Нет, горбатого лишь могила исправит

Нет, горбатого лишь могила исправит. Попрошайка — как вор, никогда не станет трудиться. На дорогах Васе попадались настоящие воры. Один поделился своей мудростью: «Ничего тяжелее шариковой ручки не держал, в натуре, и держать не буду, ибо — западло». И, чуток подпив, позабавил песенкой, которую гнусаво так мурлыкал: «А колокольчики-бубенчики бом-бом, / А-да на работу я и завтра не пойду, / А-да пусть работает Иван, / Перевыполняет план…»

Вася заглянул и в следующие шеды, но и там Вали не было. Он принялся за дело, начал сметать кроличьи катышки по желобам, засыпал комбикорм в миски, наливал воду, злясь на Валю. Работы было много, так что в конце концов пришлось включить свет. В сумерках Вася покатил тележку с отходами в дальний конец дворища. Закатный огонь дотлевал за березами и рекой, окрашивая воду. И этот закатный свет напомнил почему-то Васе сон фермера. Зовущий был свет, так вдруг почувствовал Вася. И он снова подумал о лодке и даже заулыбался. В воздухе попахивало дымком.

Пора было идти за пайкой. И Вася решил докончить потом.

В доме, как всегда, гремел телевизор: «Еще один шаг или даже прыжок в гонке за самостийностью и незалежностью. Верховная рада Украины приняла закон об осуждении коммунистического и нацистского тоталитарных режимов, запрещающий коммунистическую и нацистскую символику. Политики спешат все смешать и откреститься от нацистского вектора, который явственно прослеживается во всех их действиях и решениях последнего времени. Происходит фашизация всей жизни этой страны».

Вася не хотел брать и Валину порцию, пусть сама приходит, но Надежда Васильевна настояла, чтобы он взял. С двумя контейнерами Вася пошел к вагончику. В окошках не видно было ни зги.

— Да куда она запропастилась, проклятье! — сердито воскликнул Вася, осматриваясь внутри.

В вагончике уже было плохо видно, и он зажег лампу. Тут же спохватился, что так и не купил фонарик. Из-за этого Мюсляя, беготни. Вася открыл свой контейнер, взялся за ложку, зачерпнул рисовой каши с мясной подливкой, отправил в рот… Жуя, уже по-настоящему вдруг забеспокоился о Вале.

— Ну где эта дурочка?

Он бросил ложку, встал и вышел, но тут же вернулся и задул лампу. А потом уже пошел по ферме, озираясь. В доме Бориса Юрьевича весело горели окна. Иногда пыхали разноцветными сполохами, — наверное, там смотрели телевизор. Вася приостановился, было, чтобы понаблюдать за этой игрой, но тут раздался тихий топот — к ограде подбежал дебелый пес и зло задышал, и Вася сразу пошел прочь. Снова обошел все шеды. Потом направился в мастерскую. Оттуда хотел пойти к складскому помещению, но вдруг передумал и подался прямо к реке… Вода уже темно синела посередине, а по краям чернела. От реки веяло холодом, но и каким-то просторным обещанием. Вася вдыхал полной грудью этот воздух и невольно шептал:

— Крласота…

Очнувшись, он прошел вдоль воды, потом поднялся на берег, озираясь. Заметил первую звезду, но ее тут же закрыло облако.

Вася вернулся на ферму — и еще издали увидел керосиновые отсветы в окнах вагончика. Быстро зашагал туда.

Но это были не отсветы керосинки, а свет фонарика.

— А я думаю, где это все? — сказал Борис Юрьевич.

Вася смешался.

— Ходил смотрел, — пробормотал он.

— А я чего пришел, — сказал Борис Юрьевич. — Вон, принес вам ящик. — Он высветил лучом в углу небольшой телевизор. — Все равно стоит без дела. А вам будет веселее. Да и нельзя же отрываться от общей, так сказать, жизни.

— Хых, на керосине работает? — тут же спросил Вася.

— Да-а… Эдик чего-то филонит. Я же ему сказал, подключи ребят. Ничего, завтра это мы устраним. Да будет свет, как говорится. Прохладно на ночь глядя, — добавил он. — Пора бы и подтопить печурку. Вообще, если надолго и серьезно решите обретаться у нас, так и насчет домика покумекаем. Что ж, как на вокзале. Будем строиться, расширяться, птицу заведем, давно об этом думаю, может, и коров… Если вот испытания эНДэ увенчаются успехом.

