Глава 17
Может, это вообще был какой-нибудь мужик, сидящий у себя на кровати, толстяк весом под 200 килограмм!
К середине сентября Гленн Симпсон окончательно разочаровался.
Докладные записки от Кристофера Стила приходили по-прежнему, со все более дикой, завораживающей — но неподтвержденной — информацией от его коллектора — российского эмигранта. Новые отчеты были еще более обвиняющими, чем предыдущие. В своем первом отчете в июне Стил написал, что Кремль «обрабатывал Трампа как минимум пять лет». В отчете, отправленном Симпсону 30 июля, он пошел дальше: ссылаясь на источник, он утверждал, что «регулярный обмен информацией» между Трампом и Кремлем существовал «как минимум 8 лет». Якобы Путин рассчитывал на Трампа и его окружение, надеясь получить информацию о деятельности российских олигархов внутри Соединенных Штатов. Эта тема представляла для российского президента большой интерес. В ответ на «добровольное сотрудничество на высоком уровне» русские пообещали Трампу не использовать имеющиеся у них компрометирующие материалы против него самого.
А материалов этих было «предостаточно», утверждал Стил. Речь шла не только об инциденте с «золотым дождем» в номере московской гостиницы. Отчет Стила от 14 сентября цитировал «два компетентных петербургских источника», которые рассказывали о том, что Трамп давал взятки во время своего визита в этот город, пытаясь получить там бизнес, а также «участвовал в секс-вечеринках». Араз Агаларов, бизнес-партнер Трампа по конкурсу «Мисс Вселенная», предположительно был в курсе этих эскапад. Но «всех непосредственных свидетелей» заставили замолчать — «подкупили или принудили исчезнуть».
Симпсон прочитал эти отчеты и воздел руки к небу… Главной целью сбора компрометирующих материалов на конкурентов всегда было найти информацию о кандидате-сопернике, которая могла бы быть полезна клиенту, — как повод для агрессивной телевизионной рекламы или тема для разговора во время дебатов. А что ему делать со всем этим хламом? Каким образом могла бы использовать эту информацию кампания Клинтон? Не было никакого способа подтвердить большую часть изложенного. Позднее Симпсон скажет своим коллегам: «Материалы Криса были по большей части непригодны к использованию».
Даже партнер Стила Крис Берроуз сомневался в правдивости некоторых деталей этого материала. Лишь оно их успокивало: все думали, что Клинтон одержит над Трампом верх. «Мы не особенно волновались, собирая неудобную информацию на кандидата, который не должен был победить», — говорил позднее в частной беседе Берроуз.
И все же за всей этой сенсационной неподтвержденной информацией Стил ясно видел более общую истину: действительно существовала амбициозная кампания Кремля по оказанию влияния на американский электорат. Взлом сети DNC и последовавший за ним вброс писем через WikiLeaks это подтверждали. Кроме того, эта кампания, согласно утверждениям Стила, породила смятение внутри Кремля. Песков, доверенный пресс-секретарь Путина, в чьи обязанности предположительно входил контроль за проведением кампании, «до смерти» боялся, что станет козлом отпущения, если в ответ на российское вмешательство в выборы последует симметричная американская реакция. Из Вашингтона отозвали некоего российского дипломата, о котором говорили, что он причастен к операции, — опасались, что его роль станет известна. (Позже выяснится, что кремлевский дипломат с похожим именем был действительно отозван в Москву примерно в это время.) Однако казалось, что сам Путин обо всем этом не беспокоился. Как писал Стил, он был «на данный момент в целом удовлетворен ходом антиклинтоновской операции».
В последнем докладе Стила Симпсону содержалось предостережение: готовится большее. У русских есть дополнительный компромат на Клинтон. Они ищут возможность сбросить материалы через каналы, от которых можно было бы надежно откреститься. Снова вброс почты Клинтон? Это совпадало с тем, о чем писали Джулиан Ассанж и Роджер Стоун.
К тому времени Симпсон узнал нечто такое, чего почти никто больше не знал: Стил передал свои первые отчеты в ФБР, и Бюро их изучало. И Симпсон придумал способ, как извлечь пользу из материалов Стила. Он намеревался привезти Стила в Вашингтон и устроить брифинг для небольшого числа репортеров. А затем, надеялся Симпсон, репортеры воспользуются своими источниками и пронюхают, что делает ФБР со всей этой информацией. Это могло бы даже сподвигнуть Бюро воспринимать доклады Стила более серьезно.
