Часть III
Глава 7
Такого жуткого похмелья у него не было ни разу в жизни — горло превратилось в пересохший ручей, а голова стала тяжелой и неповоротливой, как подъемный кран. Каждое новое движение незамедлительно отдавалось болезненным резонансом где-то в области затылка, создавая впечатление, что все выпитое накануне скопилось именно там и теперь, медленно перекатываясь, приносило невыносимую боль. Из-за всех этих утренних «прелестей» Карлу совершенно не хотелось просыпаться, но пробуждение, будто специально выдворяя остатки сна, оставляло его один на один с расплатой за вчерашний праздник.
Ком подкатил к горлу. Карл открыл глаза, собираясь вскочить на ноги, но этого сделать не удалось. От резкого пробуждения трудно было понять, где он находится. На мгновение разум даже настиг панический ужас, потому как вокруг была лишь непроглядная темнота и больше ничего. Только через какое-то время сырой и зловонный запах стал наталкивать на мысль, что он находится в подземелье, с кишащими всюду крысами, одна из которых с диким писком пронеслась прямо по его ноге, испуганная воплями нового «постояльца».
Карл предпринял еще одну попытку встать, но она тоже закончилась неудачей. Сейчас становилось несомненным то, что он сидел на стуле или на чем-то подобном и к нему же был привязан. Руки сильно затекли, а чувствительность ниже локтя отсутствовала напрочь.
«Что случилось? Почему я привязан? Может, я вчера буянил? Но почему тогда этот подвал, в котором так жутко воняет?
Неужели не было места получше?» — Температура в подземелье была не выше десяти градусов, и этот факт с каждой минутой все сильнее напоминал о себе, предоставляя возможность не только протрезветь, но даже и задубеть.
— Эй, э-эй. Есть тут кто-нибудь, я уже в порядке. Меня можно развязывать.
Ответа не последовало, только гулкое эхо еще раз повторило его призыв на всю галерею, умолкнув где-то в темноте дальнего угла.
— «Что же происходит?» — Восприятие происходящего уже полностью вернулось, и он стал мысленно воспроизводить вчерашние события. — «Вечер в „Трафальгаре“ — помню. Много пили — помню. Затем она вытащила меня оттуда и… А вот что было потом — убей, не помню». — Все воспоминания резко обрывались в темноте ночной улицы.
— Э-э-эй.
Эхо с троекратной силой ударило по барабанным перепонкам.
— Ну, развяжите кто-нибудь. Или мне здесь так и придется подыхать связанным?
На этот раз «мольбу» услышали, или своими воплями он кого— то здорово донял, что в принципе означало одно и то же. Где-то на уровне двух метров от воображаемого пола открылась дверь и на пороге появился высокий мужской силуэт, заслонивший почти весь дверной проем. Пытаясь разглядеть что-либо, Карл сощурился, но это не помогло. За время, проведенное в темноте, его глаза отвыкли от света, и теперь слабая лампочка коридора слепила не хуже галогенного прожектора.
Между тем «спаситель», не торопясь, спустился по деревянной лестнице и, подойдя почти вплотную, со всей дури звезданул в лоб чем-то тяжелым. После удара возникло целое буйство красок, коего он не видел с момента как попал сюда, а потом в глазах вновь потух свет.
* * *
Снова придя в себя, Карл понял, что находится все в том же зловонном подвале. При включенном свете он оказался обычным винным погребом, где в три ряда стояли девять огромных бочек, а он, привязанный к деревянной опоре, удерживавшей всю конструкцию, сидел на дрябленьком стуле. По мере адаптации зрения к слабому освещению стало ясно, что он здесь не один. В дальнем углу возле бочки находилось три человека, оживленно беседовавших между собой на непонятном для него французском. Тот, что стоял ближе всех, был высок ростом и широк в плечах. По сломанному носу можно было сделать вывод, что он бывший боксер. Двое же других, судя по всему, были братьями-близнецами, или вполне возможно, что у Карла до сих пор двоилось в глазах.
— Jean, il est revenu a soi, — крикнул здоровяк.
Из приоткрытой двери первого этажа послышались шаги, и вскоре на лестнице появился Жан.
— Ну и как поживает наш нацистский дружок? — надевая на ходу боксерские перчатки, поинтересовался он.
— Что здесь происходит? — задал вопрос Карл, на который уже и сам практически знал ответ. Иллюзия о том, что он оказался связанным из-за своей несдержанности, мигом улетучилась.
— Сейчас я попитаюсь это тьебе разъяснить, — Жан дал команду, и оба брата, зайдя за спину, крепко прижали его к стулу.
— «И все-таки их двое».
— Эй, что вы собираетесь делать? — добавил он вслух.
— А ти, что, еще не `поняль, чертов кольбасьник? — Жан еще раз вытянул руку, поправляя правую перчатку. — Ти мне не поверишь, но в тридцать восьмом году я `заняль третье место на чемпионате Франции по боксу в полутяжелом весе.
— Я тебе верю…
— Этого мало. Мне би хотелось, чтобы ти это прочувствовал.
