Книга: Голубиная книга анархиста
Назад: Снег хрустел
Дальше: Вася за чаем

Глаза Вали

Глаза Вали расширились.
— Какие зеландцы? — спросила она.
— Новые! — ответил Вася. — Красные! Все, пошли, сама увидишь. Целые толпы Red Rabbits. РэРэ.
— Кого? — совершенно сбитая с толку, если можно применить это выражение к Вале, спрашивала девушка, уже собираясь следовать за таким изощренным представителем умственного труда, знающим языки непонятные.
— Сама увидишь, — отвечал Вася, выходя из вагончика.
И они пошли к шедам. Летел мелкий мокрый снежок, погода была мерзкая. И всюду серели непроглядные небеса. На высоких березах остро кричали галки. Никого не повстречав, они подошли к первому шеду, Вася открыл дверь. Валя стояла позади в своем то ли пальто, то ли в длиннополой куртке, в спортивных штанах с лампасами и разбитых кроссовках.
— Заходи, чего ты? — позвал ее из пахучих сумерек Вася.
— Я… я… кхм, кха, — закашляла Валя.
— Ну? — Вася выглянул из дверного проема.
Оробевшая Валя была бледна, ее полные губы беззвучно шевелились. Вася засмеялся.
— Ты как миссионер, приплывший на дальние острова к людоедам. Ну, с молитвой ведь можно смело хоть в огонь, хоть в воду?!
Но Валя не входила, мешкала. И ему пришлось выйти и схватить ее за руку. Валя упиралась. Вася тащил ее внутрь. Оба громко пыхтели. Наконец ему удалось затащить девушку в шед и, захлопнув дверь, встать перед нею. Валя боялась оглядываться.
— Фу… фух, дерьмо, — отдышался Вася. — А ты здорова, подруга… зараза… Будешь навоз таскать, как Геракл из древнегреческих конюшен. Хотя он и не чистил-то навоз сам, а просто пустил две реки… Поступок, достойный героя умственного труда, хоть древнего, хоть современного. Ну, гляди. Вот, вот они, новозеландцы, иммигранты с далекого острова — зайцы! Гляди, это же — хыххыхых — кролики! Red Rabbits! Красные Кролики. Ну, ну. Вот, вот, красавцы, пушистые… Только не улизни за каким-нибудь в нору, как Алиса.
Вася открыл дверцу ближайшей клетки, запустил внутрь руку и, схватившись за теплые уши, поволок кролика наружу. Это был большой кролик почти шоколадного цвета.
— Пусти! Не надо! — крикнула неожиданно Валя и толкнула Васю, так и не успевшего полностью извлечь упиравшегося кролика из клетки.
Вася удивленно смотрел на нее.
— Чего ты? Я просто хотел показать тебе… Чтобы ты сама увидела…
Валя рассматривала сквозь сетку кроликов.
— Ой, точно… коричневенькие какие-то… я таких в жизни не видала…
Вася торжествующе простер руку, как некий патриций.
— Ну вот, владей… лелей… И будь красной Алисой, хыхыхы, нашим ответом проклятым пиндосам.
— Эта порода какая-то заморская, — бормотала Валя, идя вдоль клеток.
— Да, я же говорил: новозеландцы.
Она оглянулась на Васю.
— А это где такое?
— Новая Зеландия? Ты чего, в школе совсем не обучалась?
— Обучалась, — буркнула Валя.
— Новая Зеландия — остров в Тихом океане, — сказал Вася. — Или… в Индийском?.. — Он потер нос. — Проклятье… Земля такая маленькая, а всего не упомнишь. В общем, ниже Индии, около Австралии… Да, за Австралией… у черта на куличках. А на самом деле — как у бога за пазухой.
— Они там живут?
— Ага. Наверное… Ну, раз их так называют. Хотел бы и я там сейчас оказаться. Уж там ни попы, ни жандармы не достанут. Даже корабли американцев с ядерным оружием не могут заходить.
— А там они живут так, сами по себе? — спрашивала Валя, наблюдая, как Вася начинает засыпать корм в плошки, наливать воду.
— Ага, и воду пьют из хрустально чистых речек, и травку хрумкают изумрудную. Новая Зеландия — экологически чистая страна. Хотя у них там и монархия, дерьмо и проклятье. А могли бы анархию учредить. Хы-хы-хы, — Вася начал смеяться по своему обыкновению.
