг возможных претенденток на него сузился до трех: Геры, Афины и Афродиты. Рассудить их они попросили Зевса, но он весьма мудро отказался это сделать. Он посоветовал им отправиться на гору Ида, близ Трои, где молодой царевич Парис, известный также как Александр, пас овечьи стада, принадлежавшие его отцу, чего он тогда еще не знал. По словам Зевса, Парис был великолепным ценителем и знатоком женской красоты. Парису, хотя он и был царским сыном, пришлось смотреть за овцами, поскольку его отец, царь Приам, узнал что этот царевич однажды станет причиной гибели его державы, и он отослал его прочь. Со времени свадьбы Пелея и Фетиды он жил вместе с нимфой Эноной.
Суд Париса
Можно вообразить его удивление, когда перед ними предстали три прекрасные богини. Париса, правда, не очень просили оценить их блистательную красоту и решить, кто из них – самая прекрасная; ему, в сущности, предложили оценить те дары, которые они ему предлагали, и решить, какой из них представляется ему наиболее ценным. Тем не менее выбирать было нелегко. Ведь ему было предложено все, что может представлять ценность для мужчины. Гера обещала сделать его владыкой Европы и Азии; Афина – что он возглавит троянцев в победоносной войне против греков, после которой вся Греция будет лежать в развалинах, а Афродита – что ему будет принадлежать прекраснейшая женщина в мире. Парис, как человек слабый и, как показали некоторые последующие события, не отличающийся мужественностью, выбрал дар Афродиты и отдал золотое яблоко ей. Таким был суд Париса, решение которого и стало подлинной причиной Троянской войны.
Троянская война
Самой красивой женщиной в мире была Елена, дочь Зевса и Леды – сестра Кастора и Полидевка. Слава о ее красоте распространилась по всей земле, и в Греции не оставалось ни одного царского сына, которому не хотелось бы жениться на ней. Когда все сватающиеся к ней женихи собрались во дворце ее отца, чтобы формально просить ее руки, их оказалось так много и принадлежали они к таким могущественным родам, что царь Тиндарей, супруг ее матери, побоялся сразу выбирать кого-то определенного, опасаясь, что остальные немедленно объединятся против него. Поэтому по совету Одиссея он сначала взял со всех женихов клятву, что они будут защищать супруга Елены, кто бы он ни был, если ему в результате брака с Еленой будет причинено какое-либо зло. Конечно, каждый из женихов счел для себя выгодным дать такую клятву, так как каждый из них надеялся, что избранником станет именно он, так что все женихи охотно связали себя клятвой, пообещав выступить против любого, кто, например, похитил бы или пожелал похитить Елену. Тогда Тиндарей назвал имя Meнелая, брата царя Микен Агамемнона, и передал ему свой царский престол в Спарте.
Так обстояли дела, когда Парис присудил золотое яблоко Афродите. Богине же любви и красоты было очень хорошо известно, где можно отыскать самую прекрасную женщину земли. Она отправила молодого пастуха, в голове которого не осталось и мысли об Эноне, прямо в Спарту, где Менелай и Елена приняли его как желанного гостя. Между ним и хозяином завязались узы крепкой дружбы. Каждый из них обязался в случае нужды оказывать пмощь другому и, естественно, не причинять вреда. Но Парис нарушил эту священную клятву. Случилось так, что, уезжая ненадолго из Спарты по какому-то поводу на Крит и полностью доверяя Парису, Менелай оставил его во дворце с Еленой. И произошло то, чего, собственно, и следовало ожидать.
… Парис появился
Гостем в доме Атридов
И, закон преступивши, жену
У хозяина выкрал.
Гостем проникший к другу в жилище, коварно
Руку ту Парис оскорбил, что так щедро кормила его,
Тайно похитив супругу Атрида.
Вернувшись домой и обнаружив, что Елена исчезла, Менелай призвал на помощь себе царей Греции, и все те, кто был связан клятвой, откликнулись на его зов. Они были зачарованы грандиозными масштабами предприятия – ведь им предстояло пересечь море и превратить могучую Трою в развалины, золу и пепел. Однако среди обещавших свое участие в войне отсутствовали два первоклассных вождя. Среди них не было Одиссея, царя острова Итака, и Ахилла, сына Пелея и морской нимфы Фетиды. Одиссею, одному из самых хитроумных и проницательных людей Греции, не хотелось покидать дом и семью, чтобы пуститься в романтические приключения в далеких странах из-за бегства неверной жены от мужа. Поэтому он решил прикинуться сумасшедшим, когда за ним прибыл посланник от греческого войска. Царь пахал поле и засевал борозды солью вместо семян. Но посланник тоже был неглупым человеком. Он бросился во дворец, вынес оттуда маленького сына Одиссея и положил его прямо на пути упряжки. Отец мгновенно отодвинул плуг в сторону, доказав тем самым, что находится в здравом уме. Хоть и без особой охоты, но ему пришлось присоединиться к остальному войску.
