Глава 22. Moving All-In

Кпятнице мы знали все, но еще не до конца верили. По крайней мере, я отказывалась верить, хоть это и была моя собственная идея. Я говорила, а что, если все эти факты связаны между собой, но связаны как-то иначе, не так, как я подумала? В конце концов, я могу ошибаться. И Майя может иметь какие-то другие причины, кроме этих, ужасных, о которых говорит моя теория. Я надеялась на это. Когда Майя Ветрова приехала ко мне на дачу, тоненькая, красивая, с развевающимися пепельными волосами, что-то во мне перевернулось, свернулось клубочком и заплакало. Я не хотела оказаться правой, я хотела все забыть.

– О, вы уже тут! – радостно поприветствовала нас Майка. Беззаботная, в новеньком платье из светло-бежевого шелка, с белым телефоном в руках, она продолжала набивать какую-то эсэмэску, отпуская такси. Она вошла в дом и бросила сумочку на подоконник. Майя была похожа на беззаботную героиню-аристократку из детективов Агаты Кристи.

– Красивое платье, – заметила Фая.

Майка ответила не сразу, вчитываясь в текст ответного сообщения. Затем легко кивнула и улыбнулась, тряхнув волосами.

– Нужно же как-то наслаждаться своим положением, раз уж все так вышло. Буду носить дорогие платья.

– В этом-то все и дело, да? В деньгах? – спросила Фаина.

Только тут Майя заметила, что стол в моей дачной гостиной не разобран и не накрыт старым зеленым сукном и что никто не разжигает мангал, напротив, люди стояли по краям комнаты и смотрели на нее пристально, без улыбок.

– Что происходит? – нахмурилась она. Ее нежное, красивое лицо моментально стало лисьим, по-звериному внимательным. Она чувствовала: что-то было не так, она все чувствовала. Майя Ветрова отлично разбиралась в людях. Куда лучше, чем, скажем, я. Чем даже Игорь Апрель. Она играла людьми в покер. Но в покере можно проиграть, даже если у тебя фулл-хаус.

– Объясни нам, зачем ты сказала, что отозвала тираж из типографии? – продолжила Фая. – Ты ведь ничего не отзывала, тираж был выпущен, но не был распродан. Издательству не удалось продать даже половины.

– О чем ты? – Майка побледнела.

– Тираж. Через год его почти целиком уничтожили, чтоб не занимать место на складе. Магнитогорское издательство маленькое, у них склад размером с эту комнату.

– Откуда ты…

– Я с ними созвонилась. Я разговаривала с директором, который твою книгу и «зарезал». Ведь так? Это он тебе сказал, что для большого успеха нужны большие деньги? Скажи нам правду, для разнообразия. Или ты боишься?

Майя огляделась, словно в поисках выхода, хотя ее, конечно, никто бы не стал удерживать. Но затем она тряхнула своими прекрасными пепельными волосами и холодно улыбнулась.

– А чего мне бояться? – Лицо Майи вдруг исказила гримаса презрения. – Я ничего такого не сделала. Да, не совсем точно отразила ситуацию своему адвокату, но эта информация не имеет никакого значения и ничего не меняет. Книга не продавалась. Совершенно. Нет, не подумайте, она всем нравилась, и мои знакомые приходили ко мне и говорили, как они потрясены всем случившимся, и что они не знали, что я ТАК все пережила, но что книга прекрасная. Однако оказалось, что маленькая магнитогорская издательская контора не может и жука перепродать.

– Почему же ты не отправила рукопись другому издательству? – спросила я тихо. Майя посмотрела на меня с искренним удивлением.

– Я отправила. Я показала книгу кое-кому. Но сегодня мы живем в сумасшедшем мире. Костик был прав, и если за историей не будет стоять известного имени, больших денег или большого скандала, то ни о каком результате и говорить не приходится.

– Костик? – пробормотала я, но Майка только отмахнулась.

