Глава 15
Трэш связывал с Чавком надежду на получение крайне интересующей его информации и вскоре был вынужден признать, что понадеялся напрасно. Все интересы странного знакомого вращались вокруг одной-единственной вещи, к ней он сводил абсолютно все темы. Он мог ее обсуждать без перерывов и крайне однообразно: «Еда. Хочу есть. Хочу вкусную еду. Первый щедрый и будет делиться со Вторым вкусной едой».
Все попытки перевести разговор на другую тему или натыкались на стену полного непонимания, или незамысловатым образом перерождались в обсуждение главной (и, похоже, единственной) жизненной ценности Чавка. Трэш с трудом вытащил из него несколько скудных описаний города, но лучше бы этого не делал, потому что они не принесли никакой пользы, только запутали.
Если верить Чавку, город, в который они идут, не лишен странностей. Вроде как, в давние времена, когда прожорливый спутник был слаб и всеми обижаем, там хватало еды, причем, самой вкусной. То есть, обычных людей, а не урчащих каннибалов. Их ловили на улицах и вытаскивали из домов, а если не хватало проворства охотиться самостоятельно – не страшно. Всегда можно присоединиться к чужой трапезе, в тех случаях, когда хозяин не опасен, или погрызть брошенные объедки.
Но, со временем, вкусная еда перевелась, а на объедках не осталось не то, что мяса – даже жилы изгрызли и раскусили богатые мозгом кости. Такие, как Чавк, стали гибнуть один за другим, их убивали и пускали на корм сильные «уроды». У него хватило интеллекта оценить невеселые перспективы, после чего он подался из города в поисках все той же вкусной пищи и безопасности. Вроде как и то и другое нашел, но теперь зачем-то возвращается в старое место.
Хотя, что значит – зачем? С этим как раз вопросов нет – Чавк даже пошевелиться не подумает, если это не сулит ему продовольственный приз. Он почему-то уверен, что в городе опять появилась еда в больших количествах (та самая – вкусная). Откуда она взялась, спутник объяснить не смог, лишь раз за разом повторял, что так бывает время от времени, и еще нес какую-то чушь про вонючий туман.
Получается, в городе съедают всех или почти всех людей, но затем они опять там появляются, причем, непонятно откуда. И такое веселье повторяется раз за разом.
Попахивает тем еще бредом, но Чавка отсутствие логики нисколько не смущает. Ему безразлично, откуда приходят новые люди, да к тому же в больших количествах, это слишком высокие материи для его убогого уровня интеллекта.
Но все же ума скооперироваться с Трэшем у уродца хватило. По его мнению, того должны уважать все без исключения претенденты на вкусную еду, и таким образом не придется страдать от нападений конкурентов. Время и силы можно без остатка посвятить охоте на деликатесы, что позволит наедаться каждый день до отвала.
Приятно услышать, что тебя считают ходячим пугалом абсолютно для всех, вот только практика показывает обратное. Достаточно бросить беглый взгляд на свою броню, чтобы заметить отметины, оставленные теми, кто, может, и побаиваются Трэша, но это не мешает им пытаться ему навредить.
Чавк, кстати, тоже выглядел потрепанным жизнью. На его спине и груди просматриваются уродливые шрамы, левая ладонь наполовину отсутствует, от нее чем-то отсекло кусок вместе с мизинцем и безымянным пальцем. На расспросы Трэша, тот, кое-как, сумел ответить, что это сделала вкусная еда, съесть которую не получилось, потому что она активно воспротивилась гастрономическим намерениям людоеда. Вроде как, гремела огнестрельным оружием, проделав сквозную дыру и изувечив руку, а может и что-то еще применила, выведать внятные подробности не получилось.
Негативный жизненный опыт научил Чавка осторожности, это заметно по тому, что он, как и Трэш, старался не выбираться на просматриваемые издали места. Попытки расспросить о подробностях его страхов провалились, похоже, тот даже не осознавал, что чего-то боится, действовал непродуманно, на инстинктах.
