ЧАСТЬ I
А ЕСЛИ ОН ЖИВ?..
1
Медовый месяц Изаура и Алваро проводили на фазенде — на старой, милой фазенде, где, казалось, навсегда воцарились мир и спокойствие. Но так лишь казалось. Двое счастливых не представляли себе, какие бурные события грядут, какие испытания и открытия уготовила им судьба.
…Их спальня напоминала цветник. Гроздья синей глицинии свешивались из настенных ваз, охапки нежных роз возвышались в вазах напольных. Изаура сидела на краю постели в тонкой, прозрачной, как лепесток жасмина, ночной сорочке, Алваро примостился у нее в ногах, целуя перламутровые ноготки ее пальцев. Ему хотелось надеть на ее ноги жемчужные браслеты, но он опасался, что самые изысканные браслеты напомнят Изауре кандалы и недавние страдания. Освобожденная им Изаура пока оставалась рабыней в любви — скованность не покидала ее, девушка вздрагивала от прикосновения Алваро, поэтому он продолжал свой путь с робкой нежностью. Покрыв поцелуями ноги, Алваро приподнял край жасминной прозрачной сорочки и зарылся лицом в самый прекрасный на свете благоуханный куст, суливший ему блаженство…
Спальню-цветник создал своими руками Белшиор — сказочник в саду, неудачливый урод в жизни. Его мать, Гарпия, известная в округе как знахарка и колдунья, иногда намекала сыну о могуществе их рода, чем вызывала насмешливую улыбку у Белшиора, который каждое утро и каждый божий вечер поливал розы и вздыхал — о чем? Уж наверное не об Изауре, обещанной ему коварным Леонсио. Вот уж чья судьба вызывала сожаление, несмотря на все зло, содеянное им. Леонсио стрелялся, узнав, что стал банкротом, но стрелялся неумело: пуля прошла мимо сердца и застряла в позвоночнике, лишив его возможности двигаться.
Парализованный Леонсио целыми днями лежал в своей бывшей супружеской спальне и вспоминал, вспоминал… Его навещали доктора, соседи, слуги, Алваро, Изаура, каждый проявлял к нему, поверженному, милосердие, но один бог знает, как тягостны были для бывшего полновластного хозяина фазенды их визиты. Он редко позволял выносить себя во двор, под тень пальмы. Ему казалось, что все насмехаются над ним, сопоставляя его былое величие с нынешним унизительным положением. Он ошибался. Многие сочувствовали ему, ведь люди рано или поздно забывают зло, иначе жить было бы просто невозможно. Но сам он ничего не забыл. Томительными душными ночами, когда не приносящий свежести ветер играл листьями пальмы, словно жестяными, Леонсио вспоминал под их нудный перестук все одно и то же: как запалил заброшенный сарай, в котором держал в заточении связанного Тобиаса; зажег, не зная, что вошедшая туда женщина — не Изаура, а Малвина. Сколь непредусмотрительны бываем мы в жизни. Сейчас, в его болезни, в его слабости, Малвина могла бы утешить мужа как никто другой — что ему все эти соседи, поганые слуги, когда он потерял Малвину… Странно: даже похотливое чувство к Изауре погасло, остались злоба, досада — и только. А вот нежность к Малвине будто возрастала с каждым беспросветным днем.
Однажды, под утро, в забытье сна, Леонсио увидел Малвину, и так ярко, так близко, что, казалось, притронулся бы — протяни он руку. Но Малвина куда-то спешила. Она успела лишь прошептать ему “Я жива”.
“Жива?” — с этим вопросом и проснулся Леонсио в то солнечное утро. Он даже улыбнулся — впервые за все время после ранения — Белшиору, который поставил букет белых лилий на столе. Леонсио лежа смотрел в распахнутое окно, на золотистое от солнца небо, на легкие быстрые облака, и аромат лилий напоминал ему о Малвине — кажется, такой же аромат был у ее любимых духов… Не ценивший жену в дни их возможного счастья, Леонсио теперь с бережностью восстанавливал в памяти ее жесты, улыбку, взгляды. По своей ослиной глупости он потерял единственного в мире человека, чьи глаза выразили бы ему неподдельную, искреннюю жалость.
