Книга: Голубиная книга анархиста
Назад: В вагончике
Дальше: Глаза Вали

Снег хрустел

Снег хрустел и железно скрежетал под их ногами. В сумраке плыла шеренга больших берез, как будто флотилия кораблей с мачтами, покрытыми водорослями. Они шли и шли, пока вдруг не оказались на берегу реки.
— Река?! — воскликнул Вася.
Он начал спускаться по склону в снегу. Валя остановилась и сверху наблюдала за ним. Вася осторожно ступил на лед, укрытый снегом. И вдруг в тишине раздалось мелодичное: «Длон-длон-длон». Вася замер, потом оглянулся. Валя рылась за пазухой — и достала мобильник, посмотрела на дисплей — и ее лицо стало фосфорически синим, как у героини «Аватара». У Васи и возникло такое чувство, будто он парит верхом на драконе, сорвавшись со скалы… ну или сам по себе, как обычно, зачем ему летающие животные?
И Валя заговорила по телефону. Отвечала: «Да?! Да! Да…» и: «Нет! Нет. Нет…»
Вася карабкался на берег, цепляясь за лед, снег. Валя уже закончила переговоры и убрала трубку.
— …Х-ххых!.. У тебя мобила? — задыхаясь, спросил Вася.
Валя кивнула.
— Фу!.. — Вася дышал тяжело. — Твоя?
Валя кивнула.
— Откуда? — допытывался Вася.
— Подарили мне, подарили, и все.
Валя сторонилась, глядела исподлобья, сжималась.
— Хыхых…
— Подарок, подарок, — бормотала девушка, отступая и даже как будто собираясь убегать.
— Так… что ж ты молчала? — спросил Вася. — Там же есть часы. Ты что, глупенькая, да? Дай посмотрю.
Валя отступила еще дальше и покачала головой.
— Да только посмотрю.
Но она отступала.
— Ну, я всегда знал, что это мафия, — сказал Вася. — Нищебродский Кремль. У вас, наверное, и пахан свой имеется? Президент? Премьер? Сладкая парочка рокировщиков-фокусников. И Дума?.. С кем войну ведете? С украинскими нищебродами? Или сирийскими? С американскими?.. Да, у них тоже есть бомжи. Но хоть книг не жжете. Не жжете? Как игиловцы?
— Не-а, — отчужденно сказала Валя.
— Ладно, нафиг мне не нужен твой мобильник. Но ты хотя бы время по нему смотри, ага?.. И не говори никому, где мы. Понимаешь?
Валя кивнула, но тут же спросила почему.
— А-а, долго объяснять. Но, короче, меня схватят. За мной охотятся.
— Кто? — широко раскрыв глаза, спросила Валя.
— Мафия, кто ж еще, — сказал Вася. — Но… хотел бы я знать, где ты будешь брать деньги для пополнения баланса. Работать-то не желаешь. А попрошайничать здесь не у кого. Или у тебя там, в подкладке, вшиты банкноты?
Она отрицательно покачала головой и тут же спросила, что это такое.
— Банкноты?.. Бумажки банковские. Деньги, зараза-дерьмо-проклятье…
Они пошли назад. Вася споткнулся и, не удержавшись, упал, заругался.
— Проклятье!.. Надо фонарик.
— Фонарь, — подсказала Валя.
— Хыхыхы… Смотреть керосиновые сны.
На этот раз Вася вошел без стука. Васильевна была в кухне, а из комнаты доносился возбужденный спор какого-то ток-шоу. Слышались выкрики о музыкантах, поддерживающих хунту, о национал-предателях Бабченко, Макаревиче, о русофобе Невзорове. Но тут же Эдик переключился на другую программу, воскликнув: «А пошли вы все на хер!..» Следом за этим заскрипели тормоза, раздался душераздирающий крик и загрохотали выстрелы.
Васильевна указала на коробку. Вася взял ее со стола и торопливо пошел прочь.
