Маленькая горстка очень крупных банков стала настолько огромной, что их считали «слишком большими, чтобы упасть», благодаря, главным образом, преднамеренной правительственной политике финансового дерегулирования, особенно благодаря отмене в 1999 году Закона Гласса – Стигала, спроектированной Саммерсом и Гайтнером при Клинтоне. Этот закон 1933 года, как писалось выше, ограничивал слияния среди инвестиционных фирм Уолл-Стрит (коммерческих банков, например «CitiBank» или «Bank of America») и страховых компаний. Действительно, к декабрю 2008 года, несмотря на свои потери к тому моменту в финансовом кризисе, активы четырех крупнейших американских банков превысили ВВП большинства стран в мире. Они стали столь крупными и столь могущественными, что целые правительства уступали их требованиям, склоняясь перед высшей силой Уолл-Стрит.

Bank of America, крупнейший среди них, держал в активах шокирующую сумму в 2,5 триллиона долларов. Следом шли JP Morgan Chase с 2,2 триллиона, CityGroup с 1,9 триллиона и «Wells Fargo» с 1,3 триллиона. Эта четверка крупнейших американских банков держала активы номинальной стоимостью почти 8 триллионов долларов. Эти четыре банка и, возможно, еще три (четыре крупных инвестиционных банка Уолл-Стрит, а также, вращающая рулетку, гигантская страховая компания «AIG») стояли в безветренном центре шторма глобального финансового цунами, разразившегося в начале лета 2007 года.

Власть денег сконцентрировалась в руках очень немногих людей. И именно они были центром субстандартных и других ипотечных надувательств и мошеннических схем Понци, которые к 2009 году поставили на колени крупнейшую экономику в мире.

Ключевым фактором, позволившим этому цунами разразиться, была чрезвычайная концентрация высокого риска в маленькой горстке американских банков. С июня 2008 года четыре американских банка держали подавляющее большинство всех контрактов по сложным финансовым деривативам. Наиболее быстро растущим сегментом среди этих деривативов были кредитные дефолтные свопы, которые описывались одним банкиром, как «подобные человеку, который идет и покупает страховку на случай пожара, но не на свой дом, а на соседский». Искушение для злоупотреблений было непреодолимым.

Безусловно, крупнейшим банком, оперирующим с деривативами, был JP Morgan Chayse с 91 триллионом долларов в нарицательном, или номинальном выражении рисков участия в сделках с деривативами. Следом шел Bank of America с 40 триллионами, в затылок ему дышал CitiBank с 37 триллионами, и объединенный Wells Fargo Wachovia после октября 2008 года насчитывал в общей сложности 5,5 триллиона. У остальных американских банков авуары деривативов были гораздо ниже. Рискованные деривативы, очевидно, были прерогативой крупнейших игроков и опасным образом концентрировались в менее чем полудюжине учреждений. Падение любого из них развязало бы глобальный системный кризис неслыханного масштаба.

В рискованнейшем сегменте деривативов, на полностью нерегулируемом рынке дефолтных свопов, который, как уже отмечалось, был изобретен JP Morgan Chase, четыре упомянутых банка США плюс HSBC Bank USA (дочерняя компания крупнейшего британского банка) держали ошеломляющие 95 процентов. Эти пять банков позже откажутся обнародовать, сколько денег, выделенных на спасение AIG, утекло в их карманы, чтобы укрепить эти контракты. Лондонский офис AIG обслуживал практически нерегулируемые страховые фирмы, позволявшие банковским гигантам делать свои огромные ставки. Когда все это здание после августа 2007 года начало разрушаться, мошенническим схемам AIG тоже пришел конец.

Еще более тревожно, что концентрация рисков в этих пяти огромных банках была выстроена таким образом, что по мере того, как США и мировая экономика будут глубже впадать в рецессию или даже в депрессию, как произошло в случае Соединенных Штатов, грядущие банковские потери в производных будут расти в геометрической прогрессии. По состоянию на 1 января 2009 года эти пять американских банков сообщили, что оценивают возможные потери (в «худшем случае») еще на 587 миллиардов долларов из-за своих рисков участия в деривативных сделках. Их оценки потерь выросли на тревожные 49 процентов с момента сентябрьского решения правительства обанкротить Lehman Brothers. Один осведомленный аналитик банковских рисков назвал эту ситуацию, которая запрограммирована становиться еще хуже по мере углубления кризиса в экономике США, бомбой замедленного действия.