Симпсон сфокусировался на одном из отчетов Стила, не имевшем ничего общего с секс-вечеринками: на меморандуме о путешествии Картера Пейджа, члена команды Трампа по внешней политике, в Москву в начале июля. В записках Стила утверждалось, что в Москве Пейдж встречался с высшими российскими чиновниками, включая шефа «Роснефти» Игоря Сечина, путинского близкого друга, попавшего под санкции Соединенных Штатов в связи с интервенцией России в Украину. Предполагалось, что Пейдж и Сечин обсуждали возможность и условия снятия санкций в президентский срок Трампа. Эта информация была провокационной и, вероятнее всего, проверяемой; она могла бы стать доказательством связи между кандидатом в президенты от демократов и Кремлем.
Не один Симпсон думал в этом направлении. В конце августа в доме сенатора-демократа Гарри Райда в Лас-Вегасе раздался телефонный звонок: совершенно неожиданно для Райда на другом конце провода оказался директор ЦРУ Джон Брэннан. Он спросил Райда, нет ли у того на примете места, где они могли бы переговорить по телефону, не боясь прослушки. Это приглашение было более чем необычно. «Конечно», — ответил Райд. Он договорился с местным офисом ФБР, и по защищенной линии в течение пятнадцати минут Брэннан ввел Райда в курс последних разведывательных сведений о российском вмешательстве в выборы в США.
То, что Брэннан рассказал Райду тем утром, повторяло его брифинг, проведенный для «Банды восьмерых» — лидеров большинства и меньшинства в Палате представителей и в Сенате и руководителей от демократов и республиканцев двух комитетов Конгресса по разведке. Тот факт, что Брэннан решил поговорить с Райдом один на один в то время, когда Конгресс был на каникулах, был признаком срочности дела.
Брэннан представил Райду картину во всей полноте. Разведывательное сообщество пришло к выводу, что хакерскую атаку на демократическую мишень и последующий сброс документов на открытый доступ провела Москва и за всем этим стоял Путин. Хуже того, существовали признаки возможных попыток вмешательства в систему выборов и даже подтасовки результатов со стороны тайных «технических» сотрудников Москвы. Брэннан поделился также подозрением, существовавшим в разведывательном сообществе, что сотрудники и советники Трампа поддерживали контакт с русскими и, вероятно, были причастны к тайной российской операции.
Райд был потрясен услышанным, сказал один из помощников, бывший тогда вместе с ним в Лас-Вегасе. Райду показалось, что у Брэннана был важный мотив для подобных действий. По зрелом размышлении он заключил, что шеф ЦРУ полагал: публика должна знать о российской операции, включая сведения о возможных связях с кампанией Трампа. Когда позже Райда спросили, предполагал ли Брэннан, прямо или косвенно, что Райд обнародует информацию, доступную разведсообществу, Райд ответил интервьюеру: «Как вы думаете, зачем он мне звонил?»
Райд начал действовать. 27 августа, через два дня после брифинга, он написал необычное письмо директору ФБР Коми: в последнее время он очень обеспокоен «угрозой вмешательства в американские президентские выборы со стороны российского правительства, которая гораздо шире, чем то известно, и не исключает намерения фальсифицировать официальные результаты выборов». Кроме того, «прямая связь между российским правительством и президентской предвыборной кампанией Дональда Трампа становится все более очевидна… Перспектива активных попыток враждебного правительства подорвать наши свободные и справедливые выборы представляет одну из серьезнейших угроз нашей демократии со времен холодной войны».
Это были будоражащие заявления. Но у Райда, столь же ярого приверженца своей партии, каким был и его визави республиканец Макконнелл, был готов план действий. Он хотел, чтобы ФБР открыло расследование относительно кампании Трампа; а еще он хотел, чтобы общественность была осведомлена о ходе расследования. Связи между кампанией Трампа и Кремлем, писал Райд, должны быть «прощупаны тщательно и всеми доступными современными средствами». Райд назвал ФБР крайний срок обнародования его находок перед американскими избирателями: до выборов.
Райд был ветераном Сената: вот уже двадцать девять лет он присутствовал на различных разведывательных брифингах. Он прекрасно знал все правила и законы Сената так же хорошо, как любой другой сенатор, и не имел права использовать в публичном письме никакие детали, сообщенные ему Бреннаном во время секретного брифинга. Чтобы подтвердить свои предположения о возможных связях между сотрудниками Трампа и русскими, он цитировал по большей части отчеты прессы. Райд упомянул некоего индивидуума «с давними связями с Дональдом Трампом» — намек на Роджера Стоуна, — который утверждал, что поддерживает связь с WikiLeaks. Райд говорил о том, как кампания Трампа нанимает людей со «значительными и обескураживающими связями» с Кремлем — очевидная ссылка на Манафорта и Флинна.
Затем Райд процитировал кое-что еще, что отличалось от сюжетов, освещаемых в СМИ. Он упомянул о «серии настораживающих отчетов» о советнике Трампа, произнесшем в июле речь в Москве и встречавшемся с «высокопоставленными лицами, находящимися под санкциями», — четкое указание на Пейджа.