Отсмеявшись, он пояснил, что вспомнилось, как батька Махно мечтал о своем рае: мол, лошади и девушки в травах; а тут вместо лошадей кролики… Измельчали анархисты.
Валя наморщила лоб.
— А… так… это же… ну как так?
— Что?
— Этот же… Махно, он ведь бандюга и жил как давно? — спросила девушка.
— Пропаганда, — сказал Вася. — А жил — да, давненько.
— А говоришь — батька, — сказала Валя.
Вася остановился посреди прохода между клетками с ведром воды, посмотрел на Валю и ничего не ответил. Позже он велел ей сметать катышки новозеландцев в совок, опорожнять совок в ведро. Валя поморщилась и ответила, что нет, лучше она будет поить и кормить новозеландцев.
— Ого, какая цаца, — откликнулся Вася. — Быстро ты забыла свое прошлое, жизнь в смоленском нутре. Ладно, давай. А я послежу.
Валя взяла мешок с кормом и стала насыпать в железные миски, бормоча что-то. Вася с изумлением следил за ней. Она взглянула на него. Вася покачал головой.
— Да ты прирожденный кроликовод, Красная Алиса!
Валя нахмурилась.
— Зови меня Вальчонком, — сказала она.
В полдень к ним заглянул сам Борис Юрьевич. Был он в брезентовых штанах, свитере, вязаной шапке, высокий, немного нескладный, с длинным лошадиным лицом и почти квадратной челюстью, кареглазый. Поздоровался, прошелся вдоль клеток, сунул руку в одну миску, вынул щепоть корма, поднес к носу с горбинкой, то ли природной, то ли образовавшейся от перелома, понюхал.
— Мм… — промычал он, отправляя щепоть обратно и вытирая руку об руку. — А вода свежая?
Вася замешкался.
— Они любят свежую, — сказал фермер.
— Хыхых, — просмеялся Вася. — И рацион у них ничего себе. Гурманы.
Фермер слегка поморщился.
— Вас Эдуард не обучал технике безопасности? — спросил он.
— Какой? — спросил Вася растерянно. — Не совать палец в клетку?
Фермер повел головой.
— Главному правилу? А оно простое: не давайте им кличек и не называйте их гурманами или там зайчиками. Это все.
Он доставал пачку сигарет.
Валя откашлялась и быстро спросила:
— Дяденька, не угостите?
Фермер перевел глаза на нее.
— Ты разве куришь?
— Ага, — откликнулась Валя радостно, вытирая руки о штаны.
— Да ладно тебе, — одернул ее Вася.
Но она уже шла к фермеру, протягивая руку.
— Привыкла с протянутой рукой, — пробормотал себе под нос Вася.
Фермер дал ей сигарету, но попросил в шеде не курить, и сам тоже вышел. На улице они продолжали разговаривать с Валей. Вася сметал веником катышки по желобам, ссыпал их в ведро. Покурив, Валя вернуться не спешила, так что в конце концов Вася выглянул из шеда. Вали нигде и не было. Вася затараторил свое: зараза, проклятье. Но еще поработал: отогнал тачанку в дальний угол, опростал ее. Мелкий гадкий снег все летел докучно, колол лицо, обжигал уши. Вася нахлобучил вязаную шапку, скрывая уши, оглядел пространство и лишь выдохнул:
— Тоска!..
Валя сидела в вагончике. Там было накурено.
— У тебя тут взвод кролиководов, что ли, дымил? — спрашивал Вася.
— Не-а, — откликнулась Валя. — Дядя Боря подарил всю пачку.
Вася увидел на столе пачку «Sovereign» и в сердцах воскликнул:
— Ну и дерьмо же! Зараза. Проклятье.
Валя вытаращила на него и без того крупные ясно-кофейные глаза.
— Чего, а? Чего такого, а? А? Вася? Вася?..
— Ничего, — откликнулся Вася. — Но это конкретная засада.
Валя испуганно моргала.
— Какая? Какая, Вася?
— Такая, такая, — в тон ей отвечал он. — «Соверен» — значит «Монарх». Ну и монета, конечно.
Валя смотрела на него.
— Это все знаки! — воскликнул Вася.