Малвина, милая, если ты жива…
Зачем поддаваться сказочным иллюзиям? — увещевал себя Леонсио — ведь потом будет еще тяжелее. Любимая приняла мученическую смерть — сгорела заживо. Вместе с тем хлюпиком, Тобиасом. Хотя, если бы заранее знать, как развернутся события, не стоило убивать и Тобиаса. Чем он, собственно, хуже этого Алваро? Чувствуя, что глупеет от одних и тех же мыслей, слабеет от неподвижности, Леонсио до крови кусал губы, и по щекам его текли слезы, задерживаясь в складках морщин — он быстро старел от болезни, от горя, от утери всяких надежд…
Малвина, милая, если бы ты знала, как мне тяжко…
Проблеск надежды на то, что Малвина осталась жива, вдруг подбодрил его. Как хозяин фазенды, Леонсио сумел помешать следствию, но служивые предупредили его, что кости, найденные среди пепла, могут принадлежать и какому-то животному. Тогда, в запале мстительности, он не придал значения этому сообщению, но сейчас странность этих слов все более обнадеживала Леонсио. Нет — твердил разум — если бы Малвина осталась в живых, она не стала бы томить его столько времени, она бы прибежала, приехала, прилетела бы к нему — ведь Малвина любила его. Единственная женщина, которая любила Леонсио, потеряна навсегда, и надо иметь мужество признать это.
Малвина, милая, если…
В окне проплыла дородная Жануария. Жизнь на фазенде шла своим чередом. Жануария занималась стряпней — причем, с особым удовольствием для своей любимицы, теперь уже не рабыни, а донны Изауры — Леонсио даже усмехнулся — донна Изаура!.. Белшиор пестовал свои цветы, иногда навешал старую Гарпию в ее пещере. Алваро и Изаура — донна Изаура! — наслаждались друг другом. Андре смахивал пыль с мебели в гостиной. Тело несчастной Розы покоилось на местном кладбище. Вот уж кому тоже не повезло: подсыпала яда Изауре, а отравила самое себя. Умерла, оставив сиротой их Флору, Фло. О рождении их общего ребенка, девочки, не знал никто на фазенде. Заподозрив неладное, Леонсио пять лет назад сразу услал Розу к дальнему родственнику за тридевять земель, где и родилась Фло. Надо бы позаботиться о будущности Фло — но как?.. Паралич сделал его беспомощным, но кого это заботит?
2
…А между тем судьба Леонсио заботила одну женщину. Эта изящная дама, сидя у себя в гостиной, разбирала утреннюю почту. Ее внимание привлекло письмо столичной приятельницы. Новости из Рио приходили сюда с опозданием — о, как печальны иногда бывали для дамы и для ее невольного спутника эти новости! Читая письмо, женщина вдруг вскрикнула, и сейчас же из соседней комнаты появился мужчина. Он передвигался с трудом. На его лице выразилась готовность к новым ударам судьбы, но голос не дрогнул, когда он спросил:
— Что случилось?
Помедлив с ответом, женщина сказала:
— Мне надо ехать.
На кладбище, в этом “городе мертвых”, Изаура была единственной живой. Она всегда приходила сюда одна. Даже отец по ее просьбе не сопровождал ее сюда.
Как всегда, в этот звонкий летний день Изаура возложила два букета к склепу, в котором были замурованы урны с прахом Тобиаса и Малвины: белые розы — Малвине, красные — Тобиасу. Душевные муки всегда с новой силой изводили ее здесь, на кладбище. Изаура молилась. Но даже молитва не могла утешить тот сонм чувств, который всегда захлестывал здесь бедняжку. Сознавая себя без вины виноватой, она терзалась, вышептывала слова молитвы сухими губами, а горло ее душило огненное кольцо горечи, жалости, скорби, раскаяния и… затоптанной, искалеченной, сожженной… любви? Сама Изаура не могла верно определить своего чувства. Разве можно любить мертвого? Она влюблена в Алваро. Она отдана Алваро небесами. После слияния с Алваро она стала счастливой женщиной… Изаура зарыдала. Слова молитвы смешались с глухими рыданиями, омывались слезами.
Вдруг какая-то птица вспорхнула с ближнего куста — Изаура вздрогнула, пришла в себя. Прохожие могли увидеть ее с дороги — заплаканную, страдающую. Они могут рассказать об этом Алваро — хороша же будет ее благодарность за его заботу, любовь, ласки. Он освободил ее из рабства, сделал своей женой. Мало того, Алваро сделал свободными всех рабов фазенды, которые не пожелали покинуть своих хозяев. Алваро окружил ее, простую рабыню по происхождению, королевской заботой. Только великая грешница отплатила бы ему неблагодарностью.
