Книга: Божественная Зефирина
Назад: ГЛАВА XXXIV САМЫЙ ЗНАМЕНИТЫЙ УЗНИК В МИРЕ
Дальше: ГЛАВА XXXVI БРАЧНАЯ НОЧЬ

ГЛАВА XXXV
СВАДЬБА

Приготовления к брачной церемонии заканчивались. Во главе целого батальона служанок Эмилия принесла в апартаменты Зефирины роскошное платье из генуэзской парчи, затканной серебряными нитями.
– Его светлость приказали мне, чтобы ваша милость примерили венецианскую фату, которая принадлежала покойной княгине, его матери! – сказала Эмилия.
«Его светлость приказали! Дон Фульвио желает! Я сказал!.. Я хочу!..» Зефирина знала наизусть лапидарные фразы Леопарда. Не сказав ни слова, она села перед овальным зеркалом. В то время как ее горничная ловко собирала в складки драгоценную кружевную фату с бахромой из жемчуга, которую девица Плюш только что накинула на ее рыжие кудри, Зефирина сделала непроницаемое лицо.
Она не слышала ни радостной болтовни Эмилии, ни восторженных воплей своей дуэньи, ни восхищенных криков Гро Леона, раздававшихся при виде свадебных подарков жениха, скопившихся в будуаре.
Зефирина пока еще не решилась надеть на палец восхитительное кольцо с сапфиром, окруженным бриллиантами, которое князь передал ей накануне через посредничество все того же Анжело.
«Завтра… Завтра я стану его женой!» – думала Зефирина, не сумев подавить тоскливую дрожь. Завтра, после отъезда ее отца во Францию, она останется совсем одна, лицом к лицу с деспотом, привыкшим к тому, что все, звери и люди, склоняются перед его волей, и Зефирина, разумеется, не будет исключением из правил.
После возвращения из Пиццигеттона она больше не виделась с князем наедине. Казалось, что Фульвио Фарнелло был чрезвычайно занят различными делами вне стен дворца, если только он по каким-то причинам больше не желал оставаться с ней наедине. У Зефирины создалось впечатление, что он просто ее избегает.
Чтобы соблюсти приличия и создать видимость добрых отношений в глазах знатных вельмож-соседей, которые часто наносили визиты, жених и невеста иногда совершали короткие прогулки по парку, сопровождаемые Роже де Багателем, мадемуазель Плюш и несколькими ломбардскими дворянами.
Несомненно, для того чтобы избежать разговоров на животрепещущие темы современной политики и жизни, князь говорил о литературе, математике, астрономии, о греческом и латинском языках. Зефирина, сначала хранившая молчание, оживлялась, увлекалась и проявляла недюжинную образованность. Но как только карий с золотистыми искорками глаз Леопарда останавливался на ее лице, она замыкалась в себе, быстро откланивалась и в сопровождении Плюш возвращалась во дворец.
Во время одной из таких прогулок князь Фарнелло спокойно объявил, ни к кому не обращаясь:
– Король Франции плывет сейчас в Испанию.
– Что это такое вы нам говорите, ваша светлость? – воскликнул Роже де Багатель, ласковость и любезность которого по отношению к князю приводили Зефирину в отчаяние.
– Его величество отправился в путь три дня назад под хорошей охраной. Судя по тому, что мне рассказали, был составлен целый заговор, целью которого было его похищение где-то в районе Корсики, но король сам отказался бежать!
– Если только Франциска I не выдал какой-нибудь предатель, соблазненный золотом Карла V! – презрительно бросила Зефирина.
Не дожидаясь реакции Леопарда, ее отца или ломбардских вельмож, она повернулась к ним спиной и пошла наверх в свои апартаменты в сопровождении Плюш и Гро Леона.
