Он стоит под дверью учительской: вместе с Кирюхой они пришли сюда поглазеть – кто же окажется перебежчиком? Кого из учеников переводят в школу в Холмах? Ведь Архип смог стащить только часть списка – всех же учеников из него они увидят только сегодня. Архип запомнит их всех, а потом на каждого по очереди натравит свою стаю и сурово накажет их за предательство…

Но тут… Он видит дедушку Кирилла. Что он там делает?

Вызывают Кирюху. Зачем?

Кирюха что-то натворил? Эх, наверное, уборщица настучала за то, что они с Киром игрались в туалете водяными бомбочками из презервативов… Нет, он, Архип, не будет вот так просто смотреть, как его друга там будут ругать. Он сейчас возьмет, зайдет внутрь и признается. Что это была его идея… Пусть его ругают, но не Кирюху…

Но что за черт?

Они дают ему какие-то бумаги, директор пожимает руку…

Архип до последнего отказывается верить своим глазам. А когда наконец начинает понимать, его захлестывает чувство глубокой, острой и горячей обиды.

Кирилл – перебежчик…

Как он мог его предать? Уйти в Холмы и стать частью мира, который он, Архип, ненавидит. Теперь же он ненавидит Холмы еще больше – они отняли у него лучшего друга.

Он в последний раз смотрит на своего бывшего друга и убегает прочь.

Он стоит на лестнице верхнего этажа их школы, где занимается класс коррекции.

Стоит и наблюдает через прутья решетки, с какой бешеной силой и ненавистью этот худенький бледный парнишка со странными глазами молотит циркулем пацана куда больше себя. Это достойно уважения… В стае не хватает подобной смелости… И такого голого, неприкрытого сумасшествия.

Архип узнает, что щенку тринадцать – на два года младше, чем ему. И пускай так: мелкие лучше слушаются. Его стае нужен послушный бойцовый пес – на эту роль вполне сгодится этот мальчишка.

Так в стае появляется Брык.

Архип очень привязывается к нему – почти так же, как когда-то к Кириллу. Но Брык не может заменить ему Бобра. Слишком сильна была привязанность Архипа к бывшему другу…

Ужасная тоска по старому приятелю сдавливает грудь, мешая дышать. Она проявляется во всем, возникает неосознанно.

– Слопай мятную конфетку. – По старой памяти Архип протягивает леденец Брыку. Новый друг смотрит на него с недоверием.

– Я не ем их, Архип. Не люблю.

Архип убирает леденец обратно в карман и с грустью вспоминает, как Бобер наворачивал леденцы, как хомяк, – засовывая за щеки целые горсти.

Архип любит Брыка – так, как любят младших братьев. Или как сына. Но… Не как друга. Никто из стаи так и не смог быть равным Кириллу.

Чувствует ли он жалость к бывшему другу, когда стае удается его поймать? Может быть… Он никогда никого не бьет сам – его хорошие манеры, которые он столько времени старался себе привить, не позволяют ему выполнять такую работу. Когда Брык со всем своим сумасшествием бьет Бобра, Архип отворачивается. Закрывает глаза.

Ни обида, ни ненависть не способны стереть до конца теплые воспоминания о старой дружбе.

Первый раз он увидел эту девчонку в Холмах, когда ему было одиннадцать. Гордо задрав подбородок, она шла, держа за руку своих родителей. Ленточки в ее косичках от каждого шага задорно подпрыгивали. А над головой сияла воображаемая корона.

Он часто лазал в Холмы, наблюдал за тем, как живут люди в мире, который он ненавидит. Обычно на него никто не обращал внимания, но тут… Эта девчонка ненадолго остановила на нем взгляд. И лучше бы она этого не делала. Она была ниже него, но смотрела так, будто сидела на троне трехметровой высоты. Архип аж поперхнулся от такой наглости! Он привык, что только у него есть такой талант – смотреть на людей свысока, даже если ты ниже их. Но эта девчонка явно его переплюнула!

Ее взгляд, острый подбородок, ее пружинящие косички, тщательно выглаженное платье – все в ней говорило ему: я вижу тебя насквозь. Я знаю, кто ты. Ты – ничто. Пустышка. И мне даже жаль потратить драгоценную секунду на то, чтобы разглядеть тебя как следует.

И она отвернулась. И тут же забыла о нем.

А он еще долго стоял на месте, возмущенный этой встречей.

Что она о себе возомнила? Да кто она такая? Да знает ли она, кто он?

Ему хотелось оборвать косы этой нахалке – если бы с ней рядом не было родителей, он бы показал этой девчонке!

И только спустя несколько лет он поймет, в чем была истинная причина его возмущения. Он впервые встретил человека, чем-то похожего на него…

После этого он перелезал за забор с одной целью – найти эту гадину. Но ему так и не удалось увидеть эту девчонку в Холмах… Вместо этого, к своему огромному удивлению, он встретил ее спустя шесть лет в Чертоге, на плотине у заброшенной гидростанции.