Но никаких новых сведений об этой встрече не было, и Райд не уточнил, о каких «настораживающих отчетах» он упоминал или каким образом он узнал об их существовании. Симпсон не вводил Райда в курс дела. А вот Элиас, адвокат кампании Клинтон, который был представителем Super PAC (комитета политического действия) Райда, проинформировал Мука о предполагавшихся встречах Пейджа в Москве, и сама кампания Клинтон была в постоянном контакте с Райдом.
Каким бы образом Райд ни узнал об утверждениях Пейджа, упоминание им о встрече с «лицами, находящимися под санкциями» было существенным. И хотя ни один из репортеров не уцепился за эту фразу, это был первый случай, когда непроверенные сведения из отчетов Стила просочились в публичный дискурс.
Через две недели после письма Райда к Коми Симпсон и его партнер по Fusion GPS Питер Фритш сняли номер в «Табард Инн», богемном отеле, давно любимом вашингтонскими журналистами. Номер должен был служить чем-то вроде частной студии для Стила и репортеров. Симпсон пригласил журналистов-расследователей, которые писали о национальной безопасности, не о политике. Он сказал, что им предстоит встретиться с безукоризненным источником: бывшим сотрудником разведки с прекрасными связями, который обладал важной информацией о Трампе и русских. В тот день среди приглашенных Симпсоном на индивидуальные брифинги в «Табарде» были репортеры из New York Times, Washington Post, CNN, а также Майкл Айзикофф из Yahoo News.
Айзикофф впервые встречался со Стилом, и журналиста очень впечатлил его послужной список. Стил рассказал, что он бывший сотрудник МИ-6, служивший в Москве. В накрахмаленной белой рубашке, Стил был сама серьезность и деловитость — он приехал не для светской болтовни. Подчеркивая, что собранная им информация была по-настоящему тревожной, Стил изложил историю о Картере Пейдже и его поездке в Москву. Он пересказал Айзикоффу то, о чем его проинформировали источники из России: что Пейдж встречался с шефом «Роснефти» Сечиным, одним из ближайших доверенных лиц Путина, и они обсуждали возможную сделку по снятию санкций. Стил упомянул также о предполагаемой встрече Пейджа с Игорем Дивейкиным, близким помощником Путина. Стил ничего не рассказал о своих источниках. Это была строго конфиденциальная информация. В конце концов, речь шла о России — там за разговоры о подобных вещах могли застрелить или отравить.
Однако Стил сказал, что вся эта информация уже была доведена до сведения ФБР. И этот факт больше, чем что-либо другое, привлек внимание Айзикоффа. Он стал расспрашивать Стила: вы рассказывали об этом ФБР лично? Стил ответил уклончиво: так можно считать, — хотя и не уточнил, кому он это рассказывал. Какова была реакция Бюро? Склонялись ли федералы к дальнейшему рассмотрению информации? Да, ответил Айзикоффу Стил. Многие сотрудники Бюро восприняли изложенную информацию очень серьезно. Когда Айзикофф об этом услышал, он понял, что у него появилась потенциально взрывоопасная ниточка — ФБР вело расследование по кому-то в кампании Трампа.
Правила встречи Стила с журналистами были оговорены очень жестко. Он должен был оставаться в тени. В последующих публикациях Стила не должны были называть по имени или ссылаться на его опыт офицера МИ-6. Его следовало описывать как западный «источник в разведке» — что было правдой, так как он был постоянным источником разведывательных данных для ФБР. Ограничений было немало, но когда, после почти часовой встречи, Айзикофф покидал «Табард», он понимал, что у него больше чем достаточно материала для дальнейшей разработки.
Вернувшись к себе в офис, Айзикофф позвонил Джонатану Вайнеру из Государственного департамента. Они были знакомы многие годы. Симпсон говорил Айзикоффу, что Вайнер может поручиться за Стила. И действительно, Вайнер сказал, что Стил был абсолютно надежным источником. Айзикофф сделал еще один звонок в Госдеп — своему знакомцу из отдела по русским делам. Тот ничего не слышал о предполагавшихся поездках Пейджа в Москву, но знал о Пейдже. Госчиновники США не оставили без внимания его предыдущие поездки в Россию и его провокационные критические комментарии по поводу американской политики и хвалебные — в адрес Путина. Источник сказал Айзикоффу: «Он на удивление пламенный защитник всего, что делает Москва».
Айзикофф попытался связаться и с самим Пейджем: он оставил Пейджу два сообщения на голосовой почте и послал два электронных письма. В последнем письме Айзикофф говорил о том, что хотел бы встретиться и, прежде чем начать писать статью, поговорить о встречах Пейджа в июле в Москве. Пейдж не ответил. Тогда Айзикофф связался с одним из высших чинов в силовом ведомстве и задал вопрос о письме Райда и очевидном намеке на якобы состоявшуюся встречу Пейджа и Сечина. Чиновник ответил ему: «Эта история на экране наших радаров. Мы следим за событиями».
