Помимо борьбы с коррупцией, в неолиберальной повестке дня важное место занимает еще один политический вопрос — демократия. Однако демократия, в особенности ее связь с экономическим развитием, — это сложная и содержательная проблема. Поэтому единой позиции по ней среди злых самаритян не существует, в отличие от вопросов о свободной торговле, инфляции или приватизации.

Некоторые предполагают, что демократия необходима для экономического развития, поскольку она защищает граждан от произвола и грабежа со стороны власти, без такой охраны не появятся стимулы накапливать материальные блага. Именно поэтому Агентство США по международному развитию считает, что «внедрение демократии улучшает возможности для процветания и повышает благосостояние». Другие уверены, что можно пожертвовать демократией, если это необходимо свободному рынку. Яркий пример — мощная поддержка, которую некоторые экономисты-неолибералы оказали диктаторскому режиму Пиночета в Чили. Третьи полагают, что демократия естественным образом разовьется вместе с ростом экономики (которого, разумеется, легче всего достичь, взяв на вооружение методы свободного рынка и свободной торговли), в результате возникнет образованный средний класс, естественным образом предрасположенный к участию в государственных делах. Четвертые постоянно восхваляют преимущества демократии, но помалкивают, если недемократическая страна относится к числу «друзей» в полном соответствии с традициями «реальной политики», которую отражает знаменитое высказывание Франклина Рузвельта о никарагуанском диктаторе Анастасио Сомосе: «Может быть, он и сукин сын, но он наш сукин сын».

Несмотря на многочисленность мнений, неолибералы едины в том, что демократия и экономическое развитие подкрепляют друг друга. Разумеется, подобная точка зрения характерна не только для сторонников неолиберализма. Однако их отличает вера в то, что связь демократии и экономического развития в основном (если не исключительно) осуществляется посредством свободного рынка, что демократия приводит к появлению свободных рынков, которые, в свою очередь, развивают экономику, что идет на пользу демократии: «Рынок поддерживает демократию, а демократия обычно укрепляет рынок», — пишет Мартин Вулф, британский финансовый журналист, автор знаменитой книги Why Globalisation Works («Почему глобализация работает»).

Согласно неолиберальной точке зрения демократия полезна свободным рынкам, потому что правительство, которое можно сменить, не прибегая к суровым мерам, может быть ограничено в своем хищническом поведении. Если же правителям не приходится беспокоиться о потере власти, они могут вводить чрезмерно наглые налоги и даже конфисковать частную собственность, что на протяжении истории и происходило в авторитарных режимах бессчетное число раз. В подобных случаях исчезает стимул инвестировать и накапливать доходы, силы рынка искажаются, а это препятствует экономическому росту. Напротив, при демократии хищническое поведение правительства ограничено, свободным рынкам ничто не мешает расцвести, что, в свою очередь, ускоряет развитие экономики. Сами же свободные рынки помогают демократии, поскольку приносят с собой экономический рост, благодаря которому состоятельные люди перестают зависеть от правительства и начинают нуждаться в механизме для противостояния произволу политиков. Это и имел в виду бывший президент США Билл Клинтон, когда выступил в поддержку вступления Китая в ВТО: «Когда жители Китая станут более мобильными и успешными и узнают об альтернативных укладах жизни, они будут стремиться обрести право голоса при решении ключевых для собственной жизни вопросов».

Оставим ненадолго вопрос о том, действительно ли свободный рынок — лучший инструмент экономического развития (хотя на протяжении всей книги я постоянно подчеркиваю, что это не так). Можно ли хотя бы сказать, что демократия и свободный рынок естественные партнеры, которые поддерживают и укрепляют друг друга?