– Директор издательства. Не важно. Он был прав. Сегодня всем интересно только то, о чем пишут все желтые журналы, о чем говорят в телепередачах. И знаешь что, дорогая Лиза, оглянись вокруг! Сумасшествие, порок, ложь, разврат – это все продается, это все финансируется. Я просто пошла еще чуть-чуть дальше и создала условия для того, чтобы совместить имя, деньги и скандал во времени и пространстве.

– Так это правда, да?

– Что именно? – склонила голову Майя. – О какой конкретно правде ты говоришь? Только не бросайся глупыми заявлениями на тему того, что правда всегда одна. Это не так, понимаешь? Да, я выбрала Ивана. Я выбрала его, понимаешь? – Глаза Майи горели, она улыбалась, она сияла. – Я долго думала, кто это мог быть, я анализировала, понимаешь. Это ведь огромный шаг, это большой риск. Что, если человек не оправдает твоего доверия? Что, если он окажется лучше, чем ты думаешь, честнее, чем ты считаешь, – и не возьмет книгу? Что, если он окажется просто трусом и побоится сделать то, что хочет? Я отмела нескольких других кандидатов. У некоторых не хватило бы на меня денег. Фая права. Это тоже важно – деньги. Потом, я ведь планировала рисковать и собой. Это должен был быть такой уровень доверия, при котором мужчина теряет бдительность. Только на одном уровне это случается по-настоящему, и мы все знаем, когда это происходит.

– Ты продумывала это все три года?

– Три года я шла к своей цели. Думаешь, Лиза, это случайность, что я купила квартиру тут, в нашем районе, всего в десяти минутах пешком от царского дворца Кукоша? Я – очень плохая девочка. Это – его правда. Я печатала рукопись, я доставала большую пыльную печатную машинку и печатала на ней, потому что я как бы не умею пользоваться компьютерами. Я писала книгу прямо при нем, невротичка, которая решила выкинуть книгу в помойку.

– Единственный экземпляр, – добавил Игорь.

– Он меня долго проверял. Но я прошла все тесты. Синий чулок, помешанная на книгах сумасшедшая. С технологиями не дружу, даже электронной почты нет, еле смартфоном научилась пользоваться. Он поверил. Да вы все поверили. Ты же сама, Лиза, надо мной все время подшучивала, но хорошо смеется тот, кто смеется последним. Да, я наврала, Лиза, и про это тоже. И не надо на меня смотреть такими глазами. Кто в наше время не умеет пользоваться компьютером? Но кто пострадал от моей лжи? Никто! Иван не в счет, он сам виноват. Приходил ко мне, лежал со мной, изменял своей тогда еще жене, учил английский на халяву – да, для него даже такая мелочь была приятной, а я с него денег не брала. Я же «любила» его. И читал – отрывок за отрывком – мою книгу. Глотал наживку – лист за листом.

– Это просто ужасно, – пробормотала я.

– Считаешь? Только не забудь, Лиза, что брать рукопись его никто не заставлял. Он забрал ее себе. На память – понимаешь? Он опубликовал ее, хороша память. Единственный экземпляр, как он считал. Отчасти, наверное, помогло, что книга написана от имени мужчины. Так что ты хочешь мне сказать, Фая? Что ты докопалась до правды? Молодец, да. Ты всегда была умнее Лизы, что тут сказать. Только эта правда ничего не изменит. Знаешь почему? Потому что Иван Кукош виновен. Он украл рукопись. И нет никакой разницы в том, что это было подстроено.

– Нет? Никакой разницы? – возмутилась я. – Это же чистая провокация.

