Проснувшись от грохота
…Проснувшись от грохота и голосов, Вася сразу вспомнил, что забыл запереть дверь на засов. Или последней была Валя? Он обернулся к ней. Валя лежала, прикладывая палец к губам. Вася утер испарину.
— Гражданка Терехова! Татьяна Архиповна! Мы к вам! Просыпайтесь уже, просыпайтесь. Участковый Бобров, капитан Герасименко и сотрудница Павлова… Давайте, давайте, уже день на дворе, а вы еще, так сказать, седьмой сон видите. Мы здесь ждем в кухне.
— Блин, ей надо помыться. Может, чего еще…
— Павлова, сходи к ней. Или кто за ней тут ухаживает? Бобров?
— Соседка Петровна, товарищ капитан.
— Фамилиё?
— Иванова.
— Давай ее сюда, быстро, одна нога здесь, другая…
— Счас, мигом!..
— Хм, ну и запахи здесь. Как будто рота дрыхла. Она одна проживает же? Никого больше? Те беженцы в городе. Так, так.
— Ну, товарищ капитан, она же без ног, так сказать. В туалет особо, наверное, не разъездишься.
— Да-а уж. Как это фильмец назывался? «Старикам здесь не место». Деревня не для инвалидов. Надо отправлять их в спецдом. Павлова, дверь-то открой, пусть проветривается. Пшикнуть бы чем. Тут надо брать не только нервно-паралитический, но и просто освежитель воздуха за полтинник. Вот чем оснащать полицию. Этим и занимаешься…
— Здрасьте.
— Кто такая?
— Я?.. Ну как же? Бобер же говорит…
— Чего? Кто?
— Извиняюся. Участковый Глеб Бобров говорит, что надо, мол. Вот я и пришла.
— Представьтесь.
— Петровна, соседка.
— Черт!
— Извиняюся. Тамара Петровна Иванова.
— Так, гражданка Тамара Ивановна Петрова… то есть наоборот. Короче, сходите к обвиняемой и приготовьте ее.
— Ох, матушки, Татьянку забирают?!
— Тсс! Что за черт. Никто никого никуда не забирает! Язычок-то прикуси, а то… Бобров?
— Петровна, ты воду мне не мути. Давай иди, умой ее.
— Она ишшо не мертвец, чтобы яе умывать-то!
— Ну, полей ей, то-се. Судно там, может. У тебя же за ней пригляд? Так и давай. Быстрее, у нас нет времени разводить тут канитель. Товарищи приехали из райцентра.
— Забирать?
— Да не забирать! …твою мать!.. Для проведения необходимых по закону процедур.
— Ты, Бобров, не выражайся мне тут. Все официально.
— Понял, товарищ капитан. Но с этим народом… мама не горюй. Они же другого языка не понимают. С волками выть — по-волчьи жить… То есть, тьфу.
— Мама мыло в рыло, — не удержавшись прошептала свою поговорку и Валя.
Вася в ужасе накрыл ей рот ладонью.
— Чего там?
И в это время из-под занавесок, которыми была задернута печка, вывалился котенок Гусенок, решивший, что пора уже есть. Женщина взвизгнула. Видимо, Павлова. Мужчины засмеялись. Видимо, капитан Герасименко и участковый Бобров.
— Киса-киса, — засюсюкала женщина прокуренным голоском.
— Чертяка.
— У нее, смотрю, много живности. Кошки, собака. А все жалуются на нищенские пенсии по инвалидности. Разумеется, если такой кагал кормить. Еще небось в подполье пять кошек.
— Или пять беженцев.
— Ха-ха. А что, надо и проверить… Да стой, Бобров, шучу. Хватит нам и тех пятерых. Ну, где там она? У меня еще побег этого Зыка, потом в Храмцове мужик отрубил руку. Из-за чего, Бобров?
— Да-а… Там любовный треугольник. А точнее, многоугольник.
— О-о? — протянула прокуренная женщина.
Вася уже почуял, как от нее прет сладкой парфюмерией, и представил ее накрашенные губы, намазанные глаза.
— Баба, прошу прощения за выражение, щедрая, всем давала направо и налево, мужик ревновал, но хахали его поили, и вроде он ей спускал это дело…
— В смысле? — удивленно спросила женщина.
— Ну, с рук ей сходило, хотя лучше выразиться по-другому, но не буду уже при даме.
— Хм, эта дама такого наслушается за день службы…
— Но вы же сами, товарищ капитан, предупреждали.
