Глава 48

Останки Ноа хоронили ясным солнечным днем в начале июня. Полицейским потребовалось еще несколько недель, чтобы полностью разобраться с уликами, так что похороны состоялись уже после окончания учебного года. В промежуток между смертью Велка и похоронами Ноа вместилось немало событий. Ганси получил из полиции свой драгоценный ежедневник, входивший в число вещественных доказательств, и покинул гребную команду. Ронан успешно сдал экзамены (чем приятно удивил учителей) и безуспешно попытался отремонтировать замок на двери квартиры. Адам, вероятно, с помощью Ронана, переехал из «Завода Монмут» в комнату, принадлежавшую церкви Святой Агнессы, установив тем самым хрупкую дистанцию, которую оба друга воспринимали по-разному. Блю больше всего радовалась тому, что после окончания учебы у нее появилось больше свободного времени, которое можно было посвятить исследованию силовой линии. Энергетические возмущения аж девять раз накатывались на Генриетту, и в половине случаев от этого страдала телефонная связь. Мора, Персефона и Калла разобрали мансарду и вынесли оттуда вещи Нив. Они сказали Блю, что сами не знают толком, что сделали, когда в ту ночь перенастроили ее зеркала.

— Мы хотели только обезвредить ее, — призналась Персефона. — Но вместо этого вовсе убрали ее оттуда. Возможно, что она где-то еще появится.

Постепенно у каждого из них жизнь пришла в равновесие, хотя было непохоже, что она когда-нибудь вернется к нормальному состоянию. Силовая линия пробудилась, а Ноа почти исчез. Волшебство было реальным, Глендур был реален, и что-то должно было начаться.

— Джейн, не хочу грубить, но это все-таки похороны, — сказал Ганси, когда они шли через поле к кладбищу. И он, и Ронан в своих безукоризненных черных костюмах походили на шаферов на свадьбе.

Блю, в гардеробе которой не имелось ничего черного, наскоро нашила на зеленую футболку, которую сравнительно недавно превратила в платье, несколько ярдов черных кружев.

— Ничего лучшего я придумать не смогла! — сердито прошипела она.

— Как будто Ноа есть до этого какое-нибудь дело, — поддержал ее Ронан.

— Ты привез то, что нам потом понадобится? — осведомился Ганси.

— Я вроде бы не совсем дурак. Где Адам?

— На работе, — сказал Ганси. — Он подойдет попозже.

Останки Ноа должны были похоронить на фамильном участке Черни на отдаленном кладбище в долине. Оно тянулось слегка под уклон от каменистого холма, и неподалеку от его дальнего края зияла свежевырытая могила. Груду земли скрывал от глаз скорбящих расстеленный сверху брезент. Мужчина и две девушки плакали, а женщина стояла неподвижно, вперив взгляд сухих глаз в ближнюю рощу. Блю не требовалось никаких экстрасенсорных способностей, чтобы понять, насколько она печальна. Печальна и горда.

— Пожалуйста, скажи им что-нибудь, — прошептал ей в ухо холодный и едва слышный теперь голос Ноа.

Блю ничего не ответила, лишь повернула голову в сторону голоса. Она почти явственно ощущала присутствие Ноа за своим плечом, его дыхание на своей шее, тревожное прикосновение его ладони к своей руке.

— Ты же сам понимаешь, я не могу, — чуть слышно ответила она.

— Ты должна.

— Меня примут за сумасшедшую. И что хорошего из этого, по-твоему, выйдет? Да и что я могу им сказать?

Голос Ноа звучал еле слышно, но было невозможно не услышать в нем отчаяния.

— Ну, пожалуйста…

Блю зажмурилась.

— Скажи ей, что я прошу прощения за то, что выпил шнапс, который она хранила для своего дня рождения, — прошептал Ноа.

Ноа, боже мой!.. — Она шагнула вперед, в направлении могилы.

Ганси поспешно схватил ее за руку.

— Что ты делаешь?

— Выставляю себя дурой. — Она выдернула руку.

Пока Блю шла к родным Ноа, она изо всех сил пыталась найти такие слова, которые позволили бы ей не показаться сумасшедшей, но ничего из приходившего на ум ей не нравилось. Она часто разговаривала со своей матерью и сейчас хорошо представляла себе, как все будет выглядеть. Ноа, только ради тебя… Она еще раз всмотрелась в печальную гордую женщину. Ее косметика и вблизи выглядела безукоризненно, концы волос были аккуратно подвиты. Все в ней было застегнуто на все пуговицы и подкрашено; она идеально владела собой. Скорбь она упрятала так глубоко, что даже глаза ее не были красными. Но обмануть Блю она не могла.

