Глава 7. Кит
Мы – шестнадцать маленьких демонов.
Мы злобные-злобные гномики.
Ты ярко светишься, и нам слишком больно смотреть на твой свет.
Маленькие злобные гномики любят маленьких девочек.
Наши зубы ядовиты. Мы едим мясо.
Нежное мясо маленьких девочек…
* * *
Я вскакиваю от ночного кошмара. Он повторяется все чаще. Мне снится, что я одержим и превращаюсь в какое-то чудовище… Рядом со мной Ханна. И мне очень хочется вцепиться в нее зубами, разодрать ее в клочья, снять с нее кожу. Меня пугают эти сны, но я ничего не могу с собой поделать.
Я не хочу ложиться в больницу. Злюсь на них всех… Они все – мама, Архип, даже Ханна – вдруг стали заодно. Они о чем-то шушукаются по углам. Обсуждают мою болезнь так, будто я ничего не понимающий ребенок.
У нас нет денег на МРТ и всякие обследования, которые будут проводить с моей головой. Как они этого не понимают? Я не хочу быть никому обязанным и не хочу, чтобы Архип из-за меня вкалывал на шахте, как проклятый. И все зачем? Я чувствую свой организм. Я чувствую, что, сколько бы денег они ни выбросили на больницу, это мне не поможет. Я стою у самого края, ощущаю это кожей. Я должен был умереть еще шестнадцать лет назад. Природа хочет забрать свое. И правильно – зачем ей нужен паразит, который только гадит и не делает ничего полезного?
Хочу ли я жить? Самый глупый вопрос. Конечно, хочу. Хочу жить до дрожи и мурашек. Но я не хочу никого напрягать… Быть беспомощным – худшее, что может со мной произойти. Я хочу помогать семье, быть добытчиком – таким, каким были отец и брат. А я снова являюсь в семье бесполезной мебелью – кривой и бестолковой, об углы которой все вечно бьются. Это невыносимо, хочется выть.
Я чувствую, что мешаю всем. Без меня мама могла бы начать новую жизнь – она еще совсем молодая, могла бы создать новую семью. Без меня Архип остался бы в Городе, получил образование, устроился на работу, которая ему нравится. Без меня Ханна уехала бы в Германию, завела подруг и хорошего парня – общалась бы с нормальными людьми, а не со сбродом вроде нас, ходила бы в кофейню, гуляла в парках, а не по заброшкам. Так что все были бы счастливы. Ну а я… А я бы сдох. Ну и что такого? Я тяну их вниз. Пока я здесь, с ними, их киты будут барахтаться на дне. Я не дам им взлететь. Это огорчает меня.
Я слышу, как Ханна и Архип, думая, что я сплю, шепотом разговаривают обо мне. О частой смене моего настроения, о Вспышках, о временном помутнении рассудка, о вечных депрессиях. О том, что я меняюсь. И отдаляюсь от них…
После того случая на заброшенных шахтах, когда мы с Ханной просто сидели вместе и наслаждались хорошей погодой, а потом вдруг – сильнейшая Вспышка, которой у меня еще не было, – моя болезнь растет в геометрической прогрессии.
После этой Вспышки меня увезли в местную больницу, главной целью было выяснить, не было ли у меня кровоизлияния в мозг. Провели ряд простых тестов и процедур. Кровоизлияния не выявили… Но сказали, что не факт, что в один прекрасный день оно не откроется. Надо обязательно обследоваться дальше, ведь болезнь прогрессирует…
Я ненавижу свое состояние.
Почти непроходящая головная боль – такая, будто в затылок вонзают сотню раскаленных игл. Частые головокружения и обмороки, одышка и учащенное сердцебиение. Память стала совсем ни к черту, работать в полную силу больше не получается. Слишком много сплю. Ненавижу, когда из носа льет кровь – потому что становится жарко, а перед глазами мелькают противные черные точки. А ноги больше не держат… Я хочу, чтобы это дерьмо наконец-то вытащили из меня.
Меня злит, когда Ханна пытается дать мне руку, чтобы я мог спуститься по ступенькам. Бесит, когда Архип на шахтах выполняет за меня работу. Раздражает, что я ухожу домой, а он остается на вторую смену. Злит, что мама из-за меня взвалила на себя вторую работу, и теперь у них с Архипом соревнование – кто придет домой позже. Они оба ходят по дому совсем прозрачные, как призраки. Нервирует, что мама с жалостью смотрит на меня. Приносит ужин в кровать.
Ханна тоже хочет внести свой вклад в фонд помощи вымирающему виду Брыковых, пытается найти подработку в «Голубых Холмах».