Ахилла же прятала его мать. Она знала, что, если ее сын отправится под Трою, то вернуться назад ему уже будет не суждено. Она отослала Ахилла ко двору Ликомеда, царя, предательски убившего Тесея, нарядила сына в женское платье и спрятала его среди женского окружения царя. Одиссей же был послан вождями греческого войска найти Ахилла. Переодевшись купцом, Одиссей отправился во дворец Ликомеда, где, по его данным, был спрятан сын Фетиды, привезя с собой прелестные украшения, на которые так падки женщины, а также прекрасное оружие. В то время как женщины сбежались любоваться безделушками, Ахилл перебирал мечи и кинжалы. По интересу к оружию Одиссей и опознал Ахилла, а дальше уже не составляло труда забыть о материнских словах и отправиться в греческий лагерь.
Греки собрали огромный флот в тысячу с лишним кораблей. Корабли собрались в Авлиде, гавани, известной сильными ветрами и опасными приливами, из которой к тому же нельзя было выплыть, если начинал дуть северный фракийский ветер. А он день за днем все продолжал дуть -
Дул, разрывая сердца всего войска,
Не щадя ни судов, ни канатов.
Время еле тянулось,
Само себя удвояя.
Греческое войско пришло в отчаяние. Наконец прорицатель Калхант объявил весть, кторую сообщили ему боги. Фракийский ветер наслала Артемида. Греками убита ее любимая лань вместе с детенышем, и единственный способ заставить ветер утихнуть и отплыть в Трою – это умилостивить Артемиду, принеся ей в жертву Ифигению, старшую дочь верховного вождя греческого войска царя Агамемнона. Это была весть, ужаснувшая всех и совершенно невыносимая для ее отца.
Коли я должен убить
Дщерь мою, матерь семейства,
То руки отца обагрятся
Потоками темными крови,
Крови девы, погибшей пред алтарем.
Тем не менее Агамемнону пришлось уступить. Дело в том, что зашаталась его репутация в глазах войска, и ему, кроме всего прочего, очень хотелось покорить Трою и удивить Грецию.
И он все же решился
Отдать ради общей победы дитя.
Агамемнон послал за дочерью в Микены, написав жене, что он выдает Ифигению замуж за Ахилла, которого считали самым лучшим и самым великим из вождей греческого войска. Но когда Ифигения приехала на свадьбу, оказалось, что ее поведут к алтарю, но только в качестве жертвы.
И все ее моленья, крики:
«О, отец мой! О, отец!» —
Вся прожитая юной девой жизнь —
Ничто не растопило жестокие сердца
Суровых воинов а Авлиде.
Ифигения умерла перед алтарем, северный ветер утих, и греческий флот поплыл в Трою по спокойному морю, но цена, которую уплатили за это греки, когда-нибудь навлечет на них большое зло.
Когда флот достиг устья Симоиса, одной из рек, текущих по Троянской равнине, первым на берег со своего корабля спрыгнул Протесилай. Это был очень смелый поступок, потому что, согласно предсказанию оракула, греческий воин, первым ступивший на землю Троады, был должен первым погибнуть в схватке с троянцами. Поэтому когда Протесилай пал от троянского копья, греки воздали ему поистине божеские почести. Боги тоже отличили его. Они послали за ним в подземное царство Гермеса, чтобы Протесилай еще раз повидался с Лаодамией – своей погруженной в глубокое горе женой. Однако во второй раз она уже не отпустила его одного. Когда ему пришло время возвращаться в подземный мир, она лишила себя жизни.
Тысяча кораблей перевезла огромное греческое войско под стены Трои. Очень сильным было греческое войско, но и Троя была могучей державой. У троянского царя Приама и его супруги Гекубы было множество отважных сыновей, способных и возглавлять атаки, и защищать стены. Но всех их превосходил Гектор, благороднее и храбрее на земле не было ни одного человека, кроме великого воина Ахилла, одного из греческих вождей. Каждый из них знал, что погибнет еще до падения Трои. Ахиллу об этом сообщила его мать:
– Очень коротка твоя жизнь. Так что сейчас освободи себя от тревог и забот. Тебе недолго терпеть их, сын мой, ты – кратковременный гость в жизни земной, тебя будут так оплакивать.
Гектору о его предстоящей гибели не сообщило ни одно божество, но он в ней был тоже уверен.
– Я знаю и сердцем и душой, – говорил он своей жене Андромахе, – что придет день, когда падет священная Троя; погибнут и Приам, и народ приамов.
Оба героя сражались под знаком своей неизбежной гибели. В течение девяти лет победить не удавалось ни той, ни другой стороне. Ни одна из сторон не могла даже добиться сколько-нибудь решительного преимущества. А на десятый год войны вспыхнула ссора между двумя греческими вождями: Ахиллом и Агамемноном, и на некоторое время судьба улыбнулась троянцам. И снова причиной раздора стала женщина. Это была Хрисеида, дочь жреца храма Аполлона, которую греки увели в плен и отдали Агамемнону. Ее отец отправился в греческий лагерь, предлагая выкуп за ее освобождение, но Агамемнон не соглашался ее отпустить. Тогда жрец обратился к могучему богу, которому служил, и Феб-Аполлон внял его мольбе. Встав на свою солнечную колесницу, он начал пускать в греческий лагерь смертоносные стрелы, и греческие воины заболевали и умирали в таких количествах, что погребальные костры горели беспрерывно.