К счастью, местность благоволила тем, кто не стремились показывать себя во всей красе. Первое время двигались исключительно по лесу, пробираясь через просеки, дороги и поляны бегом, да и в чаще сильно скорость не сбавляли. Разве что Чавк иногда тормозился, пытаясь поймать птичку, мышку или ящерицу, а один раз не побрезговал запихать в рот здоровенную извивающуюся гусеницу. Трэш его увлеченность мелкой живностью не разделял, в таких случаях брезгливо морщился и торопил «охотящегося» спутника.
В одном месте наткнулись на некрупное озеро. Чавк первым делом обнюхал уткнувшийся в тростник легковой автомобиль, затем забежал по пояс в воду, пытаясь поймать выглянувшую из камышей утку. Та даже не стала пускать в дело крылья, просто отплыла на глубину. Гнаться за ней спутник не стал, объяснив это тем, что в воде слишком холодно.
Вспоминая свои приключения, Трэш не мог с ним не согласиться. Волна, из-за которой он оказался на мертвой земле, чуть до костей его не проморозила.
– Далеко еще до города? – спросил у отряхивающегося Чавка.
– В городе хорошо, в городе вкусная еда.
Спутник ответил в своей обычной манере. Похоже, концепцию времени и расстояния он воспринимает не так, как Трэш. У него все сводится к вкусной еде и каким-то непонятным моментам, в которые она периодически появляется.
Срочно нужен более качественный источник информации. Трэш не уставал себя ругать за то, что не додумался до этого раньше, скрываясь в набитом едой уютном супермаркете. Ведь у него была возможность и «странных» допрашивать, и тех, на кого они охотились. Но ни вопроса никому не попробовал задать, сутками тупо набивал брюхо и отсыпался, как сурок по зиме.
Пора исправить эту оплошность.
Весь вопрос – как? Если подобные Чавку понимали его прекрасно, но при этом, в силу бестолковости, общаться с ними почти бесполезно, вторые говорят на языке, который Трэшу хорошо знаком, но он на нем ни слова не может вымолвить.
Вот как прикажете с ними разговаривать?
* * *
Город увидели, когда выбрались из леса. Но это не означало, что Трэш и Чавк оказались на открытом месте, дальше тоже можно скрытно двигаться по лесополосе, протянувшейся вдоль широкой асфальтированной дороги. Только вначале пришлось совершить короткий рывок по пшеничному полю, а затем их скрыли заросли. Где-то они были густыми, где-то не очень, но, в целом, прикрывали достойно.
Дорога очень напомнила ту, по которой Трэш добрался до первого в своей сознательной жизни города. Такой же качественный асфальт, там и сям брошенные машины и разбросанные возле них кости. То и дело встречались бредущие в одном направлении «странные», от обычных людей они, как правило, отличались лишь дерганной моторикой, грязной одеждой и выдающей их издали вонью – смесью миазмов испражнений и чего-то специфически- кислого, ни на что другое не похожего.
Кислятиной и от Чавка изрядно попахивало, а вот прочего почти не ощущалось. Трэш уже понял, что каннибалы каким-то образом, со временем, изменяются. Причем, на первых стадиях они почти неотличимы от обычных людей, на них даже одежда есть. Ее нижние детали сильно пачкались нечистотами, но у спутника ни единой тряпки не осталось, он или снял их, или они полопались, не налезая на его преобразившуюся фигуру.
Дорога нырнула под железнодорожный мост, лесополоса заканчивалась невдалеке перед ним. Чавк, остановившись за последними кустами, сказал:
– Дальше город. Дома. Много домов. В домах вкусная еда. Лучше не идти туда так. Лучше пойти так.
На последних словах спутник указал вправо, на жиденькую лесополосу, тянувшуюся вдоль железной дороги. Она мало где могла служить надежным укрытием, но, за неимением лучшего, использовать можно.
Прежде чем выйти из-за куста, Чавк поглядел вверх и покрутив головой. Он так регулярно поступал, если приходится выбираться из-под крон деревьев.
Трэш, заинтересовавшись его поведением, спросил:
– Ты зачем вверх смотришь? Чего-то боишься? Что тебя там пугает?
Поспешно перебегая через дорогу, спутник проурчал:
– Смерть.