Зефирина громко хлопнула дверью. Она задыхалась в этом чужом дворце. Она правильно оценила этого Леопарда. Да, разумеется, этот человек не был лишен ни представительности, ни определенного очарования, но это делало его еще более опасным, ибо к его обольстительности добавлялись еще высокомерие, холодность, расчетливость, ирония, спесь, алчность, подозрительность и властность. Фульвио Фарнелло был тираном самого худшего вида: он был уверен в своем могуществе и в своем праве феодала! Он действовал исключительно в своих личных интересах и не испытывал ни к кому ни малейшего чувства.
Зефирина была уверена, что он замешан в этой неудачной попытке похищения Франциска I. Она поняла, зачем он поехал с ней в Пиццигеттон: он принимал участие в заговоре и, возможно, хотел использовать ее в своих целях.
«Почему… Ах, почему она этого не поняла? Почему не попыталась все поставить на карту? Почему не вмешалась, не попыталась провести, обмануть этих мерзавцев, пообещав от имени регентши большую сумму денег тому, кто освободит короля?!..
Фульвио Фарнелло прислушался бы к таким словам… Золото было единственной вещью, которая интересовала этого алчного князя… А она позволила вовлечь себя в бесполезную болтовню! В беседы, сколь глупые, столь и пустые! Она считала себя очень сильной… Леопард славно посмеялся над ней…»
В эту последнюю предсвадебную ночь Зефирина спала очень плохо. Она слышала, как на колокольне часовни колокол звонил каждый час.
На рассвете она погрузилась в тяжелый, гнетущий сон, в котором донья Гермина, Рикардо, герцог де Бурбон, Франциск I, несчастная Пелажи, папаша Коке, Карл V, Бастьен, Мортимер Монроз, Леопард, Гаэтан и Нострадамус, живые и мертвые, проходили перед ее взором, кружились, отплясывая бешеную сарабанду.
– Время вставать, моя маленькая Зефирина.
Славная девица Плюш потрепала свою подопечную по плечу и тут же отпрянула, пораженная синими кругами под ее наполненными слезами глазами и тонким, искаженным страданием лицом.
– Клянусь всеми рыцарями Броселианды, моя дорогая, нельзя доводить себя до такого состояния! – заахала Плюш.
– Хотела бы я вас видеть на моем месте! – возразила Зефирина.
Казалось, такая возможность не повергла в отчаяние Артемизу Плюш.
Старая дева присела на край одеяла, взяла за руки Зефирину и начала произносить длинную путаную речь, в которой говорилось о послушании, преданности, самоотречении, взаимном согласии и об откровении тайны жизни… Плюш сейчас заменяла мать Зефирины… Господин маркиз поручил ей, дуэнье, поговорить с его дочерью… Заставить ее понять некоторые деликатные вещи… Рассказать ей о… Хм… В конце концов… что… что сегодня вечером… короче… имея в виду, что… не сопротивляться… Некоторые движения… принять, согласиться… Узы брака… Что потребуется от нее… хм… хм… Это нормально… У мужа есть все права…
Девица Плюш кашляла, путалась, покрывалась испариной, сморкалась, обмахивалась веером, перебирала четки, короче говоря, не могла выбраться из туманных объяснений.
Зефирина милосердно пришла ей на помощь:
– Если вы хотите сказать, Плюш, что я должна как ягненок разделить ложе с «его светлостью-я-хочу!»… так вот, поверьте, его ожидают сюрпризы!
– Сюрпризы! Сюрпризы! – заорал внезапно проснувшийся Гро Леон.
– Зря Леопард думает, что я беспрекословно подчинюсь его приказам и капризам, да, он ошибается… Я никогда не буду его рабыней, и он всю жизнь будет жалеть, что силой заставил меня выйти за него замуж!
Внезапно приободрившись от этих воинственных мыслей, Зефирина вскочила с постели, сопровождаемая потрясенным и удрученным взглядом Артемизы Плюш. «Боже мой, – думала славная добрая старая дева, – я не знаю двух других столь мало подходящих друг другу натур, чем этот загадочный князь Фарнелло и наша неукротимая Зефирина… Если любовь не придет им на помощь, то сколько бурь они переживут в будущем…»
Под лучами уже ставшего горячим солнца засверкали шелковые драпировки в апартаментах Зефирины.