— Но постой…
Больше говорить ему не пришлось, так как Жан с чувством «благородной» ярости стал месить его, как боксерскую грушу. Уже после третьего или четвертого удара Карл почти полностью потерял координацию, и его увороты стали больше походить на хаотичные конвульсии. А после восьмого или девятого попадания, которое показалось восьмидесятым или девяностым, в глазах вновь потух свет.
* * *
Ведро ледяной воды быстро напомнило о том, что он еще жив. От резкого движения Карл чуть не сломал стул, к которому был привязан, — так неприятно было возвращение в реальность. Напротив него стоял здоровяк и, склонившись над головой, что-то говорил, но Карл ничего не слышал, как тогда, в самолете.
Здоровяк обернулся к Жану и, получив одобрение на свой вопрос, с довольной улыбкой помчался наверх.— «Наверное, за вторым побежал». Сознание все интенсивнее возвращалось в израненное тело, отдаваясь адской болью в левом виске.
Между тем на лестнице вновь появился здоровяк. Карл не ошибся, он действительно бегал за водой. И сейчас, с идиотской улыбкой и ведром наперевес, несся обратно к нему.
— Не надо, мне уже достаточ…
Слова явно прошли мимо ушей здоровяка, так как с содержимым ведра Карл встретился, еще не договорив всю просьбу до конца.
— А-а-а.
Вода была такой ледяной, что от ее будоражащего действия он снова стал слышать. А когда через какое-то время его кожа немного акклиматизировалась к этому холоду, то даже почувствовал небольшое облегчение — головная боль слегка притупилась.
— Ну что, очухался? — подойдя с ковшом в руке, поинтересовался Жан, — на, хлебни.
В ответ Карл лишь отвернулся. Это был единственно возможный протест, который он мог позволить в своем положении.
— Ти посмотри, какие ми гордые, не хотим пить наше вино, — Жан обернулся и что-то произнес по-французски. Его компания дружно заржала.
— Ти пойми меня, — Жан поставил рядом стул и, сев на него, обнял Карла за плечи, — ти ведь на самом деле мне очень нравишься. Особенно после того, как тьебя стукнуло. — Его довольный смех разнесся на весь погреб. — Ти мне веришь?
— С трудом.
Жан еще раз перевел дружкам последний диалог, вызвавший у них бурю эмоций и кучу реплик в адрес Карла.
— Ти их здорово рассмешил, мне редко удается у этих остолопов выдавить улыбку.
— Это я успел заметить. Только и делают, что ржут, как кони…
Жан опять засмеялся, но переводить не стал.
— Что вам от меня нужно?
— Нам, от тьебя? Да ровним счетом ничего, — произнес он, потирая щетинистую щеку. — Я просто преподал урок правильного тона, чтобы навсегда отбить у тьебе желание путаться с чужими женщинами.
— Ты это про кого?
— Про Мелен.
— Вы что, на этой почве с ума все посходили? Идиотизм какой-то. С одним чуть в автомобильную аварию не угодил, другой похитил и мутузит, как боксерскую грушу. Слушай, я твою Мелен видел всего два раза в жизни. Так что…
— Нет, это ти послушай. Мелен — моя жена. И ти с ней спал. Так что мьеня совершенно не интересует, помнишь ти это или делаешь вид, что ничего не помнишь. В любом случае, я выбью из тебя эту дурь…
— И давно? — негромко прозвучал знакомый женский голос, от которого даже собутыльники Жана замолчали.
На лестнице, облокотившись на деревянные перила, стояла Мелен и каким-то сквозным взглядом буравила спину Жана.
— Что именно, дорогуша?
Изображая на лице спокойствие, Жан обернулся и, довольно улыбаясь, пошел ей навстречу
— Наше с тобой супружество?
— С того самого момента, как ми стали компаньонами.
Звонкий смех Мелен эхом разнесся по всей галерее, отчего самодовольство Жана мигом улетучилось, уступив место растерянности и злости от собственного бессилия.
— Что ты наделал, идиот?
По-видимому, Мелен была не в курсе последних событий и теперь, наблюдая случившееся, даже на какое-то время потеряла дар речи. Моментально придя в себя, она отодвинула в сторону Жана и, быстро подойдя к Карлу, продолжила разнос, но уже на французском.
Под все нарастающим шквалом упреков Жан все больше терял терпение и теперь, меряя шагами подвал, готов был сорваться в любую секунду. Мелен же, продолжая пилить псевдосупруга, смочила платок остатками воды в ведре и принялась протирать лицо Карла, прикладывая его то к левой брови, то к носу, откуда, судя по алым пятнам, все еще шла кровь
— Что, любовничка пожалела, хочешь выглядеть красиво? — Жан по-прежнему ходил от бочки к бочке, изображая тигра в клетке. — Не будь лицемеркой…
Он подошел вплотную к Карлу и, слегка отодвинув Мелен, обратился к нему.
— Ти знаешь, молокосос, из-за чего она мне здесь сцену устроила?
— Замолчи, ты пьян.
— Нет, почему же, он имеет на это право.
Мелен, швырнув платок в ведро, отошла в сторону.