В конце концов, Агамемнон созвал собрание вождей. Ему пришлось объяснить им, что они не могут одновременно бороться и с троянцами, и с моровой язвой, и поэтому они должны или каким-то образом умилостивить Аполлона, или отплывать домой. Тогда поднялся пророк Калхант и заявил, что знает, чем разгневан бог, но сообщить что-либо более подробно он опасается, если только его безопасность не гарантирует Ахилл. «Обещаю, – отозвался Ахилл, – даже ты обвинишь самого Агамемнона». Каждый из присутствующих превосходно понимал, что означает эта сцена; все знали, как верховный вождь обошелся со жрецом Аполлона. Когда Калхант объявил, что для того чтобы умилостивить Аполлона, нужно вернуть Хрисеиду отцу, все вожди поддержали его, и Агамемнон, хотя и очень разгневанный, был вынужден уступить. «Но если я теряю свою пленницу, присужденную мне как часть военной добычи, – ответил он Ахиллу, – я должен получить вместо нее другую».
Вскоре после того, как Хрисеида была отдана отцу, Агамемнон послал двух своих герольдов в шатер Ахилла, чтобы они забрали у него его военную добычу – девушку по имени Брисеида. Герольды отправились к Ахиллу очень неохотно и, придя, встали перед героем в молчании. Но Ахилл, догадываясь, в чем состоит их поручение, спокойно заметил им, что не они обижают его. Пусть забирают девушку, не опасаясь за себя, но только сперва пусть услышат, как он клянется перед богами и смертными, что Агамемнон дорого заплатит за свое злодеяние.
В эту ночь к Ахиллу пришла его мать, среброногая морская нимфа Фетида. Она была так же разгневана, как и ее сын. Фетида посоветовала ему больше не иметь с греками ничего общего, после чего отправилась на Олимп и попросила Зевса дать на поле боя победу троянцам. Зевс не спешил согласиться на ее просьбу. Война к этому моменту уже достигла своего апогея. Даже боги сами восстали друг против друга. Афродита, естественно, была на стороне Париса, а Гера и Афина – против него. Бог войны Арес всегда принимал сторону Афродиты. Посейдон, владыка морей, симпатизировал грекам, морскому народу, издревле великим мореходам. Аполлон заботился о Гекторе и ради него выступал за троянцев, как и его сестра Артемида. Зевс в целом симпатизировал троянцам, но ему хотелось оставаться нейтральным, поскольку, когда он противостоял Гере в открытую, та начинала вести себя по отношению к нему слишком агрессивно. Тем не менее сопротивляться мольбам Фетиды он не мог. В это время у него возникли некоторые трения с Герой, которая, как обычно, догадывалась, что у него на уме. В конце концов он был вынужден пригрозить ей, чтобы она прекратила устраивать ему сцены. Гере пришлось умолкнуть, но она не прекращала размышлять, как ей помочь грекам и обвести Зевса вокруг пальца.
План Зевса был очень прост. Зная, что без Ахилла греки уступают троянцам на поле брани, он послал Агамемнону ложный сон, в котором грекам была обещана победа, если они снова нападут на троянцев. Пока Ахилл оставался в своем шатре, между греками и троянцами разгорелась страшная битва, самая ужасная из всех, которые происходили до сих пор. С троянской стены за ее ходом наблюдали царь Приам и умудренные в делах войны старейшины. К ним пришла Елена, бывшая причиной всех этих мучений и смертей, но, когда старейшины хорошо рассмотрели ее, они не смогли высказать в ее сторону ни малейшего упрека.
– Мужчины должны драться за таких, как она, – шептали они друг другу. – Ее лицо схоже с лицами бессмертных.
Она осталась вместе с ними и стала называть им имена того или иного греческого героя. Но вдруг, к их изумлению, битва затихла. Войско греков и войско троянцев разошлись по обеим сторонам поля, а в свободном промежутке, образовавшемся между ними, как оказалось, лицом друг к другу стояли Менелай и Парис. Очевидно, было принято разумное решение определить исход битвы поединком двух самых заинтересованных в победе бойцов.
Парис первым поднял оружие, Менелай поймал его быстрое копье на свой щит, а затем метнул свое. Оно прорвало тунику Париса, но не ранило его самого. Тогда Менелай выхватил меч, единственное оставшееся у него оружие, но у него сломалась рукоять. Неустрашимый, хотя и безоружный, Менелай метнулся к Парису и, схватив того за гребень шлема, свалил с ног. Он дотащил бы его до греческого лагеря, если бы в схватку не вмешалась Афродита. Она разорвала застежку на шлеме Париса, так что тот остался в руках у Менелая. Париса же, участие которого в поединке ограничилось тем, что он метнул в Менелая копье, она закутала облаком и перенесла в Трою.
А разъяренный Менелай вихрем носился вдоль троянской шеренги, тщетно разыскивая своего противника. Среди троянских воинов не было ни одного, кто не оказывал бы Менелаю помощь, ибо все они относились к Парису с ненавистью. Однако он бесследно исчез, и ни один троянец не знал, каким образом и куда. Агамемнон тотчас же обратился с речью к троянцам и грекам, объявив Менелая победителем и потребовав, чтобы троянцы выдали Елену. Это было справедливое требование, и троянцы согласились бы на него, если бы в дело по совету Геры не вмешалась Афина. Для себя Гера уже давно решила, что война не должна завершиться иначе, как гибелью Трои. Афина, слетев с Олимпа на поле битвы, внушила воину по имени Пандар мысль нарушить перемирие и пустить стрелу в Менелая. Пандар так и сделал; он, правда, только слегка ранил Менелая, но греки, разъяренные его предательским поступком, тотчас же напали на троянцев, и битва разгорелась с новой силой. «Ужас насильственный, Страх и несытая бешенством Распря», эти неукротимые и кровожадные спутники бога войны Ареса, вызывали у воинов обеих сторон стремление проливать кровь, сеять вокруг себя смерть. Там и тут начали раздаваться торжествующие клики победителей и предсмертные хрипы их жертв. По земле заструились потоки крови.