Они все меня злят.
Я не болен, черт бы вас побрал! Почему вы относитесь ко мне так, будто завтра мои похороны?
И вот наконец теплым весенним днем Архип с Шипом отвозят меня в Город в больницу на обследование.
Ненавижу, когда из вены берут кровь. Чем их не устраивает кровь из носа? Я могу собрать им хоть литр. Боюсь уколов. От них скручивает живот.
Видно, что в этой больнице хорошее, новое оборудование. Я думаю с надеждой: может, им все-таки удастся вылечить меня?
Мне делают томографию головного мозга – дико дорогую процедуру. Архип, наверное, продал почку, чтобы мне сделали это дурацкое МРТ.
В кабинете врача мне что-то вводят в вену. Уф… Снова эта игла…
– Контрастное вещество, – поясняет врач, вынимая иглу. Ощущаю в месте укола легкое покалывание.
На пару минут наступает какая-то странная прохлада.
На меня надевают шлем супергероя, кладут на полку.
Перед тем как полка уедет в окошко устройства, похожего на огромную стиральную машину, я поворачиваюсь к врачу и с надеждой спрашиваю:
– Может, вам все-таки удастся их вытащить?
– Кого – их? – удивляется врач.
– Моих маленьких злобных демонов. Они запутались в лабиринте у меня в голове. Их надо вытащить.
Я не знаю, что сказал врач – моя голова уже засунута в окошко.
Внутри аппарата прохладно и светло. Стол слишком твердый – лежать на нем неудобно. Хочется пошевелиться, а нельзя. Утомительно лежать столько времени в одном положении под мерное гудение устройства.
В другие дни мне делают еще уйму разных процедур – что-то крепят к голове, замеряют, стучат, снова берут дурацкие анализы… В беседах врача слышатся сложные непонятные слова: кардиограмма, исследование глазного дна, энцефалография, эхотомография, сканирование, УЗИ…
Через неделю я настолько измотан и зол, что хочется разгромить тут все к чертям.
Наконец врачам удается найти моих демонов. Они не рассказывают мне об этом подробно – ждут мою маму, чтобы обо всем рассказать ей.
Мама приезжает вместе с Архипом и Ханной. Друзей не пускают в кабинет – внутри только я, мама и врач.
Врач жестом приглашает нас садиться. Смотрит на нас так, будто история, которую он нам сейчас поведает, будет долгой.
Я в нетерпении – ну же, скажите, что вы их нашли! И что вы сможете их вытащить!
Но чем больше я слушаю врача, тем больше понимаю, что не все так просто…
* * *
Из заметок врача:
Пациент: Брыков Н.Ю.
Возраст: 16
Диагноз: Аневризма сосудов головного мозга
Сначала пациент жаловался на головную боль, шум в ушах.
Ни врачи, ни пациенты не относятся к подобным жалобам серьезно – хотя эти симптомы явно свидетельствуют о хронической недостаточности мозгового кровообращения.
Это приводит к тому, что у больного начинают наблюдаться более серьезные неврологические симптомы: повышенная раздражительность, возбудимость, головокружение.
Из-за чего может быть нарушено мозговое кровообращение? Причин бывает очень много. Из медицинской карточки пациента следует, что из-за родовой травмы у новорожденного деформировались межпозвоночные диски шейного отдела, в результате чего произошло защемление позвоночных артерий, снабжающих мозг кровью.
Со временем заболевание только прогрессирует. У больного наблюдаются резкие колебания давления в течение суток. Он может плохо засыпать или спать с перерывами. Могут наблюдаться кратковременные потери памяти, нарушение походки, меняется характер – пациент становится вспыльчивым и подозрительным.
Исследования выявили аневризму.
Возможно, причиной образования аневризмы является родовая травма – защемление позвоночных артерий.
Аневризма – бомба замедленного действия. Стенки аневризмы тоньше обычного сосуда, она может не выдержать нормального давления крови. С ней можно не испытывать симптомы годами, а она продолжает незаметно расти, угрожая разорваться в любой момент. Разрыв аневризмы приведет к кровоизлиянию в мозг, и, как следствие, – к инсульту. Смертность при разрыве аневризмы достигает 50 %. Из тех, кто выжил, половина остается инвалидами.
Аневризма головного мозга может давать следующие симптомы: судороги, обмороки, повышенную температуру тела, повышение давления, а также личностно-психические нарушения: возбудимость, неконтролируемую агрессию. Все эти симптомы проявляются у пациента.
