23
В воскресенье мама не хочет уезжать.
– В морозилке две порции запеканки, хватит накормить полк солдат, – говорит она. Мы стоим на крыльце, глядя, как отец запихивает в багажник последние вещи. Дэйв и Джеймс уехали вчера днем, и теперь мама пытается извлечь максимум из каждой секунды прощания. – Я думала, может, ты захочешь пригласить кого-то из подруг. Позвони Лизе, или Элизабет, или Кристи. Попроси их составить тебе компанию.
– Отличная идея. – Но на самом деле я совсем не в таком восторге, как пытаюсь изобразить. Я люблю своих подруг, как любая другая женщина, но после почти двух недель в окружении людей я хочу немного покоя. И кроме того, горю не нужна компания.
– И я заморозила суп отдельными порциями. Подумала, что ты могла бы брать его с собой на работу и там обедать. Еще там есть шарики из печенья, в полиэтиленовом пакете. Просто сунь их в духовку, когда захочется чего-нибудь сладенького.
– Мам, в морозилке еды хватит до следующего Рождества.
– Я знаю, просто… – Она озабоченно хмурится. – Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? Мне невыносимо думать, что ты будешь совсем одна.
– Я почти не буду здесь бывать. Я буду на работе, может, возьму дополнительные часы. Сейчас в колледже идет прием абитуриентов, так что у меня не будет недостатка в проблемах, которые нужно разрешать.
– Это всего пять дней, Джулс! – кричит отец со двора. – Она справится.
Мама собирается возразить, но я обнимаю ее, притягиваю к себе.
– Он прав, мам. Я справлюсь. Обещаю.
Она выдавливает слезливую улыбку.
– Это я должна утешать тебя, ты же знаешь. А не наоборот.
– Если тебе от этого станет легче, обещаю, что, когда мы снова увидимся в пятницу, я буду большой жирной развалиной.
Она смеется и сжимает меня в объятиях.
– Звони в любое время, хорошо? Я буду здесь через три с половиной часа.
– Я знаю.
– И ты заедешь в те заведения, как обещала? Адреса я оставила на кухонном столе.
– Да, обещаю.
Я провожаю ее до машины, с трудом выдерживаю еще одну порцию объятий, а после улыбаюсь и машу, пока отец, сидящий за рулем, не поворачивает за угол. И тогда я иду по двору обратно к дому.
Впереди у меня целый день, долгий и пустой, как дорога.
Я знаю, чем мне его заполнить.
Вернувшись в дом, я вытаскиваю из кармана телефон.
– Гугл, где можно спрятать четыре с половиной миллиона долларов?
Гугл выдает целый список возможных вариантов, из которых я узнаю, что плотно упакованный миллион долларов вполне может поместиться в пакет из супермаркета, ящик для продуктов в холодильнике и микроволновку. Информация одновременно оказывается познавательной и нелепой. Зачем кому-то миллион в долларовых купюрах? Ну, хорошо, предположим, Уилл упаковал деньги в сотенных и тысячных банкнотах, размер все равно должен был остаться приемлемым. Даже с новой сигнализацией дом явно не является филиалом Федерального резервного банка, и в нем есть масса мест, чтобы спрятать внушительную пачку денег. Вместе с тем Уилл компьютерщик. Ему никогда не придет в голову запихать деньги в мешок и таскать его с собой. Деньги должны перемещаться в наиболее комфортном для него пространстве: то есть онлайн.
О'кей, значит, мне нужно искать… что? Номер счета, нацарапанный на клочке бумаги? Забракованную и забытую флешку? Ключ от банковской ячейки? От перспективы искать какой-то неизвестный предмет размером не больше моего мизинца мне хочется застонать.
Я решаю начать с чердака и постепенно продвигаться вниз. Я перетряхиваю коробки и пакеты, проверяю за балками и в чемоданах, ищу в шкафах и под кроватями. Я двигаю мебель и поднимаю ковры. Я приношу с кухни отвертку и открываю все вентиляционные отверстия, засовывая в каждое руку так далеко, как получается. Я проверяю морозилку и туалетные бачки.
Весь дом – словно эмоциональное минное поле, каждая комната начинена взрывчаткой. Пиджак Уилла, висящий на крючке у задней двери. Его любимый апельсиновый сок в холодильнике за пакетом сливок, которые он никогда не позволял добавлять в свой кофе. Висящий на стене в коридоре постер в рамке, который мы вместе выбирали в Нью-Йорке, диванные подушки – Уилл всегда считал, что их слишком много, и постоянно сбрасывал на пол, – его бритва и полупустой флакон лосьона после бритья на краю его раковины. Я отвинчиваю крышку и подношу ее к носу, знакомый запах заставляет меня улыбнуться, в то время как глаза наполняются слезами.