Возвращаясь с кладбища, Изаура с дороги увидела, что Алваро сидит в саду на скамейке рядом с нарядной дамой. Незнакомка — а Изаура никогда раньше не видела этой женщины — была красива и изящна. Ажурная шляпа прикрывала высокий лоб, на дорожное платье была накинута паутинка пелерины. Слушая даму, Алваро приятно улыбался ей, и впервые за свою жизнь Изаура вдруг испытала ревность — причем, остро и неожиданно для себя самой. Не сознавая, что делает, сначала Изаура заспешила к мужу и незнакомке, затем, спохватившись, повернула обратно, но вскоре поняла, что ведет себя глупо и предосудительно. Очевидно, какая-то новая соседка пришла для знакомства, и Изауре как хозяйке следует подойти и обласкать гостью. Изаура убеждала себя, но странное, смутное беспокойство не покидало ее — душа начала томиться, поэтому к скамейке Изаура приближалась по боковой аллее медленно, словно через силу.
Когда Изаура приблизилась ровно настолько, чтобы слышать разговор, она не могла понять сути, потому что ее обуял мистический ужас. Лицо дамы на самом деле было незнакомо Изауре, но голос!.. Изаура могла поклясться, что голос этот принадлежал… Но ведь это бред! Этого не может быть! Неужели она сходит с ума?
В этот миг Алваро и незнакомка одновременно заметили ее. Что-то дрогнуло в лице дамы, Алваро же сразу озабоченно спросил:
— Тебе дурно, Изаура? От жары? Сядь же скорее.
— Ничего… Так… — сбивчиво отвечала Изаура.
Между тем Алваро пришел в себя, извиняясь перед гостьей, и начал представлять ее действительно как новую соседку по фазенде. Того, что случилось дальше, не ожидал никто: ни Алваро, ни дама, ни сама Изаура, которая неожиданно, помимо своей воли, повинуясь какому-то инстинкту, вдруг позвала гостью сухими губами:
— Малвина… Малвина!
3
— Он жив? Тобиас жив? — все спрашивала Изаура, когда они сели в гостиной, и благовоспитанный Алваро оставил их вдвоем. — Скажи мне правду, Малвина, заклинаю тебя.
— Нет. Нет, Изаура, не мучай себя заново! — умоляла Малвина.
— …?
— Я? Но это действительно чудо! Он помог мне выбраться из пламени, но силы покинули его. Это был ад: огонь, дым, балки рушатся! Он не смог уйти, Изаура. Прости меня за то, что я одна осталась в живых. Я бежала как сумасшедшая. Очнулась уже на какой-то фазенде. Меня переправили к моим родителям. Нервный шок был таким, что я не могла даже слышать имени Леонсио. Поэтому они все скрыли от вас. А потом — долгое лечение. Сложная лицевая операция, новый облик. Столько мучений, столько терзаний! Лишь недавно я пришла в себя и узнала, что Леонсио — банкрот, что он пытался покончить с собой, неудачно, теперь парализован.
— Бедный Леонсио, — только и сказала Изаура.
Малвина вздохнула, отдавая должное благородству бывшей рабыни, которая, только что прослушав историю гибели возлюбленного, нашла душевные силы, чтобы пожалеть его палача.
В дверь тихо постучали, Изаура позволила войти. Алваро был взволнован.
— Прошу меня простить, но… Леонсио что-то почувствовал. Я понимаю, как я не вовремя, но Леонсио уже два раза требовал меня к себе, чего никогда раньше не случалось. Он спрашивает — вы не поверите! — что за люди в гостиной? Ему кажется, что он услышал… знакомый голос.
— Боже мой! — Малвина закрыла лицо руками.
— Как нам быть, Алваро? — Изаура заметалась по гостиной.
Подсев к ней, Алваро ласково спросил:
— Готовы ли вы встретиться с Леонсио, Малвина?
— Не знаю, — прошептала она. — Ехала сюда для встречи, а теперь не знаю.
— Простите за бестактный вопрос, — продолжал Алваро. — Вы простили его?
— Видит Бог: простила.
— Тогда пойдите к нему.
— Но прежде ты, Алваро, подготовь его, — вмешалась Изаура и пояснила гостье: — Он слишком слаб.
Благородство Изауры тронуло Малвину до слез.