Начинался очень длинный день.
С расшитой жемчугом фатой на голове Зефирина была готова к жертвоприношению. Она слышала стук колес первых прибывших повозок по камням мостовой во дворе, крики носильщиков, доставивших своих господ на свадьбу.
Девушка надеялась, что свадьба будет очень скромной, что это будет просто благословение в узком кругу. Но «его светлость» принял другое решение.
Судя по приготовлениям и по многочисленным повозкам и лошадям, поднимавшимся по дороге к замку, дон Фульвио Фарнелло придал своему браку с «французской синьориной» блеск, свойственный бракосочетаниям монархов.
Окруженная служанками, Зефирина бросила последний взгляд на свое отражение в зеркале. Она увидела какую-то незнакомку, чужую, бледную, далекую, высокомерную. Ее золотисто-медные волосы были подняты вверх и поддерживались усыпанными драгоценными камнями и жемчугами золотыми дугами. Она была в корсете на китовом усе, талия была так стянута, что она едва могла дышать. Присборенные рукава, словно отливающие всеми цветами радуги шары, еще больше подчеркивали изящество груди и хрупкость девичьего силуэта.
– По сравнению со всеми княгинями, которые изображены на портретах в галерее предков, ваша милость – самая прекрасная! – восхищенно воскликнула Эмилия, подавая своей госпоже веер, усыпанный блестками в виде цветочков.
– Клянусь честью, ты права, Эмилия!
Услышав этот металлический голос, Зефирина вздрогнула. Только что в будуар своей кошачьей походкой вошел Леопард.
Девушки-служанки стремительно опустились в глубоком реверансе. По знаку князя они, с девицей Плюш во главе, удалились, словно стайка воробышков.
Оставшись одна с глазу на глаз с Леопардом, Зефирина, повергнутая в изумление этим неожиданным визитом, предпочла атаковать:
– Никогда не слышишь, когда вы входите! – сказала она резким тоном.
– Я никогда не вижу, как вы улыбаетесь! – спокойно в тон ей ответил Леопард.
В течение секунды жених и невеста смотрели друг на друга. Зефирина первой отвела глаза. Глубоко вздохнув, она сделала вид, что поправляет перед зеркалом декольте и обмахивается веером.
– Ну-ну, наберитесь храбрости, донна Зефира… Эта обязанность неприятна, но все это будет продолжаться недолго!
Князь подошел к девушке. Подавляя ее своим высоким ростом, он с насмешливым видом смотрел на ее отражение в зеркале.
– На самом деле, ваша светлость, если вы говорите о сегодняшнем дне, то это так, но что касается всего остального…
Свои слова Зефирина сопровождала выразительной гримаской.
– Разумеется, всю жизнь быть привязанной к одноглазому мужу! Это может оказаться…
– Я не заставляла вас говорить это! – возразила Зефирина вызывающе.
Она не ожидала того, что затем случилось, князь Фарнелло схватил ее за плечи.
– Я всегда любил укрощать норовистых кобылиц… Потом они становятся самыми покорными…
Прежде, чем Зефирина успела отстраниться, Леопард припал губами к ее шее. Все произошло очень быстро, это было как ожог. Затем князь выпрямился, очень спокойный, прекрасно владеющий собой. Его карий глаз с золотистыми искорками уставился на потрясенную Зефирину.
– Так как вы, моя дорогая, отказываетесь принять какой-либо подарок из рук этого бедняги Анжело, я должен был решиться прийти к вам лично и обвить вокруг вашей очаровательной шейки эту скромную безделушку в память о столь тягостном и мучительном дне.
Князь Фарнелло вынул из кармана камзола какую-то драгоценность, сверкавшую тысячами огоньков. С нежностью и осторожностью, как самая ловкая горничная, он опустил драгоценность на грудь Зефирины и без труда защелкнул замочек.
Зефирина издала приглушенный крик.
– Не причинил ли я вам боль? – осведомился Леопард.
– Этот… этот медальон! – пролепетала Зефирина, запинаясь.