— Что это такое?

— Ну я же тебе говорил. Низкочастотный Дристальник.

Вася вглядывался в смутное лицо Бориса Юрьевича, слегка лошадиное, с крупным носом, выпуклыми глазами, губастое.

— Я думал, вы шутите, — решил сказать он.

— Какие шутки? Нет, конечно, — возразил Борис Юрьевич. — На кону ферма. Завтра будут испытания, сам увидишь.

— На ком? — спросил Вася.

— Что?

— Ну испытания.

Борис Юрьевич хмыкнул.

— На собаке, конечно. На нашем Джеррике. Так что предварительно в гальюн не забудь сходить. Эдуард уже предупрежден.

— Спасибо, что сказали.

— Всегда пожалуйста. Ладно, не буду мешать вашей трапезе.

И Борис Юрьевич ушел. Вася уже не хотел есть и, оставив все, вернулся в шед. И тут же увидел силуэт в дальнем углу. Валя сидела на корточках у клетки и, сунув руку внутрь, почесывала, видимо, кролика. Вася даже не мог некоторое время слова вымолвить.

— Вальчонок?! — наконец окликнул он.

Та обернулась.

— Черлт! Где тебя носило? Я всюду искал. Думал, может, в речку сорвалась. Ты что? Что случилось?

— Ничего, — сказала Валя.

— Хых! Хы-хы… Да уже ночь на носу. А еще не все сделано. Чем ты тут занималась? Ну?

Валя молчала и гладила кролика, высунувшегося из клетки.

— А я лодку купил, провиант… Но не знаю, — вдруг проговорил он. — Разговорился по дороге с Борисом Юрьевичем. А он, оказывается, хороший человек. Телевизор вон припер нам с тобой. Ну я-то зомбиящик давно не смотрю. А тебе будет интереснее. Хотя и я иногда посмотрю на ужимки и прыжки Обло-Лайя. Врага надо знать в морду лица.

Вася подошел к Вале, заглядывая ей в лицо.

— Тут как? — спросил он. — Все нормально?

Валя кивнула.

— Какая-то ты квелая, — заметил он. — Не больная?

Она отрицательно покачала головой.

— А где пропадала?

Валя пожала плечами.

— Так… ходила.

— Вместо того чтобы делом заниматься, — сказал Вася. — Ну все, хватит дебаты разводить. Там ужин ждет. Давай быстро все здесь закончим и пойдем.

И Вася приступил к делу. Понемногу стала ему помогать и Валя. И они довольно быстро управились, выключили свет в последнем шеде и пошли в вагончик.

В вагончике Вася зажег лампу.

— Вон — телек, — сказал он и посветил лампой в угол. — Керлосиновый телек, хыхыхы. Будем смотреть керосиновые сны сегодня… А я фонарик забыл купить. Но это не забыл. — И он достал из рюкзака пакет. — Держи.

Валя заглянула в пакет, достала пачку прокладок.

— Хотел тебе «Шанель номер пять» приобрести, — сказал Вася. — Но… там не оказалось… нужного номера.

— Мне? — пробормотала Валя растерянно.

— Да, — ответил Вася. — На дворе двадцать первый век, а ты как Маугли. Хотел приобщить тебя к западной цивилизации… Но еще приобщимся. Пути, как говорится у вас, неисповедимы. Добраться до свободной страны, а там можно и в Париж уехать.

— В Париж?

Валино лицо растянула печальная и недоверчивая улыбка.

— А что? — продолжал Вася, берясь за ложку. — …Остыло, зараза!.. Поедем, попросим политического убежища, издадим нашу керосиновую поэму. Заживем, как хемингуэи. Будем шляться по кабачкам, заберемся на Монмартр, пройдемся по Елисейским полям.

— Елисейским?

— Ну… Правда, вот Борис Юрьевич предлагает нам здесь строиться и жить…

— Нет, Фасечка, нет! — с жаром воскликнула Валя.

— Нет? А он говорит, домик срубим.

— Не нужен нам домик здесь!

Мерцающие в сумраке глаза Вали были огромны.

— А где? На Елисейских полях?

Валя тут же кивнула. И Вася начал смеяться.

— Уйдем отсюда, Фасечка, — попросила Валя.

— Уйти-то всегда можно. А можно и пожить.