— Ее разозлило то, что я слегка переусердствовал.
Жан снял со стены небольшое, покрытое плесенью зеркало и показал его Карлу. То, что отобразилось в нем, заслуживало внимания спортивного комментатора, работающего на «боях без правил», так как лицо выглядело похлеще, чем когда он впервые его увидел. Левая бровь была сильно рассечена. От нее тянулся след запекшейся крови, прерывавшийся возле скулы. В районе виска была здоровенная шишка, по-видимому, и послужившая следствием потери сознания. Ну, а что касается носа, то, увеличившись в два раза, он делал своего обладателя похожим на вурдалака, или еще на какую-то сказочную нечисть. — «Наверное, я был без сознания довольно долго, раз остановилось кровотечение».
— Ну как, нравится? — отвлек его от созерцания своей внешности голос Жана. — По глазам вижу, что да. Я мастер своего дела.
— Это точно, не каждый настоящий мужик отважится выйти один на один с человеком, привязанным к стулу.
Слова Карла попали в самую точку. К тому же Мелен наградила своего псевдосупруга еще одним презрительным взглядом.
— Я только питался сберечь наше имущество. Потому что если бы ми его не привязали, то он переломал би все бочки к чертовой матери, когда летал по нашему погребу.
— Я почему-то именно так и подумала.
— Только не надо на меня так вот смотреть. Свои фокусы можешь показывать кому угодно, только не мнье. Нашлась здесь дева Мария, — Жан повернулся и опять начал мерить шагами погреб. А потом, резко остановившись, обратился опять к Карлу.
— Чуть не забил рассказать самое главное, — он посмотрел на Мелен взглядом победителя, после чего продолжил. — Ти думаешь, она о тьебе сейчас беспокоилась? Нет, она испугалась, что когда найдут твой труп, то твои дружки из гестапо не поверят, что это ограбление. И у нас, по ее словам, будут проблемы. Не так ли, дорогуша?
В погребе воцарилась гробовая тишина. Карл никак не мог прийти в себя после услышанной новости, которая возымела больший эффект, чем все предыдущие ведра с водой, вместе взятые. Только сейчас он, наконец, осознал, что с ним происходит. Его пленители давно прошли точку возврата, и он для них превратился в ненужного свидетеля, которому и жить-то осталось всего ничего. Единственное, что ему не до конца было ясно — почему?
— Ну все, хватит, мне надоели твои выходки.
Мелен решительно подошла к Жану и, перейдя на родной язык, выдала что-то такое, что явно не предназначалось для ушей Карла. Так что теперь он стоял, как нашкодивший гимназист, одаривая Карла взглядом, в котором были и ненависть, и презрение, и какая-то издевка.
— Забирай своих собутыльников, чтобы я тебя больше не видела… Пока не протрезвеешь.
Тон Мелен был непререкаем, и после небольшого замешательства Жан дал дружкам команду, после которой те быстро удалились.
— Что ты на меня так смотришь? — обратилась она к Карлу, когда наверху захлопнулась дверь.
— Не думал я, что ты такая…
— Какая? Ну, договаривай. Сука, стерва? Или как-то покрепче?
— Как-то покрепче.
Мелен засмеялась.
— О-о-о. Я узнаю прежнего Карла. Этот взгляд и манеры.
Она взяла стул и села напротив него.
— Ты не против, если я закурю?
— Против.
— Спасибо, — произнесла она, прикуривая дамскую папиросу и в какой-то своей неповторимой манере бросая огарок спички в ведро.
— Ну, раз ты все знаешь, нам будет даже легче.
— Я не думаю
— Это почему же?
— А ты догадайся.
Продолжая смотреть в глаза, она положила руку ему на плечо и приблизилась почти вплотную. Карл не выдержал и отвернулся.
— Ты знаешь, в любом случае я всегда могу позвать Жана, который найдет способ развязать тебе язык. Он ведь когда-то был боксером. Ты ведь в курсе?
— Неужели вы думаете, что это все вам сойдет с рук?
— Об этом я уже давно не думаю, я в этом полностью уверена.
— Да, это почему же? Когда мы уходили из твоего «борделя», нас, кроме твоих посетителей, среди которых было много немецких офицеров, видели Рихард и этот как его там. — Карл запнулся не в состоянии вспомнить имя «поляка», — В общем, это и не важно. Твоя визитная карточка с адресом побывала в руках почти всех офицеров авиабазы. Так что отвертеться тебе будет довольно трудно.
— Позволь мне с тобой не согласиться. Твои друзья вряд ли что-то вспомнят после такого похмелья, так что свидетели из них не получатся. Что же касается всего остального, то я совершенно не собираюсь скрывать тот факт, что мы ушли вместе. Я даже скажу, что мы провели чудесную ночь. А рано утром ты ушел обратно в часть. Потом найдут твой труп без документов и начнут искать убийц, а ими могут оказаться кто угодно. Или бродяги, или члены Сопротивления, а может те два олуха, что так кстати ко мне приставали и с которыми ты чуть не подрался.