Ответ снова отрицательный. Что бы ни говорили неолибералы, рынок и демократия вступают в противоречия на фундаментальном уровне. Демократия действует по принципу «один человек — один голос», рынок — «один доллар — один голос». Естественно, при демократии каждый человек имеет равные права независимо от того, сколько у него денег, рынок же дает больше прав богатым. Таким образом, демократические решения обычно противоречат логике рынка. Более того, многие либералы XIX века возражали против демократии, поскольку считали, что она и свободный рынок несовместимы. Они указывали на то, что демократия позволит бедному меньшинству провести законы, которые будут эксплуатировать богатое меньшинство (например, прогрессивную шкалу налогообложения или национализацию частной собственности), что разрушит стимулы для накопления богатств.

Руководствуясь этой точкой зрения, все современные богатые страны изначально предоставляли избирательные права только тем, кто владел определенным уровнем собственности или зарабатывал достаточно, чтобы платить налоги на определенную сумму. Некоторые условия упоминали грамотность или даже образование (например, в некоторых германских странах университетское образование давало избирателю лишний голос), что, разумеется, все равно было тесно связано с экономическим статусом человека и обычно использовалось в сочетании с условиями по поводу собственности или налогов. В результате в Англии, предполагаемой родине современной демократии, голосовать, даже после знаменитого реформистского закона 1832 года, могли только 18% мужчин. Во Франции до введения всеобщего мужского избирательного права в 1848 году (впервые в мире) голосовать могли всего 2% мужского населения из-за ограничений, касающихся возраста (нужно было быть старше 30 лет) и, что важнее, собственности и налогов. В Италии даже после того, как возрастной ценз снизился до 21 года в 1882 году, голосовать могли всего два миллиона мужчин (около 15%) из-за налоговых ограничений и требования грамотности избирателей. Знаменитый лозунг американских колоний, выдвинутый в борьбе против Британии, «Нет налогам без представительства» зеркально отражала экономическая подоплека избирательного права, обернувшаяся лозунгом: «Нет представительству без налогов».

Указывая на противоречия между демократией и рынком, я не утверждаю, что необходимо целиком отвергнуть логику рынка. При коммунизме полное отрицание принципа «один доллар — один голос» не только привело к экономической неэффективности, но и усугубило неравенство по другим критериям: политическому влиянию, личным связям или идеологической выдержанности. Нужно отметить, что деньги могут выступать уравнителем лучше, чем другие указанные критерии.

Они могут эффективно устранять нежелательные предрассудки в отношении людей определенной расы, касты или профессиональной группы. Гораздо проще заставить людей лучше относиться к членам дискриминируемых групп, если у тех есть деньги (и они могут выступать в роли потенциальных инвесторов). То, что даже открыто расистский режим апартеида в Южной Африке дал японцам статус «почетных белых», — яркое свидетельство «освобождающей» силы рынка. Однако какой бы позитивной ни была в некоторых отношениях рыночная логика, мы не должны, да и не можем, управлять обществом, руководствуясь исключительно принципом «один доллар — один голос». Если все предоставлено рынку, то богатые смогут исполнить свои самые потаенные желания, а бедным сложно будет даже выжить. Поэтому, например, в мире тратится в 20 раз больше денег на создание новых средств для похудения, чем на лекарства от малярии, которая каждый год уносит более миллиона жизней и разрушает еще несколько миллионов. Более того, есть такие вещи, которые просто нельзя покупать и продавать даже во имя оздоровления рынка. Судебные решения, государственные должности, академические степени и некоторые профессиональные дипломы (юристов, врачей, учителей, инструкторов вождения) — вот лишь несколько примеров. Если подобные вещи можно будет купить, то возникнут серьезные проблемы не только с легитимностью общества, но и с экономической эффективностью: необразованные врачи и неквалифицированные учителя снижают качество рабочей силы, а порочные судебные решения отрицательно сказываются на результативности контрактного права.

Демократия и рынки — это фундаментальные строительные блоки для создания достойного общества. Но они вступают в противоречие на базовом уровне, и нужно сохранять баланс между ними. К тому же свободные рынки не идут на пользу экономическому развитию (что я доказываю на протяжении всей книги), так что сложно утверждать, что демократия, свободный рынок и рост экономики образуют благотворный цикл, на чем настаивают злые самаритяне.