– Какая смерть? – показалось, или Чавк поежился и, заодно, пожалуй, впервые за все время ответил односложно-четко, не попытавшись все свести к излюбленной теме.
– Жужжит. Громко. Потом смерть. И нет вкусной еды.
Интересно, что бы это значило? Все, что касается вероятных угроз, Трэша интересовало в первую очередь. Он с первых минут, едва себя осознав, снова и снова сталкивался с неприятными сюрпризами этого странного мира и не сомневался, что хватает неизвестных опасностей. Слишком мало он здесь прожил, чтобы успеть познакомиться со всеми.
Неизвестность – очень плохо.
Как же досадно, что спутник, явно немало повидавший, неспособен внятно поведать о своих злоключениях.
Надо искать альтернативный источник информации. Причем срочно, пока не нарвался на новую беду.
И без того отметин на бронированной шкуре предостаточно…
Железнодорожная насыпь чуть дальше сошла на нет, а затем показалась стрелка – за ней вместо двух рельс тянулось четыре, они плавно расходились попарно. Лесополоса здесь становилась рваной, еще сотня метров, и вообще исчезнет. Но это не так уж странно, потому как и там имеются укрытия: бетонные стены, невзрачные коробки промышленных зданий, там и сям стоящие отдельные вагоны и составы разной длины, козловые краны, штабели шпал и прочее-прочее.
Конечно, густые кусты и деревья с пышными кронами работают куда лучше, но и эта промышленная территория просматривается плохо. Главное – не выбираться на открытые пространства.
Здесь, совершенно неожиданно, Трэш ответил себе на мучавший его важный вопрос – каким образом можно поговорить с обычными людьми? До очевидной мысли дошел, когда проходил мимо крохотного грузовичка, подогнанного вплотную к высокому зданию с парой ворот вместо дверей. Складывалось впечатление, что эту машину разгружали или наоборот грузили, но работа почему-то остановилась в самом разгаре.
Грузом являлись квадратные листы фанеры. Их насчитывалось не меньше пары сотен, и они очень заинтересовали Трэша.
Теперь остается последнее – найти человека и привести его в это место.
И да, надо это устроить так, чтобы Чавк его не слопал по дороге.
Задачка…
* * *
Город Трэшу не понравился. Похоже, он гораздо меньше первого, об этом свидетельствовал характер застройки – ни одного высокого здания в обозримых окрестностях не заметил. На центральной улице стоят несколько пятиэтажек, на соседствующих с ней хватает двухэтажных кирпичных домов, но это, скорее, исключения, в основном, распространена частная застройка и почти всегда она предельно невысокая.
Да это не город, это какая-то разросшаяся деревня.
Как ни странно, здесь имелись супермаркеты. Два из них встретились на окраине, пропустить их тяжело – заметны издали. Трэш опрометчиво пообещал Чавку накормить его, как следует, но увы, оказалось, что кто-то успел добраться до вкусностей раньше. Выдавленные стекла и проломы в хлипких стенах прямо намекали на старых знакомых. Не сказать, что они вынесли все подчистую, но ни мясных, ни рыбных продуктов не осталось.
Если злейшие враги посетили все магазины этого городка, Трэш опять столкнется с голодом.
Как бы не пришлось возвращаться к той фуре, в надежде, что ее запасы не подъели людоеды, они ведь не ради праздного интереса пытались тогда в прицеп забраться.
Чавка отсутствие обещанной пищи не огорчило. Подобрав валявшуюся на полу кость, он ее обнюхал, попробовал на зуб и без эмоций констатировал:
– Была хорошая еда, но еды уже нет. Первый, мы можем поесть плохую еду.
– Это что? – уточнил Трэш.
Чавк указал на уцелевшее стекло, за которым, как раз, семенила парочка куда-то торопившихся «странных»:
– Вот плохая еда.
– Да это же такие, как ты, – удивился Трэш. – Ты что, своих жевать собираешься?
– Хорошей еды нет, придется есть плохую.
Трэш покачал головой:
– Ну уж нет, такое жри без меня. Сейчас найдем что-нибудь.
