Знакомые все лица… И как на подбор – в той или иной мере недовольные единственным реальным кандидатом на королевский трон. Самое забавное, что двор оппозиции гнездился в крыле Лувра, в каких-то нескольких сотнях шагов по коридорам от покоев Генриха Анжу, ранее принадлежавших королю Карлу IX; стремление держать врагов под неусыпным оком и в непосредственной близости весной не уберегло от бунта. Франциск Алансонский и Генрих Наваррский некоторое время томились в темнице, правда – куда более удобной для проживания, нежели мое узилище в Кракове. Повстанцы были прощены умирающим королем Карлом и теперь затеяли новые козни с утроенным энтузиазмом прямо под крышей дворца.

Маршал де Монморанси впился в меня одним глазом, другой уставился в пространство. Признаюсь, всегда впадал в замешательство, беседуя с косоглазыми, не понять – ни куда на самом деле они смотрят, ни что выражают их лица при этом.

– Да-да, помню вас, сеньор де Бюсси. Наслышан, наслышан… Анжу бросил вас на съедение полякам и пальцем о палец не стукнул, чтобы выручить.

Свое возмущение поступком Генриха поспешили выразить принц Конде и, конечно же, король Наварры. Будь на балу герцог де Гиз, недолюбливавший де Бюсси с самых давних времен, до моего появления в шестнадцатом веке, и он наверняка пожал бы мне руку. Все они воспринимали Анжу как преемника дела Карла IX, копили и лелеяли обиды на царственных братьев, но в случае устранения сыновей Екатерины Медичи наверняка немедленно передерутся между собой. И Наварра, и Франциск, и де Гиз сами метили на престол, французская междоусобица будет продолжаться, пока у кормила державы не станет монарх, способный приструнить всех противников. Но это не сейчас…

Наваррский двор намного скромнее того, что завел Анжу, возмещавший себе в Лувре «аскетизм» Вавеля. Протестанты-мужчины одевались в черное, на их фоне мой черно-фиолетовый плащ, темный камзол и шоссы с серебряной вышивкой смотрелись вызывающе пестрыми. Сдержанней наряжены были и женщины. Если бы так выглядело французское окружение Хенрика в Вавеле, оно не составило бы вопиющего контраста с польской модой… Ладно, это дела прошлые.

Самое яркое пятно на балу безошибочно указало, где пустила корни Маргарита. Та часть зала была разукрашена в стиле персидских шатров. Королева устроилась на возвышении меж двух обвитых розами колонн, окруженная фривольной стайкой подруг, музыкантов, поэтов и просто поклонников. Рассказывали, в мире поэзии она именуется Лаисой, тоже кропает какие-то стишки, но куда больше любит слушать строфы, посвященные ей.

– О, мой дорогой Луи! Как мило, что вы откликнулись на приглашение!

Она даже привстала, протянув мне руку для поцелуя, немедленно тот поцелуй получив.

– Мог ли я поступить иначе, богиня?

Марго расцвела, а я получил ревнивый залп из дюжины пар мужских глаз. Впрочем, репутация бретера надежно удержала конкурентов от необдуманных вызывающих поступков.

– Я беспокоилась, позволит ли ваше здоровье присоединиться к нам на балу. Бессердечие поляков не знает границ!..

А неблагодарность Генриха – тем более, я это услышал за вечер уже не один десяток раз, можно не повторяться.

– …Я соскучилась, дорогой Луи! Могу ли я просить что-то прочесть в вашей необычной манере? О, ваши стихи… От их непонятности веет особым шармом!

– Чрезвычайно тронут лестной оценкой, ваше величество.

– О, Луи! Вы совсем одичали на востоке. Не поступайте со мной так! Для вас я все та же Марго. Ну, не томите…

Ничего другого не осталось, как напрягать свою память, благо к таким поворотам я готов заранее.

J’ai attrapé un coup d’soleil

Un coup d’amour, un coup d’je t’aime

J’sais pas comment, faut qu’j’me rappelled

Si c’est un rêve, t’es super belle.

Стихи Жака Превера, положенные на музыку, мне никогда не нравились, но очень подошли заказчице. Все эти навязчивые повторы: я получил солнечный удар, удар любви, удар «я люблю тебя» и так далее – как-то не согласуются с чувством меры, зато Марго с радостью приняла их на свой счет как признание любви, сочиненное мной специально для нее.