После отказа Ахилла принимать участие в сражениях основную роль со стороны греков стали играть два их величайших вождя: Аякс и Диомед. В этот день они покрыли себя славой, и лицом в землю перед ними полегло немало троянцев. Великий воин Эней, самый смелый и самый могучий после Гектора, чуть было не пал от руки Диомеда. Происхождения он был никак не ниже царского, его матерью была сама Афродита. Когда Диомед ранил Энея в схватке, она тотчас же слетела на землю, чтобы спасти сына. Она обвила его своими нежными руками, но Диомед, зная, что богиня не отличается особой смелостью и вообще не из тех, кто, подобно Афине, умеет отлично сражаться, смело напал на Афродиту и ранил ее в руку. Вскрикнув, она тотчас же выпустила Энея и, стеная от боли, умчалась на Олимп, где Зевс, улыбнувшись при виде своей обычно смеющейся, а теперь плачущей дочери, посоветовал ей впредь держаться подальше от битв и вообще не забывать, что ее дело – любовь, а не война. Но хотя мать и оставила Энея на поле боя, он не погиб. Аполлон окутал его облаком и перенес в стены священного Пергама, святилища Трои, где Артемида быстро исцелила его раны.
Диомед снова вступил в битву и, продолжая вносить опустошения в ряды троянцев, столкнулся лицом к лицу с Гектором. И тут же, к своему отчаянию, он заметил также и Ареса. Кровожадный бог войны сражался на стороне троянцев. Увидев Ареса, Диомед содрогнулся и громким кличем призвал греков отступать, но обратившись лицом к троянцам. Все это очень рассердило Геру. Она направила своих коней на Олимп и спросила Зевса, может ли она прогнать Ареса, это наказание рода человеческого, с поля боя. Зевс, который любил Ареса не больше, чем Гера, хотя тот был его сыном, охотно дал ей свое согласие. Гера поспешила на землю и, встав рядом с Диомедом, внушила ему мысль, ничего не страшась, поразить этого ужасного бога. И тотчас же радость вошла в сердце героя. Он бросился на Ареса и метнул в него копье. Афина же направила его точно в цель, и оно вошло в тело Ареса. От боли бог войны вскрикнул, как могут вскрикнуть десять тысяч воинов, и при этом ужасном звуке трепет охватил оба войска: и троянцев и греков.
Арес же, который, в сущности, был изрядным хвастуном и совсем не мог выносить боли, которую он причинил бесчисленному множеству мужчин, помчался на Олимп к Зевсу, горько жалуясь на неистовство Афины. Но Зевс лишь мрачно посмотрел на него и заметил, что он так же невыносим, как и его мать, и приказал перестать хныкать. После того как Арес покинул поле боя, троянцы были вынуждены отступать. В этот критический момент один из братьев Гектора, знающий, как распознавать волю богов, уговорил Гектора, как можно скорее поспешить в город и передать царице Гекубе просьбу пожертвовать Афине наилучшие одежды из всех, которыми она только располагала, умоляя ее пощадить Трою. Гектор оценил мудрость совета и заторопился во дворец, где его мать выполнила все, о чем он просил. Она взяла расшитое золотом одеяние, сверкавшее, как звезды, и, положив его на колени богини, стала просить ее: «О, Афина! Пощади город и троянских жен и невинных младенцев!» Но Афина-Паллада не вняла ее молитве.
Возвращаясь на поле боя, Гектор решил еще раз, быть может последний, взглянуть на свою жену Андромаху, которую нежно любил, и их сына Астианакса. Он нашел Андромаху на городской стене, куда она в страхе пришла посмотреть на битву, узнав, что троянцы вынуждены отступать. Ее сопровождала одна из прислужниц, кормилица, державшая на руках Астианакса. Гектор улыбался, молча глядя на них. Андромаха же взяла его руку в свои и заплакала.
Муж удивительный, губит тебя твоя храбрость! Ни сына
Ты не жалеешь, младенца, ни бедной матери; скоро
Буду вдовой я, несчастная! Скоро тебя аргивяне,
Вместе напавши, убьют! А тобою покинутой, Гектор,
Лучше мне в землю сойти: никакой мне не будет отрады,
Если, постигнутый роком, меня ты оставишь: удел мой —
Горести! Нет у меня ни отца, ни матери нежной!
Старца отца моего истребил Ахиллес быстроногий.
Гектор, ты все мне теперь – и отец и любезная матерь,
Ты и брат мой единственный, ты и супруг мой прекрасный!
Сжалься же ты надо мною и с нами останься на башне,
Сына не сделай ты сирым, супруги не сделай вдовою…
Гектор же пытался мягко объяснить Андромахе, почему он не в силах выполнить ее просьбу.