Широко раскрытыми от изумления глазами она смотрела на роскошное и странное украшение, которое князь только что надел ей на шею. Она не могла поверить своим глазам: на тонкой золотой цепочке, разделенной на пятьдесят пластинок, усыпанных замечательными драгоценными камнями, блистал главный камень – изумруд размером с орех, заключенный в золотую оправу в виде пасти леопарда… Третий медальон… Тот самый, который «видел» Нострадамус…
– Где… где вы взяли его? – спросила Зефирина, резко поворачиваясь к князю Фарнелло.
Ее натиск был таким неожиданным и яростным, что князь едва не отшатнулся, но сдержал себя.
– Вы задаете странные вопросы, моя дорогая… Вы что же, на самом деле принимаете меня за бандита с большой дороги?
– Я прошу вас, ответьте… – умоляла Зефирина.
Ее глаза, более зеленые, чем изумруд, висевший у нее на шее, выдержали мрачный взгляд Леопарда, не мигая.
«Что это еще за новый каприз?» – казалось, думал высокомерный вельможа. Внезапно он решил ответить ей и отвечал очень терпеливо, словно обращался к несносной маленькой девочке.
– Этот медальон, мое нежное дитя, из шкатулки моей покойной матери, княгини Фарнелло. Он принадлежал многим поколениям нашей семьи. Чтобы быть более точным, скажу, что он является собственностью нашего рода с благословенного года 1187… Ну что, вы удовлетворены?..
1187 год… Год взятия Иерусалима императором Салладином, как раз перед третьим крестовым походом… – прошептала Зефирина.
– Точно, юная эрудитка; в нашей семье даже поговаривали, что с медальоном была связана одна история… История трагической любви, как водится… Вначале, кажется, было три медальона, принадлежавшие трем сестрам… В легенде говорится, что какая-то женщина соберет в своих руках три разбросанных по свету медальона через 333 года… Тогда эта женщина получит доступ к сокровищам великого Салладина, которые стерегут три змеи, три орла и три леопарда…
Зефирина была вынуждена опереться о сундук. Три… три… три… Ненавистный голос Гермины вновь зазвучал у нее в ушах: «Ты тоже ищешь третье?» Зефирина больше не сомневалась в том, что «эта Сан-Сальвадор» хотела завладеть тремя медальонами. Была ли она тем чудовищем, которое убило ее мать, нежную Коризанду? Каким образом донья Гермина смогла это сделать?..
Над парком поплыл колокольный звон. Пробило три часа дня. Князь Фарнелло, не сознававший, какое смятение вызвали его слова в душе у Зефирины, подал ей свою руку.
– Ну, смелей. Пришел час жертвоприношения! Все ждут только новобрачную… Идемте, моя дорогая… Так как этот рассказ, кажется, вас очень развлек, то будьте уверены, сегодня вечером я буду иметь возможность рассказать вам историю этого медальона полностью…
При таком прямом упоминании о приближающейся ночи горячая волна опалила жаром щеки Зефирины. Она отвернулась. Сделав вид, что не замечает протянутой руки князя, она направилась к большой мраморной лестнице.
Одобрительный шепот приветствовал появление невесты, ведомой под руку ее отцом.
Часовня была забита до отказа. Под ее сводами раздавались григорианские песнопения. Зефирине казалось, что она присутствует на чьей-то чужой свадьбе. Она не ощущала, что все это касается ее, она почти раздвоилась, видела все, слышала все, действовала, говорила, двигалась, как когда-то это делали замечательные механические куклы старого художника мэтра Да Винчи.
В то время, когда Зефирина, бледная и очаровательная, поднималась на верхнюю галерею храма вместе с Роже де Багателем, она, ставшая почти равнодушной, узнала среди приглашенных предателя Бурбона, вице-короля Неаполя, итальянских вельмож и испанских грандов, виденных в Пиццигеттоне. Все победители находились здесь, они были свидетелями ее унижения.