— Так где второй-то? — резко спросила Васильевна.
— Там, — ответил Вася. — В смысле, тут.
— Ну так пусть забирает, сейчас заполню.
Вася вышел на улицу, набрал холодного воздуха, выдохнул, кивнул на дверь и сказал Вале:
— Зовут.
Валя быстро перекрестилась и вошла в дом. Вася, глядя на это, просмеялся по своей привычке:
— Ну примадонна, а не попрошайка.
Вскоре Валя появилась со своей коробкой, и они отправились трапезничать в вагончик. Прежде чем усесться за стол, Вася зажег керосиновую лампу и затопил печку. Валя тем временем молилась да крестилась и шептала «Отче наш иже еси на небесех…» и так далее.
Наконец они открыли свои коробки.
— Что это у нас? — пробормотал Вася, беря ложку.
— Макароны, — сказала Валя.
— Ххыхыхых!.. Как в тюрьме…
Валя быстро на него взглянула. Вася поймал ее взгляд.
— Что смотришь? — спросил он. — Как прокурор?
— Ничего, — ответила Валя, отводя глаза.
Позже, когда они улеглись на свои койки в натопленном вагончике, Валя спросила:
— А ты там, на берегу, говорил… говорил…
— Что? — осоловело спрашивал Вася.
Тепло и сытость разморили его, да и целый день труда, физического труда, к которому он вовсе не был привычен.
Валя молчала, вздыхала.
— Что… — снова пробормотал он, уже почти засыпая.
— Про Фуджу, — сказала Валя. — Это твоя баба?
— Фуджи — это… это вулкан.
— Ты сказал… сказал… жалел, что нет тут твоей Фуджи, — почти дословно воспроизвела его реплику Валя.
— Да?.. А, это… это камера… Фирма такая японская, производит их. Камеры. Так они и называются — «Фуджи».
— Для кино? Ты киношник? Кинокамера?
— Хыхыхых, — засмеялся Вася. — Нет, я человек пока. А «Фуджи» — фотик. Но у меня его изъяли… Как и вообще всю технику. Ну комп, мобилу. Только велосипед не взяли. А зря. Я на нем могу въехать в мавзолей… Или в ворота Кремля врубиться в знак протеста. Хыхыхыхых…
— Гора… фотик… камера… — бормотала Валя.
— Да это мне тот фотограф дал кличку — Фуджи, потому что люблю фотики этой фирмы. А я ему дал кличку Никкор, он любитель «Никона». Свадьбы снимает.
— А ты?
— Я? Нет. Я так… свободный художник. Любитель.
— А кем ты работал?
— Хыхыхыхых!.. Хыхыхых!.. — Вася зашелся своим смехом. — А ты?..
— Я-а-а? — изумленно спросила Валя.
— Ты, ты, ты.
Она не отвечала.
— Тоже, как видно, свободный художник, художница, — заметил Вася.
— Фуй, как жарко, — сказала повеселевшая Валя, стаскивая свитер, потом и темно-голубые штаны толстые спортивные со светло-синими лампасами, трико, две рубашки, пока не осталась в одних трусиках и черной футболке. — Счас бы закурить сигаретку.
— Да ну, — возразил Вася, — развешивать сеть для рака. Легкие и будут такой сетью — обязательно поймаешь. Моя тетка курила, как героиня Гарика Сукачева, только не трубку, а папиросы все. И ей отрезали легкое. А она все равно курила. Ну и в одно легкое набилось порядочно этих с клешнями, задушили ее. Нет. Мне воздух нравится! Синее небо…
— А на Соборной же горе ты курил? — напомнила Валя.
— Чтобы согреться, расслабиться, — сказал Вася. — Ну… сам не знаю зачем. Ты закурила, тогда и я. Так просто… А вообще не курю.
Вася уже плохо различал ответ Вали. Она еще что-то говорила, ерзала на кровати, скрипела пружинами.