Все и меня то, супруга, не меньше тревожит; но страшный
Стыд мне пред каждым троянцем и длинноодежной троянкой,
Если, как робкий, останусь я здесь, удаляясь от боя.
Но не столько меня сокрушает грядущее горе
Трои, Приама родителя, матери дряхлой, Гекубы,
Горе тех братьев возлюбленных, юношей многих и храбрых,
Кои полягут во прах под руками врагов разъяренных,
Сколько твое, о супруга!
Перед тем как попрощаться с супругой, Гектор захотел обнять любимого сына. Но Астианакс, «яркого медью испуган и гребнем косматовласатым», отшатнулся от него и с плачем припал к груди кормилицы. Гектор улыбнулся и снял с головы сверкающий шлем, а потом, взявши младенца на руки, покачав и расцеловав его, взмолился богам.
Зевс и бессмертные боги! О, сотворите, да будет
Сей мой возлюбленный сын, как и я, знаменит среди граждан;
Так же и силою крепок, и в Трое да царствует мощно,
Пусть о нем некогда скажут, из боя идущего видя:
Он и отца превосходит.
Гектор переложил сына на руки жене, и она взяла с улыбкой, но по-прежнему плача. Гектору стало очень жаль ее, и он попытался ее утешить.
Добрая! Сердце себе не круши неумеренной скорбью,
Против судьбы человек меня не пошлет к Аидесу;
Но судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный
Муж…
Вернувшись на поле боя, Гектор снова жаждал побед, и судьба в этот день благоприятствовала ему. Зевс припомнил данное им Фетиде обещание отомстить за обиду Ахилла. Повелев всем бессмертным оставаться на Олимпе, он спустился на землю помочь троянцам, и грекам пришлось тяжело. Их великий вождь и защитник Ахилл не вступал в битву. Он по-прежнему один сидел в шатре, размышляя о нанесенной ему обиде. Великий же вождь троянцев еще никогда не проявлял себя столь блистательным, столь храбрым. Гектор казался неодолимым. «Конеборец», как его называли троянцы, гнал свою колесницу через греческие шеренги так, как будто одни и те же порывы воодушевляли и возничего и коней. Шлемоблещущего Гектора можно было видеть везде, и под ударами его бронзового меча греческие воины падали один за другим. К вечеру, когда битва закончилась, троянцы отогнали греков почти до линии их кораблей.
В эту ночь Троя ликовала, а в греческом лагере царило уныние и даже отчаяние. Агамемнон на совете вождей высказался за прекращение военных действий и отплытие в Грецию. Нестор же, старейший и самый мудрый из греческих вождей, превосходивший мудростью даже хитроумного Одиссея, смело выступил против Агамемнона и заявил, что если тот не вызвал бы гнева Ахилла, то греки не потерпели такого сокрушительного поражения. «Надо попробовать найти способ умилостивить Ахилла, чтобы не возвращаться домой обесславленными», – предложил он. Все присутствующие на совете вожди одобрили эту мысль, и Агамемнон был вынужден признать, что вел себя как глупец. Он вернет Брисеиду Ахиллу, предложив ему также множество богатых даров, обещал Агамемнон и тотчас же попросил Одиссея сообщить о своем предложении Ахиллу.
Одиссей и еще два сопровождавших его вождя нашли героя в его шатре вместе с Патроклом, который Ахиллу был дороже всех людей на земле. Ахилл вежливо приветствовал гостей и приказал угостить их, но, узнав, зачем они пришли, услышав про дары, которые он получит, если уступит, и просьбы пожалеть жестоко теснимых соотечественников, он решительно отказал послам. Его нельзя купить даже за все богатства египетских Фив, добавил Ахилл. Он отплывает домой и советует остальным последовать его примеру.
Но когда Одиссей, вернувшись назад, передал этот совет вождям, совет принят не был. На следующее утро греки пошли в бой с отчаянным мужеством людей, загнанных в угол. Троянцы снова потеснили их, и битва кипела уже на самом берегу, там, куда были вытащены греческие корабли. Но очень скоро им будет помощь со стороны Геры, упорно не желавшей расставаться со своими планами. Гера обнаружила Зевса сидящим на горе Ида и спокойно взирающим на успехи троянцев и постаралась оценить, насколько же она досадила ему при их последней встрече. Богиня понимала, что она может найти к нему подход только одним способом. Она должна выглядеть такой соблазнительной, чтобы он не мог противиться ее желаниям. Когда он примет ее в свои объятия, она наведет на него сладостный сон, и он позабудет о троянцах. Так Гера и поступила. Она отправилась в свои покои и разыскала там все средства, все снадобья, которыми пользуются женщины, чтобы сделать себя безмерно красивыми. Помимо того, она одолжила у Афродиты ее пояс, несущий в себе все ее волшебные чары, и предстала в таком виде перед Зевсом. Когда он увидел ее, любовь переполнила его сердце настолько, что все его обещания Фетиде были забыты.