– Именно она, Лиза. Отлично исполненная провокация. Ладно, раз уж у нас с вами тут такой вечер откровений, я поделюсь еще кое-чем. Я ведь тщательно записывала каждый ее этап, поверь. Это был удивительный, я бы даже сказала, уникальный эксперимент. Знаешь, был такой научно-социальный эксперимент – реальный, я не шучу. С коробкой, полной крыс, которым давали бесконечное количество еды. Так вот, после того как они пересекали определенный рубеж сытости, крысы от скуки сами себя начали пожирать. Потому что им было нечего больше хотеть. Думаешь, Фая меня разоблачила? Да Фая со своим Молчановым мне только помогли. А теперь у меня есть материал на следующую книгу. Я уже сейчас вижу, о чем она будет и как ее следует писать. На этот раз у меня не будет никаких проблем с ее изданием, согласна, Фая? Или как ты считаешь? Я же теперь – великий русский писатель, как сказала Лиза. У меня премия, у меня кино, со мной любой будет только рад работать. Никто не скажет, что я аморальна. Все скажут, что это было гениально. Все-таки прав был Константин. Большое имя, большие деньги или большой скандал. А лучше – все вместе.

– Между прочим, обо всем этом не я, это Лиза докопалась, – хмуро ответила Фая. – Не стоит оскорблять людей в их же доме, особенно если ты даже не понимаешь, насколько то, что ты делаешь, ужасно.

– Серьезно? Не ты? – переспросила Майя, проигнорировав «чудовище». – Ну что ж, Лиза, ничего не могу сказать. Удивила. Обычно ты буквально ничего не замечаешь, даже того, что у тебя перед носом. Ну что ж, я так понимаю, покера сегодня не будет? Жаль. А я-то думала, сыграть с вами напоследок. Потому что я, знаете ли, конечно, теперь перееду из нашего дома. Мне нужно какое-то место, более соответствующее моему положению.

– Положению предателя, – сказала я.

– Называй меня как хочешь, – пожала плечами Майя. – В конце концов, я же никого не убила.

– А как же Константин? Его ты ведь просто принесла в жертву? Мужчина твоей мечты! – вспомнила я. Майя молчала, на ее губах играла неприкрытая, хитрая улыбка. И тут до меня дошло. – Его ведь и не было, да? Никогда не было.

– Почему не было. Это был Иван. Я называла его Константином, на всякий случай, в честь моего издателя. Знаешь, ностальгия. А аллергия на котов у Кукоша самая что ни на есть настоящая. Так что в каком-то смысле я вовсе и не врала.

– Ты мне про него столько всего рассказывала. Ты даже сказала мне, что он к тебе переезжает? Он же переехал. Якобы переехал! – возмутилась я. И тут же осеклась. Я посмотрела на Майю, она на меня, и мы тут же поняли друг друга, только на этот раз она отвела взгляд.

– Ты решила избавиться от Ланнистера! – бросила я ей в лицо. – Так? Ты просто решила избавиться от кота. Ты все равно знала, что уедешь, и не собиралась брать его с собой.

Майя ничего не ответила, она подождала несколько мгновений, а затем достала телефон и набрала номер – она вызвала себе такси. Машина вернулась за ней быстро, та же самая – видать, не успела уехать далеко. Майя не стала прощаться ни с кем из нас, она просто вышла на крыльцо, достала из сумки пачку сигарет и закурила – еще одна новая деталь, я не знала, что она курит. Каждого из нас создают детали, множество черт его характера, сложная комбинация генов, воспоминаний, ошибок и острых чувств. И в этом бурном «коктейле Молотова» никогда не бывает правильных и неправильных ответов, а всегда «все сложно», но есть что-то одно, что окрашивает все в какой-то универсальный тон. Как фильтр у кинематографистов, который при наложении делает мир чуть более глубоким синим или режущим белым. Цветом Майи Ветровой была ложь. Она порождала ее, пожирала ее, спала с ней, рожала с ней детей. Я ушла в дом и закрыла за собой дверь. Я не хотела больше видеть ее – даже лишние две минуты.

Я только теперь поняла ее книгу до конца. Несправедливость – ее территория, зона поражения.

– Ты как? – тихо спросил меня Герман, положив руку мне на плечо. Он присел рядом со мной и посмотрел через мое плечо на фотографию, которую я держала в руках. – Это тот самый кот? Когда он потерялся?