Статья Айзикоффа вышла на веб-сайте Yahoo 23 сентября под заголовком «Сотрудники разведки США прощупывают связи между советником Трампа и Кремлем». Айзикофф писал, что официальные лица «пытались установить», действительно ли Пейдж общался частным порядком с высшими русскими чинами на предмет возможного снятия экономических санкций в случае избрания Трампа президентом. В истории упоминались письмо Райда и источники, утверждавшие, что озабоченность маневрами Пейджа доводилась до сведения старших членов Конгресса в разведывательных брифингах. Айзикофф говорил и об «источнике из западной разведки» (Стиле), который подтвердил «разведдонесения» (собственные отчеты Стила), предоставленные официальным лицам в США, о предполагаемой встрече Пейджа с Сечиным. Подобная встреча, «если будет подтверждено», что она имела место, писал Айзикофф, будет рассматриваться в США как весьма серьезный проступок, учитывая тот факт, что Министерство финансов внесло Сечина в проскрипционные списки.
Статья Айзикоффа стала первой публикацией, приоткрывшей завесу над расследованием разведки США по делу о российских связях лица из избирательной кампании Трампа. (В сентябре 2017 года Пейдж подал судебный иск против Oath Inc., которой принадлежат Yahoo и Huff Post, в котором утверждал, что статья опорочила его и подвергла его жизнь опасности. На процессе Пейдж сам выступал в роли собственного адвоката.)
Через месяц после выхода статьи ФБР получила от Суда по надзору за деятельностью иностранных спецслужб секретный ордер на мониторинг связей Пейджа. ФБР удалось убедить федерального судью: существовала «вероятная причина» полагать, что Пейдж «действовал как агент иностранной державы».
Через несколько дней после появления истории на Yahoo Джошу Роджину из Washington Post позвонил Пейдж. Роджин написал с его слов газетную колонку. Пейдж сказал, что все предположения в статье — «полная чепуха» и что он никогда не встречался с Сечиным или Дивейкиным. Тем не менее, сказал Роджину Пейдж, он берет отпуск в избирательной кампании Трампа.
Пейдж передал Роджину копию письма, посланного им Коми после публикации статьи на Yahoo. В письме Пейдж говорил, что он будет «с нетерпением ждать» звонка от агентов ФБР, чтобы ответить на эти «вопиющие» обвинения. Он не упомянул в своем письме о том, что во время своего пребывания в Москве встречался с одним из помощников Сечина, а после поездки отправил в кампанию Трампа имейл, в котором говорил о «невероятной информации», полученной от российских законодателей и «высших чинов» путинского режима.
В Бруклине официальные лица кампании Клинтон обрадовались появлению истории Айзикоффа и разрекламировали ее журналистам. «Кровь стынет, как узнаешь о том, что сотрудники разведки США расследуют подозрительные встречи в Москве между советником Трампа по внешней политике… и членами приближенного к Путину круга людей, — писал в заявлении, выпущенном кампанией, Гленн Каплин, помощник Клинтон, занимавшийся российскими вопросами. — Это очень серьезный прецедент, и избиратели заслуживают того, чтобы знать факты до наступления дня выборов».
К этому времени репортеры начали звонить в штаб Клинтон и говорить сотрудникам, что у них тоже есть наводки и сведения по возможным связям Трампа с Россией, и спрашивать, что именно обнаружили сотрудники Клинтон. Одна из историй, ходившая среди вашингтонских репортеров, гласила, что существовала необычная связь между неким почтовым сервером, ассоциированным с кампанией Трампа, и «Альфа-Банком», крупнейшим частным коммерческим банком в России. Официальные лица кампании Клинтон всячески подталкивали журналистов покопаться в этой истории, надеясь, что она принесет новые сведения, которые позволят сказать, что Трамп — марионетка в руках Путина. По совпадению или нет, но Стил как раз прислал новый доклад, указывавший на «существующую близость в отношениях „Альфа-Груп“ — ПУТИН» и «значительных услугах, оказываемых в обоих направлениях».
Элиас, юрист демократов, очень осмотрительно обращался с записками Стила. Периодически он передавал их содержание Муку, но не хотел, чтобы бумажные копии циркулировали по офису, и не делился отчетами с кампанией. Его поведение определял один эпизод, имевший место в 2012 году. В том году DCCC выпустил пресс-релиз, утверждавший, что республиканец-миллиардер, мегадонор партии и хозяин казино Шелдон Адельсон был связан с китайской мафией и сутенерской сетью. Адельсон пригрозил подать судебный иск на DCCC за клевету и вред репутации, а с его глубокими карманами он вполне мог организовать судебный процесс, который бы обрушил партийную организацию. DCCC был вынужден опубликовать опровержение и публично принести извинения. Элиас не горел желанием повторить этот опыт. Уж точно не с Трампом, известным своей любовью к сутяжничеству. Элиас понимал, какими могли бы быть последствия, если бы какой-нибудь из меморандумов Стила, изобиловавших непроверенными утверждениями, стал достоянием гласности.