В этот момент вошел Мигел. Как истинный джентльмен, он не заметил, что вблизи лицо Малвины все же слегка напоминало маску (последствия операции дали себя знать), и сделал даме несколько комплиментов. Затем они не выдержали, обнялись и заплакали. Тогда-то Мигел и предложил немного оттянуть встречу Малвины с мужем:
— Леонсио крайне слаб. Пока никто ни о чем не сказал ему, но его интуиция подсказывает ему, Малвина, что в доме — необычные посетители. Он побледнел, глаза ввалились, губы пересохли — велика томительная сила предчувствия. — Мигел вздохнул и продолжил: — А что творится на фазенде!..
На самом деле напряженность, ожидание чего-то удивительного возрастали на фазенде: Жануария опрокинула кастрюлю с кипящим бульоном, чуть не обварилась — лишь провидение спасло ее, неповоротливую, от большой беды; Андре, усланный из гостиной, убирался в других комнатах, где и разбил прекрасную китайскую вазу; если бы они еще знали, что Белшиор, всегда такой аккуратный с цветами, в поспешной нервозности чуть не загубил куст волшебных роз “Ришелье”!.. В общем, все жители фазенды метались в ожидании каких-то известий, которые почудились им в самом воздухе…
Тем временем Мигел предложил дать Леонсио успокоительное, и все: Малвина, Изаура, Алваро — согласились, иначе встреча могла оказаться губительной для больного. Мигел отнес Леонсио стакан разбавленного вина, в которое было подмешано слабое лекарство, и бывший хозяин фазенды забылся ненадолго целительным сном… Чтобы затем пробудиться для дальнейших увлекательных событий…
4
После паралича ног Леонсио мучили тягостные, бредовые сны — особенно ночные, но этот, дневной, сон выпал на редкость светлым и ласковым: наконец приснилась Малвина. Сколько раз томительными ночами он просил ее прийти, а она все не шла. А сегодня улыбнулась, присела на кровать — и Леонсио понял, что жена простила ему, отпустила его тяжкие грехи. Ласково коснулась руки мужа. От этого нежного прикосновения он и проснулся.
Судорога боли исказила его лицо — так резко действительная суровая жизнь отличалась от эфемерного волшебного сна: в кресле перед кроватью сидела незнакомая женщина. Сомнений быть не могло, ему просто-напросто выписали из Рио сиделку, а он-то думал…
— Простите, я не знал…
— Что вы, что вы!.. Это вы меня…
При первых звуках ее голоса — ее божественного голоса! — Леонсио встрепенулся, огни надежды зажглись в его глазах. А Малвина еще пыталась что-то сказать:
— Я ваша новая… — но не докончив фразы словом “сиделка”, она вдруг, помимо своей воли, сжала его руку, а затем упала головой ему на грудь…
…Малвина рыдала, а Леонсио все гладил ее волосы, ее мягкие пушистые волосы, ласковые, как и она сама.
Потом говорили о прошлом — без упреков, без обид. Когда Леонсио попытался испросить прощения, Малвина твердо оборвала:
— Это забыто, навсегда.
Но Леонсио не мог успокоиться.
— Удалось ли Тобиасу?..
— Нет. Он погиб, — сурово сказала Малвина, помолчала и добавила: — Будем денно и нощно молить Бога, чтобы он простил тебе этот тяжкий грех. Надеюсь, я своими страданиями, а ты — своими вымолим прощение. Господь не осудит тех, кто раскаялся. Господь милостив.
Если бы знала Малвина, с какой глубиной прозрения раскаялся Леонсио, с каким трепетом он вспоминал каждый прежний день, когда не ценил того, что даровала ему судьба. Вернуть бы. Многое можно вернуть: деньги, чье-то расположение, проданный когда-то дом, да мало ли что можно вернуть! Но не вернешь ни минуты прошлого — разве только в бедных воспоминаниях. И не вернешь здоровья.
Прекрасно понимая, какими невозвратимыми предметами мучает себя Леонсио, Малвина тонко и деликатно перевела тему разговора на современность, что сразу заняло внимание больного.
— А где эта фазенда? — с интересом спрашивал Леонсио.
— В двадцати верстах к северу от Рио, — охотно пояснила Малвина.
— И твой отец пока неплох?
— Жалуется на головные боли. Иногда перед дождем у него ломит кости, — Малвина печально улыбнулась и подвела итог: — Старость та же болезнь, что поделаешь.