Людоеды предсказуемо разбегались с пути Трэша, он уже привык к их трусоватому поведению. Даже страшные, сильно изменившиеся, не хотели с ним связываться. Такие здесь, правда, не попадались, но пару раз встретились похожие на Чавка – голые, уродливо скрюченные, с короткими уплощенными когтями и острыми клыками в раздувшихся челюстях. Человеческого в них еще слишком много, куда больше, чем в тех, которые звонко цокают при ходьбе (не говоря уже о самых крупных и осторожных, их слишком мало, заметить таких трудно, они выглядят угрожающе-причудливо).
Городок кишел почти исключительно самыми слабыми «странными». Некоторые из них бродили, едва ноги передвигая, другие выказывали приличную резвость. На самые открытые места эти откровенно тупые создания выходили, не выказывая признаков страха, а вот Трэш продолжал укрываться всеми возможными способами и начал понимать, что, по мере потери человеческого облика, каннибалы тоже начинают вести себя осторожнее. Такие, как Чавк, за нечастыми исключениями, не бегают посреди дороги и не стоят по центру площади.
Пробираясь дальше по центральной улице, наткнулись на картину, которая заставила удвоить осторожность. Несколько медлительных «странных» пытались грызть тушу урода, в сравнении с которым новый знакомый смотрелся писаным красавцем. Ноги выглядели кошмарно, плоть на ступнях раздулась и в нескольких местах ее проткнули костяные выступы. Видимо, именно из-за них эти существа при ходьбе производят столь специфический шум.
Причину смерти определить не получилось. Несмотря на слабые зубы и отсутствие когтей, людоеды непостижимым образом успели здорово поработать над защищенным ороговевшей кожей и костяными наростами телом. Одно понятно – они здесь не при чем, это всего лишь стервятники, заявившиеся на все готовенькое.
А вот кто обеспечил их готовым – тот еще вопрос.
Больше супермаркеты не встречались, зато чуть ли не на каждом шагу располагались вывески куда более скромных торговых точек. В основном, откровенно бесперспективные, да и с остальными не все так просто. Забравшись в магазинчик, торговавший курятиной и полуфабрикатами из мяса птицы, Трэш выскочил оттуда, как ошпаренный: мясо пришло в негодность, внутри царила атмосфера невыносимого зловония.
Надо сказать, что тухлятиной и дерьмом провонял весь городок. Неудивительно, ведь повсюду валялись человеческие останки, а по улицам сотнями бродили «странные» в обгаженной одежде. В месте, ставшим первым убежищем Трэша, обстановка была куда чище.
Чавк произнес неожиданное:
– Поздно пришли. Надо было приходить раньше. Хорошей еды не осталось.
– Ты магазины знаешь, где консервы можно взять? – спросил Трэш. – Тушенку видел?
– Второй голоден. Первый, когда мы будем есть плохую еду? Можно я сам ее себе возьму?
– Нельзя. Ты будешь жрать тогда, когда я говорю, и то, что я разрешаю. Запомни – людей ты жрать не будешь.
– А что мне тогда есть? Дай мне другую еду.
– Ну а я что делаю? Ищу ее.
– А ты долго будешь ее искать?
– Вот ведь привязался, жрун обнаглевший… Толку от тебя… Ты же когда-то был здесь, вот как мог не запомнить, где тут магазины? Эй, ты чего? Куда вылупился?
Чавк, застыв, чуть повернулся в пояснице и неотрывно уставился на ничем не примечательный пятиэтажный дом, возвышавшийся на другой стороне улицы. Вид у него при этом стал отрешенным, он будто в себя погрузился, в какие-то одному ему понятные сокровенные мысли.
Что? Да какие у этого тупоголового создания могут быть мысли, тем более – сокровенные. Он ведь ни о чем кроме еды никогда не думает.
– Чавк? Что это с тобой? Чавк? Второй? Очнись, что ты там увидел? Это всего лишь дом.
– Второй там был.
– О чем это ты вообще?
– Второй был в доме. Он в нем жил, когда был другим.
– Другим? Как это – другим?