Внезапно я чувствую, что не могу дышать. Я знаю научное объяснение этому – что импульсы от обонятельной луковицы поступают к участкам мозга, отвечающим за эмоции и память, – но столь осязаемое присутствие Уилла тем не менее сшибает меня с ног. Я вижу его. Я чувствую его запах. Его голос звучит у меня в ушах, кончики пальцев скользят по коже на спине. Эти ощущения так сильны, что я ищу его отражение в зеркале, но позади меня никого нет, только стена. Тоскливое разочарование давит свинцовой тяжестью, и я завинчиваю крышку, отношу флакон на свою половину ванной и падаю на табурет.
Стоваттные лампочки, горящие над моей головой, беспощадны. Сальные волосы, запавшие щеки, прыщик, назревающий на подбородке.
Я подхожу к душевой кабине, включаю душ, потом возвращаюсь к туалетному столику, где в нижнем ящике храню маски для лица. Открываю его, и мое сердце останавливается, потом с усилием, как локомотив товарного поезда, вновь заводится и начинает биться сначала медленно, но потом постепенно набирает скорость. В ящике, поверх коробочек, тюбиков и баночек, еще одно послание, на этот раз нацарапанное на бледно-голубом стикере:
«Прекрати поиски, Айрис. Оставь это. Я не смогу защитить тебя, если ты этого не сделаешь».
Я вся покрываюсь мурашками, несмотря на густые облака пара, вырывающиеся из открытой двери душевой кабины, и начинаю оглядываться, ощущая присутствие Уилла так явственно, словно он действительно стоит прямо рядом со мной. Кто положил это сюда? Как? Когда? Последний раз я заглядывала в этот ящик… до катастрофы? Да, я в этом совершенно уверена.
Внутри у меня целое море эмоций. Восторг. Возбуждение – «я же вам говорила!». Облегчение, которое испытываю, так сильно, что ноги перестают меня держать и я плюхаюсь на табурет.
Уилл жив. Должен быть жив. Эта записка, написанная его почерком, доказывает это.
Из горла вырывается громкий истерический звук – наполовину смех, наполовину вопль, – и я приказываю себе взять себя в руки. Если бы я сейчас сидела на кушетке в кабинете психолога, то объяснила бы самой себе, что, желая, чтобы Уилл был жив, я идеализирую свои фантазии и отказываюсь находиться в реальности, в которой он умер. Что я использую отрицание этого факта как защитный механизм и как отсрочку для той работы, которой должна заняться, – а именно оплакивать своего мужа. И все-таки мне не удается убедить себя в этом, потому что на этот раз полученное послание не оставляет никаких сомнений.
«Прекрати поиски. Оставь это».
И на этот раз письмо пришло без конверта. Это означает, что Уилл должен был сам положить его в ящик.
Я хватаю с тумбы телефон и набираю вопрос, который крутится в моей голове, как заевшая пластинка, с тех пор, как нашла первое письмо: «Уилл, это ты?»
Сердце сжимается, словно пальцы в кулаке.
Ответ приходит через тридцать секунд.
«Айрис…»
Я: «Что Айрис? Это простой вопрос, на который нужно просто ответить „да“ или „нет“. Это либо ты, либо не ты».
НЕИЗВЕСТНЫЙ: «В этой ситуации ничего не может быть просто».
Во мне вдруг закипает гнев, и мне надоедает играть в эту игру. Я хочу получить ответ. Если Уилл собирается продолжать и дальше брать на себя труд прокрадываться в дом и оставлять мне собственноручно написанные послания, то, по крайней мере, пусть признается в том, что это он. Я быстро набиваю ответ большими пальцами.
Я: «Ответь на чертов вопрос. Это ты или не ты смотрел мне в глаза и произносил все эти „пока смерть не разлучит нас“?»
Затаив дыхание, я жду ответа, но его все нет.
Я: «Скажи мне! Это ты?»
Я смотрю на экран, заклиная человека на другом конце провода ответить.
НЕИЗВЕСТНЫЙ: «Мне очень жаль. Я не хотел, чтобы мои проблемы коснулись тебя».
У меня из груди вырывается сдавленный стон.
Я: «Мне нужно это услышать. Мне нужно, чтобы ты сказал мне».
НЕИЗВЕСТНЫЙ: «Да. Мне очень жаль, но это я. Уилл».