— К-какие? — заикнувшись, спросила она.
— Собаки Баскервилей! — ответил Вася ожесточенно.
— Это чего такое?
— Стозевно, лаяй, обло… озорно… Чудище такое, Вальчонок. На цепи в волосатой руке депутата там, мэра, губернатора, попа, само собой. Оно-то, зараза, за мной и гонится.
— Кто? — спросила Валя, таращась на него.
— Ну чудище… Собака. Обло… Баскервилей.
Валя хихикнула вроде, но, взглянув в напряженные глаза Васи, примолкла.
Пора было отправляться за обедом. А Вале приспичило… Она поспешила в дощатое сооружение, стоявшее неподалеку. Вася не стал ее дожидаться, пошел один. Взял у Надежды Васильевны один контейнер, та предложила забрать и второй. Вася заупрямился было, но Надежда Васильевна в сердцах сказала, что некогда ей возиться, мол, бери сразу и уходи, а то еще та грязь притащит.
— Какую грлязь? — спросил недоуменно Вася. — На улице снег.
— Такую! — сердито выпалила женщина и сунула ему второй пластмассовый контейнер.
Пришлось Васе взять обед и на Валю. А та и не показывалась. Вася шел, поглядывая исподлобья на унылые окрестности, и вдруг отчетливо вспомнил свой сон про шиповник. Он даже остановился, соображая.
— Хых… Так это сам Чжуанцзы и был, — пробормотал он и добавил восхищенно: — Вот зараза!.. Смотритель шиповника, правда. А настоящий работал смотрителем сада лаковых деревьев. Чего это такое, кто знает… Потому Вальчонок и крестилась. Неужели в самом деле?..
Валя была в вагончике.
— Ой, Вася, я токо собиралась пойти, а ты тут как тут. Ой, спасибачки, — говорила она.
Вася поставил контейнеры на стол.
— Ты руки-то помыла?
Она закивала энергично.
Вася тоже шагнул к рукомойнику, звякнул штырьком, заругался:
— Дерьмо, зараза! Проклятье. Воды нету. Не могла, что ли, принести? Чего ты такая ленивая?
Схватив ведро, он пошел за водой и так и забыл спросить о Смотрителе шиповника — точно ли она дозналась о нем? А Валя уже уплетала второе, гречку с поджаркой и подливой. В вагончике пахло этой гречкой.
— Вася, — говорила она с набитым ртом, — а кто такая эта… про которую ты рассказывал… ну… Красная…
Вася наливал воду в рукомойник.
— Шапочка?
— Не-а, — ответила она, покачав головой из стороны в сторону. — Эта… ну, с кроликами…
— Алиса, — вспомнил Вася, моя со звоном и хлюпом руки.
Он уселся за стол, раскрыл свой контейнер, взял ложку, хлеб, начал хлебать суп.
— Кто, Вася? — снова спросила Валя.
Он покосился на нее и ничего не ответил.
— Ну кто, Вася?
Вася вздохнул.
— Откуда ты вообще свалилась?
— Я-а-а? Ниоткуда. Ниоткуда.
— А по-моему откуда-то, откуда-то.
— Откуда?
Вася хмыкнул.
— Это я у тебя и спрашиваю.
— Так откуда? — снова спросила Валя.
Вася посмотрел на нее и начал мелко смеяться.
— Ну я-то откуда знаю? Это ты должна знать.
Валя пожала плечами.
— Хорошо, как называлась твоя деревня, твой район какой? Область? Страна? Континент? — спрашивал Вася. — Планета?
Валя вдруг стала очень серьезной.
— А зачем это тебе?
Она подозрительно щурилась.
— Да просто интересно, и все, — ответил Вася.
Валя молчала, сосредоточенно попивая кисель.
— Не скажешь? — спросил Вася, принимаясь за гречку.
Валя кротко вздохнула, глядя в стол.
— Ну и я не расскажу про Алису, эту очень любопытную штучку.
Валя молчала.
— Про ее приключения в норе, во дворце у Королевы, во время чаепития, в лесу, в поезде, на линиях шахматной доски… Классные приключения.
Валя отмалчивалась.