– Второй был другим. Он был… он… он был…
Выражение глаз у Чавка стало совсем уж странным, потерянным, расслабившаяся челюсть отвисла, рот приоткрылся, демонстрируя два полных ряда зубов и два неполных, пытавшихся располагаться в шахматном порядке. Трэш даже перестал сыпать вопросами, не представляя, что тут еще можно добавить. А спутник, будто завороженный, потянулся к обычному на вид дому, уже почти сделал шаг в его сторону и вдруг дернулся, потрусил головой, отвернулся, и необычно-заторможенным голосом произнес:
– Второй голоден. Первый, когда мы будем есть? Очень хочется что-нибудь съесть.
– Что ты говорил про этот дом? Как понимать, что ты там жил, когда был другим? Что это значит?
– Второй голоден.
– Не зли меня, отвечай, не то самого на еду пущу.
– Не надо есть Второго. Второй – плохая еда. Здесь много плохой еды, она лучше Второго. Она мягче и не такая вонючая, как Второй. Первый, можно мне взять плохую еду?
– Нельзя. Пошли на другую сторону, там магазин интересный. Может хоть немного тушенки найдем, я и сам голодный.
– Первый голоден, Второй голоден, много плохой еды, но мы не едим ее. Это неправильно. Надо кого-то съесть. Срочно.
– Попробуешь тушенку, поймешь, что значит – хорошая еда, – заявил Трэш, сильно сомневаясь, что примитивный каннибал оценит столь изысканную пищу.
Улица на этом участке оказалась очень широкой, но Трэш рискнул перебраться через нее именно здесь. Да, место, конечно, открытое, но тут образовалось что-то вроде коридора между десятком замысловато столкнувшихся машин. Это, конечно, не густые заросли, и не хитросплетение промышленных сооружений, но получше перехода в обозримых окрестностях не видно.
Магазин разочаровал, в нем вообще не оказалось консервов. Хлеб разной степени черствости и сухости, крупы и прочая непривлекательная еда. Трэш не настолько оголодал, чтобы такое грызть, прошли те времена, когда молодые кукурузные початки лопал и радовался.
Разбив витрину, вытащил копченую рыбину, забросил в пасть, констатировал, что есть такое можно, но вот много умять не получится – слишком соленая.
Чавк резко оживился:
– Замечено, что Первый что-то ест. Дай Второму попробовать.
– Да жри, кто тебе не дает.
– Второму можно брать еду?
– Бери-бери, я сегодня, как никогда, добрый.
– Первый хороший, Первый не забыл про Второго. Хрум-хрум. Первый! Это плохая еда! Это очень плохая еда!
– Раз не выплюнул, значит, не так уж все и плохо. Вот и жуй.
– Хочется пить.
– Дружище, я тебя прекрасно понимаю.
– Сюда идут.
Трэш, насторожившись, вслушался, и расслабился:
– Это не люди, это такие же странные любители пожрать, как и ты.
– Это другой Первый и другой Второй. Надо их убить или прогнать, станем Первыми и Вторыми. Будет много еды, будет хорошо.
– Я не понял? Это что за карьеру ты мне предлагаешь?
С улицы громко, с угрозой, заурчали в несколько глоток. Трэш захрустев второй рыбиной, приблизился к окну и оценил обстановку. Так и есть, перед магазином собралось почти полтора десятка «странных», причем, как поведением, так и вешним обликом, они в разной степени отличались от всех своих собратьев, встреченных ранее в городке.
Первое, что бросалось в глаза – среди них совсем не встречалось почти чистых, отличимых от обычных людей лишь специфическими движениями и застывшими масками почти лишенных мимики лиц. Все до единого или в запачканной одежде, или вообще без нее. Тела в разной степени деформированы, местами несимметричны, кожа сморщена и приобрела нездоровый желтовато-серый оттенок. У некоторых изменения дошли до увеличения размеров тела, включая рост; непомерного раздува черепов из-за новых челюстей; у таких, как правило, почти не осталось волос, лишь свалявшиеся клочья местами сохранились.