Это и есть тот самый гадкий секрет, который никто не пожелал обнародовать. Банковские гиганты Уолл-Стрит, новая версия Денежного треста XXI века, базирующаяся на новых экзотических производных инструментах, готовы на все, чтобы скрыть истинную причину финансовых потерь системы (собственные мошеннические схемы банкиров) и навести ужас на американских налогоплательщиков, чтобы те безропотно покрывали убытки банков. И этим гигантским банкам на каждом шагу содействовали и оказывали поддержку их дружки в Федеральной резервной системе, в Министерстве финансов США и в Белом доме.

Эти потери были полностью предсказуемы. Они – результат дерегулирования банковской и финансовой системы, которое тщательно и сознательно, шаг за шагом, проводилось собственниками банков. Это была система политики невмешательства в финансы, создаваемая на протяжении многих лет путем интенсивного лоббирования со стороны банков Денежного треста. Банки Уолл-Стрит, и окружающие их институты в финансовом секторе США с 1998 по 2008 год, вложили впечатляющую сумму не менее пяти миллиардов долларов, по существу, в скупку голосов Конгресса США через взносы на предвыборные кампании и лоббирование.

Бывший американский банковский регулятор во времена кризиса ссудосберегательной системы в 1980-х годах Уильям Блэк описывал трансформацию США в течение десятилетий в фактическую финансовую олигархию, где права все в большей степени отождествлялись с богатством человека: «40 лет назад наша реальная экономика росла лучше, когда финансовый сектор получал в 20 раз меньший процент от общей прибыли (два процента), чем текущий финансовый сектор (40 процентов). Минимальная оценка того урона, который раздутый, переплачиваемый финансовый сектор наносит реальной экономике, состоит в этом значительном увеличении его доли в общем объеме национального дохода, которая тратится впустую в результате паразитирования финансового сектора.

Во-вторых, этот финансовый сектор хуже, чем паразит… Функции финансового сектора – острые клыки, которые использует государство-хищник, чтобы разорвать нацию. В дополнение к выкачиванию капитала в свою пользу финансовый сектор не по назначению использует остальные капиталы таким образом, что наносит урон реальной экономике, с тем, чтобы в выигрыше была уже богатая финансовая элита во вред нации… В этом десятилетии выкуп облигаций и подарки акций чиновникам превысили новый капитал, привлеченный рынками США. Это означает, что рынки осушают капитал реального сектора экономики. Слишком часто они делают это в целях обогащения коррумпированных корпоративных инсайдеров путем мошенничества с бухгалтерским учетом или проведенных задним числом фондовых опционов… Реальная экономика США страдает от острой нехватки сотрудников с сильной математической, инженерной и научной подготовкой. Выпускники в этих трех областях слишком часто выбирают карьеру в финансовой области, а не реальную экономику, поскольку финансовый сектор обеспечивает гораздо большее вознаграждение для руководящего звена… Фиксация финансового сектора на бухгалтерском доходе принуждает его оказывать давление на американское производство и обслуживающие фирмы, чтобы экспортировать рабочие места за границу, не допускать капитал к фирмам, рабочие которых объединены в профсоюзы, и поощрять фирмы использовать иностранные налоговые убежища, чтобы уклоняться от уплаты американских налогов».

Блэк завершает исследование воздействия концентрации могущества в руках финансистов замечанием, что эта система по своей природе должна всякий раз создавать все более новые и крупные финансовые пузыри, которые неизбежно будут лопаться: «Вместо того, чтобы течь к местам, где это будет самым полезным для реальной экономики, капитал стремится к инвестициям, которые создают наибольшую мошенническую бухгалтерскую прибыль. Финансовый сектор особенно склонен к обеспечению исключительного количества фондов, к тому, что я называю бухгалтерским контролируемым мошенничеством. Контролируемое мошенничество выглядит законным юридически и используется управляющими им людьми как орудие жульничества… Бухгалтерская отчетность контролируемого мошенничества столь привлекательна для кредиторов и инвесторов, поскольку она производит записи, гарантирующие краткосрочную бухгалтерскую прибыль. Они проводят оптимизацию с помощью быстрорастущих схем в стиле Понци, давая ссуды заемщикам, которые вряд ли будут в состоянии их возместить (как только пузырь лопнет), и участвуя в чрезвычайных левериджах. Если нет эффективного регулирования и судебного преследования, это нерациональное использование ресурсов создает эпидемию бухгалтерского контролируемого мошенничества, которое стремительно раздувает огромные финансовые пузыри».

Диагноз, поставленный Блэком этой разрушительной и самоподпитывающейся концентрации могущества в финансовой сфере и на Уолл-Стрит (в первую очередь с момента отказа от золотого стандарта для доллара в августе 1971 года), трагически слишком точен.