17
Гарри Эйвнелл состоял в клубе «Тревелерз», что на Пэлл-Мэлл. Не самый лучший клуб, как, впрочем, многое в его жизни, но для членства в «Уайтс» у него не хватало ни связей, ни состояния. А «Тревелерз», по крайней мере, расположен в приличном районе. Директор пивоваренной компании «Марстонс», Гарри Эйвнелл все же ощущал себя деревенским сквайром, хозяином небольшого поместья на реке Дав. Усадебный дом в стиле королевы Анны был обставлен, что называется, со сдержанной роскошью. Каждый предмет, от подставки для зонтиков в холле и до хрустального графина на буфете в столовой, являлся лучшим в своем роде. Потребности обитателей Хаттон-хауса всегда превышали доходы, но лишь в той степени, какая требует определенной бережливости – которая и Гарри, и его жене давались без особых усилий. О жизненных принципах Гарри говорила его одежда: костюмы из самой добротной ткани, какую можно сыскать на Сэвил-роу, можно было носить всю жизнь. Что до Джиллиан Эйвнелл, она хоть и одевалась безупречно, но в остальном предпочитала экономить, проводя за молитвой больше времени, чем за туалетным столиком. Джиллиан была набожная католичка, в отличие от мужа, не признававшего вообще никакой религии: Гарри называл себя стоиком, восхищался Марком Аврелием и превыше всего ставил умение владеть собой.
Гарри Эйвнелл прибыл в город похлопотать за сына. Эд сумел отличиться на войне, а вот теперь у него жена и ребенок, но ни работы, ни денег. В двадцать восемь мужчине полагается уверенно делать карьеру, но Эд даже не обратился к отцу за помощью. Поэтому Гарри решил сам найти местечко для сына. У Джока Колдера, с которым его связывал бизнес, тоже оказался сын, который нуждался в отцовской поддержке. Человек небедный, Колдер решил помочь своему мальчику наладить импорт французских вин. Юноша не возражал, но в двадцать лет нелегко принять на себя личную ответственность за компанию. Необходим партнер. Гарри Эйвнелл предложил своего сына: он старше, можно сказать, проверен в бою и хочет наконец заняться делом. В винах он мало что смыслил, это да, но учиться никогда не поздно. А Крест Виктории, которым, разумеется, никто не хвастается, не так воспитаны, все равно для молодого бизнеса явный плюс.
Джок Колдер был склонен согласиться, его сын Хьюго сказал, что готов попробовать. Слово оставалось за самим героем войны.
Гарри сидел на голубом клубном диване в дальнем конце малой столовой, попивая «Эрл Грей», когда вошел Эд и махнул ему рукой. С тех пор как сын вернулся из плена, Гарри виделся с ним только раз, когда тот переночевал в Хаттоне, и теперь чувствовал себя неловко.
Он жестом указал сыну на диван напротив и предложил чаю.
– Как там Китти? Как наша внучка?
– Великолепно. Памела становится весьма решительной барышней.
– Вы все еще живете в поместье?
– Пока да. Как мама?
– Хорошо. Ты бы все-таки черкнул ей пару строк. А лучше приезжай в гости. Ты ведь знаешь, она в жизни ничего для себя не попросит, но подобные вещи для нее очень важны.
– Да, конечно. – Взгляд Эда скользил по аллее за окном. – Что новенького в Хаттоне?
– Живем потихоньку. – Гарри отставил чашку. – Я, собственно, вот о чем хотел с тобой поговорить, Эд. Подвернулась одна возможность – думаю, она может тебя заинтересовать.
Предложение Эд выслушал с непроницаемым лицом. А вместо расспросов об условиях партнерства и ожидаемой выгоде чуть пожал плечами и снова уставился в окно:
– Видимо, придется чем-то заняться.
– Эд, возможность отличная, – горячился мистер Эйвнелл. – Ты станешь полноправным партнером, не вложив и пенни.
– Похоже, что так.
– Естественно, все будет зависеть от того, поладите ли вы с Хьюго.
– Уверен, он вполне приличный парень.
– Ну, приличный, конечно. Учился в Харроу. По словам отца, парень не академического склада. По-своему неглуп, но слишком инертен.
– Значит, на меня не похож. – Эд улыбнулся, поймав взгляд отца. На короткую секунду их объединяет тайное знание того, насколько жизнь не соответствует мечтам.
– Я в тебе не сомневаюсь, Эд. Если уж ты решишь чем-то заняться, я знаю, что ты вложишь в это душу.
– Французское вино. В конце концов, почему бы и нет?
* * *
Уложив Памелу спать после обеда, Китти пошла к Луизе – посоветоваться. Вряд ли подруга разбирается в предмете намного лучше, зато, в отличие от Китти, умеет видеть очевидное.
– В общем, Эд считает, что я хорошая, а секс – это плохо, – подытожила Китти, пересказав все услышанное от Ларри.
– Чертовы католики!
– Ну какой из Эда католик? Он уже много лет ни во что не верит.
– Тем более. Нет, ну надо же, ерунда какая?! Ты – его жена! Что в этом плохого?
– Думаю, у мужчин какое-то другое к этому отношение.