С большим интересом внимавший жене, Леонсио вдруг занервничал и спросил, чуть ли не заикаясь, из чего Малвина поняла, сколь важен для него сей вопрос:
— А как ты думаешь, Малвина, смог бы я совершить путешествие на вашу фазенду?
Конечно же, сразу поняла Малвина, муж имел в виду не только трудности пути, а саму возможность: если она позволит — значит, для него есть надежда на дальнейшую совместную жизнь, если откажет, пусть даже в самой мягкой, тактичной форме, — отказ будет означать финал совместного жизненного пути. И Малвина, ни секунды не колеблясь, вскрикнула:
— Несомненно! Нужно лишь продумать заранее все детали путешествия, тщательно подготовить экипаж и прочее — в общем, мелочи. А до этого я должна съездить к отцу и все рассказать ему, ведь он даже не ведает, куда я направилась.
Увидев беспокойство в глазах Леонсио, Малвина поспешила заверить:
— Но моя поездка займет не более двух недель. Лео, я вернусь очень быстро.
— Я не сомневаюсь, — бодро откликнулся он, несмотря на то, что сомневался. Нет, Леонсио прекрасно понял, что обязательная благородная Малвина вернется. Сомневался он в другом: с отцом ли проживает Малвина на той дальней фазенде?..
5
Между тем Изаура не находила себе места. Она была счастлива видеть и слышать свою бывшую госпожу, но вместе с тем мучительное прошлое встало перед ней. Кроме того, Изауру мучил еще один вопрос, по которому она не могла посоветоваться даже с Алваро…
Мигел, Алваро и Изаура собрали в гостиной всех жителей фазенды и сообщили им о счастливом избавлении Малвины. На долю Изауры выпала деликатная участь — сказать об изменении внешнего облика бывшей хозяйки.
— …Донна Малвина перенесла тяжелую операцию. Ее довольно трудно узнать, — Жануария охнула, кто-то вскрикнул, раздались вздохи, и Изаура продолжила: — Но у милой донны Малвины — прежние глаза и прежний голос. Ведь наша с вами донна Малвина совсем не изменилась душой!..
Бывшие слуги заплакали.
Белшиор успел сбегать в свой благоуханный цветник и нарезать огромный букет пурпурных, белоснежных, лимонных и даже фиолетовых роз. Когда Малвина вернулась в гостиную, то была потрясена теплой встречей. Всему здесь нашлось место: и поцелуям, и объятиям, и слезам, и вздохам, а в довершении всего — поистине царский букет.
Наконец Изаура по праву хозяйки вызволила Малвину из хоровода вопросов и оханий и увела ее в комнату, где Малвина прилегла, отдыхая после бурных впечатлений дня, одного из самых необычных в ее жизни.
Добрый старый Мигел поджидал Изауру в ближней маленькой комнате.
— Доченька, я чувствую, что-то мучает тебя.
— Да, отец, я хотела с тобой посоветоваться.
— Позовем Алваро?
— Нет, папенька. Вопрос слишком деликатен, ведь он касается нашего прошлого.
— А ведь казалось, — вздохнул Мигел, — все забыто, ан нет…
— Как ты думаешь, отец, свести Малвину на кладбище?
— Да-а, дела-а… — Хотя на долю Мигела в его многотрудной жизни и выпадало решение нелегких задач, чувствовалось, что вопрос дочери загнал его в тупик. Мигел покачал головой и решительно сказал:
— Ни одно женское сердце не выдержит увидеть урну со “своим” прахом. Нет, дочка, даже упоминать не нужно.
Глаза Изауры наполнились слезами, спазм сдавил горло, и она сказала прерывистым голосом:
— Но, может статься, она захочет поклониться… праху Тобиаса…
Почувствовав душевную боль Изауры как свою собственную, Мигел застонал и обнял дочь, которая зарыдала, спрятавшись у него на груди. Понимая, что причиняет отцу страдания, Изаура ничего не могла с собой поделать: образ Тобиаса, первого мужчины, которому она отдала свое нежное сердце, встал перед ней с такой зримостью, обдал ее таким теплом, такой любовью, что настоящая жизнь по сравнению с этим предстала пустой и иллюзорной…
— Прошлого не вернешь, доченька… — вышептывал Мигел сухими губами. — Надо жить настоящим… Нет благороднее сеньора Алваро…
— … Я понимаю, — сквозь удушье отвечала Изаура, — я неблагодарная дрянь… Поверь, отец, я люблю Алваро… Но я не знала, что прошлое так властно надо мной. Я не знала этого, пока не появилась донна Малвина.