– Еще в мае, – грустно ответила я. – Да, это Ланнистер. На столе сидит, он у нас тут так испугался, что отказывался со стола слезать. Знаешь, как она тогда плакала.

– Кто?

– Майя. Я поверить не могу, что она уже тогда планировала просто избавиться от кота. Я знаю, это просто глупо, да?

– Нет, это вовсе не глупо, – покачал головой он. – Любить кота – вовсе не глупо. Не глупее, чем любить детей, мужчин, жизнь. Я помню тебя еще совсем девочкой, Лиза, я помню, как ты танцевала в гостиной, нацепив наушники. Ты не видела меня, и у тебя были такие смешные движения. Какая-то диско-музыка, потому что ты то подпрыгивала, то начинала двигать локтями в ритм и головой качать. У тебя были закрыты глаза, ты была погружена в музыку, и на твоем лице было столько любви, что я чуть было не поцеловал тебя прямо там. Хорошо, что ты этого не видела.

– Я видела, – улыбнулась я сквозь слезы.

Герман замер и посмотрел на меня с недоверием:

– Врешь.

– Ничего я и не вру, – притворилась обиженной я. – Я видела тебя сквозь ресницы. И твой ошалевший взгляд видела и поэтому продолжала танцевать. Я как раз поняла, что тебе нравлюсь. А это же так круто – привлечь внимание папиного аспиранта. О, если бы ты хоть шаг сделал ко мне…

– Если бы я хоть шаг тогда сделал к тебе, твоя мама меня бы отправила прямиком в тюрьму, – рассмеялся Капелин.

– Что ж, сейчас рядом со мной мамы нет, – развела руками я.

Гера помог мне подняться, вытер слезы с моего лица и вынул из рук фотографию кота, положил ее на стол. Затем он приблизил мое лицо к своему и поцеловал меня – нежно, крепко, длинным, возмутительным поцелуем, к концу которого все присутствующие заулюлюкали и принялись над нами шутить. К вечеру подтянулись соседи, они притащили своего племянника, долговязого тинейджера, который выглядел совершенно спящим, но на деле оказался прекрасным игроком в покер. Мы потом еще не раз высказали соседям свое недовольство их родственничком. Приехал и Юрка Молчанов. Мы не стали рассказывать ему о Майке, хотя Фая и хотела – но я запретила. По крайней мере, не сегодня. На один вечер нам было более чем достаточно Майи Ветровой. А расскажи Молчанову – он тут же побежит что-то там расследовать, интервью брать, писать разоблачения. Бед не оберешься. Тем более что Юра приехал злой и один, оказалось, что Катюша его бросила. Или он ее – с Юрой этого никогда нельзя сказать точно. Он вполне может бросить женщину, а затем предаваться горю и жаловаться на то, какие все женщины змеи подколодные. Причем жаловаться будет Фаине. И предлагать им сойтись обратно, как только Фая бросит своего Апреля. И все это при самом, собственно, Игоре Апреле.

Нет, на сегодня – только покер. Вовка ушел на весь вечер к другу. Василиса спала тут же, рядом с нами, в коляске. Прибежали Кирилл с Томой. Мы разложили сукно, достали фишки из чемодана, снова – в который уже раз – поспорили по поводу правил. На этот раз о том, можно ли «чекать натс», или нужно обязательно поднимать ставки. Играло десять человек. Первым вылетел Игорь Апрель, но он свой проигрыш воспринял стойко, по-философски. Мне кажется, он был даже рад. Вторым, что вполне объяснимо, лишился всех фишек Герман Капелин. Что было менее объяснимо – это то, как сильно он огорчился.

– Но почему, почему я проиграл? – спрашивал он. – У меня же три карты одного достоинства. Три короля! Это же очень круто!

– Очень круто, – соглашался мелкий соседский «дрыщ», не меняя сонного выражения своего лица. – А у меня флеш.