Стоя на хорах, Леопард ждал свою невесту. Не взглянув на него, Зефирина тотчас же опустилась на колени на одну из скамеечек перед алтарем. Опустив голову на молитвенно сложенные руки, она принялась молиться с такой истовостью, с какой не молилась со времени выхода из монастыря.
Обряд бракосочетания совершал прелат из Милана. Словами, исполненными елея, он призывал будущих супругов исполнять свой долг по отношению друг ко другу.
– И жена должна слушаться своего мужа, подчиняться ему, должна почитать его и хранить ему верность…
«Если он это называет долгом по отношению друг к другу!..» – подумала Зефирина, в которой вновь вдруг заговорил бунтарский дух.
– Фульвио Карло Массимо Корнелио Бенвенуто, князь Фарнелло, господин Салимонте ди Седжесте, граф Сиракузский, барон Агридженте и Илла, герцог Сицилийский, маркиз Селестра… хотите ли вы взять в жены присутствующую здесь донну Зефирину, дочь маркиза де Багателя?
– Да, я этого хочу! – ответил без колебаний металлическим голосом Леопард.
Тогда прелат обратился к девушке:
– Зефирина Мария Коризанда Эме Джулия Гортензия де Багатель, хотите ли вы…
Ответом на вопрос прелата было долгое молчание. Лишившись от волнения голоса, Зефирина не могла ответить.
На галереях возник легкий шепот. Зефирина окинула присутствующих взглядом утопающей. От кого бы она могла ожидать помощи? Разумеется, не от отца, уже открывшего рот как рыба, выброшенная из воды. Не от славной девицы Плюш, шмыгавшей носом над своим молитвенником. Не от Ла Дусера, который не мог понять ее чувств. Не от Рикардо де Сан-Сальвадора, который, стоя рядом с де Бурбоном, украдкой смотрел на ее медальон завистливым взглядом. И не от этого бедного монаха с низко надвинутым на лицо капюшоном, монаха, который молился рядом с исповедальней…
Зефирина вздрогнула. Уж не сошла ли она с ума? Она могла бы поклясться, что монах подавал ей какой-то полный тайного смысла знак.
– Дитя мое… Ну же, дитя мое!
Голос прелата вернул ее к действительности. Зефирина обернулась к священнику, совершавшему бракосочетание. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Леопарда.
– Вы хорошо поняли мой вопрос, дитя мое? – вновь спросил прелат. – Хотите ли вы взять присутствующего здесь Фульвио Карло Массимо Корнелио… в мужья?
– Да, я этого хочу! – прошептала Зефирина так тихо, что только приглашенные, стоявшие в первых рядах, могли ее слышать.
По знаку прелата диакон подан на золотом подносе обручальные кольца.
Князь Фарнелло схватил руку Зефирины. При прикосновении этих длинных пальцев, таких темных рядом с ее молочно-белой кожей, таких нервных, горячих, мужских, таких властных, привыкших «укрощать норовистых кобылиц», при прикосновении этих пальцев Зефирина инстинктивно отшатнулась. С какой-то неистовой силой, которая, возможно, была вызвана всего лишь нетерпением и раздражением, князь удержал ее руку, затем, возможно, желая смягчить резкость, он почти ласковым движением очень бережно и нежно надел обручальное кольцо на ее дрожащий пальчик.
– Слишком поздно, княгиня! – прошептал Леопард.
Почти против своей воли Зефирина подняла глаза на того, кто с этой минуты был ее мужем.
Золотистые искры сверкали в карем глазу князя Фарнелло. Это было очень мимолетное впечатление. Смущенная Зефирина тотчас же опустила глаза.
Она недрогнувшей рукой поставила свою подпись под документом о заключении брака.
Звонили колокола.
– Да здравствует его светлость!
– Да здравствует прекрасная княгиня!
Князь и новая княгиня Фарнелло вышли из часовни под приветственные крики крестьян, собравшихся перед ней. Стоя рука об руку с князем, Зефирина сделала над собой усилие. В толпе она вновь увидела того же монаха. Она ясно видела, как он воздел руки к небу, а затем исчез за группой крестьянок. Озадаченная Зефирина вновь поискала его взглядом, но больше не видела капюшона его рясы из грубой шерсти среди кружевных головных уборов.