— О горе, — сетовал Мигел, не зная, как справиться с нахлынувшим, как помочь самому любимому существу на свете — Изауре.
Наконец выплаканные слезы облегчили ее страдание, и она попросила отца оставить ее, чтобы привести себя в порядок. Сев перед зеркалом, Изаура увидела, что глаза ее покраснели, а волосы растрепались. Смазав лицо кремами, сделанными из самых душистых трав, Изаура почувствовала свежесть и начала расчесываться. Черепаховый гребень мягко скользил по длинным пепельным волосам — очень длинным, до пола. Такой же длинной показалась сейчас Изауре и ее собственная жизнь, хотя молодой женщине и было всего немногим более двадцати.
За этим занятием и нашел Алваро свою прекрасную донну. Пепельный водопад заново так восхитил влюбленного, что заставил забыть обо всем на свете — и Алваро встал на колени перед своей принцессой. Играя ее волосами, будто струями сказочного фонтана, он целовал их, гладил их, но вскоре этих нежных ласк сделалось ему мало, и руки Алваро, путаясь в пепельном водопаде, начали гладить ноги Изауры, поднимаясь все выше, увлекая за собой струи мягких волос. Не умея совладать с собой, Изаура ласково, но настойчиво остановила его ласки:
— Сейчас не время, милый. Прости, я так устала.
— Прости меня, я просто потерял голову. — Алваро почувствовал, что был бестактен, ворвавшись ураганом в непростое прошлое Изауры.
Оставшись одна, Изаура поразмыслила на покое и приняла решение все-таки говорить с Малвиной на щекотливую тему.
6
Послав слуг на кладбище убрать урну с “прахом Малвины”, Изаура подошла к ее комнате и случайно явилась свидетельницей сцены, казалось бы, самой обычной — которая в дальнейшем повлекла, однако, удивительные события…
Успокаивая расходившиеся нервы, Малвина вышивала, сидя на мягком диване, а Белшиор — с его большой головой и маленьким тельцем ребенка — словно крупноголовый шмель летал по комнате над своими цветами, все устраивал букеты так, чтобы они радовали глаза донны Малвины. В такт неспешным движениям Малвины и текла их беседа, фрагмент которой и услышала невольно Изаура.
— … Все хвастают, что предчувствовали ваше возвращение, донна Малвина, а вот я знал наверняка, — заявил Белшиор, поправляя кустистую зелень в напольной вазе.
— Спасибо, милый Белшиор, — заулыбалась прежняя хозяйка.
— Вы улыбаетесь, думаете: лжет старый хрыч…
— Господь с тобой, Белшиор.
— … А я не лгу. Все-е позабыли старую Гарпию в ее пещере, все забыли о том, что она может творить чудеса.
— Я всегда говорила, Белшиор, что твоя матушка — прекрасная знахарка.
— … И провидица, донна Малвина! Когда еще она распустила по воде кипящий воск и сказала мне: знай, жива твоя хозяйка, сынок, — жива. Я тогда подумал: рехнулась старая, а оно вон как вышло. Старая Гарпия все про всех вперед знает, да болтать не спешит.
Застывшая было на пороге Изаура, удивленная странными словами садовника, взяла себя в руки и вошла в комнату. Малвина радостно приветствовала ее, а Белшиор предусмотрительно удалился.
— Малвина, милая, — приступила к разговору Изаура, — прошлое до сих пор терзает нас всех — так уж вышло, и ты простишь мне, если сочтешь мои слова жестокими?
— Пожалуйста, Изаура, говори.
— Здесь, на кладбище… — голос Изауры пресекся, и одновременно вздрогнула Малвина, что не ускользнуло от болезненного внимания говорившей, — покоится прах… Тобиаса…
В глазах Малвины вспыхнуло пламя давнего, трагического пожара, и она быстро прервала Изауру:
— Можешь не продолжать. Я поняла. И вынуждена ответить отказом. Пойми меня правильно, Изаура, милая, в следующий раз как-нибудь… Но сейчас я не в силах увидеть этого кладбища, этой могилы. Не вини меня.
— Прости меня, Малвина. Я считала своим долгом предложить. Я понимаю тебя и не виню.
— Если действительно так, — Малвина первой пришла в себя, — тогда в доказательство прошу тебя пройти к роялю и спеть для гостьи.