Он узнает ее – просто не может не узнать. Эта мерзавка проникла к нему в голову и прочно засела в памяти. Он так и не смог забыть ее.

Она попалась к нему в руки! Теперь рядом с ней нет родителей. Она на его территории. Он может сделать с ней все что угодно, теперь она – его игрушка.

Она толкает его и ударяет по щеке. Униженный, он нападает на нее, хочет растерзать ее в клочья, втоптать в грязь. Но вместо этого он поручает сделать это своему другу Брыку – этакая подачка псу со стола хозяина. Но Брык упускает ее… Злость Архипа похожа на клокочущий вулкан.

Но теперь он знает, что она таскается с перебежчиками. И больше не упустит ее.

Эта немка с пшеничными волосами стала для него наркотической зависимостью, дозой героина, порцией безумия, всплеском адреналина.

Она не дает ему покоя, ему ужасно хочется заполучить ее.

Он ловит ее на мосту и медленно кромсает ее кофту.

Она должна бояться и трястись от испуга, пища, как мышь в лапах кота. А вместо этого она смотрит прямо на него, и в глазах нет страха. Ее язычок – слишком острый. Она защищается словами и бросает унизительные оскорбления.

Засунуть бы в нее сверху, чтобы занять ее поганый рот.

Она будто сделана из стекла или сверкающего фарфора, и все, что он хочет, – разрушить эту стеклянную оболочку. Доказать всем, а особенно самому себе, что она – всего лишь тело.

Выбить бы из нее эту гордость и властность, содрать с нее шкуру.

Он и в этот раз упускает ее и до крови впивается ногтями в ладони.

В голове крутятся навязчивые мысли о всяких мерзостях, которые он бы проделал с этим телом. Ведь она – всего лишь тело. Одна из многих. Он должен ее заполучить.

В институте он столкнулся с неприятной для себя вещью – его никто не захотел принимать как лидера. Здесь нельзя было завоевать признание новой рубашкой и пачкой чипсов, как было с его стаей. Чтобы тебя стали ценить, нужно приложить много усилий. Здесь любят тех, кто хорошо учится, кто постоянно придумывает что-то интересное… И, без сомнения, кто приезжает на учебу на своей машине. Машины у Архипа нет, много времени посвящать учебе он не может из-за многочисленных подработок. По вечерам расклейка объявлений, по ночам – разгрузка фур. Тяжело найти работу на неполный день – предложений очень мало, надо быстро брать то, что предлагают. И оплата совсем другая… За работу, которую выполняет Архип, платят очень мало. Он привык быть лидером своей убогой стайки, а также любимчиком всех чертожских девчонок. А здешние девушки лишь презрительно смотрят на него. Это сильно его злит. Он не может выплеснуть свою злобу здесь, в Городе. Но приезжая на выходных обратно в свои владения, дает волю своей ненависти и жестокости – и не повезет тому, кто в этот момент попадется ему на пути.

Спустя какое-то время ему наконец удается поймать у карьера эту девчонку, которая столько времени доводила его до безумия. Он чувствует, что она – в его власти. Теперь она не убежит. Он отводит ее на баржу.

Но сначала, перед тем как раздавить ее физически, ему нужно унизить ее морально. Ему нужно увидеть ее страх – почувствовать, осознать каждой клеточкой своего тела.

Он уводит ее в трюм. Осторожно снимает с ее шеи веревку (моя! Она наконец-то моя!), гладит по пшеничным волосам и, ласково глядя ей в глаза, говорит:

– Сейчас ты полностью в моей власти. Я мог бы пустить тебе кровь, выжать тебя так, что ты не сможешь кричать – только пищать, как жалкая мышь. Мог бы запихнуть в тебя палку и вертеть, пока не заполыхает пожар. Ведь это то, что делают страшные Шунд с маленькими девочками, живущими за забором, которые неосторожно высунули наружу нос? Мама с папой должны были предупредить тебя, что маленьким девочкам здесь ходить опасно. Но здесь нет твоих мамы и папы. Нет бога. И нет закона. Тут некого просить о помощи. Здесь только один бог – я. Бог во мне. Он распирает меня изнутри. И я бы вбил его в тебя так, чтобы проткнуть насквозь. Я мог бы исполосовать тебя ножом. Вырезать на спине слово «шлюха». Мог бы отдать на растерзание своим псам, смотреть и наслаждаться, видя, как ты сгораешь под ними. Как сгорают твои дурацкие смелость и гордость, которые меня так бесят. Я мог бы сделать с тобой все что угодно. Просто потому, что так хочу. Нравится тебе что-то из этого? Нравится, ну? Не бойся. Это совсем не страшно. Тебе понравится.

И когда в полутьме они оба слышат звук расстегиваемой ширинки, он наконец-то видит то, что так желал, – испуганный блеск ее глаз.