Его ответ высвобождает все эмоции, которые я сдерживала все эти последние двенадцать дней. Страдание. Злость. Тоска. Облегчение. Отчаяние. Они выплескиваются из меня бурными, захлебывающимися рыданиями, которые сотрясают меня так сильно, что я не успеваю перевести дыхание. Мой муж не умер.
Я нажимаю на «Вызов», и, пока идет набор номера, меня осеняет. Уилл жив, но он разработал детальный план, как заставить всех – включая меня, его жену, его самого любимого человека на этой планете, – поверить в то, что это не так. Каким-то образом он сумел внести свое имя в список погибших пассажиров, зная, что это разобьет мне сердце. После третьего гудка я нажимаю на отбой.
Эта новая мысль захватывает меня поначалу медленно, как надвигающаяся откуда-то издалека гроза. Дыхание становится поверхностным и частым. Кончики пальцев на руках и ногах начинает покалывать. Я смотрю на зажатый в пальцах клочок бумаги, и меня охватывает странное ощущение. Оно распространяется по всему телу, вибрирует под кожей, как керосин, горит в моей крови, и внезапно меня начинает бить дрожь. Уилл оставил меня намеренно, ради денег. Ради четырех с половиной миллионов.
Никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя такой ничтожной.
* * *
После душа я спускаюсь вниз босая и с мокрыми волосами. В какой-то момент, когда, стоя под струями горячей воды, я до красноты терла кожу мочалкой, моя злость перешла в решимость. Уилл хочет, чтобы я прекратила поиски? Хочет, чтобы я оставила это? Мне очень жаль, но теперь меня ничто не остановит.
В кухне я включаю чайник и достаю из буфета кружку. Пока я роюсь в кухонном шкафчике в поисках пакетика с чаем, мой телефон трижды издает сигал, возвещающий о приходе эсэмэски.
НЕИЗВЕСТНЫЙ: «Мне очень жаль, что все так произошло. Знай, что ты последний человек на планете, которому я хотел бы причинить боль».
НЕИЗВЕСТНЫЙ: «Я не хочу втягивать тебя в свои дела и не хочу, чтобы тебе пришлось лгать. Если полиция начнет меня искать, если они конфискуют твой телефон и найдут этот номер, ничего страшного. Им никогда не отследить его. Они ничего не смогут тебе предъявить».
НЕИЗВЕСТНЫЙ: «Айрис, ты здесь? Пожалуйста, поговори со мной».
Я стискиваю зубы, отключаю звонок и сую телефон в ящик для ножей.
Однажды, когда мы с Уиллом еще встречались, он не явился на свидание. Я сидела в баре ресторана «Рэтбун», в туфлях на высоком каблуке и облегающем черном платье, чуть хмельная после нескольких коктейлей «Мартини капля лимона» и от новой любви, а он просто забыл, что у нас свидание. К тому времени я уже знала, что Уилл трудоголик, и решила, что он увлекся разработкой программного обеспечения и потерял счет времени. Минуло полседьмого, семь, потом восемь. Мое беспокойство переросло в раздражение, в свою очередь сменившееся гневом. Наконец я швырнула на барную стойку две двадцатидолларовые купюры и вызвала такси, по дороге домой отправив ему ядовитое сообщение. «Обидно, что он не смог прийти на наше свидание, – написала я, – поскольку оно было последним».
Должно быть, Уилл проверил телефон около одиннадцати, потому что именно с этого момента начал меня атаковать. Он извинялся. Умолял о прощении. Предлагал нам обоим не пойти завтра на работу, чтобы он мог загладить свою вину. Обещал быть внимательнее. Я не ответила ни на одно сообщение.
Но его явное смятение и настойчивость тронули меня, и к полуночи я сдалась. Написала ему, что ложусь спать и что мы поговорим обо всем завтра.
Когда через пятнадцать минут он появился у моей двери, все еще вне себя от беспокойства, я позволила ему войти. Я пыталась злиться, правда, но его знакомое тело, прижатое к моему, глухие удары пульса на его шее, мягкость его губ и сильные руки, увлекшие меня на пол на полпути к ванной, успокоили. Когда на следующее утро на ночном столике зазвонил будильник, мы с Уиллом все еще были заняты друг другом и ни один из нас не думал о работе.
Но забыть про свидание – это не то же самое, что предпочесть мне деньги, и уж совсем не то же самое, что разбить своей жене сердце, притворившись мертвым. На этот раз я не успокоюсь.