— Нет, нельзя, Фасечка, ну никак нельзя, не надо.

— И что это тебе вдруг так загорелось? — спросил Вася, глядя на Валю.

Валя молчала, насупившись, мешала ложкой рис…

— Что случилось-то?

— Ничего, — сказала она. — Только… новозеландцев вот жалко. А этот их терзает.

— Эдик сам жертва, — сказал Вася.

Валя посмотрела изумленно на него.

— Нет, побыть здесь еще и ничего бы, — рассуждал Вася. — Затеряться в просторах лесов и полей. Может, там чего и произойдет за это время. Очнутся от сна Морозки. Ведь он, как Морозко, наслал чары. И одурелый народ только кивает сомнамбулически, как болванчик китайский. Есть такой китайский роман «Сон в красном тереме». А теперь — русский вариант сна. Перевод на язык осин и кваса. Усадил Россию, как дурочку, в санки, запряженные свиньями и собаками, и та гогочет, а стервы в телеящике орут про тройку Гоголя. И всех уверяют, что в сундуке в санках позади дурочки — алмазы. А там сюрприз будущего! Пырхнет в небо воронами, хых! И нету. Ни Морозки, ни алмазов, ни будущего. Только казаки в косматых папахах да штанах с лампасами. Матрешки. Водка. Медведь в зоопарке. Поп в рясе на «мерседесе». Бутафория Святая Русь, а больше ничего.

Валя нехотя ела, глядя во все глаза на Васю. И тот вдруг встряхнулся, как будто в себя пришел.

— Проклятье!.. Но о нас теперь знают на твоем Соборном холме. Я встретил, кажется, твоего Мюсляя.

В сумраке лицо Вали начало бледнеть. Вася описывал внешность того человека в растрескавшейся кожанке и вытертых до белизны на коленях джинсах и его спутницы. Валя молча кивала.

— Так точно — он? — спросил Вася.

Она кивала.

— Вот дерьмо-то, — бормотал Вася. — Конечно, можно и послать его подальше. Или хочешь к нему вернуться?

Валя в отчаянье замотала головой, на ее глаза навернулись слезы.

— Ну, еще решим. Посмотрим, что да как, — сказал Вася. — Бориса Юрьевича я попрошу не принимать Мюсляя. Да, может, мы еще здесь новую «Землю и волю» учредим. Имени Некрасова. И отсюда начнем расколдовывать страну. Хых, хыхыхы… Но надо же было столкнуться именно с ним? Как в кино… этом… ну, Тарантино…

Когда Вася предложил ей отнести контейнеры, лицо Вали исказилось ненавистью и ужасом. Она наотрез отказалась. Вася настаивал. И тогда она взяла контейнеры и вышла, но очень быстро вернулась.

— Ого, — удивился Вася. — На метле, что ли, слетала?

Они устраивались спать. Вася погасил лампу и быстро уснул. Сразу полетел, а-ха-ха, хы-хы-ыы! И это был полет на лыжах с какой-то девочкой в красной куртке, в белой вязаной шапке, из-под которой бились две косы. Но она смогла невысоко взлететь с трамплина. Так это обычно и бывает. Спутники всегда остаются внизу или куда-то пропадают. Полеты проходят в одиночестве. Вот где осуществляется мечта об океанском одиночестве. И полеты похожи на плавание. Разгребаешь воздух руками. Правда, мешают электрические провода. Раньше проводов было густо. Провода в несколько этажей. Лабиринты проводов. И они трещат и гудят от напряжения. Этот треск — треск смерти. Иногда приходится буквально ужом извиваться, чтобы не коснуться проводов и пробраться выше. Выше! Об этом всегда думаешь. Этого всегда желаешь — забраться очень высоко и проверить: что там есть? Что? Но сейчас полет над долиной, мимо живописных заснеженных гор. Это Альпы. Да! Ведь до полета он был… в Швейцарии. На лыжной базе. Там все и началось. Внизу железнодорожные мосты над пропастями и реками, будки смотрителей, горные приюты, церквушки, домики селений… Внезапное приземление! Какие-то люди. Что говорят? Среди них очень высокий человек. Просто великан. И вдруг он обращается ко мне на чистом русском языке: «А ты умеешь летать?» Не успеваю ответить, так как он уже протягивает руку, чтобы схватить меня, и приходится взмыть вверх. Несусь прочь. В ушах шумит ветер. Это великан его и наслал. Трещат деревья, как будто пронизаны током. И меня бросает порыв ветра в рощу на горном склоне. Тут я затаиваюсь. Все утихает. И я вижу двух черных кроликов. Они то ли перешептываются, то ли просто едят траву и поглядывают на меня. И вместе с ними мы отправляемся вниз. Окраина какого-то городка, немецкого или австрийского. Виден полицейский участок. Я резко сворачиваю. Один кролик прыгает в магазинчик и притворяется сувениром, другой скрывается в подворотне. В переулке встречаю компанию четверых. Один из них юный шейх, читает Коран на арабском. Я начинаю повторять за ним, чтобы запомнить. Какая глупость. Зачем мне Коран, если я и в Библию не верю ни капли. Но, возможно, так мне удастся провести всех и затеряться. И в очередном проулке появляется некто мрачный, в плаще, с темным лицом, в синей шляпе. Мы вырабатываем условия схватки. Шейх легкомыслен. Темный явно сильнее и хитрее… Иду по склону горы, зеленая трава. Вниз спускаются солдаты. Кто-то говорит, что в каком-то пункте меняют старые автоматы на новые. Зачем мне? Я ненавижу и старое оружие, не то что новое, зараза. И на склон выпрыгивает огромный кролик, черный, огромный, как пантера! Все в шоке. А я подхожу и треплю его по голове, по ушам и призываю остальных: «Не стреляйте!»