— Да не для нее, а тут еще вон эта инвалидка. Потом жалобу настрочит, журналистов позовет. Ухо востро надо держать в наше время, Бобров ты древнерусский.
— Есть. Понял. Так вот. А один повадился аж с райцентра. Военком. И ставить бутылочку не собирается. Леша на дыбки. А та ему: уйду совсем к военкому. Люблю военного, а не тебя, гражданскую вошь. А он ветеринар, Леша-то этот. Вроде малахольный. Ну а тут взыграло. Вколол себе безбольное. Руку жгутом перетянул. Входит. Руку на стол. Гляди, мол, дорогая и любезная, и — хрясь! Отрубил лапу-то, болван. Кровь фонтаном на печку.
— Логичнее было оттяпать что-то другое.
— Бабе голову?
— Ну и Бобров! Ну и мысли у тебя!
— Так… вы ж по логике, мол. Это логика и есть самая.
— Хм, хм… А вы что имели в виду, товарищ капитан? — поинтересовалась женщина.
— Я? Лейтенант Павлова, я вам потом популярно и наглядно объясню.
— Жду с нетерпением.
— Ну, где…
— Можете входить. Только обувь сымите. Да стойтя же! Понатопчите, грязь-то какая на улице.
— Ладно, Петровна, вымоешь.
— Не пушшу! Она сама лучше выедет.
— Бобров, что тут у тебя за цирк, а?
— Товарищ капитан, подразболтались гайки, так точно. Но раз есть такой запрос и приказ в целом, то затянем.
— Такой запрос уже давно, ты что, телевизор не смотришь, газет не читаешь?
— Так… это… к нам медленно все…
— Ладно, давай ее сюда.
— Гражданка Терехова, въезжайте сюда.
— Вот… Здравствуйте.
— Здравствуйте! Капитан Герасименко. Сотрудница Павлова. Она снимает у вас отпечатки.
— Ба-а-тюшки-святы!..
— Так, а вы гражданка Петровна, свободны.
— Да уж покуда свободная, слава те, как грится.
— Ну и топайте.
— Петровна, иди-ка ты по хозяйству там.
— Да как это? Мне Витек наказал за мамкой-то приглядывать по истине, а не абы как там.
— Кто такой?
— Витек-то?
— Это сын Тереховой, товарищ капитан.
— А. Бобров, удали лишних лиц.
— Все, Петровна, пошли, пошли.
— Нет, но что ж это? Какие такие еще опечатки? Отпечатки? Чего вы с нею собираетесь тут?
— Не твое дело.
— Как не мое? Я соседка!
— Ты что, легитимной власти не доверяешь?
— Какой?
— Такой, какая есть на Москве и всюду.
— Доверяю.
— Ну а мы ее легитимные представители. Потому, давай-ка.
— Не уйду.
— Товарищ капитан?
— Ох, Бобров!.. Либеральничаешь здесь, развел анархию. Но мы еще с тобой это обсудим. Черт с ней. Приступаем к делу.
— Со мной не черт, гражданин начальник, а Матушка да вон Никола-угодник.
— Так. Гражданка Терехова Татьяна Петровна… то есть… Бобров?
— Архиповна.
— Гражданка Татьяна Архиповна Терехова. Вас уже уведомляли о возбуждении уголовного дела под номером… Павлова?
— Номер тридцать тысяч десять.
— Да. По признакам состава преступления, предусмотренного статьей триста двадцать два — два Уголовного кодекса Российской Федерации — фиктивная регистрация гражданина Российской Федерации по месту пребывания или по месту…
— Да они же не граждане Российской Федерации.
— Спокойно. Имейте терпение выслушать до конца. Да и не притворяйтесь, что слышите это впервые или не читали. Документ у вас на руках. Так вот, к-ха, кхм… по месту жительства в жилом помещении в Российской Федерации и фиктивная регистрация иностранного гражданина или лица без гражданства по месту жительства в жилом помещении в Российской Федерации. Все верно?
— Какие же они иностранцы? Ихний дедушка Павел Петрович в Великую Отечественную Белоруссию освобождал, до Берлина дошел.
— Украина — иностранное государство.
— А между прочим, моя бабушка в войну с детьми и моей маленькой мамой, когда они-то отсюда убегали от фашистов и до Чернигова дошли, их украинская семья взяла в хату жить. Осень, снег с дождем, а бабушка с ребятишками босые, кое-как одеты. Пропали бы.