Я оставляю мобильник лежать там, куда его сунула, – в темном ящике среди вилок, ножей и ложек, и беру со стола свой ноутбук. Мне нужно все обдумать, сосредоточиться на фактах и начать с самого начала. Четыре с половиной миллиона – это вам не кот начхал. Нельзя просто взять и позаимствовать их со счета компании так, чтобы никто не заметил. Возможно, если мне удастся понять, как именно он это сделал, то я получу подсказку, где искать эти деньги.
Я усаживаюсь с компьютером на диван и завожу в строку поиска в Гугле «схемы корпоративного мошенничества». В Калифорнии финансовый директор прикарманил почти девяносто миллионов. Директор мясоперерабатывающего предприятия в Чикаго сбежал с более чем семьюдесятью миллионами. Вице-президент торговой компании на Западном побережье украл шестьдесят пять миллионов долларов путем откатов, а потом проиграл все до последнего цента. Ближе к дому, в Саванне, менеджер по выплатам скрылся с более чем сорока миллионами, полученными в результате мошеннических телеграфных переводов.
А потом мне на глаза попадается история в самом низу страницы, и сердце в груди начинает биться быстрее. Дрожащими пальцами я кликаю на ссылку, которая отправляет меня на сайт, посвященный величайшим неразгаданным загадкам в американской истории.
В середине 1990-х некий человек по имени Хавьер Кардозо был обвинен в краже более семидесяти трех миллионов у компании, в которой он работал, одного из ипотечных банков в Бостоне. Когда полицейские прибыли к нему домой, чтобы арестовать его, они обнаружили работающий телевизор и полупустую тарелку с еще теплыми макаронами, но никаких следов Хавьера. И он, и деньги, все семьдесят три миллиона, попросту испарились.
Интересно, через пару лет появится в этом списке имя Уилла?
Я возвращаюсь к схемам мошенничества и просматриваю ссылки. Из них я узнаю две вещи. Во-первых, четыре с половиной миллиона – это мелочь. Полагаю, что Ник и совет директоров «Эппсек» думают иначе, но сумма ничтожна по сравнению с другими цифрами, на которые я натыкаюсь.
Во-вторых, деньги почти всегда берет кто-то, кто имеет прямой доступ к бухгалтерским книгам. Корпоративный директор, финансовый директор, кто-то, кто занимается счетами или платежными документами. Уилл был разработчиком программного обеспечения. Его талант программиста, возможно, способствовал процветанию «Эппсек», но как он мог подобраться к деньгам? В этом должен был быть замешан кто-то еще. Кто-то повыше рангом в той же компании, кто-то, кто либо открыл Уиллу путь к деньгам, либо покрывал его.
Это снова возвращает меня к Нику. Он ничего не сказал о расследовании в отношении других сотрудников, при этом намеренно уходил от прямого ответа и фактически угрожал мне. Кроме того, он сказал, что рискует потерять работу, а отсюда недалеко и до мысли, что, возможно, он в отчаянии. Я вздыхаю и поудобнее устраиваюсь на диване, откладываю компьютер в сторону и беру папин блокнот. Открываю чистую страницу и записываю все, что мне известно:
1. В «Эппсек» пропали деньги. Четыре с половиной миллиона только по первоначальным подсчетам.
2. Ник думает, что их взял Уилл, и, если быть честной, я тоже.
3. Уилл, по-видимому, переводил средства со счета «Эппсек» на другой счет, который он контролирует, и здесь речь идет о многочисленных переводах, происходивших в течение нескольких месяцев, если не лет.
4. В доме денег нет, но, возможно, есть нечто, что поможет узнать, где Уилл их спрятал.
5. Ник хочет вернуть деньги. Этого же хочет и тот, кто скрывается за номером 678, и он готов убить ради этого. Один и тот же человек?
На последних словах сердце подпрыгивает в груди, а в голове начинает пульсировать кровь. Кто бы это ни был, сообщения от него больше не приходили, но это вопрос времени. Никто не станет сначала посылать угрозы – «Скажи, где Уилл спрятал деньги, или присоединишься к нему», – а потом хранить молчание. И если верить ему, а я думаю, что верить стоит, он знает, как обойти сигнализацию.
Снаружи доносится рев газонокосилки. На другой стороне улицы начинает лаять собака. От этого шума пульс снова учащается, и я восстанавливаю в памяти свои шаги после отъезда родителей, когда закрыла двери и набрала код на мерцающей панели, чтобы включить систему. Я говорю себе, что все в порядке. Я под надежной охраной самой лучшей сигнализации, которую можно купить за деньги.
И все же сердце не успокаивается.