А сбросы документов в публичный доступ продолжались. DCLeaks разместила письма, украденные с аккаунта Gmail молодого сотрудника демократов Яна Меллула, перешедшего в кампанию Клинтон из Белого дома. Через несколько дней СМИ опубликовали взломанную аудиозапись, бывшую частью переписки Меллула. В ней Клинтон во время февральского сбора средств характеризовала сторонников Сандерса как «детей Великой рецессии (мирового экономического кризиса 2008 года), живущих на цокольных этажах родительских домов». Противники Клинтон уцепились за эту ремарку, обвиняя Хиллари в пренебрежительном отношении к молодым людям, поддерживавшим Сандерса, хотя ее кампания утверждала, что она чувствовала и выражала сострадание к разочарованной молодежи.
А Трамп вновь воспользовался российской хакерской атакой, выговаривая Клинтон за унижение избирателей Сандерса. В одном из твитов он восклицал: «За закрытыми дверями лицемерка Х. язвительно отзывается о сторонниках Сандерса. Она принадлежит Уолл-стрит и политикам, ХРК (Хиллари Родэм Клинтон) не с вами».
Сентябрь не был добр к Клинтон. В начале месяца она выступила с речью, обвиняя Трампа в том, что он собрал вокруг себя расистов, женоненавистников, гомофобов, ксенофобов и исламофобов; она сказала, что половина сторонников Трампа представляет собой «сборище изгоев», — и эта фраза имела для нее негативные политические последствия. А через несколько дней она практически потеряла сознание на службе в память жертв 11 сентября в Нью-Йорке. В те дни она боролась с пневмонией, но держала болезнь в секрете. Донна Бразиле, временно исполнявшая обязанности председателя DNC, позднее напишет, что она была так обеспокоена состоянием здоровья Клинтон, что начала подумывать о том, чтобы заменить ее в списках демократов. Кроме того, результаты опросов значительно поменялись в начале месяца, хотя Клинтон и сохраняла незначительное, но все-таки сносное преимущество.
Обе кампании планировали свое первое открытое столкновение — первый раунд дебатов из трех. Он должен был состояться в университете Хофстра на Лонг-Айленде. Не было никаких сомнений, что всплывет российский вопрос. Примерно через две трети времени ожесточенного спора ведущий NBC News Лестер Холт спросил Клинтон: что может быть сделано, чтобы предотвратить компьютерные атаки на Соединенные Штаты?
Клинтон жестко ударила по российскому вмешательству. «Сегодня уже нет никакого сомнения в том, что Россия использовала кибератаки против самых разных организаций в нашей стране. И я глубоко озабочена этим. Я знаю, что Дональд Трамп очень хвалит Владимира Путина, но Путин ведет здесь очень жесткую игру с дальним прицелом. Среди того, что он сделал, — он разрешил компьютерным хакерам взломать правительственные файлы, взломать персональные файлы, взломать Национальный демократический комитет. А недавно мы узнали, что это один из их излюбленных методов нанесения урона». Потом она вспомнила призыв Трампа взломать ее удаленные письма. «Я была так шокирована, когда Дональд публично предложил Путину взламывать американцев. Это совершенно неприемлемо». Трамп, что было неудивительно, не воспринял все это всерьез, включая идею, что Москва взломала DNC. «Она все время повторяет: „Россия, Россия, Россия“. А я: нет, может быть, это и была Россия. Я хочу сказать, это могла быть Россия, но точно так же это мог быть Китай, это могло быть много разного другого народа. Может, это вообще был какой-нибудь мужик, сидящий у себя на кровати, толстяк весом под 200 килограмм, разве не правда?»
А потом его странным образом унесло куда-то далеко в сторону: «Поэтому мы должны быть очень, очень суровыми к компьютерщикам и компьютерным войнам. Это огромная проблема. У меня сыну десять лет. У него компьютер. И он прекрасно с ним управляется».
28 сентября Джим Коми сидел за столом в кабинете офисного здания «Рэйбурн Хаус» и ждал, когда члены Конгресса зажарят его живьем. Поводом было очередное слушание в порядке надзора, проводившееся Комитетом по вопросам судопроизводства. Наиболее интересовавший демократов вопрос: что делается ФБР по расследованию связей между кампанией Трампа и Россией?