– А все их клятая Дева Мария, – усмехнулась Луиза. – Хорошая женщина должна быть девственницей, а значит, для таких дел годятся только шлюхи.
– Судя по тому, что сказал Ларри, у мужчин это настолько сильно, что их самих пугает.
– Вряд ли настолько, милая.
– Вот я и не понимаю. Если так сильно, как Эд с этим справляется?
– Не спрашивай.
– О. – Китти покраснела. – Ты так думаешь?
– Я расскажу тебе кое-что, чем ни с кем не делилась, – начинает Луиза. – Примерно пять лет назад я узнала, что у моего отца есть другие женщины. Он посещает заведения, куда ходят мужчины. Как-то друг сказал мне: «Да уж, твой отец этим славится». Я отправилась к матери, надеясь, что та все опровергнет, но она подтвердила. И мне захотелось узнать, почему так вышло. Матушка усадила меня и говорит: «Дорогая, известно ли тебе, как устроена жизнь?» Я ответила, что вроде бы да. А она мне: «Знаешь ли ты, что внутри у мужчин находится семя, из которого зарождаются дети?» Я кивнула. И тогда она объяснила: «Дело в том, что его очень много, и оно должно выходить по крайней мере раз в день. А для меня это не всегда удобно, поэтому папа ходит в другие места».
– Луиза!
– Да, я знаю. Признаться честно, я была поражена.
– Раз в день!
– Как минимум. Некоторым мужчинам приходится делать это трижды в день.
– Я даже понятия не имела, – оторопев, пробормотала Китти.
– Это многое объясняет.
– И что, твою маму это устраивает?
– Не думаю. Но что забавно, отношения у них, кажется, очень хорошие.
Китти задумалась.
– И что же мне делать с Эдом? – спросила она наконец. – Я не могу заставить его прийти ко мне, если он не хочет.
– Так почему сама к нему не пойдешь?
– Но что мне сказать?
– Ничего не говори, – улыбнулась Луиза. – Просто делай. – Я не смогу. А вдруг он рассердится? Вдруг он решит, что я… что я…
– Что? Ты его жена, Китти.
– Да. Но если он меня не хочет…
– Конечно же он хочет тебя! Кроме того, как он тебя остановит? Мужчины на это не способны. Хватай за рычаг, и поехали…
Китти расхохоталась, Луиза следом.
– А как же Джордж?
– Ну нет. Джордж не по этой части.
Они смеются, пока на глаза не наворачиваются слезы.
– Господи, Луиза! Как это все запутано.
– Хочешь, я дам тебе тонкий намек?
– Все выкладывай, – потребовала Китти – Краснеть не буду.
– Давно это у вас?
– С тех пор, как он вернулся. – Китти опустила голову. – С тех пор, как уехал. Три года.
– В таком случае, если ты собираешься к нему пойти, стоит подготовиться.
– Подготовиться?
Луиза сбегала к себе наверх, вернулась с вышитым мешочком на завязках и протянула его Китти. Внутри была баночка вазелина.
* * *
Эд вернулся наэлектризованный. Он схватил на руки выбежавшую навстречу Памелу и подбрасывал снова и снова. Дочка верещала от радости.
– У папы будет работа! – воскликнул он. – Папа будет зарабатывать деньги, чтобы у тебя были красивые платьица!
– Что стряслось, Эд? – со смехом спросила Китти, поглядывая, как муж подкидывает Памелу.
– Мой отец, мой почтеннейший отец всю свою жизнь отдал работе, которая ему абсолютно неинтересна, чтобы скопить достаточно денег и позволить нам вести тот образ жизни, которого, по его мнению, мы достойны. А теперь он явил мне величайшую милость, подыскав и мне аналогичную шабашку.
– Ты о чем? Что за работа?
– Мне предстоит стать партнером в фирме, которая будет закупать во Франции вина подешевле и продавать их в Англии подороже. По мне, так с этим справится трехлетний ребенок. Хочешь стать импортером вина, Пэмми? Мы возьмем тебя в долю.
– Я справлюсь! – крикнула Памела, ерзая в отцовских объятиях.
Китти не верила своим ушам:
– Ты серьезно, Эд?
– Надо же хоть чем-то заняться, милая. Ты не возражаешь?
– Нет, если это то, чем ты хочешь заниматься.
– О, ты слишком много просишь! Не то чтобы я хотел, – но надеюсь со временем втянуться. Вино мне нравится, Франция тоже. Разве что купля-продажа не очень вдохновляет.
За ужином раскрылись новые подробности. Эд рассказал о богатом друге отца и о сыне этого богатого друга.
– Таким образом, я стану кем-то вроде няньки. Если он начнет капризничать, я дам ему поиграться с моим Крестом Виктории.
– По мне, так отличная работа, – заметил Джордж. – Поможешь мне пополнить запасы белого бургундского.
– Но ты даже не видел этого мальчика. – Китти озабоченно подняла брови.
– Зато мой отец знает его отца. Для подобных вещей большего не требуется. Это как брак по расчету.