Победа тотчас же стала склоняться на сторону греков. Аякс, едва не раненный Гектором, поверг своего противника наземь, метнув в него огромный камень. Но Энею удалось помочь Гектору и вынести его с поля боя. После этого греки сумели отогнать троянцев далеко от своих кораблей и смогли бы взять Трою в этот же день, если бы к этому времени не проснулся Зевс. Очнувшись ото сна, он увидел бегущих в панике троянцев и поверженного Гектора. Все стало ему ясным, и он бросил свирепый взгляд на Геру. «Козни твои, о злотворная, вечно коварная Гера, Гектора мощного с боя свели и троян устрашили!» – бросил он. В гневе Зевс даже пообещал «избичевать [ее] ударами молний». Гера знала, что если бы дело действительно дошло бы до этого, то она оказалась бы совершенно беспомощна. Поэтому она сразу стала отрицать, что имеет какое-то отношение к поражению троянцев. Все это – дело рук не ее, а Посейдона, говорила она. Владыка морей Посейдон действительно помогал грекам, но делал это только по ее просьбе. Тем не менее Зевс был рад услышать про это извиняющее обстоятельство, позволяющее ему не выполнять свои угрозы. Он отправил Геру на Олимп и повелел Ириде, богине радуги и вестнице богов, передать Посейдону, что он должен немедленно покинуть поле боя. Тот с видимой неохотой подчинился, и победа снова стала склоняться на сторону троянцев.
Аполлон исцелил раненого Гектора и вселил в него новую, огромную силу. Оказавшись перед лицом и бога и героя, греки напоминали стадо перепуганных овец, гонимых горным львом. Расстроенное греческое войско устремилось к кораблям, и стена, которую построили греки, рассыпалась, как рассыпается песчаная стенка, сделанная детьми на морском берегу. Троянцы подступили к кораблям настолько близко, что были в состоянии их поджечь. Греки же, понимая безнадежность своего положения, думали только об одном – как погибнуть достойно.
Патрокл, любимый друг Ахилла, с ужасом следил за происходящим. При всей его лояльности к Ахиллу он не мог больше оставаться вдалеке от битвы.
– Ты, конечно, можешь лелеять свой гнев, когда гибнут твои соотечественники! – воскликнул он, обращаясь к Ахиллу. – Я же не могу. Дай мне свои доспехи. Если троянцы посчитают, что я – это ты, они могут остановиться, а усталые греки – перевести дыхание. И ты и я сохранили силы. Вдвоем мы смогли бы отогнать троянцев. Но если ты хочешь сидеть в шатре и нянчить свои обиды, то хоть дай мне доспехи.
Пока он говорил, загорелся один из греческих кораблей.
– Да, таким способом они отрежут нашему войску путь к отступлению, – медленно проговорил Ахилл. – Хорошо. Бери доспехи, бери моих мирмидонян и спеши защищать корабли. Я же идти в бой не могу. Я обесчещен. Сражаться я буду только за собственные корабли, если огонь доберется до них. Сражаться же за людей, которые опозорили меня, я не буду.
Патрокл надел великолепные доспехи, которые знали и которых так страшились троянцы, и повел на битву мирмидонян войско Ахилла. Увидев новый крупный отряд воинов, троянцы заколебались; они решили, что их возглавляет сам Ахилл. И действительно, Патрокл сражался так же храбро, как храбро мог бы биться его великий друг. Но в конце концов Патроклу пришлось лицом лицу встретиться с Гектором, и с этого момента он был обречен, как обречен вепрь, повстречавшийся с тигром. Гектор нанес Патроклу своим копьем смертельный удар, и его душа, распрощавшись с бренным телом, улетела в Аид. Гектор сорвал с него доспехи и, отбросив собственные в сторону, надел их. Ни мощь Ахилла и ни один воин греческого войска не могли в этот момент противостоять ему.
Перерыв битве положило наступление вечера. В это время Ахилл сидел перед своим шатром, дожидаясь возвращения друга. Но вместо Патрокла он неожиданно для себя увидел спешащего к нему быстроногого Антилоха, сына Нестора. «Плохие новости! – выкрикнул тот. – Патрокл убит, и Гектор сорвал с него доспехи». Сердце Ахилла охватила такая сильная боль, что окружающие испугались за его жизнь. Далеко в море, в одном из гротов, его мать тотчас же почувствовала эту боль и поднялась из морских пучин, чтобы утешить сына. На ее расспросы Ахилл отвечал:
…сердце мое не велит мне
Жить и в обществе жить человеческом, ежели Гектор,
Первый, моим копием пораженный, души не извергнет
И за грабеж над Патроклом любезнейшим мне не заплатит!
После этих слов Фетида с плачем напомнила сыну, что он сам обречен смерти и погибнет вскоре после гибели Гектора.
Но Ахилл уже принял решение: Гектор должен быть убит.
О да, умру я теперь же, когда не дано мне и друга
Спасти от убийцы!
Я выхожу, да – главы мне любезной губителя встречу, Гектора.
Смерть же принять готов я, когда ни рассудит:
Здесь мне назначит ее всемогущий Кронион и боги!
Фетида не пыталась удержать сына. «Только подожди до утра, – попросила она, – и ты не пойдешь в битву безоружным. Я принесу тебе вооружение, выкованное оружейником-богом, самим Гефестом».