Мелен, встав, подошла к столу, находящемуся за бочками, о существовании которого он даже не догадывался.
— Ведь убьют тебя вот этим, — в ее руке появился обычный немецкий штык-нож, имевшийся у каждого солдата и, соответственно, достать который не составляло никакого труда. — Вот так вот, дружок.
По спине пробежал холодок, и Карл невольно отвернулся при виде орудия своего убийства. В этот момент он даже позабыл о боли. Мысли путались одна за другую, разжигая в голове всепоглощающий хаос.
— Ну что замолчал, настроение пропало?
— Оно у меня пропало еще до твоего прихода, — Карл набрал в грудь воздуха для того, чтобы следующие слова произнести как можно убедительнее. — В вашем плане есть маленький изъян.
— Где именно?
— Мне незачем рано утром уходить от тебя, если мы провели чудесную ночь. Ведь у меня увольнение до девяти вечера. Тебе не поверят.
Мелен на секунду задумалась, затем, бросив нож на стол, не торопясь, направилась к Карлу.
— Ты прямо настоящий Шерлок Холмс. Жаль будет убивать такой талант.
— Так ты не убивай.
— Не могу, милый. Так надо.
— Кому надо?
— Ты задаешь слишком много вопросов, ответы на которые тебе совсем не пригодятся в твоей недолгой жизни.
— Надо жить настоящим моментом, а не заоблачными далями.
— Особенно, если эти дали не светят в твою сторону… Ты меня уговорил, мы убьем тебя вечером.
— Премного благодарен.
— А чем ты, собственно говоря, недоволен? Я к твоей никчемной жизни прибавила еще один день. За это благодарить надо.
— Большое вам спасибо, — Карл опустил голову, изображая поклон. — Премного благодарен еще раз. Но возникло еще одно «НО».
— Какое? — похоже, что его упорное нежелание «умирать» начинало действовать ей на нервы.
— Если вы меня убьете вечером, то любой врач сможет определить, что избили меня задолго до смерти. Опять возникнут вопросы, и их будет ничуть не меньше.
— Ну, спасибо, — теперь уже она поклонилась. — Если бы не твои советы, нам пришлось бы туго.
— Не сомневаюсь.
— Но знаешь, — она на секунду задумалась, — есть выход и из этой ситуации. Тебя вообще никогда не найдут. Мы убьем тебя так, как и планировали, и умирать ты будешь так долго и мучительно, что расскажешь нам все… А свое алиби я придумаю позже.
Как тебе такой вариант? И если ты думаешь, что у меня будут проблемы, то ошибаешься. Ты даже не представляешь, какие знакомые у меня есть среди ТВОИХ соотечественников.
— «Да, хороший выход, ничего не скажешь. Надо искать новый путь».
— Я думаю, что все это лишнее. Я и так все расскажу, — добавил он вслух. — Но только при одном условии.
— Ты все расскажешь безо всяких условий. Вопросы здесь задаю только я, и если ты этого до сих пор не понял, то сейчас снова побеседуешь с Жаном.
— И тебе даже не интересно, что это?
— Нет, — она потянулась к карману и достала еще одну папиросу. — Извини, Карл, но мы не сможем сохранить тебе жизнь. Таким мерзавцам, как ты, не место на этом свете.
— Неужели он был такой сволочью?
Мелен прекратила покусывать мундштук папиросы и повернулась в его сторону. На ее лице уже не было той ожесточенности, как раньше. Скорее, это был взгляд усталости и снисхождения.
— Он был? Что за странная манера общения? Ты не спятил часом, если говоришь о себе в третьем лице.
— Я уже давно спятил, и ты один из моих кошмаров.
— Ну, спасибо, оказывается я виновата в том, что ты стал таким подонком.
— Ты меня не поняла, я об условии. Я не это имел в виду.
— А что же тогда?
— Во-первых, мне нужны доказательства того, что ты принадлежишь к Сопротивлению, а во-вторых…
— Достаточно и первого. Я тебе ничего не собираюсь доказывать. Это сделает Жан, когда покончит с тобой. А что касается всего остального.
— Ты мне дашь договорить? Или мне тебя постоянно придется перекрикивать? Тебе это, насколько я понимаю, нужно не меньше, чем мне.
— Ты это про что?
— О второй половине своей просьбы.
— Дорогой, не надо блефовать, ты не в том положении. У меня мало времени.
— Я буду краток. Меня интересует, что вы вместе с Этьеном Жоме со мной сделали?
— Как ни находчиво, но тем не менее очень глупо.
— Что глупо?
— Да все глупо. Взять хотя бы то, как ты пытаешься выкрутиться. Ты, наверное, забыл, что я самая большая хитруля в этой округе и тебе со мной не сравниться.
— А я и не собираюсь. К тому же, к своему качеству хитрости можешь смело добавить еще несколько. Например…
— Все, моему терпению пришел конец. Жан, иди сюда.
В ответ на ее призыв никто не откликнулся, только где-то наверху послышалась едва уловимая возня, затихшая раньше, чем смолкло эхо.