Посреди этой шайки, урча громче всех и приняв угрожающую позу, застыл тот, которого Чавк, видимо, подразумевал, упоминая альтернативного Первого. Даже мимолетного взгляда хватило, чтобы понять – до Трэша этому королю страхолюдин также далеко, как зубам до локтя, но нельзя не признать, что он смотрится серьезнее всех, кого ему доводилось встречать до этого.
Начать с того, что человеческое в нем едва просматривается. Пропорции тела крайне искажены: в основном это касается длины и толщины рук, также бросаются в глаза несуразно-огромные бугры плеч, раздутые коленные и локтевые суставы, и, главное – голова.
Она, если говорить откровенно, мало походила на голову. Сплошные броневые щитки расположились причудливым узором, образовав подобие частично раздавленной морской раковины, где приплюснутой с боков щелью между створками выступала усеянная мощными зубами пасть. Волос не видно вообще, глаза прячутся среди костяных выступов и коротких шипов, форма черепа характерная: вытянутая вперед, массивная сзади, от такого должны рикошетить пули слабого оружия, да и сильное, не факт, что справится. Это, разумеется, произойдет, если вооруженный противник будет находиться впереди.
Ну и самое главное – размеры и вес. На глаз, эта тварь полегче Трэша раза в два, но это все равно очень прилично, впервые такой здоровенный встретился, остальные, даже самые хитрые, показывающиеся на глаза лишь издали и мельком, значительно ему уступают.
Трэш замер на высоком крыльце, принял позу спесивого аристократа, к которому на прием каким-то чудом пробрался самый захудалый простолюдин, повел руками, при этом зловеще перебирая громадными когтями, и осведомился:
– Эй, клоуны, по какому случаю представление?
Урчащее чудище медлить с ответом не стало:
– Я Первый. Тут все мое. Тут вся еда моя. Ты никто. Ты плохой. Уходи. Не хочу тебя видеть здесь.
– А с чего это ты вдруг решил, что мечтаю быть для тебя хорошим? Мужем своим командуй, урод недоделанный. Я сегодня добрый, так что, можете что угодно устраивать, но только не рядом со мной. Не надо шуметь в том месте, где я кушаю. Понятно? На этом все, я вас отпускаю, валите.
– Это еда наша! Здесь вся еда наша!
«Конкурент» резко повысил голос и начал приплясывать, демонстрируя ложные атаки с более чем безопасного расстояния.
Стая поддержала его усилившимся урчанием и бледными попытками скопировать угрожающие движения.
Чавк в ответ на это, бессвязно заурчал, пикирующим коршуном слетел по лестнице, проносясь мимо ближайшего «странного», сохранившего из одежды лишь разорванную до пуза и почерневшую майку, на ходу врезал ему пятерней, снеся полморды вместе с глазом, после чего попытался повторить этот номер с вожаком. Но тот, гибким движением уйдя с линии атаки, взмахнул своей «граблей», вспоров спутнику плечо с такой дурью, что тот покатился кубарем, жалобно поскуливая и разбрызгивая по асфальту кровь.
Тут уж Трэш не стерпел. Да, Чавк, возможно, туповат и бесполезен, но он все же свой, такое спускать никому нельзя.
Одним прыжком преодолев все ступеньки, для начала ухватил стоявший у магазина мотороллер и, крутанувшись, до всей дури запустил его в собравшегося было заняться Чавком вожака. Тот засек угрозу, проворно отскочил назад, тяжеленный снаряд промахнулся. Но нельзя сказать, что задуманное провалилось с треском, – он полетел дальше и ударил в одного из самых чахлых членов стаи, отправив его в нокдаун, подсчитывать заработанные переломы.
Продолжая развивать успех, Трэш бросился вперед, намереваясь устроить рукопашную с предсказуемым исходом: обнаглевшего вожака придется научить уважать новых знакомых, ну а остальным можно задать отменную трепку, только если сами полезут. Все они весьма слабы, но гоняться за ними – себя не уважать.
Пусть сами приходят, тогда уважит.
Вожак, не принимая бой, резво помчался прочь. При этом на Трэша он не оглядывался, но зато посматривал на небо. Сзади не разглядеть выражение его морды, но, почему-то, возникла уверенность, что чудище в высшей степени обеспокоено.