– И что это? Что это такое флеш? – горячился Гера.

– Это когда пять карт – и на всех одно и то же нарисовано. В моем случае, видите, дядя Гера, крестик, – глумился подросток.

Гера посмотрел на меня, но я только развела руками.

– Капелин, я люблю тебя, но я, когда три трефовых карты еще на флопе увидела, уже спасовала. Ну много нас, кому-нибудь флеш да выпадет. Такая теория вероятностей.

– Да ну вас с вашей теорией, – махнул рукой Гера. – Я пойду лучше погуляю. Лиза, ты со мной?

– Ты что, Капелин, – возмутился Юрка. – Она у нас сейчас дилером идет. Да и денег у нее еще полно. То есть фишек, конечно.

– Иди, Гера, гуляй, – нежно прогнала его Фая.

Гера ушел, а игра продолжилась. Я вылетела седьмой после Кирилла. Меня вышиб проклятый тинейджер. Как раз когда он это делал – вышибал меня, – в дом вернулся Гера Капелин. Однако вел он себя странно. Он схватил что-то с кухонной полки, затем диковато огляделся, выпил стакан воды и снова исчез.

– Дикий он у вас какой-то, – сказал тинейджер и вышиб Фаину. Теперь в игре остались только злой как черт Юрка Молчанов и тинейджер.

– Может, разделите банк? – предложил Кирилл, но тинейджер сонно отказался. Юрка сощурился и подтянул к себе колоду карт.

– Что ж, тогда продолжим, – процедил он, и в этот самый момент дверь в дом распахнулась с грохотом.

Капелин открыл ее ногой, потому что руки у него были заняты. В руках он держал большую картонную коробку. Гера улыбался и смотрел на меня так, словно принес торт «Павловой», который ему прямо тут, на углу, продала сама Павлова или, вернее, ее призрак.

– Поднимаю до тысячи! – крикнул подросток.

– Да погоди ты! – отмахнулся Юра. – Чего у тебя там, Гера.

– Не скажу. Подарок. Для Лизы.

– Серьезно? Ботинки нашел? – хмыкнула Фая, когда Гера плюхнул коробку на стол.

– Нашел, но не ботинки. Это было в доме одной пожилой женщины из дачного товарищества.

– Не поняла, ты что-то украл? – вытаращилась Фая. – Ты забыл, что красть грешно? Помнишь, что Майка с Кукошем сделала?

– Ничего, мне можно, у меня пока на душе еще не так много грехов.

– Что это такое, можно открыть? – спросила Тома, а я стояла и смотрела Гере в его улыбающиеся глаза.

Я подумала о том, что знаю, что там. Мое сердце билось как сумасшедшее. Я протянула руку, но еще раньше, чем я достала до крышки, коробка мяукнула и двинулась.

– Кот Шредингера, – прошептала Фаина. – Он существует. Кот в коробке.

– Я боялся, что не донесу. Далеко. Поэтому решил с коробкой, – сказал мне Герман.

– А это точно он?

– Да точно. Во-первых, я сравнил с фотографией. Вылитый твой Ланнистер. Во-вторых, я спросил у женщины, откуда у нее кот. Она сказала, что он давно уже прибился. Но ведь май – это тоже давно. Я спросил, не видела ли она объявлений, которые были развешаны буквально ВЕЗДЕ, и она так как-то нехорошо отвела глаза, что сомнения мои развеялись. Украла она кота. Может, не украла, а зажала просто. Держала в доме, чтоб он обратно не убежал.

– Ланнистер! – прошептала я, доставая рыжего бродягу из коробки.

– Котик! – захлопала в ладоши Томка. – Вернулся!

– Дай подержать, – попросила Файка. – Ну дай, чего тебе, жалко, что ли?

– Жалко, – ответила я, улыбаясь. – Это наш кот. Мой и Капелина. И вообще, мы с Капелиным решили жить вместе. Вот, все забывали вам сказать.