— Я вижу, ты так и не понял, во что влип. Ну, ничего, сейчас мы твой гонор поубавим, заблеешь, как ягненок. Куда ты там делся, черт тебя побери? Жан!
Дверь отворилась, но на пороге стоял не Жан, а один из близнецов, который, судя по качающемуся силуэту, еле стоял на ногах. Мелен обратилась к нему по-французски и после невразумительного ответа выдала такую тираду, которую можно было понять даже без перевода.
— Вот пьянь, — выкрикнула она вслед исчезнувшему из вида близнецу.
— Тебе не идет браниться. Когда ты ругаешься, вся твоя красота…
— Хва-тит, — произнесла она по слогам. — Твои уловки здесь не пройдут. Неужели ты до сих пор этого не понял? И выкинь из головы иллюзию, что между нами были какие-то чувства, потому что к тебе, кроме отвращения, я не испытываю ничего. Ты меня интересовал только как объект работы…
— Можешь в этом меня дальше не убеждать, ведь к тебе я испытываю примерно то же самое, хотя, ненависти, может, чуть меньше. Ну, а что касается других «чувств», то, боюсь, у меня просто не хватило бы силы воли полюбить такую стерву, как ты.
— Да? А на эту дурочку из госпиталя силы воли, значит, хватило? Ну ничего, мы не дадим ей стать женой военного летчика. Овдовим еще до замужества. Что замолчал? Удивлен, что нам так много известно? Все время нахождения в госпитале мы за тобой внимательно следили.
Сделав короткую паузу и воспользовавшись его замешательством, она продолжила свой допрос.
— Скажи, кому ты про нас сообщил, и я обещаю, что все закончится безболезненно.
Фраза «безболезненно», мягко сказанная Мелен, вызвала в сознании Карла образ пыточной камеры, от чего его даже слегка передернуло.
— О чем? Я никому ничего не говорил.
— Ты надо мной, что, издеваешься? Или думаешь, я такая доверчивая дура, что поверю этой дешевой игре в невинность и наигранному изумлению? Если хочешь знать, ты сам подписал себе смертный приговор. Вызывая тебя на встречу, я совершенно не собиралась делать всего этого, — она обвела взглядом погреб.
— Ты сам во всем виноват. Неужели ты надеешься, что я поверю в амнезию после того, что ты выдал вчера в баре?
— И что же такого я там выдал?
— Один вопрос об Этьене стоит того, чтобы отдать тебя в руки Жана. Как ты о нем можешь помнить, если у тебя амнезия?
— Но я все могу объяснить.
— Да? А то, что весь вечер намекал мне на связи с англичанами, как объяснишь? Или об этом ты тоже не забыл по счастливой случайности?
Карл совершенно зашел в тупик. — «Ну как ей теперь объяснить, что я всего-навсего нес пьяную ахинею? Правды хочешь? Да узнай ты эту правду, и моя отсрочка до вечера будет тут же аннулирована».
— Что замолчал, ты ведь хотел все объяснить? Не стесняйся.
— Хорошо, я все тебе расскажу. Да, я действительно все помню…
После слов Карла Мелен заметно преобразилась. Ее лицо посветлело, а глаза загорелись, как у старателя, нашедшего в толще земли золотой самородок.
— Я действительно все тебе врал насчет того, что ничего не помню, — я все помню. Но эти воспоминания вряд ли пригодятся в поисках истины, потому как в моем прошлом нет никого из тех людей, с которыми сейчас приходится общаться. Ни тебя там нет, ни меня нынешнего, это чужие воспоминания, и они не принадлежат Карлу Маеру. Но я знаю кое-что такое, что произойдет совсем скоро, и думаю, это должно тебя заинтересовать…
— Ты что, все-таки сдал нас в Гестапо?
От ее неожиданного вывода Карл слегка опешил. У него в голове почему-то сразу всплыл фрагмент фильма «Семнадцать мгновений весны», когда Борман, допрашивая Штирлица, сказал: «Вот я сейчас отвернусь, а вы Штирлиц возьмете и тюкните меня чем-нибудь тяжелым по голове».
— Почему ты молчишь? Чему улыбаешься?
— Вашей глупости, мадам… Ты вообще слушала, что я говорил? Если бы я кому-то что-то сказал, то тебя давно бы уже арестовали. Причем, если не месяц назад, то уж точно сейчас. Мне кажется, ты и сама это понимаешь, только признавать не хочешь.
Мелен начала медленно приближаться, внимательно вглядываясь в его лицо. Слабая лампочка не давала должного освещения, поэтому ей пришлось подойти почти вплотную.
— В таком деле, как наше, надо всегда быть начеку и, поверь, уж лучше лишний раз перестраховаться, чем потом волосы на голове рвать.
— Вы, я так понимаю, за мной не только в госпитале следили, но уже и в полку. Кто вам там помогал, Отто?
Мелен начала заразительно смеяться.
— Вот ты даешь, а еще меня глупой называл, — она никак не могла успокоиться. — Нет, это был не Отто, а совершенно другой человек. И его имени я тебе не скажу, даже будучи полностью уверена в том, что как человек чести ты унесешь эту тайну в могилу. — Теперь ее смех стал походить на истерику.