— Гражданка Терехова, это к делу не относится.
— Как же не относится? Как не относится? Они их приняли, обогрели, кормили. А как эти бедолаги с Донбасса пришли — что я должна была сделать? Ну, попросились, я и пустила. Оформила чин по чину временную регистрацию. Регистрация была оформлена законно в паспортном столе, да, был составлен еще этот… договор безвозмездного пользования жилым помещением. Ну? Дом же мой, родительский. Я законная хозяйка. Взяла и помогла хорошим людям. Дедушка, муж с женой, двое ребятишек. Куда им еще?
— Так-то уж и безвозмездно?
— Ну… не совсем, конечно.
— Во, вот! Колись, Терехова, да и быстро дело завершим.
— Моя тут заинтересованность имеется.
— Имеется! Имеется!
— В общении. Я же одна сижу днями, как лесная зверушка. У Петровны свои дела-заботы. А тут сразу пятеро людей. Да все хорошие, добрые.
— Ну и где же они?
— Ну как… Подались в город на заработки. Работы-то у нас нет. Колхоз как развалили, так и все. Копает каждый свои грядки. Мужики там рыбку ловят, кто охотится, кабанчика притащит, тетерева. А они люди работящие, но мужчина не охотник, а инженер. Женщина, Люся, медсестра. А дедушка — ветеран. Ребятишки, Валерка с Юлькой, забавные… А натерпелись, в подвале при обстреле сидели, все рушилось и горело. Бабушку куском столба зашибло, снаряд-то прямо в столб угодил, ей обломком голову и проломило.
— Терехова, вы нам тут байки не рассказывайте.
— Какие же это байки?! Это живая история! Дымится еще, болит, прямо сейчас горит.
— А потому, что все затянули. Бегут мужики, вот такие, как этот ваш инженер, разбегаются, как тараканы. Вместо того чтобы идти в бой на киевскую хунту. Да либералы воют, вяжут президента по рукам-ногам. А то бы давно разобрались. Дали бы разок хорошенько по мозгам «Искандерами», вмиг желание у них пропало бы мирные поселки и города бомбить.
— Ну да, они и говорили, что по кварталам прямо били… Потому как между ихним и соседним домами ополченцы свое орудие установили.
— Терехова, вы эти пропагандистские штучки бросьте. Это кто, тот инженер такое рассказывал? Это же дискредитация, понятно? Унижение чести и достоинства защитников Донбасса, борцов с хунтой.
— Гляди, Татьяна, новую статью себе смастеришь.
— Какую еще статью? Что мне говорили, то и пересказываю.
— Такую статью, за экстремизм.
— А что это такое?
— А вот то самое и есть, что содержится в твоих речах и деяниях.
— Ладно, Бобров. Это другое. Тут у нас ясное дело: фиктивная регистрация, триста двадцать вторая — два.
— Я не вижу тут ничего фиктивного, как вы выражаетесь. А только помощь людям.
— Во крутят-вертят…
— Петровна, тебе слова не давали. А тебе, гражданка Терехова, я же все популярно растолковал, ну? Что ты опять разводишь?
— Вы, Бобров, могли бы мне сразу все объяснить, когда еще только ходили да вынюхивали.
— Это я вынюхивал? Я?
— Ну хватит тут разводить канитель, оперу. Вам уже все сказали. Людей вы зарегистрировали. Они здесь не проживают. Это и есть фиктивная регистрация.
— Но они приезжают на выходные ко мне!
— Они обязаны здесь находиться постоянно.
— Да на какие шиши, прости господи! Где здесь найти заработок? Ну пусть Бобров уступит свое место участкового. Уступите?
— Ты Терехова провокатор.
— А вы тормозите решения президента и премьера.
— Какие такие решения?
— Да такие. Они сами по телевизору обращались ко всем с призывом оказать помощь посильную беженцам. Привечать призывали. По-христиански. Они же христиане.
— Кто?
— Президент и премьер.
— Ну, это только слова, а не закон. Дума такого закона не принимала. А вот триста двадцать вторая — два статья введена. Еще в тринадцатом году. И от нас требуют соблюдения закона и, соответствующе, привлечения к ответственности нарушивших ее.
— А кажное слово царя было законом, потому как — царское.
— Петровна, у нас президент и эРФэ, то есть Российская Федерация, а не царство.
— Короче, Павлова откатает у вас пальчики. Павлова, приступайте.