Утром Фетида принесла Ахиллу великолепнейшее вооружение, вполне достойное того, кто его выковал. Такого еще не было ни у одного воина на земле. С трепетным восторгом рассматривали его мирмидоняне, и пламя радостной ярости загорелось в глазах Ахилла, когда он надел свой новый панцирь. Затем он вышел из шатра, в котором провел столь долгое время, и отправился на встречу с греческими вождями, выглядевшими не слишком веселыми: тяжело раненным Диомедом, Одиссеем, Агамемноном и некоторыми другими. Испытывая перед ними стыд, он объявил, что теперь видит, что совершил чрезвычайную глупость, – из-за потери самой обычной девчонки забыл обо всем остальном. Но это прошло: он снова готов идти на битву впереди других. Пусть немедленно готовятся к сражению. Вожди встретили его слова радостными криками. За всех ответил Одиссей, сказавший, что сперва войско должно подкрепить свои силы пищей и вином, поскольку постящиеся – плохие воины. «Наши соплеменники лежат в поле непогребенными, – с легким презрением ответил ему Ахилл. – А пока мой любезнейший друг не будет отомщен, ни одни кусок, ни глоток вина не полезут мне в глотку».
После того как прочие утолили свой голод и жажду, Ахилл повел греческое войско в наступление. Как это предвидели бессмертные боги, в этой битве должна была произойти последняя схватка двух великих вождей. И они знали, чем она завершится. Отец Зевс взял в руки свои золотые весы и положил на одну чашу смертный жребий Гектора, а на другую – Ахилла. Чаша со жребием Гектора пошла вниз. Это означало, что погибнуть должен он.
Тем не менее победа в битве долго не доставалась ни троянцам, ни грекам. Троянцы под водительством Гектора сражались так, как сражаются храбрецы под стенами родного города. Даже самая большая река Троады, которую боги называют Ксанфом, а смертные – Скамандром, приняла участие в битве, угрожая утопить Ахилла, когда он вступил в ее воды. Но это было напрасной попыткой, потому что ничто не могло остановить Ахилла, всех истребляющего на своем пути в стремлении встретиться с Гектором. Теперь даже сами боги приняли участие в сражении, причем не менее горячее, чем смертные. Зевс же, сидящий на Олимпе, с удовольствием хохотал, видя, как Афина повергает наземь Ареса, Гера снимает с плеча Афины ее лук и то и дело хлопает себя по ушам тетивой, а Посейдон язвительными насмешками пытается вызвать на поединок Аполлона. Солнечный бог не принял вызова. Он знал, что сражаться на стороне Гектора теперь не имеет смысла.
И тут огромные Скейские ворота Трои широко распахнулись, поскольку троянцы наконец бросились в бегство и теснились перед стенами, стремясь поскорее укрыться под их защитой. Только один Гектор стоял у стены недвижно. Напрасно старый Приам, отец его, и мать Гекуба взывали к нему со стены, требуя, чтобы он тоже скрылся под защитой стен и тем спас себя. Гектор не хотел прятаться.
Мрачно вздохнув, наконец, говорил он душе возвышенной:
«Стыд мне, когда я, как робкий, в ворота стены и укроюсь!
…Троянский народ погубил я своим безрассудством
О! Стыжуся троян и троянок длинноодежных!
Гражданин самый последний может сказать в Илионе:
«Гектор народ погубил, на свою понадеявшись силу!»
Так илионяне скажут. Стократ благороднее будет
Противостать и, Пелеева сына сына убив, возвратиться
Или в сражении с ним перед Троею славно погибнуть!
Но… и почто же? Если оставлю свой щит светлобляшный,
Шлем тяжелый сложу я и, копье прислонивши к твердыне,
Сам я пойду и предстану Пелееву славному сыну?
Если ему обещаю Елену и вместе богатства
Все совершенно, какие Парис в кораблях глубодонных
С нею привез в Илион, – роковое раздора начало! —
Выдать Атридам и вместе притом разделить аргивянам
Все остальные богатства, какие лишь Троя вмещает?
…Нет, к Ахиллесу
Я не пойду как молитель! Не сжалится он надо мною,
Он не уважит меня; нападет и меня без оружий
Нагло убьет он, как женщину, если доспех я оставлю.
Нам же к сражению лучше сойтись! И немедля увидим,
Славу кому между нас даровать олимпиец рассудит!»
И тут перед Гектором предстал Ахилл в своих новых медных доспехах, сияя ими. С ним незримо для других стояла Афина, а Гектор был один – ведь Аполлон предоставил его собственной судьбе. Когда Ахилл приблизился, Гектора охватил страх, и он пустился бежать. Три раза преследуемый и преследователь со всех ног обежали вокруг Трои. И тут к Гектору, когда он остановился, подошла Афина. Она предстала перед ним в облике его брата Деифоба, и с этим, как он полагал, помощником Гектор и встретился лицом к лицу с Ахиллом. Перед схваткой Гектор сделал Ахиллу следующее предложение:
– Если я убью тебя, я выдам твое тело твоим друзьям, а ты совершишь то же самое для меня.
Ахилл же отвечал:
– Безумец, как не может быть договора между агнцами и волками, так его не может быть между тобой и мной.