Начались танцы.

Сложно описать ощущение пустоты в наполненном людьми небольшом зальчике. Здесь скопились гугеноты и сочувствующие им; мне выразили всяческую поддержку в связи с польскими злоключениями, но никто не желал сойтись накоротке, люди помнили, что вытворял де Бюсси, вернее – что я наделал в Варфоломеевскую ночь.

– Вам записка, сеньор!

Наверняка тайное послание, раз бумага была мне всунута столь незаметно и непринужденно, что сделало бы честь агенту-нелегалу и в гораздо более поздние эпохи.

Что бы это ни сулило, ночь вряд ли ожидается скучной.

О да! Моя решимость была награждена не томно протянутой белоснежной ручкой, а сочным, страстным поцелуем в губы, до крови, придавшей лобзаниям вампирский привкус.

– Луи… – прошептала она, не пытаясь отстраниться. Думаю, даже через плотные ряды юбок Марго ощутила мое взбунтовавшееся естество, готовое к подвигам. – Как мне не хватало тебя, твоих пламенных взглядов, упрямых рук… Молчи! Я знаю, я была несносна, дарила себя мужчинам, не стоящим ни единого твоего мизинца. Да, по приказу матушки вышла замуж за Генриха… Он меня ненавидит, как и всех Валуа… Молчи!!! Узнав, что ты вернулся в Париж, я поняла – это судьба, и противиться ей – все равно, что противиться воле Бога.

Полтора года назад меня бы просто разорвало от подобных слов и вожделения. Тем более обстановка располагала: мы одни, в комнатке, освещенной единственным канделябром, был удобный диванчик, могу поклясться – свидетель и соучастник не одного плотского греха, я разогрелся красным вином, которое разносили лакеи…

Марго красива – это правда. Но какой-то странной, порочной красотой. У нее замечательно стройная фигурка с обычной для парижанок тончайшей талией от ношения корсета с ранней юности, пышные дыньки грудок едва не выпрыгивали за его пределы. Из архитектурно-замысловатой прически непременно выбивался шаловливый золотой локон, в его колыхании от упрямо вздернутой головки больше эротики, чем в ином полностью обнаженном женском теле. Черты лица у Марго округлые и немного неправильные, эстет счел бы ее нос слишком длинным и загнутым, но никакой анализ этих черт не передаст ее дьявольское очарование, оно лилось раскаленной лавой из сверкающих светло-карих глаз с топазово-тигриным отливом. У Эльжбеты взгляд – ласкающий, у Марго – прожигающий.

Дьявольщина! Стоило вспомнить литвинку, и наваждение от близости королевы растаяло.

Марго не заметила перемены во мне – слишком темно. И она была чересчур увлечена своими мыслями и планами, некоторыми из них торопилась поделиться тотчас.

Дочери Екатерины Медичи тесна и мала корона королевы Наварры – крохотного клочка земли в Пиренеях, на французско-испанской границе, скукожившегося до неприличия после очередной войны. Не исключено, что баронские владения де Бюсси обширнее или, по крайней мере, сопоставимы по площади с этим так называемым королевством. Марго желает видеть себя королевой Франции! А для этого у нее есть единственный путь – подтолкнуть к престолу нелюбимого мужа. Но впереди Генрих и Франциск Валуа, братья Марго, оба достаточно молоды и вполне могут обзавестись потомством. Наконец, в случае свержения Валуа неплохие шансы имеет де Гиз, его обязательно поддержит католические большинство в армии, где он популярен, столь же к нему настроена знать средней руки.

– Дорогая Марго! – прервал я ее откровения. – Предан тебе всем сердцем, но скажи – чем могу быть полезен в осуществлении столь наполеоновских планов? М-м-м… Наполеон, ты же знаешь, это античный полководец.

Пропустив мимо ушей оговорку относительно неизвестного еще корсиканца, она заявила, что моя шпага послужит «разящим клинком ее ненависти». И когда этот разящий клинок прикончит всех соперников короля Наварры, до кого только дотянется, Марго отдастся мне душой и телом.