Джон Койерс, представитель от Мичигана, старший демократ в панели, спросил: «Расследует ли ФБР деятельность г-на Трампа или любого советника кампании Трампа, касающуюся любых способов связи между кампанией и российским правительством?» Коми ответил без промедления и колебаний: «Я не могу этого сказать, сэр… Мы не подтверждаем и не отрицаем ведения следственных действий». Другой демократ спросил, допрашивало ли ФБР Роджера Стоуна по поводу его связей с Джулианом Ассанжем или их взаимодействия на WikiLeaks. Коми ответил в том же духе: «Я не могу этого комментировать». А что по поводу Пола Манафорта и его работы в Украине? И снова без комментариев. Затем Коми спросили о недавнем заявлении Файнстайн — Шиффа, в котором говорилось, что «российские разведывательные службы прилагают серьезные и целенаправленные усилия, чтобы повлиять на американские выборы». Коми ответил: «Я не могу комментировать этого на данном форуме».
Демократическая часть комитета теряла терпение: федеральное правительство ни слова не говорило о российской атаке, мишенью которой стала их партия и их выдвиженцы; оставались без интерпретации и подозрения, широко бытовавшие в среде спецслужб, о некоторых любопытных ассоциациях между Трампом и Москвой.
Коми, отметили для себя демократы, в достаточно открытой манере обсуждал ход расследования по почтовому серверу Клинтон, что было значительным отступлением от принципов ФБР. Так почему бы не быть последовательно беспристрастным и не рассказать, стала ли кампания Трампа предметом расследования Бюро? Джерри Надлер, представитель от Нью-Йорка, задал неудобный вопрос: «Для секретаря Клинтон и Дональда Трампа у вас разные стандарты?»
«Нет, — ответил Коми. — Наш стандарт заключается в том, что мы не подтверждаем и не отрицаем ведение следствия. У этого правила есть лишь одно исключение: в случае, когда необходимо успокоить широкую общественность; когда очевидно, когда явно прослеживается по нашим действиям, что ведется расследование. Но наше основное правило — мы не комментируем свою деятельность, за исключением каких-либо исключительных случаев и обстоятельств».
Коми был в трудном положении. В случае с Клинтон действия Бюро стали известны публике, потому что генеральные инспекторы разведсообщества и Госдепа оба прибегали к помощи Министерства юстиции в попытке получить дополнительные сведения по поводу обращения бывшего госсекретаря с секретной информацией, и эти шаги были доведены до сведения Конгресса. А следствие по предвыборной кампании Трампа попадало в другую категорию — это была контрразведывательная операция и, уже по своей природе, секретная. Ведшиеся в то время действия распространялись на людей, подозреваемых в том, что они агенты российских спецслужб. Ни при каких обстоятельствах Коми не мог публично подтвердить ведение такого следствия, не насторожив тем самым подозреваемых, Это было бы саботажем работы его собственных агентов.
В самом начале октября Стил приехал из Лондона в Рим для встречи с агентом ФБР Майком Гаетой. Это было продолжением их предыдущей встречи в июне в Лондоне. Штаб-квартира считала повод очень серьезным, четверо старших сотрудников контрразведки прилетели из Вашингтона, чтобы принять участие во встрече. Гаета сказал Стилу, что Бюро готово покрыть его расходы на поездку.
Сначала ФБР прокачало Стила на предмет получения дополнительной информации по его докладам: кем были его источники и каким образом собирался материал. Стил был предельно осторожен: он не мог рассказать многого, не подвергнув опасности жизни своих «подисточников» — людей, разговаривавших с его коллектором.
Встречи ФБР с информаторами и источниками очень часто напоминают улицу с односторонним движением: агенты впитывают все, что говорят собеседники, но сами делятся лишь крохами того, что знают, если вообще чем-то делятся. Но Стил был бывшим офицером дружеской разведывательной службы, и у него был солидный, внушающий доверие послужной список. Поэтому федералы раскрыли ему важную разведывательную информацию. Стилу было сказано, что Бюро получило сведения о контактах между агентами Кремля и Джорджем Пападопулосом. Речь шла об информации, полученной Вашингтоном от австралийского правительства двумя месяцами ранее: Пападопулос заявил австралийскому дипломату, что у России есть «грязь» на Клинтон.
Бюро хотело определить, мог ли Стил что-нибудь к этому добавить. ФБР сделало Стилу предложение: если Стил согласится поработать на ФБР и предоставить информацию о связях между Москвой и кампанией Трампа, Бюро заключит с ним контракт на 55 тысяч долларов.
Впоследствии Стил будет утверждать, что деньги не являлись его целью. (Контракт так и не был заключен, и Стилу не возместили даже 200 фунтов, потраченных им на поездку в Рим.) «Я не просил у них денег, — говорил он коллегам. — Я занялся этим делом, потому что считал его своим долгом. У нас на глазах происходили события, влиявшие на национальную безопасность. Было, черт возьми, совершенно очевидно, что происходит». Он имел в виду развертывание русскими активных мер для проникновения в кампанию Трампа. Стил защищал себя и свою работу: «Мы поступали правильно. Вы думаете, если бы я втуливал им ложную информацию о русских, я бы все еще был в деле?»