— О господи, что это?..
— Не беспокойтесь, краска такая. Давайте ваши пальчики… Так… Так… Сюда… Теперь сюда… Так, так.
— Господи, какая гадость, она же не отмоется!
— Отмоется, отмоется. Иначе знаете сколько у нас граждан ходили бы с черными пальчиками? Сплошь и рядом. Не волнуйтесь. Все будет в порядке. Вот так.
— И распишитесь.
— Что это?
— Что вы ознакомлены с тем, что вам избрана мера пресечения в качестве подписки о невыезде и надлежащем поведении.
— Хых…
— Это чего там?
— Кот с кошкой.
Теперь уже Вася зажимал себе рот.
— Да вы чего? Она же безногая женшшина! У ней ноги не действуют совсем уже скоко годов-то! Бобров! Ты же сам знаешь!
— Ты, Петровна, не ори и не митингуй здесь. И не гляди так честно. А то враз прокачаем на предмет самогоноварения и незаконной продажи продукта этого самого гонения, а?
— Нет, но правда, анекдот какой-то просто… Вы думаете, я могу на колясочке своей далеко уехать?
— Мы, гражданка Терехова, ничего не думаем.
— Хых…
— В районном суде прошло заседание по вашему делу, принято решение, что суд состоится в вашем доме, так как в районном суде нет соответствующих приспособлений для доставки в помещение инвалидов-колясочников. А до суда вам избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. И, Бобров, зачитай напоследок, чтобы расставить точки…
— Кхм, кха! «Терехова Татьяна Архиповна, будучи гражданином Российской Федерации, преследуя личные интересы, решила совершить фиктивную регистрацию иностранных граждан по месту жительства, заведомо зная о том, что они не имеют намерения проживать в принадлежащем ей жилом помещении. Понимая, что ее действия будут носить противоправный характер, на предложение иностранных граждан Терехова Тэ А дала добровольное согласие, тем самым выступила принимающей стороной и заключила фиктивный договор безвозмездного пользования жилым помещением».
— Ну… Там же прямо говорится у вас, что безвозмездно…
— А это не меняет сути дела. Да и вы сами признались, что выгода для вас здесь имеется.
— Та же, что и у тех украинцев, которые мою бабушку приютили с мамой и другими ребятишками…
— Ох, и любят у нас по любому поводу козырять Великой Отечественной. Чуть что — так Великая Отечественная. Дед в танке горел, бабка раненых собирала. Но не вы же?
— У меня есть память о бабушке, маме…
— Кроме памяти, гражданка Терехова, надо еще иметь совесть!
— Хых-хы…
— Сколько же у вас тут кошек? Эти крутятся, котенок… Лучше бы на строительство храма лишние деньги переводили. А то иконки везде, верующие вроде. Бобров, ведь решено храм в соседней деревне, откуда этот Зык удрал, возводить?
— Так точно, товарищ капитан. Камень заложили, из центра священники приезжали, пели, святили.
— Во-от. О чем и речь. Ведь как сказано в Библии? Судите по делам. Так и делайте. По существу, а не для вида. Все, поехали дальше.
— Сказано: не судите да не судимы вы будете! — не выдержала соседка Петровна.
— Нет, Петровна, ты точно нарываешься. Смотри, тебя мы судить все равно будем, если уж возьмемся. Никакие тебе заповеди не пособят.
Дверь хлопнула.
— Анчихристы! — выпалила Петровна.
А Вася уже рассмеялся в полный голос.
— Ай. Так у тебе ишшо эти турысты?
— Да.
— Чего ржешь-то? Чего слова не сказал в защиту женшшины?
— Это он с отчаянья, тетенька! — воскликнула Валя.
— С отчаянья… Ржет, ровно лешак какой. Я такей смех на болоте слышала… А Бобер? Ну, паразит! Ведь паразит, азиат!
— Да он вроде наш, местный, — возразила Татьяна Архиповна.
— Как будто здесь не Азия, хыхыхых, — смеялся Вася.
— Да чего они у тебя на печке-то дрыхнут?! Уже дождя нет. Лучше бы воды наносили, дров, полы вымыли. Или ты и этих собираешься прописать, Танька?
— Ну хватит тебе, Петровна. Отстань от ребятишек.
— Хо! Ребятишки. У этого вон бороденка, как у дьяка. А ну, вставайте, делом займитеся. Не думайте, что и вы можете тут сидеть на шее у беззашшитной женшшины.