– Мы… да? – просиял Герман. – Мы решили? Да? А когда? Только что, я так понимаю. Черт, это я удачно кота нашел. Ты серьезно? Ты решилась, да? А Сережа? Что ты будешь делать с Сережей?

– С Сережей? – скривился Юрка Молчанов и раньше чем я успела на него зашипеть, продолжил вещать: – Да ничего с ним не поделаешь. Жалко, конечно, денег. Да и вещей жалко. Можно, правда, поехать в Воронеж и морду ему набить. Кстати, наверное, именно так и стоило поступить. Я могу легко узнать его адрес в Воронеже. Сколько он у тебя свистнул с кредитки, Лиза? Триста тысяч, да? Нет, скотина, конечно. Хуже этого вашего Кукоша. Тот просто рукопись стырил, а Сережа – все, что только смог. И у кого. У жены, у матери его двоих детей. Если вдуматься, нужно об этом статью написать.

– Ты все сказал? – спросила я, дождавшись паузы.

Юра с удивлением посмотрел на меня и добавил:

– Нет, не статью. Нужно сделать целую программу в разделе «Человек и закон». Это ж ведь какой «баг» в нашем законодательстве, если ты на практике ничего не можешь сделать с этим. Ну что значит – невозможно доказать. Вы на момент кражи уже пару месяцев как разошлись, что легко могут подтвердить свидетели. И то, что все это он вывез в один день – пока ты была на даче, – тоже известный факт. Надо поговорить с адвокатами, может получиться хорошая программа.

– Заткнись, пожалуйста, Юра, – попросила Фая сквозь зубы, зло и с изрядной долей яда. – Заткнись хоть на секунду.

– Лиза, – пробормотал Гера, а затем замолчал.

– Я бросила его. Я даже не собиралась возвращаться к нему, – сказала я. – Это было невозможно, спасти нашу семью. Но ты не хотел этого понимать. Ты так легко меня оставил. Как Майка Ланнистера.

– Это не было легко… подожди, но, тогда как же… все это время… Лиза, посмотри на меня! Да ты просто издевалась надо мной, да? – Его голос повышался и, кажется, сжимались кулаки. – Ну-ка подойди ко мне, Елизавета.

– Ты меня теперь снова бросишь? – спросила я с ужасом.

Гера замер, словно наткнулся на преграду, поднял голову и с удивлением посмотрел на меня:

– Брошу? И не надейся! Никогда я тебя не брошу. Но ответить тебе за это придется. Ты ведь… вот черт, ты заставила меня думать, что я увожу тебя из семьи. Я тебе за это…

– Купон! – крикнула я.

– Купон? Какой купон? – с удивлением спросила моя сестра.

Гера остановился прямо передо мной, он почти загнал меня в угол.

– Да, какой купон? – спросил он меня, еле заметно улыбаясь.

Я посмотрела на него, затем на кота, затем снова на Геру Капелина:

– Такой же точно, который ты уже получил тут недавно. Ну, купон на одну фанта…

– Идет! Договорились! – оборвал меня Гера, краснея и оборачиваясь на остальных.

Я выпустила кота на пол, предварительно убедившись, что двери закрыты, встала на цыпочки и поцеловала Капелина в губы. Мир вдруг снова стал огромным, похожим на оранжевый воздушный шарик, и мы с Капелиным летели обнявшись и держась за нить этого шарика по ярко-голубому небу.

– Так кто выиграл-то? – спросил Капелин, оторвавшись от меня. – В этот ваш дурацкий покер по триста рублей? Такие копейки, а столько нервов.

– Да, кто же выиграет? – подхватила Фая, глядя на своего бывшего.

Юра тут же встрепенулся, вернулся к покрытому зеленым сукном столу и пристально посмотрел в сонные глаза тинейджера.

– Ставку до тысячи принимаю и поднимаю еще на тысячу. Сдавай карты, дитя. Посмотрим, что готовит нам судьба.