Леопард ничего не заметил. Он увлек Зефирину к украшенной цветами повозке, и новобрачные отправились наверх, во дворец, а все приглашенные последовали за ними пешком.
После того как Зефирина выслушала все пожелания благополучия и все поздравления, показавшиеся ей бесконечными, гости отправились на пышный банкет, который был устроен в большой выложенной мрамором галерее.
Среди всей этой суеты Зефирина не обменялась ни одним словом со своим мужем. Она постоянно ощущала его присутствие рядом с собой. Изящно беря угощения тонкими пальчиками, она обменивалась любезными фразами со своими соседями слева.
Прекрасно исполняя роль хозяина дома, Леопард постоянно склонялся к своей соседке слева, прекрасной княгине Ринальди, даме со смуглым лицом, обрамленным двумя великолепными темно-каштановыми косами. Фульвио ни разу не попытался заговорить со своей женой. «Ну и на здоровье! Пусть себе болтает всякий вздор с этой претенциозной чернушкой!» – думала Зефирина с предубеждением.
К четырем часам пополудни большинство пирующих, как это водится, были более пьяны, чем Ной в своем шатре. Маркиз де Багатель, захмелевший более, чем другие, вдруг поднял наполненный до краев кубок.
– Я пью за здоровье князя Фарнелло, моего друга… моего благородного победителя… отдавая ему самое дорогое мое сокровище, мою дочь Зефирину… А теперь, когда я сдержал слово, пришло время вам, мой зять, сдержать ваше!
Униженная Зефирина видела, что Роже нетвердо стоит на ногах. На вид более трезвый, чем его тесть, князь Фарнелло поднялся в свой черед:
– Что сказано, то сказано… Маркиз, вы заплатили самый прекрасный выкуп на свете!.. Вам – свободу! А мне – новобрачную!
По тому, каким резким движением князь поднял кубок, Зефирина поняла, что он тоже пьян.
– Хорошо сказано, Фульвио!
– Браво, Фарнелло!
– Выпьем за поцелуй новобрачной!
– За ее подвязку! За ее нижнюю юбку! За ее фату! Аплодисменты и приветственные крики, провозглашенные пьяными голосами, становились все громче.
«Я их ненавижу, этих пьяниц! Я их ненавижу!» – думала Зефирина, уязвленная фразой князя, которая претендовала, однако, на то, чтобы быть галантной. Чувствуя себя все более и более униженной и оскорбленной, она проводила своего развеселого отца во двор.
Она знала о том, что Роже де Багатель принял решение уехать тотчас по окончании брачной церемонии. Когда же пришел момент расставания, она ощутила огромную пустоту и глубокое отчаяние. Во дворе повозка, которой правили, если это можно было так назвать, братья Ипполит и Сенфорьен, оба пьяные и распевавшие песни во все горло, шесть сундуков, четыре лошади и Ла Дусер, более пьяный, чем его господин, ожидали сигнала к отъезду.
– Я… благословляю… вас, дочь моя! – заявил Роже де Багатель, тяжело ворочая языком и с большим трудом усаживаясь в седло.
– Прощайте, отец… Прощайте… Прощай, мой Ла Дусер! Отец!
Зефирина отвернулась с глазами полными слез.
– Улыбайся! Сардина!.. Сардина!.. Улыбайся!
Гро Леон опустился Зефирине на плечо. Она долго стояла и смотрела вслед повозке, своему отцу и Ла Дусеру; их лошади сами шли вниз по дороге, к подножию холма, они не нуждались в том, чтобы ими правили. Когда всадники и повозка превратились в крохотное облачко пыли посреди ломбардской равнины, она решилась вернуться во дворец.
Там начинался бал…
Назад: ГЛАВА XXXIV САМЫЙ ЗНАМЕНИТЫЙ УЗНИК В МИРЕ
Дальше: ГЛАВА XXXVI БРАЧНАЯ НОЧЬ