Предложение заманчивое, но и цена высока. Наемных убийц, а оплата предполагалась исключительно альковными утехами, слишком часто пускают в расход наниматели. Тому же Генриху Наваррскому будет весьма выгодно оказаться в положении, если я, например, уложу Франциска, его главного партнера на текущий момент. Будущий герцог Анжуйский ни малейшей симпатии не вызывает, жалости тем более. Но принцы и герцоги просто так не принимают вызов на дуэль от заурядного барона, думаю, речь идет о противниках второго ранга, менее серьезных, но более многочисленных.

– Ради твоих прекрасных глаз готов на всё!

Я стиснул ее восхитительно нежные ручки, а сам лихорадочно соображал, как выпутаться из ситуации. Примкнуть к гугенотам или к их союзникам у меня другого способа не было. Но я не собирался добиваться цели любой ценой. Особенно после встречи с Эльжбетой, сделавшей меня чище. Простите, Марго, желающих исполнять ваши прихоти – полный Лувр и без меня!

О том, что уготованное мне вознаграждение не стоит затраченных усилий, узнал от Чеховского. Эскулап навестил меня через четыре дня после Рождества и первым делом снова выслушал легкие.

– Изменения к лучшему очевидны, сеньор! Никаких признаков развития хвори к чахотке я не усматриваю.

– Я тоже не усматриваю. Не тяни кота за хвост!

– Эскьюземуа, сеньор де Бюсси?

– Это означает – не тяни время. Ты знаешь, чего я жду.

– Знаю… Но, даже если мадам Радзивилл находится в Кракове, письмо будет вручено ей не ранее конца января. И это потребует расходов.

Давно я не расставался с золотом с такой охотой.

– Надеюсь на тебя. Учти, если вручить не выйдет, письмо необходимо уничтожить любой ценой. И заработаешь втройне, если до весны я получу ответ.

– Все в руце Божьей, как говорит мой ксендз. Я чрезвычайно постараюсь… И еще, сеньор, не знаю, вправе ли я спрашивать по поводу другой знатной дамы…

Он топтался посреди моей комнаты и теребил шляпу, прислушиваясь к перебранке бакалейщика с недовольным покупателем на первом этаже, словно изучал – достаточно ли надежное это место, чтоб обсуждать серьезные тайны. Его шевелюра, в Польше стриженная под горшок, во Франции отросла и познакомилась с завивкой, придав Чеховскому видимость благородного происхождения.

– Ну? Напомнить про кота и хвост?

– Видите ли, до меня дошли слухи, что вас отметила вниманием королева Наваррская. Если я вмешиваюсь не в свое…

– Начал – продолжай и не мямли.

– Хорошо, сеньор. Меня вызывали к королеве по поводу недомоганий и… Поклянитесь, что никому не скажете, что я раскрыл врачебную тайну!

– Клянусь, что намотаю твои кишки на саблю, если не прекратишь спотыкаться на каждом слове.

Он опасливо глянул, наверно – пожалел об откровенности.

– Из истинного расположения к вам, сеньор, только из-за этого я столь откровенен. У королевы заметна характерная сыпь. Быть может, съела несвежее, но, боюсь, она поражена стыдной болезнью, как и его высочество Генрих Анжуйский. Ему помогли банные омовения с парилкой а-ля рюсс, никаких признаков больше не вижу, как и у его новых наложниц, но благородной даме даже предлагать такое неуместно. Здесь у женщин не принято париться.

Выпроводив эскулапа, я завалился на кровать не снимая сапог. Новость меня задела за живое, как некий сигнал свыше. В моем нешуточном увлечении Эльжбетой было что-то высокое, настоящее, чистое. К Марго тянул обыкновенный инстинкт блудливого кобеля, и я чуть не влип, поддавшись ему. Но вместо заслуженной кары за легкомыслие получил предупреждение от судьбы: не греши, а то поплатишься.

В разведке есть понятие «интимно-деловые отношения», когда агент вступает в половой контакт и даже изображает возвышенные чувства ради задания – получения секретной информации либо мотивации объекта на выполнение необходимых действий. Данный прием чаще применяют сотрудники женского пола, но иногда и мужчинам приходится ложиться в чужую постель со словами агента 007: «Чего же не сделаешь ради ее величества королевы». Поэтому все работающие «на холоде», то есть нелегально, или под дипломатическим прикрытием вроде «атташе по культуре», разбираются в патогенезе венерических заболеваний. Сыпь в паховой области, свидетельствующая о наличии такой болезни, достаточно характерная, но рассмотреть я ее смогу, только допущенный к телу Марго, когда обратного пути уже не будет.