Аневризма поддается лечению двумя методами:
1. Эмболизация. Через бедренную артерию вводится специальный катетер, который продвигается до аневризмы. Затем в катетер вводятся специальные вещества – эмболы, которые закупоривают аневризму и предотвращают будущий разрыв.
2. Хирургическое клипирование. Данный метод применяется в ходе открытой операции. На основании аневризмы закрепляются маленькие клипсы для того, чтобы кровь не попадала в нее. Это также предотвратит будущие разрывы.
Применение обоих методов связано с высокими рисками, поэтому обе операции применяются только в том случае, если размер аневризмы превышает 7 мм.
Размер аневризмы пациента – 5 мм. Говорить о хирургическом вмешательстве пока рано.
Рекомендуется постоянное наблюдение за динамикой роста аневризмы и развитием симптомов болезни, чтобы вовремя приступить к комплексному лечению. На выбор того или иного метода операционного вмешательства влияет ряд факторов: возраст пациента, его состояние и история болезни, тип, местоположение аневризмы, вероятность ее разрыва, степень риска. Все эти факторы на данном этапе исследования показывают, что клипирование является более подходящим методом для данного пациента.
Лекарства, которые нужно принимать пациенту для улучшения общего состояния и укрепления стенок сосудов:
Препараты для стабилизации кровяного давления,
Противосудорожные,
Препараты, предотвращающие церебральные спазмы.
* * *
Я почти ничего не понял. Понял только, что какая-то штука все-таки сидит в моем мозгу и рано или поздно может меня убить. А в пятидесяти процентах случаев – сделает меня овощем. Я подхожу к маленькому зеркальцу в кабинете врача. Смотрю на свое лицо, щупаю затылок.
– Когда эта штука в голове вырастет до нужных размеров, мне вскроют череп? Я буду как Франкенштейн?
– В том случае, если понадобится оперативное вмешательство, да, вскроют. – Врач пытается перейти на мой язык.
– А какова вероятность того, что понадобится операция? – спрашивает мама.
Врач немного медлит.
– Мы точно не знаем, зависит от динамики роста аневризмы и ряда других факторов, но… Сейчас, на основе увиденного, вероятность того, что операция понадобится, – семьдесят процентов. Это очень высокий показатель. И лучше бы ее сделать до разрыва, иначе операция будет куда сложнее, и шансов положительного исхода после нее станет куда меньше.
«Шансы положительного исхода…» – проносится в голове.
– Сколько процентов дадите, что я выживу после операции? – Я поворачиваюсь к врачу.
Он качает головой.
– Нет. Такой процент я тебе не скажу. Но шансы на положительный исход очень высоки – аневризму мы выявили вовремя, теперь будем наблюдать ее. Организм у тебя молодой, сосуды крепкие, я уверен, что ты быстро пойдешь на поправку после операции. Гони прочь из головы негативные мысли, парень. Только положительный настрой пациентов поможет выздоровлению.
Врач пытается шутить, подбодрить меня, но мне не смешно. Если только положительный настрой поможет мне победить болезнь, то я точно сдохну. Такого настроя у меня нет.
В общем, вот что я понял: сейчас операцию мне не сделают, потому что штуки в голове слишком маленькие. Надо ждать, пока они вырастут. Почему их нельзя удалить, пока они маленькие, мне непонятно. Видимо, потому, что, как бы ни подбадривал меня врач, риски слишком высоки – операция может меня убить так же, как эта штука. Пока эта аневризма маленькая, убить меня она не сможет, но она растет… И вот, когда подрастет совсем и уже вероятность смерти от аневризмы сравняется с вероятностью смерти от операции или даже перерастет ее, – вот тогда мне и вскроют черепушку. Хм. Невесело.
И еще одно я усвоил очень хорошо – понадобятся деньги. Большие деньги.
* * *
За мной с мамой на машине приезжает Шип. Нас встречает пустой дом – Архип на смене. Вскоре прибегает Ханна, и мы с ней уходим к граничному забору, забираемся на него. Садимся сверху, смотрим, как заходящее солнце заливает холмы мягким желтым цветом.
Сейчас апрель – травы еще нет, холмы представляют собой голые темные бугры. На земле не хватает игры красок, но зато небо на фоне заходящего солнца сейчас выглядит очень красиво и ярко, в нем вместо облаков будто чередуются красные, желтые и лиловые перья.
На Ханне желтая куртка. В волосах розовые ленточки. Под последними солнечными лучами она будто вся светится и сверкает. Девочка-праздник.
– У меня дома лежит конверт, – говорит она.
– Что за конверт?
– Из колледжа в Германии.
– Вау! И что там? Тебя берут?