Набрел в солнечный и заснеженный день на заросли шиповника за холмами. «Одет в рубище, но за пазухой нефрит», — проговорил кто-то.
Сполохи алых плодов в зарослях шиповника и были похожи на блики печные. А дао и есть плавильная печь, где одно перетекает в другое. А вообще эти заросли напоминали какой-то сад. И я снова подумал о Чжуанцзы. Ведь он служил смотрителем сада. Озирался. Не появится ли? Кто-то же сказал про нефрит и рубище. Не появится ли садовник? Чжуанцзы. Он же и служил смотрителем сада… только какого-то другого. А потом и эту должность бросил, чтобы спокойно скитаться по Поднебесной в заплатанной одежде из грубого холста, в сандалиях, подвязанных веревкой. Хо-хо!.. Бедность, а не рабство.
Но когда вышел на мост, то увидел, что льда нет, совсем нет, вот удивительно-то, правда. Стал смотреть. А в воде резвятся рыбки. Вот радость! Хых!..
— Ты же не рыба, откуда тебе знать? — cнова спросил кто-то.
И тогда возмущение охватило меня и предчувствие какого-то счастья.
И я сказал в воздух:
— Но я и не шиповник, а знаю его радость!
Хы-хы-хы… Хы-хы-хы…
Вася заворочался, всхрапнул и разбудил Валю. Она привстала, озираясь, и снова уронила голову.
…Капает. Кап-кап-кап… То ли дождь, то ли с деревьев. Сыро. А в домике хорошо, сухо, тепло, ах, ах, как хорошо!.. Но… Но кто-то дергает угол. Ну? Ну?.. Лень посмотреть, так устала, что до сих пор не хочется лишний раз…Так устала убегать, все убегала по снегу, по снегу. Ладно, привстала, смотрю в оконце. Никого. И внезапно замечаю дырку. В моем новом легком домике. Ах да! вечером перед оконцем торчали две жабы. Две, две, две жабы. Как они могли сжевать угол домика?.. Так он же бумажный?! Ой, ой, а если… если огонь-огонь-огонь, мамочки, Матушка!.. И в это время снова кто-то взялся дергать… Дерг, дерг, дерг. Силуэт на стене. Кто это? Кто это? Мышь! Злобная мышь!.. Как дала ей щелбанец сквозь бумагу! Мышь подскочила как ужаленная и, крикнув, исчезла.
— Жалко, нет такой должности, — говорил утром за чаем Вася, — фотограф снов. Вот это было бы круто. А свадьбы — что… Одно и то же, козлиные прыжки, фужеры, костюмы, платья…
— Безо всего было бы лучше? — спросила Валя.
— Ну. Как Адам и Ева. Какая там была самая первая свадьба?.. Хыхых… Среди гостей змий, потом всякие зверушки, да? Лев с овцой, олень с волком, птица Сирин, павлин-мавлин… И же-э-э-э-лтогрывый ле-э-э-в да синий вол, исполне-э-э-э-нный очей, — запел, блея, Вася.
Валя зажмурилась.
— Ой, какая песня! А как дальше?
Вася посмотрел на нее удивленно.
— С ними золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый.
— А всю песню?
— Ты что, прикалываешься? Это же Бэ Гэ.
Глаза Вали расширились.
— Бэ Гэ-э?..
— Боб Гребенщиков. Не слышала?
Она покачала головой.
— Ну дела… И кино не смотрела «Асса»?
— Не-а.
— Где же ты жила?.. Ну не в туалете же на Соборной горе ты родилась?
Валя покачала отрицательно головой.
— А где?
— В деревне.
— Ну и что?! — воскликнул Вася. — Ломоносов тоже в деревне родился. На севере, кстати. Знаешь такого?
— Слыхала, — уклончиво ответила она.