Как ни тяжело было Изауре исполнить это — она села за инструмент. Дом наполнился прекрасным пением, казалось, что музыка растворила в себе неутихающую боль…
7
Бывает, что и приятные события влекут за собой смуту в умах и душах. Спору нет, все ликовали, когда объявилась Малвина, но с этого же дня мучительные сомнения поселились в сердцах двух обитателей фазенды — Леонсио и Изауры.
Правда ли, что Малвина живет на дальней фазенде со старым, больным отцом? А если так, то не проявляет ли какой-нибудь сосед-фазендейро ненужного внимания к молодой, привлекательной особе? — эти вопросы вновь и вновь мучили больного. Ох как не хотелось ему отпускать Малвину, даже и на две недели…
Терзания Изауры были еще тяжелее, изнуряли ее душу и тело. Небесами она отдана в жены прекрасному, благородному сеньору, который полюбил ее, освободил из рабства, составил не только ее счастье, но и счастье старого истерзанного жизнью Мигела. Казалось, Изаура полюбила Алваро, навсегда похоронив прошлое. Они были близки. Они слились воедино. И надо же было так случиться, что в это мгновение промелькнула тень прошлого, которое восстало из пепла и предъявило свои права… Тобиас… Желанный Тобиас, первый возлюбленный…
Малвина заявила, что он мертв, что куча пепла, хранящаяся на местном кладбище, и есть Тобиас… Но сомнения не покидали Изауру с той минуты. Почему Малвина вздрогнула? Почему быстро перевела разговор на другое? Хотя и этому можно найти оправдание: не под силу ворошить смертельные воспоминания.
Гуляя по саду, Изаура, подобно математику, который бьется над сложнейшей формулой, заново взвешивала ответы Малвины, ее реакцию — и все-таки не могла прийти к решению. А когда человек не может узнать наверняка, он хватается за соломинку, ищет подсказку в снах, или картах, или в кофейной гуще — лишь бы промелькнула надежда… Приближаясь к цветнику, Изаура увидела нужного ей Белшиора возле розового куста “Ришелье”. Заметив хозяйку, Белшиор почему-то засуетился, стащил с головы шляпу, кланяясь.
— Надень шляпу, — ласково посоветовала Изаура, — солнце уже печет как в полдень…
— …А всего-то девять утра, — пробормотал садовник.
— Жаркий сегодня будет денек, — машинально заметила Изаура, не решаясь перейти к главной теме.
— Я розы щедро напоил, еще в пять утра. Вот под этот куст семь леек вылил.
— Спасибо тебе, Белшиор. Ни у кого в округе нет такого чудесного цветника.
— Какова хозяйка — таковы и цветы ее, госпожа.
— Ты галантный кавалер, — грустно улыбнувшись, Изаура спросила: — Ты выполнил мое поручение?
— Да, госпожа.
— Итак, когда?
— Матушка готова принять вас во время послеобеденной сиесты. Если вам это удобно…
— Конечно, конечно, Белшиор.
— Все на фазенде будут отдыхать, и тогда, донна Изаура, мы с вами сможем незаметно выйти…
— Хорошо, Белшиор, поджидай меня, — поспешно перебила Изаура и чуть не побежала прочь, ибо почувствовала: стыдно и недостойно госпожи втайне от мужа, благородного сеньора Алваро, сговариваться со своим садовником идти к местной колдунье. Но что поделаешь, кто еще может сказать ей… о Тобиасе?
8
После обеда, когда все предались сну — столь желанной в этих краях сиесте, — Изаура забежала в свою комнату переодеться для похода в пещеру старой Гарпии. Не призвав даже горничную, чтобы не обращать ничье внимание на эту прогулку, она спешно перебирала, отбрасывая, ленты, юбки, шляпы.
И тут раздался стук в дверь. Неужели Алваро? — Изаура досадливо бросила шляпу на кресло. Это действительно был он.
— Я зашел узнать, как ты себя чувствуешь.
— Спасибо, хорошо.
— Мне показалось, ты чем-то удручена, душа моя?
— Да нет, — замялась Изаура и сразу нашлась: — Так, пустяки. Ты будешь смеяться, милый: у рояля запали две клавиши…
Конечно, Изаура не надеялась, что такая незамысловатая уловка ей поможет, но Алваро — милый, тонкий Алваро — сделал вид, что поверил.
— Я хотел скрыть от тебя, — начал он с преувеличенным весельем, — но сейчас придется раскрыть маленький секрет. Сюрприза уже не выйдет. Я заказал новый рояль в Рио.