— Ха-ха-ха, как смешно.
— Если бы сейчас ты видел себя со стороны, то тоже бы посмеялся. У Отто было точно такое выражение, когда он пришел после вашего разговора. — Ее смех начинал выводить Карла из себя, к счастью, она с ним практически справилась, продолжив говорить. — Он, кстати, на тебя очень похож. Такой же индюк надутый, полный бредовых нацистских идей.— Последние слова она произнесла уже с холодным спокойствием. — Ну, больше с тобой мне разговаривать не о чем. Значит, он был прав, — размышляла она вслух. — Это и к лучшему, меньше будет хлопот.
— Ты это о ком?
— Тебе это знать не обязательно.
Подойдя к столу, Мелен взяла пачку дамских папирос и, положив их в карман, направилась к выходу.
— Я думаю, мы с тобой уже не увидимся, ведь мне придется весь день провести на людях, чтобы не вызывать подозрений. А что касается тебя, то скоро проснется Жан, который задаст тебе пару вопросов, на которые ты так не хотел мне отвечать. Советую ему не противиться, а то будет только хуже. Ну вот, вроде и все. Прощай. Я надеюсь, ты попадешь в ад.
— Постой, — окриком остановил ее Карл, пытаясь ухватиться за спасительную соломинку. — Ты знаешь цыганку по имени Мария?
— А если даже и знаю, что тогда?
— Разыщи ее и поговори. Она должна тебе все объяснить.
— Что же она может мне объяснить? И вообще, я не понимаю, что общего между вами? К тому же, если мне не изменяет память, ее давно уже нет в городе.
— Она здесь, мы только вчера с ней случайно познакомились. Тебе-то она расскажет точно больше, чем мне…
— Расскажет что?
Мелен была на распутье. Ему явно удалось заинтриговать ее.
— То, что она не стала говорить мне.
— Что ты за бред опять несешь? Я ничего не понимаю.
— Когда я шел к тебе на встречу, то заблудился, и мне пришлось останавливать прохожих. Тогда-то я и наткнулся на нее. У нас был очень странный разговор…
— В этом нет ничего странного, — прервала его Мелен, — ведь она и сама немного того.
— Мне тоже сначала так показалось, но она очень напомнила мне одного человека. Да и меня она вроде узнала, — Карл опять не знал, что говорить. Сказать правду казалось таким абсурдом, который мог только все усугубить.
— В общем, это она рассказала о Жоме.
— Что именно она тебе рассказала?
— Собственно говоря, ничего определенного. Она только сказала, что он единственный, кто может помочь мне, а когда узнала, куда я иду, добавила, что ты нас можешь свести, потому как вы знакомы.
— Вот старая корова… В чем? В чем он тебе может помочь?
— Поговори сперва с ней, тогда мне проще будет все объяснить. Я ведь могу только догадываться, что случилось на самом деле… Но все это так абсурдно, что, боюсь, ты мне не поверишь и сочтешь полоумным.
— Ничего страшного, от этого твоей репутации не убудет. Давай рассказывай, или я пошла.
— Я настаиваю, чтобы ты сперва поговорила с Марией.
— Ты не в том положении, чтобы настаивать. Я уже говорила, что.
— Да, я знаю, жить мне осталось до вечера, — Карл перешел почти на крик. — Но ты можешь мне хоть раз поверить?! Если я, зная о своем будущем, только и прошу, что поговорить с одним-единственным человеком, от слов которого зависит моя жизнь. Я точно знаю, что ты причастна к тому, что произошло со мной месяц назад. Так что, как бы ты там не относилась к Карлу Маеру, ты просто обязана… слышишь, обязана поговорить с Марией.
Мелен сейчас чем-то напоминала посетителя «бродячего цирка уродцев», который, попав в него за символическую плату, увидел свинью с крыльями. Вот она бегает, довольно виляя хвостиком, потом порхает под куполом гигантского шатра. При желании можно подойти поближе, чтобы, почесав за ушком, услышать счастливое хрюканье. Но даже и сейчас вы не можете поверить своим глазам, несмотря на то, что это «чудовище», продолжая довольно сопеть, потирается о вашу ногу, словно домашняя кошка. Нет, это не может убедить вас в том, что все это происходит на самом деле. Потому что «СВИНЬИ НЕ ЛЕТАЮТ».
— Нет, этого не может быть. Все это полный бред.
Мелен повернулась и решительно пошла в сторону лестницы. Ее взгляд стал сосредоточенным и каким-то отрешенным — будто она мысленно улетела далеко-далеко из этого грязного, вонючего подвала. — «Неужели Жоме был прав, и КОРИДОР действительно существует!?»
— Так ты поговоришь с ней? — с последней надеждой прокричал Карл.
— Я подумаю.
— У меня нет времени ждать, пока ты будешь думать.
— Прекрати устраивать истерики. Если я сказала, что подумаю, значит, подумаю. А своими воплями ты ничего не изменишь.