Вале снился ужасный сон.

Вася проснулся, полежал в темноте. Что-то его беспокоило. Он приподнялся, вгляделся. Валя была на месте. Попытался уснуть, но почувствовал, что надо выйти. Слишком много чая выпил на ночь. Позевывая и почесываясь, он вышел, накинув пальто. В туалет решил не идти, а отлить неподалеку на землю. Земля уже оттаяла и быстро все впитывала. Ферма тонула во мгле. Но что-то как будто мелькало, двигалось. Словно земля ходуном ходила. И — снег, что ли успел выпасть? Светлые пятна лежали там-сям… И они двигались… Вася протер глаза. Вдруг что-то ткнулось в его голую ногу, мягкое и холодное. Вася вздрогнул. Это отскочило, зашлепало по грязи. Так и забыв помочиться, Вася кинулся в вагончик. Зажег лампу и выскочил на улицу, пошел, озираясь. И в круг света вскоре попал — кролик, новозеландец, красный. Потом другой, третий. Кролики разбегались от человека с лампой. Попадались среди них и белые. Белые занимали один шед. А сейчас и они, и новозеландцы бегали по ферме. У Васи голова закружилась. Ему почудилось, что он так и не проснулся. Пытаясь выругаться, он закашлялся и вдруг вместо обычного своего ругательства вымолвил в невольном восхищении:

— Крласотааа! — И засмеялся. — Хыхыхыхыыы!.. Хыхыхы…

Васю била лихорадка. Он побежал к шедам. Двери были распахнуты. И из дверей выбегали все новые и новые кролики. Тут же он хотел закрыть двери, но передумал. Хотел побежать будить Эдика, но вдруг увидел выходящего из крайнего шеда человека. Вася поднял лампу. Круг света не доставал. Вася готов был крикнуть, но внезапно узнал эти очертания… И он пошел навстречу и уже высветил Валю, это была она, с растрепанными волосами, улыбающаяся.

— Вальчонок?! — сдавленно воскликнул Вася.

Та молча смотрела на него.

— Но я же видел, что ты спишь… — уже робея, пролепетал Вася.

Она помотала головой.

— Не-а!.. Ухугуу! Не-а!

— Так это ты их выпускаешь? Ты что?

— Пусть бегут! — ответила радостно Валя. — Пусть, все, все.

Вася разглядел в ее руках новозеландца.

— А этот?

— Это Бернард, — сказала она ласково.

— Черлт, — пробормотал завороженно Вася, трясясь в одних трусах, хотя и в накинутом пальто. — Здорово! Хыхыыхы!.. — И тут же он оборвал смех. — Так. Значит, решено. Пошли.

— Куда? Куда, Фасечка? — спрашивала Валя.

— Скорее, — торопил Вася.

Они вернулись в вагончик, распугивая кроликов. Вася поставил лампу на стол, достал мобильник.