С этими словами он метнул в Гектора копье. Он промахнулся, но Афина тотчас же вернула копье ему. Копье же Гектора попало в цель – оно ударилось прямо в середину Ахиллова щита. Но что толку! Ведь вооружение Ахилла было изготовлено Гефестом и пробить его было невозможно. Гектор быстро повернулся к Деифобу, но тот исчез. Гектор понял, в чем дело, – его обманула Афина, и спасения ему не было. «Горе! К смерти меня всемогущие боги призвали! – подумал он. – Но я не умру без борьбы. Я погибну, совершая великий подвиг, о котором еще долго будут рассказывать потомки». Он вытащил свой меч, единственное оставшееся у него оружие, и устремился на противника. Но в руках у Ахилла было копье, то, которое вернула ему Афина. Прежде чем Гектор мог подойти к нему достаточно близко, чтобы воспользоваться мечом, Ахилл, хорошо знавший, как устроен панцирь, снятый Гектором с Патрокла, нацелился в отверстие панциря, расположенное против гортани троянского героя. Удар был рассчитан верно. Гектор грянулся оземь. Он умирал. Испуская дух, он умоляюще прошептал: «Отдай мое тело матери и отцу…» Но суров и жесток был ответ Ахилла:
Тщетно ты, пес, обнимаешь мне ноги и молишь родными!
Сам я, коль слушал бы гнева, тебя растерзал бы на части,
Тело сырое твое пожирал бы я, – то ты мне сделал!
И душа Гектора вылетела из его могучего тела и отправилась в Аид, оплакивая судьбу, силу и молодость павшего героя.
Ахилл вырвал из шеи Гектора окровавленное копье, этот «убийственный ясень». Примчавшиеся к месту поединка греки дивились Гектору и, «изумляясь, смотрели на его рост и образ чудесный». Но в голове у Ахилла были совсем иные мысли. Он проколол сухожилия на ногах Гектора и пропустил через них ремни, которые привязал к своей колеснице. Голова троянского героя лежала во прахе. Потом он хлестнул своих коней и несколько раз объехал вокруг Трои, волоча за собой труп несчастного Гектора, прославленного троянского героя.
Наконец, когда разгневанная душа Ахилла насытилась первым мщением, он предстал перед телом Патрокла и произнес:
Радуйся, храбрый Патрокл! И в Аидовом радуйся доме!
Все для тебя совершаю я, что совершить обрекался:
Гектор сюда привлечен и повергнется псам на терзанье…
А на Олимпе шли жаркие споры по поводу поступка Ахилла, хотя, в общем, «жалость объяла бессмертных», взиравших на глумление над телом Гектора. Оно вызвало неодобрение всех бессмертных за исключением Геры, Афины и Посейдона. Особенно сильное недовольство высказывал сам Зевс. Он послал к Приаму Ириду; Приам должен был, не страшась Ахилла, отправиться к нему в греческий лагерь и предложить богатый выкуп за тело Гектора. Ирида должна была передать царю, что
Рук на него не поднимет Пелид, ни других не допустит:
Он не безумен, ни нагл, ни обыкший к грехам нечестивец;
Он завсегда милосердно молящего милует мужа.
После посещения Приама Иридой его сыновья «вывезли муловый воз легкокатый, новый, красивый; и короб глубокий на нем привязали». В короб же Приам поместил сокровище, самое ценное, что было в Трое, и отправился через всю троянскую равнину в греческий лагерь. Его встретил Гермес, принявший облик юноши грека и предложивший проводить старца к шатру Ахилла. В его сопровождении царь миновал греческую охрану и прибыл к человеку, убившему его сына да еще глумившемуся над его телом. Приам преклонил перед Ахиллом колени и поцеловал ему руки; Ахилл же ощутил перед «боговидным старцем» благоговейный трепет, как, впрочем, и другие присутствующие в шатре воины.
Старец же речи такие вещал, умоляя героя:
…Храбрый! Почти ты богов! Над моим злополучием сжалься,
Вспомнив Пелея отца: несравненно я жалче Пелея!
Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:
Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!
Когда Ахилл слушал Приама, гнев в его сердце стал постепенно стихать. Он мягко поднял распростертого перед ним старца. «Сядь рядом со мной, – произнес он, – скроем в сердца и заставим безмолвствовать горести наши». После этого он приказал слугам омыть и умастить благовониями тело Гектора и накрыть его тонким покрывалом, так, чтобы Приам не увидел изуродованное тело сына и не впал бы снова в отчаяние. Ахилл опасался, что, если причитания Приама начнут вызывать у него раздражение, он может потерять контроль над собой. «Сколько дней продлятся похороны Гектора? – поинтересовался он. – На столько же дней я сумею удерживать греков от битвы». Затем Приам отвез тело сына в Трою; Гектора оплакивали в городе, как еще не оплакивали никого. Плакала даже Елена. «Прочие троянцы укоряли и даже бранили меня, – говорила она сквозь слезы, – а от тебя я не слыхала ни одного обидного слова. Ты радовал меня кротостью своей, утешал ласковыми словами. Ты один был моим другом!»
Траур по Гектору длился девять дней. После этого его тело возложили на гигантский погребальный костер, и он запылал. Когда от тела Гектора остался только пепел, костер залили вином и, собрав прах героя в мягкий пурпур, положили его в золотой ковчег. Ковчег же был зарыт в глубокой могиле, поверх которой были навалены гигантские камни и насыпан холм.
Так погребали они конеборного Гектора тело.
И на этом Илиада заканчивается.