Первую мишень на дороге к ее постели красотка, кстати, уже подсунула мне на рождественском балу, настойчиво познакомив с подругой, чье лицо было довольно-таки неожиданно видеть в гнездовище протестантов, – супругой чрезвычайно католического герцога де Гиза. Марго кликнула лакея, и тот привел молодую пухлую дамочку с пронырливыми глазками шалуньи нестрогого поведения.

– О, сеньор де Бюсси! Я наслышана о вас как о благородном рыцаре, защитнике чести несправедливо обиженных и оболганных женщин, чью добродетельность злые языки ставят под сомнение, – она бойко начала заготовленную речь, зорко высматривая мою реакцию.

Я склонил голову в уважении перед ее сердечными муками. Действительно, по сравнению с другими дамами Лувра Екатерина де Гиз представляет собой образец высоконравственности, у нее лишь единственный любовник из свиты Генриха Анжуйского, он не был с нами в Польше и сражался только на мягких простынях. Имя фаворита Екатерины – де Сен-Мегрен.

– Чем могу служить, мадам?

А служить ой как не хочется… Может, ну его к чертям, этот Лувр, это баронство, и рвануть в Смоленск? Кстати, до радзивилловских владений оттуда ближе.

– Я очень несчастна, сеньор. Мой муж Генрих де Гиз – омерзительное чудовище. Из-за своей неуемной подозрительности он задумал меня убить! Выпей вина, он мне вчера говорит, из Испании прислали красное, отведай! Знаю же – оно отравленное. Не хочу, отказываюсь я, голова болит… А он настаивает! Попрощалась с жизнью, выпила до дна… Он усмехнулся, поправил ус и ушел, довольный. Я мучилась до вечера, но ничего не произошло. Это было самое обыкновенное вино! То есть он желал, чтоб я терзалась сомнениями, выбирала черное платье, писала прощальные письма друзьям и подругам, а сам налил мне простого вина без капельки яда! Каков подлец, вы представляете, сеньор де Бюсси?! Я вас умоляю, при первой же встрече затейте с ним ссору, вызовите на поединок и убейте… Моя благодарность не будет иметь границ.

– Сделаю всё от меня зависящее, мадам. К сожалению, я часто сталкивался с герцогом, лишь находясь в свите его высочества Генриха Анжуйского, но так как из нее изгнан, теперь встреча с де Гизом для меня маловероятна. Но я непременно приложу усилия…

Последние слова я добавил, наткнувшись на колючий взгляд Марго, безмолвно вопрошавшей – что, зря я тебя обрабатывала и завлекала?

Королева Наварры превзошла мои ожидания, рассчитывая бросить меня не на второстепенных лиц, а против высшей лиги. Если заколоть де Гиза, кто следующий? Теперь не удивлюсь, если замолвит словечко об устранении короля Франции.

До герцога де Гиза мне не добраться при всем желании. Он не унизится до склоки с мелким драчливым бароном и спустит на меня своих вассалов. Отправив на кладбище пару-другую из них, я вряд ли удостоюсь обещанного приза в виде благодарности, не имеющей границ. Глава Католической лиги не вызывал у меня особой симпатии, но отправлять его на тот свет из-за капризов квохчущей курицы совершенно не привлекало. И на этапе борьбы против Анжу герцог де Гиз – естественный союзник Наварры. Интересно, у герцогини, мечтающей о вдовстве, тоже наблюдается сыпь?

Это не столь важно. Актуальней другое – что же делать дальше? От поединка с де Гизом отверчусь, тогда Марго непременно укажет мне иные цели для уничтожения, и если я заколю на дуэли кого-то из противников Наварры, запросто возжелает меня поощрить. За гнилую службу – гнилая награда…

После Кракова, где хотя бы в Вавеле имелась канализация, я себя чувствовал утренним путником на парижской улочке, которому на голову из окна выплеснули содержимое ночной вазы.