На самом деле Карл мог отдать руку на отсечение, что в своих суждениях Мелен была менее категорична, нежели пыталась показать на деле. Но ее умение скрывать эмоции заставляло сомневаться в собственной убежденности.
— Это все равно ничего не значит. Я никогда не поверю ни единому твоему слову, и Мария тебе не поможет,— Мелен остановилась, еще раз что-то обдумывая. — А как ты в таком случае объяснишь свою болтовню за столом по поводу англичан?
— Я очень, очень давно не пил, к тому же это лечение. — Он перевел дух, пытаясь собраться с мыслями. — А вчера я признаюсь. Да, напился как сапожник и всю вторую половину вечера помню с трудом. Из чего допускаю, что мог нести какую-то чушь. Но это было не нарочно. Да и вряд ли кто-то воспринял мои слова всерьез. Остальные ведь тоже были не лучше.
— Почему все мужики, когда приходит время отвечать за свои грязные проступки, всегда ссылаются на то, что слишком много выпили? Девушка забеременела. А ее суженый заявляет, что он был пьян и ничего не помнит. При этом обвиняя ее в измене и обрекая жить одну на пособие, — Мелен все так убедительно говорила, что Карл почувствовал себя в шкуре того негодяя, которого непонятно зачем привела она в пример. — Пришел муж пьяный домой, — не унималась она, — избил жену ни за что, а потом кается: «Извини, котик, я был пьян и ничего не помню». Каждый раз одно и то же. У вас, что, не хватает фантазии придумать что-то умнее?
— Но я действительно был сильно пьян.
Мелен застыла в какой-то странной позе прямо на пороге двери. В ее глазах снова читалась ненависть.
— Ладно, «дон Жуан», отсыпайся, чтобы потом не говорил, будто и сейчас пьяный и не отдаешь отчета в том, что говоришь. А я потом еще загляну.
Дверь хлопнула, и тут же погас свет, погрузив погреб в кромешную темноту. После недавних событий окружающая обстановка казалась очень зловещей, но заботило его другое. Мелен отсюда ушла разгневанной, и теперь в любой момент мог последовать приказ пустить его на удобрение местных виноградников. Тогда-то он, точно как в песне поется, «скоро станет молодым вином».
— «Что хотел, то и получил». — Карл вспомнил то, о чем думал, когда лежал в госпитале. — «Хорошие я связи наладил с местным Сопротивлением. Лучше и не придумаешь».
Тело потяжелело, и он почувствовал, как проваливается в небытие. Обычно человеку трудно ощутить грань между сном и явью, сейчас же все было иначе. Гипнотическая усталость, словно парализовав тело, не давала пошевелиться. Впрочем, ему и не особо хотелось, ведь за той гранью, что уже можно было ощутить, находилось спокойствие, тишина и, самое главное, избавление от жуткой головной боли, становившейся просто невыносимой.
* * *
Он сидел в раскладном кресле под старой яблоней, что росла на их дачном участке под Выборгом, и наблюдал за тем, что происходит на улице. Там соседский пацан, которому было не больше шести лет, сидя на корточках, колотил по трупу задавленной на дороге кошки. Судя по всему, бедное животное совсем недавно отдало богу душу, потому как из ран продолжала сочиться кровь, увеличивая бурое пятно на пыльной поверхности дороги. — «Интересно, а почему я не заметил, как это произошло? Ведь уже давно здесь сижу. Странно…».
Между тем, малыш с усердием дятла продолжал долбить по голове мертвой твари, превращая ее содержимое в алое месиво. Наконец не выдержав, Андрей окликнул его, решив остановить это кровавое безумие.
— Что ты делаешь?
— Орехи колю, — малыш, довольно улыбнувшись, поднял вверх окровавленную палку. — На, попробуй. Они вкусные…
Запустив руку в раскуроченое чрево, он извлек кусок печени.
— Нет, спасибо, — поспешил отказаться Андрей.
— Ну и зря.
Малыш еще раз кивнул, угощая «деликатесом», после чего отправил содержимое руки себе в рот. К горлу подкатил ком. Андрей отвернулся в сторону, чтобы его не стошнило, и, к своему удивлению, вместо привычного пруда за оградой увидел открывшуюся панораму Лиговского проспекта. Ошибки быть не могло.
— «Вон и Мос-бан виднеется вдали».
— «Может, сбегать прогуляться, пока не проснулся? Ведь время есть». — Не торопясь поднявшись, он направился к забору. Но осуществить задуманное не удалось. Впереди возникла вспышка всепоглощающего белого света, который, двигаясь на него, пожирал все на своем пути. Пытаясь предотвратить неизбежное, он откинулся назад, но было уже слишком поздно.
* * *
Слабый свет лампочки, развесив по стенам силуэты винных бочек, вырвал из приятного забвенья «прошлой жизни». Факт появления света свидетельствовал, что в скором времени предстояла встреча, которая ввиду последних событий вряд ли сулила ему что-то хорошее.
За дверью послышался шорох, и через несколько мгновений с тихим скрежетом открылось зарешеченное окно мышеловки. Данный пережиток прошлого был этаким средневековым глазком, продолжавшим служить по прямому назначению по сей день.