— Да ничего мы не думаем, тетенька, — сказала Валя, первой соскакивая с печки.
— Во, лохматая. А уже день на дворе.
— Перестань же, Петровна, это я их заговорила за полночь, — объяснила Татьяна Архиповна.
— Ну ясно. Ты-то всех привечаешь и покрываешь. Той Зык-Язык придет, и его сховаешь в погребе?
Татьяна Архиповна махнула рукой. Вася тоже слез с печки, хотя ему и не хотелось встречаться с горластой этой Петровной. Та уже оскалила щербатый рот в жестокой улыбке и рукой не прикрывалась.
— Ишь, ишь, конопатый, котик рыжий, работничек. Что ж ты водички-то бездвижной женшшине не принес? Я же вижу, кончается вода, всю выдули, архаровцы. Давай, бери ведра и на колонку.
Вася начал медленно бледнеть.
— Да погоди ты, не приставай! — остановила ее Татьяна Архиповна. — Дай позавтракать людям.
Вид у Татьяны Архиповны был опечаленный, глаза стали глубоко-темными. Она пробовала оттереть испачканные черной краской пальцы бумажкой. Тут краской заинтересовалась и Петровна, попросила показать руки. Послюнявила бумажку и принялась оттирать их.
— Не! Не бярет, чума. Да, это долго теперь так и будешь проштампованной. У моего, когда снимали тоже, держалось потом. Так он бензином. Есть у тебе? Принесть?
— Фу, не хочу.
— Ну, главное, что ты теперь от их не удерешь никуды. Приковали подпиской-то.
— Как крепостную, — подал голос Вася.
— Ух, я бы этого Бобра так и пришибла бы! Морда собачья.
— Да? — живо спросил Вася.
— Ой, горишь с им встренуться? Прям жалко, что не побалакали, а?
Вася смутился.
— Петровна, да перестань ты нападать на странников-то.
— Так что ж… Завели мене.
— Ну не они же виноваты.
— У тебя только ты виноватая во всем, Танька. Весь мир кувырком, а винится всегда наша Танька. Скажешь, и Бобер масляный и наглый не виноватый, и этот капитанишка кадыкастый, пучеглазый, чуть не пердевший от важной натуги, ни та бабенка крашеная, как блядь?
— Ну зачем ты, Петровна…
— Нет, я-то тебе знаю.
— Павлова эта просто делает, что скажут, — произнесла Татьяна Архиповна, разглядывая пальцы в черной краске. — Да и капитан. И наш Бобер.
— Так завтра им скажут резать младенцев, как при том царе Ироде, а? И будут?
— Будут, — убежденно сказал Вася, — дерьмо, зараза.
Петровна и сама удивилась его спокойному ответу.
— А и пожалуй, что верно, — произнесла она и продолжила, оборачиваясь к Татьяне Архиповне: — Так и про тех иродцев можно баить, ой, винтики-шпунтики? Той же Бобер мог тебе упредить по-хорошему, так, мол, и так, фиктивность, угроза статьи и все такое. Нет! Он на свои задрипанные погоны звездочек ждет, кобель проклятый. Нюхач у него знатный — о! И ходит, ходит, вынюхивает. Мать родную готов засудить.
— Ну тебя-то не судит, — произнесла тихо Татьяна Архиповна.
Петровна тут же как-то сникла.
— Мене… Тут разговор особый, — сказала она и выразительно зыркнула в сторону Васи с Валей.
— А про меня разговор простой, — отозвалась Татьяна Архиповна.
— Ну ничего, Танька, мы ишшо поглядим, кто кого. Суд-то в хате твоей будет. По-соседски пожалуем, здрастье вам. Голос народный подымем. Журналиста позовем. Жаль вот, твой Витек далёко. А отписать ему? Не?.. Ну а чего? Пусть бы и приехал к матке на помощь.
— Это такие расходы, нервы…
— А у тебе не нервы? Вон язвы на ногах открылися… Ты мазью клала? Не забыла? Ведь не было ужо скоко. А как Бобер нюхач свой просунул в дверь — вскрылося. Ну?.. Ладно, сама решай, Танька, взрослая уже. Так я пойду, что ли? Сделаете все, как надо, турысты-страннички?
— Сделаем, сделаем, тетенька, — отозвалась Валя.
И Петровна наконец ушла. Вася пошел за дровами. Валя взялась подсовывать под хозяйку судно в комнате.