— Миссис Черни…

И мать, и отец Ноа одновременно повернулись к ней. Блю невольно провела рукой по одной из кружевных оборок.

— Меня зовут Блю Сарджент. Я… э-э… хочу выразить сочувствие вашей потере. И еще… моя мать экстрасенс. У меня, — выражения лиц у обоих резко и неприятно изменились, — есть послание от вашего сына.

Миссис Черни потемнела лицом. Она качнула головой и коротко сказала:

— Ничего подобного.

— Пожалуйста, не надо, — сказал мистер Черни. Ему потребовалось приложить массу сил, чтобы сохранить вежливость, и это получилось у него лучше, чем ожидала Блю. А ей было мучительно не по себе из-за того, что она прервала этот сугубо личный для семьи момент. — Уходите, пожалуйста.

— Скажи ей, — прошептал Ноа.

Блю глотнула воздуха.

— Миссис Черни, он просит прощения за то, что выпил шнапс, который вы приготовили ко дню рождения.

Несколько секунд все молчали. Мистер Черни и сестры Ноа уставились на его мать. Отец Ноа открыл было рот, и тут миссис Черни зарыдала.

Никто из них не заметил, как Блю отошла от могилы.

Позже, когда стемнело, они выкопали его. В начале ведущей к кладбищу дороги Ронан слонялся около стоявшего с открытым капотом «BMW», загораживая проезд и наблюдая за обстановкой. Адам ворочал заступом, который раздобыл для этого случая Ганси. Ганси складывал кости Ноа в большой рюкзак, а Блю светила фонарем, чтобы ничего не пропустить. Адам опустил в яму пустой гроб и аккуратно воссоздал холмик точно таким, каким он был, когда они взялись за дело.

Когда они, задыхаясь от спешки и тревоги из-за совершенного ими преступления, подбежали к «BMW», Ронан сказал Ганси:

— Знаешь, когда ты будешь баллотироваться в конгресс, кто-нибудь обязательно прознает об этой истории и повесит ее тебе на шею.

— Заткнись, Линч, и крути баранку.

Они перезахоронили кости в старой разрушенной церкви; это была идея Блю.

— Их здесь никто не потревожит, — сказала она. — К тому же мы точно знаем, что здесь проходит силовая линия. И земля освященная.

— Ладно, — сказал Ронан. — Надеюсь, ему это понравится. А я потянул мышцу.

— С чего бы это? — фыркнул Ганси. — Ты же стоял на страже.

— Когда открывал капот.

Закончив погребение, они молча застыли посреди обрушившихся стен. Блю то и дело поглядывала на Ганси, который стоял, держа руки в карманах и склонив голову к тому месту, где они только что зарыли Ноа. Ей казалось, что его дух прошел по этой самой дороге совсем недавно, буквально только что, и, с другой стороны, с тех пор миновало все время, каким обладает мир.

Она ни в коем случае не станет тем человеком, который убьет его, поклялась она себе.

— Может быть, поедем домой? Здесь так жутко.

Все четверо радостно обернулись. В дверной арке церкви стоял Ноа, привычно встрепанный и более плотный, чем он был за все время знакомства с Блю. Ну, казался таким. Он пугливо оглядывал полуразрушенные стены.

— Ноа! — радостно воскликнул Ганси.

Блю обняла его за шею. Ноа сначала, кажется, слегка встревожился, потом обрадовался и погладил ее непокорные кудряшки.

— Черни… — произнес Ронан, будто пробовал слово на вкус.

— Нет! — взмолился Ноа, не делая попытки освободиться из объятий Блю. — Я серьезно. Это место наводит на меня чертовский страх. Пожалуйста, ну, давайте уедем, а?

На лице Ганси появилась легкая, радостная улыбка.

— Да, можно ехать домой.

— Но я все равно не могу есть пиццу, — сказал Ноа, отступая вместе с Блю от церкви.

Ронан, задержавшийся среди руин, оглянулся через плечо на своих друзей. В тусклом свете фонариков изогнутый кончик татуировки, торчавший из-под его воротника, походил не то на коготь, не то на палец, не то на лепесток геральдической лилии. Он казался почти таким же острым, как и улыбка Ронана.

— Думаю, сейчас самое время сознаться, — сказал он. — Я взял Лесопилку из собственного сна.