— Эй, кто там? Может, вы меня развяжете, а то рук совсем не чувствую.
«Гости» проигнорировали слова Карла, продолжая соблюдать тишину, нарушаемую лишь легким перешептыванием на непонятном для него французском. Они предусмотрительно не включили в коридоре свет, оставаясь неразличимыми, серыми тенями на темном фоне, так что все его попытки разглядеть что-либо так и остались тщетными.
— Принесите хотя бы воды, ужасно пить хочется.
Ответом на просьбу был скрежет закрывающегося окошка и выключение света. Голоса в коридоре сначала перешли на крик, а после того, как что-то разбилось, и вовсе cтихли.
— Спасибо за свет, он мне как раз сильно мешал. И за воду тоже спасибо. Чтоб вы там все сдохли! Сколько можно надо мной издеваться?
Карл дернулся, но от этого стало только хуже. Тупая боль ударила по рукам, впившись свербящим зудом в те места, где они были туго перевязаны веревкой. Неожиданно вместе с болью пришло спокойствие, которого он так ненадолго лишился. Благо, через несколько минут она отступила, растворившись где-то в свинцовой отечности рук.
— «Вот так гульнул. Такого застолья удалого у меня еще ни разу не было. И вряд ли когда-то будет. Впрочем, у меня теперь много чего не будет…».
Пытаясь привести мысли в порядок, он осознал, что головная боль отступила. Определенно, отдых пошел ему на пользу, оставив в голове только легкий гул с этим дурацким чувством пустоты. Единственное, что его беспокоило, это смутные воспоминания о недавнем сне, казавшемся по прошествии времени еще более бредовым. За все время, проведенное здесь, лишь один раз ему снился кошмар, но это было скорее исключением из правил, потому как во сне ему везло значительно больше, нежели в реальной жизни. Если этот ад вообще можно было так назвать.
Вспыхнувшая спираль лампочки вновь наполнила комнату блеклым светом, а заскрипевший засов возвестил о прибытии нового посетителя, которым, конечно же, оказалась Мелен. Не теряя времени на излишние церемонии, она быстро спустилась по лестнице и, сев напротив Карла, закурила дамскую папиросу.
— Ну что, я выполнила твою просьбу. Теперь твоя очередь.
Ее поведение казалось довольно странным. Определенно, она не только нервничала, но даже, как показалось Карлу, была слегка напугана. За все их недолгое знакомство он впервые видел ее такой. До этого ему казалось, что некоторые области ее мозга, отвечающие за эмоции, попросту атрофированы.
— Не тяни время, у нас его и так нет.
— «Да, определенно, она не в себе».
— Это ты с ней за мной наблюдала. Что она сказала?
— Ничего особенного. Она просто ненормальная. Раньше я это только подозревала, а теперь в этом полностью уверена. Я не знаю, что ты ей сделал, но в погреб она отказалась спускаться категорически. А под конец и вовсе закатила истерику.
— Но что-то конкретное она рассказала? Ты даже не представляешь, как это важно.
— Она сумасшедшая, а ты скоро станешь мертвым. И если сейчас же не закончишь препираться, то я уйду и последним, кого ты увидишь перед смертью, будет…
— Все, все, хорошо, — сдался Карл. — Я тебе все расскажу. Только для начала хочу предупредить. То, что ты сейчас услышишь, может показаться не совсем реальным… Но как бы то ни было — это чистая правда и если ты дашь высказаться до конца, я все объясню. Единственно, — он сделал небольшую паузу, ища нужное слово, — обосновывать придется тебе самой. Потому что причины ты наверняка знаешь лучше меня.
— Ладно, как-нибудь разберусь. Ты давай начинай, только без премудростей.
— Я не Карл Маер.
— Неплохое начало. Что дальше?
— В его теле я нахожусь чуть больше месяца. С момента того боя, в котором ЕГО чуть не сбили.
— Его? — Мелен как-то странно засмеялась, при этом начав аплодировать. — Вы только послушайте. ЕГО.
От этой ее реакции Карлу стало немного не по себе.
— Ты обещала, что дашь высказаться.
— Я ничего тебе не обещала, — Мелен швырнула в импровизированную пепельницу в виде ведра очередной окурок, после чего, подкурив новую папиросу, продолжила. — Ты думаешь, нас можно так вот легко одурачить? Узнал о сумасшедшей цыганке, специально к ней послал, а теперь чушь тут городишь. Ну, учти, у вас этот номер…
— Замолчи, — прокричал Карл, не зная, как заставить ее слушать. — Неужели так трудно молча послушать десять минут, не перебивая? Я не заставляю тебя мне верить. Я просто прошу выслушать. А о доле доверия ко мне ты будешь судить, когда я закончу.
Его слова, наконец-то, возымели действие. Мелен заметно остыла и стала выглядеть намного спокойней. Карл же от счастья еле сдержал улыбку. — «Все идет как надо, только спокойствие, и она твоя. Правду она знает лучше меня. Просто не хочет в нее верить. Ей надо помочь. И тогда я буду спасен».
— Все произошло в тот день 29-го мая.