Причем беспокоит его вовсе не преследователь.
Трэш тоже задрал голову и только сейчас, благодаря тому, что хоровое урчание «странных» испуганно притихло, уловил угрожающе-усиливающийся звук, смутно напоминавший комариное жужжание.
Вот только комар должен быть грандиозным.
Дальше действовал не раздумывая, на голых инстинктах и частично подчиняясь таинственному внутреннему голосу, который не имеет привычки ошибаться. Пригнувшись, подхватил Чавка за руку и бросился назад в магазин, игнорируя разбегающихся «странных», – лишившись поддержки вожака, они внезапно осознали, что напрасно ввязались в конфликт.
Промчавшись через торговый зал, Трэш сокрушил прилавок, дальше протиснулся в узковатую для его габаритов дверь, бочком преодолел короткий коридорчик, легко вынес еще одну дверь, на этот раз двустворчатую и широкую, вновь оказался на улице. Магазин остался за спиной, но это не означало исчезновение укрытия. Еще заранее подметил, что позади него тянется пешеходная дорожка, по бокам которой густо разрослись каштаны. Укрытие, так себе, прикрывает только от взглядов сверху, но именно это сейчас и требуется.
Обернувшись на усилившееся до дичайших значений жужжание, Трэш разглядел в промежутке между домами разбегающихся по главной улице «странных». Причем речь шла исключительно о членах «стаи грязнуль», все прочие, медлительные или не слишком проворные, вели себя так, будто ничего не происходит.
В следующий миг над улицей стремительно промелькнуло что-то надрывно жужжащее, крестообразное, хищное, оставляющее за собой сдвоенный дымный след.
Вот только дым имеет свойство подниматься к небесам, или постепенно рассеиваться, а этот, с синеватым отливом, с неестественной быстротой ниспадает, растекается, обволакивая улицу от края до края, превращая ее в противоестественно выглядящую реку, где вместо берегов – линии домов, а вместо воды – черт знает что.
Чавк, с зубовным скрежетом и бессвязными угрозами потирая кровоточащее плечо, возжелал реванша:
– Первый, нам надо вернуться и всех убить. Полное уничтожение. Да, так, будет хорошо. Тебе нужно их бить, а я буду их добивать. Плохая еда, но я ее съем. Мне это нужно.
Тот, продолжая тащить спутника за собой, заорал, озвучивая неведома откуда возникшее в голове знание:
– Да ты полный кретин! Там терен! Терен-фосфат! Они несколько ведер аэрозоли вылили, один вдох, и твои легкие превратятся в гнойные сопли! Быстрее, если ветер переменится, нам конец!
– Но Первый, надо их убить. Обязательно надо, нам не нужно уходить, нам нужно к ним идти.
– Забудь, они там, наверное, уже внутренности выхаркивают, если убежать не успели.
Говоря это, Трэш лихорадочно оглядывался, пытаясь засечь летательный аппарат, выпустивший на улицу щедрую порцию голубоватой заразы с мудреным названием. Спасибо внутреннему голосу, он, оказывается, в курсе дела, сразу предупредил, что надо в темпе сваливать, еще до того, как содержимое выливных авиационных приборов отправилось на головы урчащих потребителей.
А вот и он. Да, и правда похож на крест, но, вообще-то, это всего лишь самолет с непомерно длинными и узкими крыльями. По-своему красивый, очертания, будто зализанные, места для кабины нет – беспилотник. Трэш смотрел, как тот, уйдя в вышину, начал разворачиваться. Если это второй заход, необходимо, хотя бы, приблизительно определить расположение цели, чтобы к моменту удара оказаться от нее как можно дальше.
Дрон, совершив неполный разворот, начал быстро удаляться с набором высоты. Или слишком легкий и израсходовал запасы химической дряни за один раз, или счел свою миссию выполненной.
Чавк, успев слегка отойти от вспышки бешенства, наконец, начал что-то осознавать и, уставившись вслед удаляющемуся механическому убийце, произнес единственное слово:
– Смерть.