– Я не знаю. Я еще его не вскрывала.
– Но… Почему?
– Это тяжело. Я не сказала родителям, что пришло письмо. И уничтожила электронную версию в почте. Мне нужно собраться с духом и сказать им, что я не уеду отсюда, и неважно, положительный ответ пришел из колледжа или нет. Мне не нужна никакая учеба. Я останусь с тобой. Для них, конечно, это будет шоком… Но я уверена, что они смирятся с моим выбором. Когда мне что-то нужно, они уступают. Так было и будет всегда.
Я молчу некоторое время, пытаюсь усвоить информацию.
Ханна не обсуждала со мной эти планы… Я был уверен, что летом она уедет учиться и смирился с этим. А тут вдруг такие перемены.
– Я этого не хочу. Я хочу, чтобы ты уехала.
Она дергает плечом. Поднимает голову и смотрит на разноцветные облака.
– Мне плевать, что ты хочешь. Я останусь с тобой. Найду какую-нибудь работу… У нас в булочной висит объявление – им нужен младший пекарь, булочная расширяется. Я могу пойти туда. Буду работать. Мы накопим на твое лечение.
И снова я чувствую, что где-то внутри закипает злость. Почему все вокруг всё решают за меня?
– Моя болезнь – не твоя печаль. Это касается только меня, – холодно отвечаю я.
Ханна смотрит на меня. В ее глазах плавают мелкие острые льдинки.
– Снова будешь говорить, что это – не моя война? По сути, это тоже война. Только между тобой и твоей головой. А все, что касается тебя, касается и меня, мы одно целое. И очень жаль, что для тебя это не так.
Мне становится стыдно.
– Прости, я не это имел в виду. Я просто хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь, лучше, чем здесь.
– Я выбрала эту. Для меня она лучшая. Лучшая жизнь – там, где ты.
Ее слова как ножом по сердцу.
– Я хочу, чтобы ты получила образование. Хочу, чтобы ты общалась с хорошими людьми. В общем, жила нормальной жизнью. Так, как обычно живут в богатых городах.
– Я не хочу жить нормально. Я хочу жить с тобой. То есть ненормально.
Я глубоко вздыхаю и говорю ей то, о чем тут же пожалею. Но эти мысли давно сидят у меня внутри. И мне больше некому их высказать.
– Знаешь, я все чаще задумываюсь, что всем было бы лучше, если б я умер.
Бац – и я лечу вниз с забора. Ханна толкнула меня!
Я больно ударяюсь о землю – даже не успел сгруппироваться!
– Это было подло, Ханна! – обиженно говорю я, поднимаясь с земли.
Ханна по другую строну забора изо всех сил бьет по сетке и кричит со слезами:
– Не говори так, Кит Брыков! Никогда не говори! Если еще раз скажешь – я сама тебя убью. Задушу. Ты… Ты эгоист! Думаешь только о себе… Не хочешь бороться и думать о других! Тебе плевать на всех. И на меня!
Я перелезаю к ней на другую сторону. Обнимаю, а ее всю трясет от рыданий. Я баюкаю ее в руках и думаю о том, какой же я придурок. Она немного успокаивается. Смотрит на меня сердито. Надулась, как индюшка. Ее вид почему-то меня смешит. Я улыбаюсь.
– Тебе смешно? Ах, тебе смешно? – Она вот-вот взорвется. Я прижимаю палец к ее губам.
– Я дурак, дурак. Прости меня. Прости, Пряничная девочка. Просто… Я хотел бы, чтобы ты была счастлива. Ты значишь для меня все. Ты – как солнце. Дала мне свет. И тепло. До тебя я не видел этого. Ты сделала для меня очень много, а я… Я ничего не дал тебе в ответ. Я не могу подарить тебе счастье. Не могу дать тебе по сути ничего. Я бедный, как церковная мышь. Живу в доме со стенами из глины и соломы. А еще и больной на голову. Злобный, кусачий, блохастый пес.
Она улыбается. И от этой улыбки вокруг вдруг резко теплеет.
– Если ты – блохастый пес, значит, мое счастье – делить с тобой твою конуру. Будем вместе глодать кость. Я останусь с тобой. Я никуда не уеду. Не прогонишь.
Мы сидим, обнявшись, впитывая тепло друг друга. Про себя я отсчитываю секунды – когда считаешь время по секундам, оно проходит медленнее. Этого я и хочу – замедлить время. Хочу провести так всю жизнь. В объятиях с Ханной. Она удивительная. Я вижу в ней проблеск к той, другой жизни, которую я никогда не знал. Она как зеркало, через которое я вижу другой мир.