— Да по большому счету сейчас без разницы, деревня или город. Коммунисты все стирали-стирали это различие, а тут пришел мистер Интернет и сразу уравнял всех, как «кольт» когда-то на Диком Западе. Но интернет лучше. Пускай стрельба идет словами. И третья мировая. А она уже развернулась в сети паутины. Там есть свои мухи и пауки. Меня вот сцапали, как муху.
— Ты на муравья похож, — возразила Валя.
— И что, в твоей деревне не было интернета?
— Это с экранчиком-то?.. Было такое у Сашки Мордвина, сам собрал, мы ходили смотреть, как он с актером переписывается. С этим… знаменитым… Кирпичом… Ну, про банду кино такое было.
Вася нетерпеливо мотнул головой.
— Я телевизор не смотрю, а кино у меня по ночам бесплатное и самое крутое.
— Сны? — догадалась Валя.
Вася посмотрел на нее и кивнул.
— Жаль, что с фотиком туда не проникнешь.
— А я их и так зырю, — сказала Валя.
— Ну, свои и я вижу, — ответил он.
— Нет, и чужие, — сказала Валя.
Вася поднял брови, потер нос.
— Хыхы, так тебе и фотик не нужен… Ну, что мне снилось?
— Не хочу говорить, — ответила Валя.
— Почему?
— Потому, — ответила она и вдруг перекрестилась.
Вася начал было мелко смеяться по своему обыкновению, но вдруг замолчал и удивленно взглянул на девушку. Ее жест озадачил его, но он никак не мог вспомнить, что же снилось…
— Ладно, давай собирайся, пойдем трудиться.
— Я позже приду, — сказала Валя.
— Нет, — ответил Вася. — Хватит таскать меня за нос.
Валя прыснула в ладошку.
— Я-а? Я тебя таска-ю-у?
Вася стал серьезен, свел рыжеватые брови к переносице, почесал конопушки на остром носу.
— Валентина, слушай меня предельно внимательно. Я всегда был человеком умственного труда…
— К-какого? — слегка заикаясь, спросила девушка.
— Такого, — ответил он и постучал себя кулаком по лбу.
— П-принимал решения? — спросила она, робея еще сильнее.
— Прлежде всего — думал, — ответил он и снова постучал себя по лбу.
Девушка кивнула, лучисто глядя на него.
— Как наш Мюсляй. Он тоже говорит, что думает за всех.
Вася не выдержал и зашелся своим хихикающим смехом.
— Мыслитель из туалета в горе!.. Я уже жалею, что не встретился с ним. Может, это новый киник Диоген.
Валя замахала на него.
— Ой, не надо с ним тебе встречаться, не надо, не надо. Он тебя прибьет. И меня.
— За что?
— Что ушла с тобой.
— А ты была его… ну, девушкой?
Валя опустила глаза.
— Что, угадал? — спросил Вася.
Она возвела на него крупные карие глаза.
— Мы все его. Даже Мартыновна. Да она улетела.
— Ясно, пахан, президент вашей нищенской шайки. Ладно, дай мне мысль закончить… Так вот, Валя, и на этот физический труд я соглашаюсь по одной причине: чтобы купить лодку и уплыть.
— Куда?
— Да я уже сто раз говорил.
— Скажи еще.
Вася покачал головой.
— Не скажу. Хочешь — участвуй, а нет — так и давай, возвращайся к своему пахану Диогену. Мюсляю. Или как там его.
— Он сам нас скоро догонит.
Вася взъерошил волосы.
— Хых-ха! За нами гонятся попы, полицейские да к тому же и пахан нищей братии? — Он возвел глаза к закопченному потолку. — А еще и сам боженька? Ну, за мои богохульства? Вот это компания! — Вася встал. — Короче, Вальчонок, или ты сейчас идешь со мной к новозеландцам, или…
Валя посмотрела на него вопросительно, откинула прядь грязных волос.
— К кому?
— Я разве не говорил? Ну новозеландцы, — Вася поднял руки и, приложив их к вискам, помахал ладонями, изображая уши.
Назад: В вагончике
Дальше: Глаза Вали