Второй трудовой день тянулся долго. Пришедший с проверкой под вечер Эдик разразился бранью. В последнем шеде еще не было убрано, и миски для воды пустовали. Валя их как-то пропустила. И кролики целый день не пили. Эдик пообещал выставить с фермерского подворья этих бродяжек, за что их только мамаша кормит. Валя и Вася уныло выслушивали ругань. Наконец Валя попросила его:
— Дяденька, не надо уже, ведь сказано же было: не судите да не судимы будете, ну? И сказано было благодарить ненавидящих вас и молиться за обижающих. Ну-тка я и помолюся.
Тот запнулся и уставился на нее. А Валя, полуприкрыв глаза, продолжала нараспев:
— Ай вы нуте-ка, ребята, / За царей — Тут она проглотила слово, — … молити, / За весь мир православный! / Кто нас поит и кормит, / Обувает, одевает, / Темной ночи сохраняет, / Сохрани его… — Снова проглотила слово.
Эдик оглянулся с изумлением на Васю.
— Хм… бл… кх-а… Чего это она?
Вася пожал плечами. А Валя напевала, покачиваясь:
— От лихого человека, / От напрасного от слова, / Сохрани… помилуй! / Что он молит и просит, / То создай ему… — Она открыла глаза и, ясно взглянув на Эдика, спросила: — О чем вы, дяденька, молите?
Эдик почесал подбородок.
— Э-э-э… Ишь, как шпарит. Ты бы так и работала складно, девка. В самодеятельности, что ли, выступала?
— Хыхы, — просмеялся Вася. — Это древняя самодеятельность.
— То песни-молитвы, — сказала Валя.
— Ладно, — откликнулся Эдик, сбавляя тон. — Молитвы молитвами, но здесь не богадельня, ребята. Включу вам свет — все сделайте, приду проверю.
Он погрозил коротким пальцем с грязным ногтем и ушел. Вася усмехался.
— А здорово это у тебя получилось.
Валя поправляла волосы, охорашивалась.
Все доделав, они выключили свет и пошли было к вагончику, но потом повернули к дому Эдика. Уже пора было забирать ужин. В доме работал телевизор: «В Москве прошла акция движения „Антимайдан“, организованная в связи с годовщиной протестов в Киеве, в ходе которых погибли более ста демонстрантов и которые привели к отстранению президента Украины… „Антимайдан“ назвал события в Киеве „переворотом“… По сообщению арабской газеты „Аш-Шарк аль-Аусат“, в руки ливийских радикальных группировок попала часть химического оружия, принадлежавшего ранее Муамару Каддафи, и они уже провели первые испытания этого оружия… Армия Нигерии сообщила о том, что ей удалось вернуть контроль над городом Бага на северо-востоке страны, сотни жителей которого были в январе убиты боевиками исламистской группировки „Боко харам“».
— Ну чего, все чики-чик?! — крикнул из комнаты Эдик, когда Вася и Валя вошли.
— Да, — ответил Вася.
— Эй! Я спрашиваю… — начал Эдик.
Но тут Надежда Васильевна ему сама ответила:
— Да, да, тебе говорят.
Подавая контейнер Вале, она внимательно глядела на нее.
— Хлеба-то хватает? Не стесняйтесь, скажите.
Валя кивнула. Забрав свои коробки с ужином, они отправились восвояси.
В вагончике было холодно. Зажгли лампу. Вася решил сначала затопить печку, а потом ужинать. Но Вале не терпелось, и она сразу стала есть. А Вася, глотая слюнки, разводил огонь. Наконец пламя загудело в железной печке. Вася открыл свой контейнер. Валя разлеглась на койке и курила сигарету.
— Проклятье, — заворчал он, попробовав картошку. — Остыла уже. На чем бы подогреть?
Отыскав железную миску на полке, он переложил картошку в нее и поставил на печку. Вскоре запахло подгоревшей картошкой.
— Возьми тряпку, — предупредила Валя.
Вася обвернул руку тряпкой и снял миску. Шумел огонь в печи, красноватые отсветы бросала лампа.
— Вася, — подала голос Валя. — Что такое… основная… основная теория?
Вася Фуджи поперхнулся и взглянул на Валю, на ее лицо в струйках табачного дыма.
— Не знаю, — ответил он. — Смотря о чем речь. Основная теория в какой области?
Валя мотнула головой, как бы сбрасывая вопрос. Вася снова занялся картошкой. Доев, обернулся к Вале.