— Два часа. Быстро собираемся и отчаливаем. Где рюкзак? Одеяла забираем. Оставим по сотне, больше они не стоят. — Вася хватал одеяла и запихивал их в рюкзак. — Тут я купил и пленку. Но бумагу возьмем, под себя постелим. Давай, давай, не стой соляным столпом.

— Ой, Фасечка! — воскликнула испуганно Валя и перекрестилась.

— Не лезет уже в рюкзак ничего. Тогда так. Бумагу и лампу ты понесешь. Я все остальное.

Они еще возились в вагончике, собираясь. Наконец вышли. Впереди шел Вася с рюкзаком и баулом, за ним Валя с горящей лампой и кулем из бумаги и одеял.

— Да погаси ты! — прикрикнул Вася и тут же спохватился. — А керосин там в бутыли? Забыли?

Валя дунула в лампу, оставила свой тюк, пошла обратно и вскоре вернулась с большой бутылью. Они продолжили путь к реке. То и дело из-под ног шарахались кролики. Белые кролики плавали льдинками или снеговыми шапками всюду в ночи.

— Хыхы, — задушенно смеялся Вася.

И вот они притащились к разлившейся черной реке. Вася озирался, перенес баул с лодкой под взгорок и велел Вале зажечь лампу, а сам стал разбирать лодку.

— Так, так… дерьмо… зараза… — бормотал он. — Где насос? А? Вот, вот… Ну, молись, чтоб успели. А то с нас спустит шкуру Эдик. Да и Борис Юрьевич по головке не погладит. Наделала ты делов, Вальчонок!

И Валя и вправду стала молиться:

— Ай, должны мы Богу молиться, / Христа милости просить / За Васильево здоровье, / Да за военного человека. / Когда наделяет его сам Господь Бог / Умом, разумом, здоровьем, / Всякой Божьей благодатью, / Да сам Христос Бог Царь Небесный, / Мать Пречистая Царица да Богородица…

Вася под ее пение накачивал лодку, остро пахнувшую резиной, медленно округлявшуюся. В воду что-то бултыхалось. Вася оборачивался, шмыгал носом, утирал мокрое лицо рукавом пальто.

Вдруг позади на ферме залаял Джерри. Лай у него был громовой. Вася замер, обернувшись. Замолчала и Валя.

— А топор мы взяли? — спохватился Вася. — Поищи-ка там…

Валя принялась копаться в вещах. Лай смолк. Может, на крыльцо кто-то вышел, осмотрелся и, ничего не заметив, ушел, успокоив пса. Но ведь новозеландцы и белые прыгали кругом, разбегались во все стороны.

— Да спаси, Господи, да помилуй / Всей от скорби, от болезни, / Да от лихова человека, / Да от невернова языка, / Все от слезнева рыданья / Да святым ангелам на радость. / Телесам, рабам на радость… — продолжала Валя.

И лодка была готова. Вася переводил дыхание. Вставил в пластмассовые уключины весла. Потащил лодку к воде.

— Иди держи, а я буду вещи носить, — сипло сказал он.

И Валя придерживала спущенную на воду лодку, а Вася таскал вещи, укладывал в лодку.

— Все? — спросил он.

Валя молчала.

— Так… Так… А топор? Топор-то нашла?

— Нет, Фасечка.

— Проклятье, зараза. Придется идти.

— Не ходи, Фасечка! Не надо! Не надо! Так будем с Божией помощью.

— Ну да. А костер? Или жердей срубить? Пойду, — сказал он решительно.

И только направился назад, как вновь залаял Джерри, да уже лаял беспрестанно, не умолкая, чего обычно за ним не водилось. Может, кролики уже бегали перед его носом, и он просто не мог вытерпеть такой наглости. Вася остановился. Послушал и вернулся к реке.

— Давай, садись.

— Ой!..

Валя оступилась и одной ногой ушла в воду.

— Ну, проклятье! Садись же!..

Она снова попыталась занять место в лодке и ушла под воду и второй ногой.

— Ох, ой, Фасечка…

— Ну!

Он подтащил лодку. И Валя наконец уселась. Вася с натугой принялся спихивать лодку и от напряжения пукнул, засмеялся зло. И вот лодка была на воде. Вася занес одну ногу, встал на резиновое дно, потом занес и другую, плюхнулся на деревянное сиденье, схватился за весла и начал грести. На ферме все не унимался пес.