В начале октября вновь активизировался Роджер Стоун — и опять подлил масла в огонь. В воскресенье 2 октября в 12:52 он написал твит: «В среду @Хиллари Клинтон конец #WikiLeaks». В тот же день он появился на шоу теоретика информационных войн и заговоров Алекса Джонса и заявил: «Меня заверили, что основная (информационная) жила появится в среду». Сброс будет «опустошительным», предсказывал Стоун. Он также сказал, что Ассанж напуган: «Глобалисты и клинтонцы пытаются придумать, как его убить». 3 октября в очередном твите было сказано: «Я совершенно уверен, что @WikiLeaks и мой герой Джулиан Ассанж вскоре просветят американский народ #Упеките ее в тюрьму».
Помощники Клинтон следили за твитами Стоуна, как сейсмолог наблюдает за вибрациями земли в ожидании крупного толчка. И эти твиты были признаками опасности красного уровня. Но пристальное внимание они привлекли к себе не только в штабе Клинтон.
Дональд Трамп — младший время от времени связывался частным образом с WikiLeaks, и теперь он хотел узнать побольше о колких предсказаниях Стоуна. Парой недель ранее, 20 сентября, с аккаунта Twitter WikiLeaks молодому Трампу прислали частное сообщение. Его спрашивали о новом блоге, посвященном выборам и названном PutinTramp.org. Блог создал комитет политического действия, основанный либеральным интернет-предпринимателем. «Я не знаю, кто это. Но я поспрашиваю среди своих», — ответил Трамп. И сообщил Бэннону, Кушнеру и Конвэй об этом обмене посланиями с WikiLeaks.
И вот 3 октября WikiLeaks снова связался с Трампом-младшим, обратившись с частной просьбой: «Привет, было бы прекрасно, если бы вы, ребята, смогли прокомментировать или протолкнуть эту историю», — предлагал WikiLeaks, прилагая статью, которая обвиняла (возможно, необоснованно) Клинтон в том, что она однажды сказала, будто хотела бы «послать к Ассанжу дрон-убийцу». Трамп ответил: «Я уже сделал это (комментарий) сегодня утром. Просто удивительно, что ей и это сойдет с рук».
Через пару минут Трамп снова писал в WikiLeaks — ему нужна была инсайдерская информация. Имея в виду твит Стоуна, он спрашивал: «Что скрывается за этим сбросом в среду, о котором я все время читаю?» На этот раз WikiLeaks не ответил.
В те недели, что прошли с момента, когда Обама предупредил Путина: «Прекратите это», — официальные лица Белого дома продолжали разбираться, что же делать по поводу российских акций. Потерпев поражение с Макконнеллом, Обама и его старшие советники решили, что администрация сама должна обратиться к американцам с заявлением и назвать Москву виновником атак. Некоторые члены кабинета были против, ссылаясь на то, что могут быть скомпрометированы источники разведсведений и методы спецслужб; опасались также и того, что атрибуция могла сама по себе подорвать выборы.
Но разведывательные данные приходили все более и более тревожные. Один доклад, основанный на данных перехвата, помеченный как «Совершенно секретно / Деликатная информация», с особым режимом хранения, извещал о том, что после сброса WikiLeaks почты DNC в июле официальные лица в Кремле поздравляли друг друга с отлично проделанной работой. Один из читавших этот доклад сотрудников говорил: «Мы все смотрели на это и думали: „Черт!“ Русские повторяли друг другу: „Прекрасная работа!“ Было совершенно очевидно: они праздновали свой успех». Один российский чиновник сказал, что операция была проведена «под руководством наших лидеров».
«В конце концов мы решили, что обязаны рассказать публике о том, что мы узнали. Что, если мы так не сделаем, это будет непростительно», — вспоминал Джей Джонсон, министр внутренней безопасности. Клэппер тоже активно выступал за то, чтобы оповестить публику: «Если бы выборы были сорваны по той или иной причине и лишь после этого общественность узнала бы, что нам было известно, что творят русские, и мы молчали об этом, нам бы мало не показалось…»
Спецслужбам была дана инструкция подготовить заявление. Это главным образом означало использовать формулировки, которые не раскрыли бы секретных источников и методов. Разведчики работали над документом больше месяца — официальные лица в Белом доме сочли этот срок чрезмерным, — и наконец проект был представлен: он был согласован различными агентствами и службами — и утверждал, что Россия виновна.