— Спасибо, милый.
— Представляешь, родная — белый!
— Очень рада. — Изаура говорила через силу, с трудом скрывая беспокойство и нетерпение. Заметив это, Алваро вдруг догадался: “Собралась на кладбище и не хочет, чтобы я знал. Дорого же нам дается возвращение прошлого”. Как разумный человек он не подал и вида, спокойно уточнив:
— Ты решила пройтись?
— Да… Так… Немного…
— Прости, я не смогу составить тебе компанию, надо разобраться с бумагами… Хотя… Если…
— Нет-нет, займись делом.
— Ты захватишь с собой Малвину?
— О нет, ей предстоит трудная дорога, пусть набирается сил.
— Верно, — Алваро направился к выходу, но уже в дверях остановился и, помедлив, сказал: — Изаура, родная, всегда помни, что бы ни случилось, я люблю тебя больше всего на свете.
Каждый мечтал побывать в пещере старой Гарпии, потому что пещера эта казалась перенесенной из сказки в глухой уголок. К ее входу вела узкая тропинка, заросшая по бокам диким кустарником, и большеголовый маленький Белшиор шел первым, прокладывая гостье путь.
Внутри горел очаг, возле него колдовала седая жилистая Гарпия — предмет суеверного ужаса всей округи. Блики огня кидали фантастические тени на своды пещеры, и сердце Изауры сжалось: вот куда пришлось ей припожаловать, чтобы укрепить свою нежданно проснувшуюся надежду или… угасить ее навсегда. Изаура готова была перекреститься, но сознание того, что это непозволительно в бесовском месте, удержало ее, пожираемую не столько страхом, сколько нетерпением узнать…
Величественная, несмотря на свои лохмотья, Гарпия, казалось, не заметила их, но так лишь казалось…
— Чего желает благородная сеньора? — вдруг спросила она скрипучим хриплым голосом, не отрываясь от дела, продолжая помешивать какое-то травяное варево в небольшом котле над очагом.
— Я… хотела бы узнать… жив ли… один человек. — Изаура сама поразилась. Как истончился ее голос — надо взять себя в руки.
— Матушка, помогите молодой прекрасной госпоже, — вдруг ласково вмешался Белшиор. Гарпия и взгляда на них не повела.
— Есть ли у сеньоры изображение этого человека?
— Любое, — суетливо зашептал Белшиор, — нарисованное, или карточка…
Не сдержавшись, Изаура недоверчиво покосилась на садовника, и тот с удовольствием проявил благородство, достойное настоящего сеньора, со словами: — Не буду вам мешать, — выскользнул из пещеры, предоставляя полную свободу своей госпоже. Тогда Изаура тронула цепочку на своей груди и приподняла скрытый доселе от глаз медальон.
— У меня есть… вот. — Щелкнула маленькая, усыпанная гранатами, изумрудами крышечка в форме сердца, и на Изауру нежно глянул Тобиас — яркие карие глаза, высокий белый лоб, прядь каштановых волос на нем — глянул издалека, откуда-то из другой жизни… Глаза Изауры наполнились слезами. Она закусила губу и смело шагнула к старухе, протягивая медальон: да будь Гарпия хоть самой ведьмой — пусть! Лишь бы сказала… Лишь бы приоткрыла тайну.
Старая Гарпия, конечно, только притворялась бездушным идолом не от мира сего. Чуткая к жизни округи, она прекрасно знала бурную историю бывшей рабыни Изауры. Старая Гарпия, конечно, сразу узнала изящного сеньора Тобиаса — как только взглянула на медальон — и сразу обратилась к своему сатанинскому вареву, нашептывая, заклиная, прорицая… Колдунье и самой было интересно вглядываться в поверхность бурой жижи, ожидая ответа. Вдруг отблески огня в глазах Гарпии дрогнули, зрачки расширились. Старая Гарпия не верила своим старым глазам…
Если бы колдунья обернулась, она увидела бы такую мольбу в глазах Изауры, что… Но Гарпия, не оглядываясь, тихо сказала:
— …Вижу кладбище… Кладбище… Пепел…
Словно сильный удар потряс Изауру. Она пошатнулась и медленно пошла к выходу. Однако там задержалась, достала кошелек. А Гарпия, умевшая видеть и затылком, не оборачиваясь, хрипло сказала:
— Ступай, милая. Я за людское горе не беру.