— Может, та, про которую Эйнштейн догадался? Великий физик.
— Чиво это такое? — спросила Валя.
— Ну… Теория относительности. Искривление времени-пространства, черные дыры, отклонение света… Даже машина времени.
Валя встрепенулась.
— Ага, — пробормотала она, — машина? Поезд?
— Какая разница. Из этой теории выходит, что можно совершать путешествия во времени. Попадать, короче, в прошлое. Или в будущее. Но сам Эйнштейн считал это лишь… ну, научной фантазией, точнее выводом, который в реальности не имеет смысла. Зачем тебе это?
Валя не ответила.
— Алиса, ну, та штучка с кроликами, как раз и попадала в какие-то искривленные пространства, — сказал он. — Наркоманы ее обожают.
Они укладывались спать. В вагончике было тепло, даже жарко. Вася попросил Валю задуть лампу, но та не двинулась. Он решил пересилить ее лень и тоже не вставал, чтобы загасить лампу. Ей-то дотянуться было ближе. Но она не делала этого.
В доме кто-то был, точно. Точно-точно. Как только они вошли, сразу ощутили чье-то присутствие. В кухне — никого. В спальне — никого. А вот в большой комнате? И здесь — никого. Сервант. Стол. Стулья, телевизор, диван. За шторами — никого. Они сели на диван. Между ними оказался чемодан. Он лежал на диване. Она прикоснулась к выпирающим округлостям чемодана. И отдернула руку, взвизгнув: кожа чемодана дышала. Он тут же рванул крышку… Ах!
В чемодане лежал, подтянув колени к самому подбородку, человек.
— Кто ты такой?!
— Извините, извините, — бормотал человек.
— Вор!!!
— Извините…
— Полицию…
— Не надо, я прошу, прошу вас. Я ничего не взял, ничего, совсем, клянусь. Умоляю.
— Не клянись!
— Почему?
— Таково поучение!
— Хорошо, не буду. Я никогда больше не буду клясться. Никогда.
— Точно?
— Клянусь… То есть — нет. Но обещаю, да, вот-вот, обещаю. Даю слово. Слово можно давать?
— Слово?.. Это не клятва.
— Тогда я пошел?
— Ну смотри же.
— Да, да.
Он ушел, а они еще ходили по дому, считали деньги из шкатулки, доставали цепочки, медальоны, все проверяли, рылись в шкафах, перебирали ложки. Как вдруг она спохватилась: где котенок? Но и котенок был здесь, он вылез из-под комода, позевывая розоватой крошечной пастью, потягиваясь.
И тут раздался стук. Или звонок. Они открыли дверь. На пороге стоял тот вор, на руках он держал медвежонка.
— Вот, я же обещал отблагодарить, пожалуйста, берите.
— Это же медведь!
— Медвежонок.
— Но он вырастет и станет медведем.
— Ну, тогда вы можете отдать его в зоопарк или в цирк.
— Какой цирк…
— Никулину.
— Он же помер?
— Его сыну.
— Нет, постойте…
Но вор убежал. А медвежонок перевалился через порог и стал играть с котенком.
Валя открыла глаза и увидела освещенный потолок, повернула голову. Лампа горела на столе. Она посмотрела на Васю. Тот ровно дышал. Приподнявшись, она потянулась к лампе и попыталась задуть огонек, но красноватый гребешок пламени продолжал трепетать.
— Фу! Фу!
Нет, не угасал. Тогда она догадалась прикрутить огонек, а потом уже легко его задула.
Обыкновенная вроде бы женщина, а на самом деле — пантера. С кем-то вдвоем мы уходили от нее и оказались в тупике. Обернулись. Она шла неторопливо, мягко ступая, пластично. Вот снова — да обычная, лишь весьма тренированная, спортивная грациозная женщина. Но я взглянул на ее перчатки — сквозь них прорезались стальные когти и даже на ладонях — острые тонкие шипы. Сейчас она исполосует своими лапками нас обоих.
В отчаянье я крикнул:
— Как с тобой справиться?
И она засмеялась и ответила:
— Тридцать вторым воображением!
Тогда я схватил ее и отшвырнул: таково мое тридцать второе воображение. И она не смогла меня цапнуть. Мы спаслись.
Назад: Снег хрустел
Дальше: Вася за чаем