– Эд, пообещай мне, – потребовала Китти, – что будешь этим заниматься, только если почувствуешь, что оно – твое. Я не хочу, чтобы ты жертвовал собой ради нас.
Эд улыбнулся и, наклонившись через стол, взял ее за руку:
– Милая Китти, не нужно принимать близко к сердцу всякую ерунду. Какие еще жертвы? Мое в этом мире – только ты и Пэмми.
* * *
Вечером Китти ушла в спальню и дождалась там, пока все заснут. После чего тихо, без стука, вошла к Эду.
Сквозь незадернутые шторы в комнату лился лунный свет. Кровать оказалась пуста – Эд спал рядом на полу, накрывшись простыней и одеялом и подложив руку под голову. Его лицо было умиротворенно и прекрасно. Китти улеглась рядом. Потом придвинулась вплотную – он, не просыпаясь, перекатился на спину и вытянул ноги.
Тут она очень осторожно сняла с него простыню и одеяло. Эд оказался в пижаме. Китти одну за другой расстегнула пижамные пуговицы, распустила шнурок на штанах, теплой ладонью коснулась его голых бедер. И начала медленно-медленно поглаживать его член, чувствуя, как тот отзывается на прикосновения. Глаза Эда по-прежнему были закрыты, дыхание ровное. Китти продолжала, покуда член не вырос и не затвердел. С колотящимся сердцем она смотрела на мужа, изумляясь, что Эд продолжает спать.
– Что?.. – Он резко вскинул руки, точно защищаясь. – Что ты делаешь?
– Тише, – шепнула она, – тише.
И продолжила гладить его, теперь быстрее.
– Не надо, Китти!
– Все хорошо. Не надо ничего говорить. – Китти прижалась к Эду и поцеловала, не прерывая своих ласк. Вот он обнял ее и притянул к себе, сдерживая стон.
А потом принялся стаскивать ночную рубашку. Китти в нетерпении сдернула ее сама. Вот все его тело выгнулось; закрыв глаза и откинув голову, Эд втащил Китти на себя. Только теперь она убрала руку, чтобы прильнуть к нему, – пусть делает с ней все, что захочет.
Животом она ощущала твердость его члена, чувствовала, как ее груди касаются его тела. Эд уже не стонал, а рычал, будто от нестерпимой боли. Потом резко швырнул Китти на спину и, оказавшись сверху, с силой развел ей ноги. Член толкался в нее, неистово стремясь внутрь. Чтобы помочь Эду, Китти приподняла бедра – и в следующий миг он вонзился в нее.
– Этого хочешь? Этого? – Его голос хриплый, точно чужой.
– Да. Этого.
Он таранил ее, раз за разом, с каждым движением издавая глухой стон.
– Хочу этого, – шептала она. – Хочу!
Внезапно Китти поняла, что действительно этого хочет. Ее изголодавшееся тело пробудилось, она обхватила Эда ногами и жадно прижалась к нему, отвечая на каждый жесткий толчок.
– Ах! – стонал он. – Ах! Ах!
И вколачивался в нее, кричал на нее, словно одержимый. И наконец – задушенный стон: Китти почувствовала судороги его тела, пульсацию внутри себя. Он навалился на нее, двигаясь все медленнее, и замер, отяжелев, прижав ее к полу и сомкнув объятия. Китти слизнула пот с его бровей.
Долгое мгновение Эд лежал не шевелясь. И вдруг Китти поняла – он плачет.
– Нет, милый. Нет.
Она целовала его в заплаканные щеки.
– Прости, – твердил он, – прости. Прости.
– Не надо, милый. – Она покрывала его лицо поцелуями. – Я хотела тебя. Я пришла к тебе, потому что хотела тебя.
– Но не так.
– Так. Именно так.
Они лежали, обнимая друг друга, пока не замерзли. Эдди поднялся на вдруг ослабевших ногах.
– Теперь ложись, милый.
Китти уложила его в кровать и укрыла одеялом. Эд не отпускал ее руки:
– Прости, Китти. Я не хотел, чтобы так вышло.
– Я твоя. Со мной ты можешь быть каким хочешь.
– Я не знал. Я думал… Не знаю, о чем я думал.
– Ты думал, я слишком хороша для тебя.
– Ты хорошая.
– Я твоя, – повторила она.
– Все будет хорошо?
– Да, мой милый. Все будет хорошо.
* * *
На следующий день Эд перебрался в спальню Китти – к неудовольствию Памелы.
– Это не твоя комната, а мамина.
– Я хочу быть с мамой.
– Я тоже хочу быть с мамой, – резонно возразила Памела. – Но спать нужно в своей комнате.
В ответ Китти заметила, что Джордж и Луиза ночуют в одной спальне. Памела задумалась:
– А мне с кем ночевать?
– Когда вырастешь, будешь ночевать с мужем.
– С мужем! – Эта мысль заставила ее забыть обо всем. – А как его зовут?
– Огастес? – предположил Эд.
– Огастес? Фу!
Той ночью Китти лежала в объятиях Эда, таких незнакомых и родных. И думала, что не уснет, но все-таки заснула – а наутро впервые за долгое время пробудилась не в одиночестве. И поцеловала Эда:
– Доброе утро, милый.