* * *
– И сколько у нас времени? – спрашивает Архип, слишком сильно ударяя по груше – цепь противно лязгает и скрипит.
Архип только пришел со смены, и мы ушли на балкон. Я не принимаю участия в нашей ежедневной тренировке – давление низкое, кружится голова. Не понимаю, как у Архипа хватает еще сил на тренировку после тяжелой работы!
Архип притащил мне большой стул, и я развалился в нем, как в кресле. Смотрю с балкона, как по двору носится детвора, и пью молоко с сахаром.
Здесь, на балконе, я наконец-то понял, на что я злюсь больше всего.
Все проблемы я привык решать в драках.
В борьбе я не привык сдаваться, я не пасовал даже перед противниками, которые намного выше и крупнее меня, а тут… Неужели я струхну перед какой-то штукой в голове в диаметре не превышающей пяти миллиметров?! Ох, если бы эта болезнь была человеком… Я бы раздробил ему велосипедной цепью коленные чашечки. Сгрыз бы уши и вырвал бы почки. Но, к сожалению, эта маленькая гадина сидит в моем мозгу – и я не смогу вызвать ее на бой. Она сидит во мне, и я не могу победить ее привычным мне способом. И именно это меня невыносимо злит.
– Я не знаю, сколько у нас времени… – отвечаю я.
– Ну, когда эта штука вырастет настолько, чтобы можно было провести операцию? Месяц? Полгода? Год, два?
Архип раздает удары и прыгает на месте, изредка отступая на несколько шагов по кольцу вокруг груши.
– Не знаю, но не думаю, что через месяц. Думаю, что год… Или два.
– Отлично! Значит, есть время. Потуже затянем пояса, начнем копить.
Я стискиваю стакан почти до хруста стекла.
– Я не хочу этого. Не хочу, чтобы вы из-за меня угробили свои жизни, Архип. Все чаще думаю о том, что всем было бы лучше, если…
Он подходит и сурово смотрит на меня. Не дает закончить фразу.
– Я не узнаю тебя, дружище. Где мой старый друг? Который любил жизнь до кончиков пальцев? Что-то это за унылое говно передо мной? Верни мне моего друга, иначе я сейчас тебя побью!
Он дает мне щелбан по уху – не больно, но обидно.
– Эй! – Я вскакиваю с места, хочу толкнуть Архипа, но он отбегает в сторону.
– Хе, давай, нападай! Что, не можешь? Силенок мало?
Он снова подбегает ко мне и дает щелбан в лоб.
Я рычу и бросаюсь на него, впечатываю в стену.
– Вот так! – радостно кричу я.
– Это еще не победа! – Он ловко уворачивается и вдруг оказывается сзади – дает мне пинок и отбегает в сторону, прячется за грушу.
С низким давлением я не могу так же быстро реагировать – чувствую себя медлительной черепахой.
– Я не сдамся! – кричу я и снова иду на таран, и мы сцепляемся в клубок и валимся на пол.
Поза дико неудобная, Архип будто рвет меня на части, но я оказался сверху и не собираюсь отступать!
– А-а-а, Архип, ты мне сейчас сухожилия вырвешь нахрен!
– Кит, не тычь мне потниками в рожу!
– Сейчас подохну! Ты мне грудину проломил, у меня как будто кость в легких торчит!
– Не сдавайся, малыш! Не смей сдаваться! – кричит Архип из нашего клубка то ли со слезами, то ли с радостью.
Мы кричим, ругаемся, катаемся кубарем по балкону, сшибая все на своем пути: стул, стаканы с молоком… Потом, расцепив клубок, гоняемся друг за другом по балкону, раздавая пинки и щелбаны, – в этой игре я явно проигрываю…
– Не всем суждено быть бойцами, малыш! Некоторые уже родились для того, чтобы вскоре сдохнуть! Помнишь это правило? Кто ты, Брык? Кто же ты? Боец или нет? Или ты рожден, чтобы сдохнуть?
Архип толкает и прижимает меня к стене. Больно сдавливает руками голову, кричит в лицо:
– Бей или беги – какой путь выберешь ты, малыш? Достоин ли ты носить имя своего отца, Брык? Если бы он видел тебя сейчас, гордился бы он тобой? Я думаю, нет. «Ты – говно, сын», – вот что бы он тебе сказал. Не смей даже думать о смерти. Не смей сдаваться. Бей или беги, малыш. Что выберешь?
Подумав чуть-чуть над его словами, я отталкиваю его.
– Бей! – радостно кричу я.
Я не сдамся!