В начале октября руководители встречались дважды, чтобы обсудить заявление и оценить статус российской операции. Клэпперу и Бреннану казалось, что российские кибератаки, направленные на выборы, сократились с той поры, как Обама встретился с Путиным. Некоторая активность оставалась, но было трудно понять, насколько она значима. Не было никакой разведывательной информации, которая указывала бы на сколь-нибудь значительные попытки копания или прощупывания в избирательной системе. «Мы подумали, что сможем преодолеть проводимую русскими кампанию влияния (против демократов) и что это не было слишком важно, — вспоминал один из участников этих встреч. — Мы по-прежнему очень волновались из-за того, что русские могли бы подтасовать выборы». Белый дом и разведсообщество забыли о другом крупном элементе путинской операции — широкой кампании в социальных сетях, направленной на американский электорат.
Спецслужбы составили заявление, которое приписывало хакерскую атаку и последовавший за ней сброс информации российскому правительству. В заявлении указывалось, что враждебная активность в государственной избирательной системе была связана с российскими серверами. Заявление не уточняло, была ли российская операция нацелена на избрание Трампа президентом. Разведывательные данные по этому вопросу еще не были окончательными.
Все агентства, имевшие отношение к делу, включая ФБР, ЦРУ, АНБ и Министерство внутренней безопасности, подписали заключительные выводы. Но в ходе двух последних встреч главы ведомств еще не раз тщательно проверили формулировки, обсуждая даже расстановку знаков препинания. Их целью была выработка профессионального и даже чуть банального документа. Только факты, ничего драматического, ничего излишнего. «Мы были сверхосторожны, — вспоминал один из участников. — Если бы мы сыграли эту партию неверно, мы сыграли бы ее на руку русским».
Особенное внимание на этих встречах привлекла одна фраза — та, в которой утверждалось, что Путин лично дал разрешение на операцию.
Практически последний вариант гласил, что Путин сам дал добро на проведение враждебной информационной кампании. Но среди глав ведомств бытовали опасения, что открытое указание на Путина будет сверхпровокационным шагом, который поставит под удар некоторые источники разведывательного сообщества. После продолжительных дискуссий имя Путина было изъято из обращения. Начальники спецслужб несколько ослабили формулировки и указали на высшее руководство Кремля.
Наконец был выработан окончательный проект, и на документе стояли логотипы всех разведывательных агентств, что свидетельствовало о единодушии всего разведывательного сообщества — ФБР, АНБ и ЦРУ — в восприятии и трактовке разведданных. И вдруг на последней встрече глав ведомств Коми выступил с возражением. Он не хотел, чтобы ФБР подписывало заявление.
«У всех отпали челюсти», — сказал один из присутствовавших. Это было особенно ошеломляюще, потому что летом Коми написал обвинительную статью против русских — правда, Белый дом статью зарубил. И вот теперь, с приближением выборов, у Коми появились сомнения.
На Коми посыпались вопросы: вы не согласны с заключением?
Он ответил отрицательно. Коми пришлось объяснить остальным, что его беспокоило следующее: если бы ФБР подписало документ, это могло выглядеть, как будто Бюро как раз перед выборами нажимает пальцем на чашу весов. Давней традицией ФБР являлось невмешательство в преддверии выборов в публичные акции, которые могли бы повлиять на ход президентской гонки.
Он не хотел испортить репутацию Бюро, подписавшись под документом, который мог бы считаться политическим. Коми не раскрыл коллегам свой секрет — что Бюро уже начало свое контрразведывательное расследование кремлевских контактов с кампанией Трампа.
Отсутствие на документе визы ФБР — организации, несшей основную долю ответственности за контрразведывательную деятельность на территории Соединенных Штатов, — выглядело бы более чем странным и породило бы множество вопросов. Многие участники встречи опасались, что этот шаг Коми мог подорвать весь смысл публикации подобного заявления.
Руководители разведки стали обсуждать другие варианты. В какой-то момент Клэппер передал Джонсону записку, в которой говорилось: «Почему бы нам просто не выпустить совместное заявление?» И тогда Джонсон предложил, чтобы Министерство внутренней безопасности и Офис директора национальной разведки, представлявший все разведывательное сообщество, выпустили заявление от имени своих организаций. Это всех устроило. Никто бы не узнал, что Коми не желал, чтобы ФБР в этом участвовало.
Обама и его советники решили, что лучше всего было бы опубликовать заявление безо всякой помпы и без комментариев президента. Обама не стал использовать свою высокую трибуну, чтобы привлечь внимание к заявлению, выпущенному разведывательным сообществом. Белый дом хотел оттеснить политиков от этой истории как можно дальше. «Мы сами на себя надели наручники, — сказал позже один из советников Обамы. — Мы никому бы не позволили предположить, что президент перешагнул все границы и использует документ в политических целях».
В последнюю минуту произошла небольшая заминка. На встрече руководителей Керри предложил придержать заявление до окончания предстоявшей ему встречи с Сергеем Лавровым в Лозанне, где он вновь должен был попытаться разрулить сирийский конфликт. Но Обама и другие хотели, чтобы заявление появилось в массмедиа немедленно. Публикация была назначена на пятницу, 7 октября.
